Иноземец глава 28

Анатолий Половинкин
ГЛАВА XXVIII
ДЖИМ И РЭЙ
 Солнце клонилось к западу, наступал вечер. Глядя, как небо окрашивается в алый цвет, Брент произнёс:
 - А знаешь, ты прав. Снизу, действительно, всё кажется иным. Вот я сижу сейчас с тобой в этом заброшенном доме, и мне страшно. Меня, наверное, уже и искать перестали, но это не меняет дела. Я никогда не испытывал такого страха, находясь в небе. Нет, конечно, было страшно временами, но никогда ещё страх не прокрадывался так глубоко в душу, не хватал тебя своими ледяными руками за горло. А сейчас я испытываю именно такой страх. И я начинаю тебя понимать. Я представляю, как на твоих глазах происходят все эти вещи. Ты видишь изуродованные тела, искалеченных людей, слышишь их проклятия в свой адрес. Это ужасно, верно. И я уже давно понял, что война ведётся не столько против режима Милошевича, сколько просто ради политики, ради захвата территории.
 - Ты всё это понял, и продолжал участвовать в этом? – с укором произнёс Хейли.
 - Да, продолжал, - спокойно ответил Брент. – Я не оправдываю политику нашего государства, но я всего лишь винтик в этой системе. Я никогда не считал себя виновным в этом. Просто не думал об этом, а делал свою работу.
 - А я вот так не смог. Я тоже пытался заставить себя мыслить так, как мыслишь ты, но у меня ничего не вышло. Я по-прежнему считал виновным себя. Не знаю, я, наверное, другой человек, по-иному мыслю.
 - Каждый человек индивидуален, – подтвердил Брент. – Не бывает двух людей, которые бы мыслили абсолютно одинаково, как бы не совпадали их убеждения. Так уж устроен человек.
 - А что же будет с Сербией? Что станет вообще с этой страной, с этим народом?
 Брент пожал плечами.
 - НАТО всё равно добьётся своего. Ты это знаешь не хуже моего. Оно же не остановится ни перед чем.
 - И тебе не страшно за человечество?
 Брент вздохнул.
 - Если вдуматься, то, конечно, страшно. Но, ты знаешь, проигрывает всегда та страна, в которой народ недоволен своей властью. Коммунистический режим всегда был режимом тирании, а тирания рано или поздно рушится. Так и здесь. Многие из югославов жаждут избавления от режима Милошевича. И они надеются, что это избавление принесём им мы. Поэтому мы выиграем эту войну. Но, единственное, чего не понимают люди, это того, что избавление не может прийти извне, оно возможно только силами собственного народа. Приход силы извне всегда будет означать переход из одного рабства в другое. А страна, которая не способна благоустроить своё население всегда будет обречена. Её будет ждать гибель, либо от собственных рук, либо от нашествия извне.
 Хейли слушал эту печальную истину, и был согласен с ней. Он снова почувствовал отчаяние.
 - Есть ли вообще на земле место, где люди не убивают друг друга, не желают друг другу зла, да и вообще живут мирно и счастливо?!
 - Таких мест нет, - с мягкой твёрдостью произнёс Брент. – Человек так устроен, что он просто не может жить иначе. Утопия не может существовать на земле, да и нигде вообще в этом мире. Всё это лишь мечта, миф, о котором люди мечтают, но который не могут воплотить в реальную жизнь, да и не хотят вовсе.
 Они снова замолчали, и глядели в окно, за которым сгущались сумерки.
 - Я должен помочь тебе выбраться отсюда, - сказал Хейли.
 Брент криво улыбнулся.
 - Да не говори ты глупости. Как ты можешь мне помочь? Ты и сам здесь балансируешь на краю пропасти.
 - Я достану тебе гражданскую одежду. В ней ты не будешь заметен. В таком виде ты сможешь добраться до консульства.
 Брент взглянул на Хейли, в его глазах появилась надежда.
 - Спасибо, Рэй, ты всегда был мне настоящим другом, - тепло сказал он.
 - К тому же у тебя есть рация. Ты мог бы попробовать связаться с базой.
 - Нет, - покачал головой Брент. – Радиосигнал тут же перехватят, надо выбираться так.
 - Тогда я пойду добывать одежду.
 Хейли поднялся на ноги и выглянул в окно, осматривая пустую улицу.
 - Жди меня здесь.
 Хейли спустился вниз и вышел из подъезда. Брент остался один. Лишь только сейчас он заметил, что держит в руках пистолет. Он до сих пор не выпускал его из рук. Да, страх смерти был велик.
 Мог ли он в полной мере осознать, представить себе, что чувствовал Хейли, пройдя через весь этот ад? Навряд ли. Прав был Рэй, с высоты всё кажется каким-то игрушечным, ненастоящим. Совсем иное дело оказаться здесь внизу, когда за тобой ведётся охота.
 Верил ли он Хейли, верил, что тот пошёл искать для него гражданскую одежду? Может быть, он пошёл к солдатам, для того, чтобы выдать его местоположение? Да нет, бред всё это. Если бы Хейли хотел бы его сдать, он бы привёл солдат ещё тогда, когда увидел, как он скрывается в этом подъезде.
 А вдруг он хотел его завербовать? Что если Хейли стал агентом сербской разведки. Пытался привлечь Брента на сторону сербов, а когда увидел, что дело не вышло, решил его сдать?
 Стоп, это уже похоже на паранойю. Ещё немного Джим, и ты сойдёшь с ума, сказал сам себе Брент.
 Хейли вернулся часа через два. Он был один, и нёс с собой большой пакет.
 - Ты здесь? – спросил он Брента.
 Брент сглотнул, и лишь только сейчас заметил, что его лоб покрыт холодным потом.
 - Вот, - сказал Хейли, усаживаясь на пол и разворачивая пакет. – Я принёс тебе одежду.
 Хейли достал из пакета рубашку, куртку и брюки.
 - Держи. – Он протянул всё это Бренту. – Ты есть хочешь?
 - Было бы неплохо. – Даже в темноте Брент увидел, что Хейли улыбается. Вслед за одеждой тот достал завёрнутые в полиэтилен продукты; хлеб, колбасу и консервы. За продуктами последовала свеча. Хейли зажёг огонь.
 - А нас не увидят с улицы? – с опаской покосился на окно Брент.
 - Не волнуйся, здесь полно бродяг и бездомных. Знаешь, сколько людей лишилось жилья из-за этих бомбёжек?
 Брент принялся нарезать хлеб и колбасу, делая бутерброды.
 - А ты? – спросил он Хейли.
 Тот отрицательно качнул головой.
 - Нет, спасибо, я сыт.
 Брент принялся уплетать. Насытившись, он благодарно посмотрел на Хейли.
 - А ты снова летаешь? – спросил Хейли. – Как тебя встретили, после той трагедии?
 Брент равнодушно пожал плечами.
 - Я рассказал всё, как было, ничего не утаивая. Поначалу меня хотели отдать под трибунал. Ведь я старший по званию, и не имел права поступать подобным образом. Я не имел права угрожать тебе оружием.
 Брент помолчал.
 - Потом меня помиловали, а твой поступок объявили изменой.
 Брент взглянул на Хейли, наблюдая за его реакцией. Но лицо Хейли осталось бесстрастным.
 - Все считали, что ты попал в плен, и скоро сербская армия объявит о твоём пленении. Думали, что за тебя запросят выкуп. Но сколько не ждали, ничего подобного не дождались. Тогда решили, что ты убит, и про тебя забыли.
 - Выходит, я теперь числюсь мёртвым?
 - Пропавшим без вести, что, в конце концов, одно и тоже.
 Брент вздохнул.
 - Ну а мне снова дали самолёт, и пустили в небо. Правда, я очень сильно просил. Но я никак не мог себе простить, что ты погиб из-за меня. Каким же грузом это всё лежало на мне. Теперь, даже если я и погибну, то умру с лёгкой душой.
 - Нет, - возразил Хейли. – Никто из нас не умрёт с лёгкой совестью. Слишком много жизней мы сгубили, слишком много калек и сирот после себя оставили. Не будет у нас спокойной совести.
 - Ты что, стал верить в загробную жизнь? – спросил Брент.
 - Не знаю. Мне пытались внушить веру в Бога здесь, в Сербии. Они христиане, но не думаю, что им это удалось убедить меня.
 - Я тоже христианин, ну и что с того. Никто ведь на самом деле не верит в загробную жизнь, и в воздаяние за дела свои. Люди лишь пытаются убедить себя и окружающих в этом, но сами не верят.
 - Не знаю, - задумчиво произнёс Хейли. – По-моему это довольно сложный вопрос. На него нельзя ответить однозначно ни да, ни нет.
 - Возможно.
 Брент принялся перебирать одежду, принесённую ему Хейли.
 - А как ты выбрался на базу? – спросил Хейли.
 - Очень просто, за мной выслали поисковую группу. Она меня и подобрала. Больше ничего. Когда будем выбираться отсюда?
 - Подождём рассвета. Ночью мы можем вызвать подозрение, если нас заметят.
 Брент принялся переодеваться. Когда он сменил одежду, то Хейли показалось, что теперь он стал совершенно непохож на пилота НАТО. Впрочем, в тусклом свете свечи можно было и ошибиться.
 - Ну, так как, ты идёшь со мной? – Брент пристально посмотрел на Хейли. Тот втянул голову в плечи.
 - Я подожду. Ведь мне что оставаться здесь, что возвращаться на базу, всё одно – смерть.
 - Нет, Рэй, если ты добровольно вернёшься, тебя поймут. Скажи, кем тебя считают здесь?
 - Большинство считают меня дезертиром.
 - Вот видишь. Даже если тебя и оставят на свободе, если сербское правительство тебя помилует, то всё равно, ты для них навсегда останешься всего лишь дезертиром, человеком без родины, без надежды. Ты будешь презираем всеми. К тому же, всё равно НАТО введёт сюда войска. Скоро президентские выборы в Югославии, и Милошевича, наверняка сместят с поста. А если сместят, то это будет означать, что на его место придёт лояльный к нам человек. В любом случае, тебя, рано или поздно выловят, и тогда тебе придётся гораздо хуже, чем при добровольной сдаче. Ну, может быть, ты сумеешь убежать заграницу, но ты всё равно будешь скитальцем до конца своих дней. Так и будешь чувствовать себя дезертиром и предателем.
 - А кем меня будут считать на базе, если я вернусь? – спросил Хейли. – Разве не дезертиром? И какое может быть ко мне снисхождение? Разве мне будет пощада?
 - А почему бы и нет? Будучи здесь, разве ты поднимал оружие против войск содружества? Ты сбивал наши самолёты, совершал набеги на базу?
 - Нет.
 - Ну, вот видишь, значит, у тебя есть надежда.
 Хейли задумался.
 - Нам говорили, будто мы миротворцы, - медленно произнёс он. – Какое лицемерие, какая наглая ложь! Какие же мы миротворцы, если несём простым людям столько горя?
 - На войне по-другому и не бывает. Нельзя выйти из неё с чистыми руками. Многие солдаты сходили с ума, пройдя через войну. Но войны неизбежны, так устроено человечество. И победитель всегда будет прав. Он всегда будет прославляем, сколько бы он невинной крови не пролил.
 - Но ради чего всё это? Ради чего нужны все эти жертвы? – воскликнул Хейли.
 - Ради политики. Всё это политические игры. Люди, обладающие гигантской властью над миром, передвигают нас как марионеток, преследуя свои цели, почти всегда нам непонятные.
 Ночь тянулась бесконечно долго. И Хейли и Брент пытались уснуть, но лишь впадали в короткую дремоту. Слишком много всего произошло, и слишком много ожидалось от завтрашнего дня.