Я вот что скажу: насчёт коридоров – это сущие выдумки! А меня песком по глазам как шарахнет! На колени падаю, глаза болят, вокруг ветер, земля тёплая под ногами плавает… Ты, мудак, куда ехал, я тебя спрашиваю? Ой, чёрт, там же женщина была. Да смотрю я разве, женщина, не женщина, если у неё все стёкла тонированные?
Показалось, что холодает. Я поднялся с колен, огляделся вокруг воспалёнными газами: пустыня. Такая мелкопесочная, серонебая, а в целом светлой охры. Пошёл я, значит. Песок – дрянь, в ботинки засыпается, ступни колит. То ли холодно, то ли жарко – не разобрать. Ветер, собака, дует, а с какой стороны – попробуй, пойми.
Час иду.
Пить хочу, но какая тут вода? Снял ботинки, пошёл босиком.
Два иду.
Ни мошки! Ни верблюда!
Только я хотел залечь в песок и умереть, как вижу – что-то впереди замаячило. Я напрягся, побежал через силу, и, спустя пол часа, увидел следующее:
Старенький письменный стол со свечами, чернильницей и бумагой, а за ним маленький человек в креслице. Меня не замечает, пыхтит себе под нос, выводит что-то на листке гусиным пером.
- Эй, извините!
Ноль внимания, представьте. Я поближе подошёл, задел его за плечо.
- Простите, где тут ближайшая автострада?
Он обернулся: рожа чёрная, носик вздёрнутый, глаза нахальные.
- Фу ты, чёрт! – вырвалось у меня.
- Ну, я.
- Да иди ты…
- Это ты иди. Тебе же прямо по коридору, ты почему налево пошёл?
А голосок тоненький – чиновничий.
- Проблем на мою голову! Бумага-то при себе?
- Какая бумага? – окончательно растерялся я.
- Ну, свидетельство! Ты же у меня в другой графе! Распишись тут.
И чёрт принялся совать мне какой-то листок. Я только тут рога заметил под его чернющей гривой. Маленькие такие рожки, намёк, а не рожки.
- Ни под чем не подпишусь!
- Или свидетельство, или расписывайся! Ну! У меня в отличии от тебя, время не резиновое!
- Эт почему у меня резиновое? Попрошу не хамить! У меня день по минутам расписан!
- Ах, брось. Есть же когда сифилис лечить.
- Какой сифилис?
- Ну как? Танька-то?
Я где стоял, там и сел. Да я же и лица её не помню!
- А тебе и не обязательно, – мерзко улыбнулся чёрт.
- Слушай, а где я сейчас? – спросил я.
- Тяжёлой случай… - пробурчал черт, и, сняв телефонную трубку набрал номер.
- Угу. Да. Свидетельства нет, представьте! Он тут каким образом? Вы его, собственно, как пропустили? Не проходил??? У меня в графе значится что он – ваш! Значит, не ваш… Но какой смысл? Слабость, сифилис, язва желудка, депрессия, неврозы, аллергия! Дела хотя бы с одним из этих диагнозов Судом не рассматриваются! Угу… угу… Будет сделано.
Чёрт вздохнул недовольно, и повернулся ко мне с суровой миной.
- Ты зачем бабу подрезал? У меня же отчёт.
- Да она же педали путает! Да если бы я не подрезал, да я бы под грузовик!
- Именно! Именно под грузовик, и прямо по коридору! Я теперь куда тебя вносить должен?
- Так это что же получается, я помер что ли?
И я стал ощупывать своё лицо.
- Вроде того, угу.
Я вскочил.
- Да я же! Да вот он я – же! Да что же… Да как же?..
- Не трепыхайся. Все семь за неделю! Тебя как угораздило? Да ещё сюда припёрся!
- Слушай, ты меня отпусти. У меня завал на фирме – во!
- А я то тут при чём? Не моё дело, - сказал чёрт, а затем добавил в сторону: разгневался на дороге, сволочь…
- Я? Да ведь Люська беременная! А эта едет как!...
- Да помолчал бы про Люську. Она, если тебе интересно, так-с, - и чёрт с интересом взглянул на старые наручные часы, - через восемь минут аборт сделает. Вот у меня в «чистой» графе под девятнадцатым номером Иванов покабезымянный Эдуардович.
Я прислонился спиной к широкой ножке стола, и вытянул ноги. Ветер засыпал их песком, а чёрт, не переставая, что-то царапал в своём журнале, и отвратительно скрипело гусиное перо.
«Какая-то дрянь болит в ноге… Телефон! Телефон! Телефон!» - это было первое, что пришло мне в голову, после того, как я увидел белый больничный потолок.
Октябрь, 2007