Мой друг Володя

 
Позвонил мне как-то давний знакомый. Когда-то, еще в советские времена, работали мы вместе в одной проектной конторе. Особой дружбы между нами тогда не было; трудились мы в разных отделах и почти не общались друг с другом: разве что только по профсоюзным делам.

В девяностых годах, без всякого шума и каких-либо обсуждений, ликвидировали наше, не ахти как преуспевающее, учреждение; сотрудники разбежались кто куда, а мы, с моим бывшим коллегой, оказались одногодками пенсионного возраста, и проблема трудоустройства стала для нас почти неразрешимой.

 В шестьдесят лет мне казалось, что я силен и полон энергии, а моя квалификация и опыт бесценны. Но вот руководители приватизированных или создаваемых частных предприятий такого мнения не разделяли. Ни состояние моего здоровья, ни мой профессионализм, их не интересовали. Управляющие всякими компаниями и молодые предприниматели, которым едва исполнилось чуть более двадцати с лишним лет, сами не тянулись к излишним знаниям и не мучили своих подчиненных: какое-либо образование вообще, а тем более, высшее, не считалось таким уж необходимым для современного бизнеса.

 В соответствии с потребностями руководителей строилась и кадровая политика. Быстрого успеха в коммерческой и производственной деятельности добивались длинноногие молодые женщины с красивыми фигурами и накрашенными ресницами. Пользовались определенным спросом и юноши с чувством юмора и умением производить хорошее впечатление. Для этого требовался клубный пиджак карминового или алого цвета и умение без запинки пользоваться принятым тогда у деловых людей лексиконом, а именно такими словечками, как «менеджмент», «консалтинг», «откат», «кинуть» или «замочить». С представителями «уходящего мира», к которым относились мы с моим коллегой, работать им было не то, чтобы не интересно, но как-то неудобно: к старшим по возрасту приходилось обращаться на «вы». Но самое главное, нормальному общению мешала старческая заторможенность, ссылки на какие–то загадочные «снипы» и постоянное бурчание по поводу того, что так делать нельзя, не положено или вообще запрещено.

Естественно, что мы, с моим бывшим сослуживцем, почти не имели шансов найти работу по специальности. Может быть, по этой причине каждый день мы созванивались и обсуждали возможные варианты трудоустройства. Со временем, правда, нашлось дело и для каждого из нас – реже стали и телефонные звонки. Но привычка обмениваться новостями осталась: под Новый год и в День строителя мы неизменно поздравляли друг друга и вызнавали заодно обо всех произошедших переменах.

А тут вдруг мой знакомый меня озадачил:
- Слушай, сдается мне, ты в тунеядцы, как раньше говорили, записался. Жену к тёще погостить отправил, а сам бездельничаешь. А подзаработать не хочешь? Я сейчас тружусь в одной фирме. Чем занимаюсь, не так важно. Но вот мой шеф поручил мне найти на пару месяцев репетитора для его сына. Ну, не то, что репетитора, а скорее наставника. Мальчишке только девятнадцать, а хозяин его уже своим заместителем назначил – он души в пацане не чает, спит и видит, что тот продолжит его дело. Сам понимаешь, что у наследника ни образования, ни жизненного опыта. Надо как–то его кругозор расширить. А ты ведь и офицерскую жизнь знаешь, и преподавателем был, и спортом когда-то занимался. Даже собственный бизнес имел. Я о тебе сразу и подумал. Короче, завтра в девять за тобой приедут и отвезут к хозяину. Там все и узнаешь. А я тебе сегодня ещё после работы позвоню, поясню, что к чему.

Вечером я располагал уже почти полной информацией об обязанностях, которые мне предстоит выполнять. Ничего особенно обременительного я в них не нашел, а предварительно озвученная оплата – пятнадцать тысяч рублей в месяц – меня вполне устраивала. Тем более, что заниматься наставничеством надо было всего три часа в день.

По словам моего знакомого, акционерное общество «Строймодуль», где он проработал больше года, процветало. Глава фирмы, в прошлом комсомольский деятель, неизвестно каким способом сделал себе многомиллионное состояние и создал солидное предприятие по производству металлического профиля, кровли, панелей типа «сэндвич» и еще многих изделий, необходимых для входившего в моду сборного строительства. Человек вполне незаурядный, в чем–то даже оригинальный, отличался он крутым характером, разгильдяйства не терпел, дневал и ночевал на своем заводе. Лишних людей не держал, требовал безраздельной отдачи от подчиненных, но платил за добросовестный труд достаточно щедро. При всем том вёл себя очень скромно, избегал публичности и не выносил пустой болтовни.

До сего времени он единолично и вполне успешно руководил фирмой, но тут вдруг решил, что пришло время приобщать наследника к семейному делу: взял он сынка к себе в заместители. В воспитательных целях прилюдно обращался к сыну строго официально, хотя очень его жалел и оберегал: мальчик еще в детстве выпал из коляски и повредил себе позвоночник. К счастью, инвалидом не стал, но с тех пор хорошим здоровьем не отличался, рос болезненным и слабым. Естественно, что родительская любовь пролилась на него полным потоком: его баловали и во всем ему потакали. Учеба в школе давалась ему нелегко, но к чести родителей, они его и не очень понуждали. Тем не менее, аттестат о среднем образовании он своевременно получил и, не без родительского участия, стал студентом университета. Но отцу хотелось большего, и он был готов на всё, ради подготовки сына к роли хозяина промышленного предприятия.

На следующий день, ровно в девять часов, раздался телефонный звонок, и я услышал в трубке мальчишеский голос:
- Николай Иванович? Это Володя говорит. Я приехал за Вами. Можно я не буду подниматься в квартиру, чтобы не тратить время? Вы выходите, у подъезда увидите «Mitsubishi Lancer Evolution», это моя машина.

Сверкающий лаком и никелем красный седан с тонированными стеклами невозможно было не заметить. Из машины, навстречу мне, вышел черноголовый худенький мальчишка в алой шелковой тенниске, полотняных летних брюках и узконосых туфлях, плетеных из белой кожи. На бледном лице выделялся прямой тонкий нос и выразительные черные глаза. Со скромным достоинством юноша открыл дверь автомобиля и пригласил меня занять место в салоне:
- Это Вы Николай Иванович, да? Меня зовут Володя, я заместитель Сергея Александровича. Он прислал меня за Вами. Устраивайтесь в кресле поудобнее, сейчас поедем.

Сидение, в котором я, кое-как, умостился, оказалось узким, каким–то жестким и абсолютно некомфортным. Но мне ничем не хотелось омрачать первое знакомство, и я заверил водителя, что чувствую себя в его машине очень хорошо.
- Николай Иванович, папа при всех зовет меня Владимиром Сергеевичем, а я его тоже по имени отчеству. Но я никак не привыкну к отчеству. Поэтому обращайтесь ко мне на «ты» и называйте просто Володей. Хотя в паспорте у меня записано совсем другое имя.

- Как другое? Ты что, секретный агент, что ли?
- Нет, просто при рождении меня назвали Варданом. А какой я Вардан? Я родился в Краснодарском крае, армянского языка не знаю, и в Ереване был один раз в жизни. Папа возил меня туда, чтобы показать свою родину. Мне там ничего не понравилось.

- А твой папа что, в Армении родился? У него ведь русское имя.
- Так он тоже не хочет, чтобы его настоящим именем называли. Он, вообще - то, Саркис Ашотович. Вы не подумайте чего, он патриот и гордится тем, что армянин. Но говорит, раз мы живем в России, то не должны ничем выделяться. А на предприятии у нас работают почти одни армяне и все, в основном, наши родственники. Всего двое или трое чужих. Например, Ваш знакомый. Он у нас, как бы распорядитель по территории, - смотрит, чтобы машины все ставили на свои места, следит за порядком, мусор убирает, цветы поливает.

 Для меня эта новость была совершенно неожиданной. Говорил Володя на хорошем русском языке и без акцента. Внешность его можно было назвать примечательной и даже красивой, но ничего такого, что, безусловно, выдавало бы его национальность, я не заметил.

Мне приходилось раньше служить в армии или работать вместе с армянами в разных коллективах. По большей части это были интеллигентные и ответственные люди, ничего худого я от них не видел, а некоторые обычаи и особенности поведения, присущие кавказцам, вызывали только уважение. Но развал Союза, образование независимых национальных государств, какие–то слухи о притеснении русских в бывших наших республиках, разговоры о засилье иммигрантов на Кубани, - всё это как–то настораживало.

 Я уже пожалел, что согласился на встречу с Володиным отцом, но отказываться было поздно. На всякий случай я воздержался от эмоций и попробовал сменить тему разговора:
- Володя, ты не гони так. Здесь скорость ограничена и «гаишники» обычно в кустах сидят, добычу поджидают.
- Да Вы не беспокойтесь. Менты меня не останавливают. Они уже по машине видят, кого трогать нельзя. На прошлой неделе я ехал из Новороссийска, смотрю, палками машут. Я удивился, ладно думаю, остановлюсь, послушаю, чего они хотят. Что такое, спрашиваю, нарушил чего-нибудь? А они мне: да то мелочь, Вы извините, мы ещё такой машины не видели, можно мы салон и приборную доску посмотрим?

- А что, таких машин в крае больше нет?
- Есть ещё одна, в Адыгее, у зятя ихнего президента. Машина дорогая, моя сорок семь тысяч баксов стоит: сидения кожаные, кондиционер, везде автоматика, одна резина тысяч на пять потянет. У молодежи столько денег нет, а богатые старики такие машины не покупают. Она же не ездит, а летает. Вот, смотрите, чуть прижал газ и скорость сто двадцать. Даже звук мотора не изменился.

- Эй - ей – ей, чуть потише! Ты, я вижу, водитель опытный, но всё же не Шумахер. Да и ему, заметь, заранее соломку на крутых поворотах подкладывают: покрышки или какие-то матрасы. А ты когда водить машину научился?
- Да я с детства вожу. Ещё когда мы бедные были, все ездили только на «Нивах» и «девятках», папа меня сажал за руль. А права мне на день рождения дядя Арменак подарил. Я и не знаю, где этому учат. Правила движения мне папа объяснял и его водитель Норик. А опыт быстро приходит, надо только больше ездить. И, в случае чего, с ментами поменьше разговаривать, чтобы не нагрубить. Папа говорит, людей никак обижать нельзя. Лучше всё уладить добром – денег дать и всё такое.

Десять минут пролетели незаметно, наш спортивного вида автомобиль миновал знак «Конец города» и мы оказались на широкой, почти свободной от транспорта, междугородной автомагистрали. Володя нажал на педаль газа, сила бешеного ускорения вжала меня в сидение, придорожные кусты и деревья слились в сплошную серо зеленую полосу. Казалось, что до этого момента наш автомобиль не двигался, а стоял на месте и только сейчас вдруг рванулся с места. Не успел я оценить ходовые качества «Mitsubishi», как мой водитель сбросил газ и начал плавно тормозить.

- Все, приехали. Мотор всё же двести восемьдесят сил, в два раза мощнее «Волги»! – Володя явно гордился своей машиной и радовался ей, как любимой игрушке. Похоже, что ему нравилось чувствовать себя всезнающим и вполне взрослым человеком. - А вот и наш завод. Сейчас развернусь, и я Вам всё покажу и расскажу.

Слева, на некотором удалении от трассы, тянулся выкрашенный глянцевой краской серо–голубой забор из металлического профиля. Поверх него, где–то на высоте трех метров, аккуратной спиралью пролегала блестящая колючая проволок. Мы въехали на подъездную дорогу, ведущую к центральному входу. Нас, видимо, заметили: бесшумно поднялся автоматический шлагбаум и, вслед за ним, раздвинулись створки механических ворот. Навстречу, прихрамывая, выбежал какой-то человек, который энергично размахивал руками, указывая нам место парковки. Я узнал его – это был мой знакомый – он приветливо и, как–то даже подобострастно, улыбался нам.

Внутреннее пространство двора представляло большую асфальтированную площадь, на которой стояло несколько дорогих иномарок. Ярко выделялись недавно политые цветы на хорошо ухоженных клумбах, опоясывающих по периметру всю территорию. Тротуар, выложенный цветной плиткой, вел к одноэтажному зданию модульного типа: стеновые панели, металлопластиковые окна и двери. Вдоль фасада выстроились рядком молодые березки. Строение, выполненное в бело-синем цвете и крытое металлочерепицей, выглядело нарядно и современно – как на рекламной картинке.
Площадь заканчивалась у высокого здания из серебристого металлопрофиля с небольшими окнами под самой крышей. Оттуда, из-за закрытых ворот пятиметровой высоты, доносилось приглушенное «уханье» – будто работал механический молот или мощный пресс. Бросалась в глаза непривычная для завода чистота - нигде ни пылинки, ни соринки.

- Это наш офис, здесь кабинеты всех начальников и бухгалтерия. Дальше главный цех. – Володя нажал кнопку стеклоподъемника, отчего все боковые стекла автомобиля одновременно опустились. А мой «гид», довольный производимым впечатлением, продолжил ознакомительную лекцию. – Там пресс, краны, всякие станки, участок по окраске. Но папа мне не разрешает туда заходить, говорит, что лакокраска вредна для здоровья.

- А сколько у вас здесь рабочих?
- Много, но я точно не знаю. Есть ведь ещё и гараж, и охрана. Обед в столовой готовят на пятьдесят человек. Видите, дорога поворачивает – она идет к гаражу и столовой. А скоро начнём здесь разливать минеральную воду. Там, за главным корпусом, пробурены две скважины и оборудование уже установлено. Курортный институт дал на воду заключение. Осталось только оформить какие – то документы. Папа говорит, что мы будем иметь на этом тысячу процентов прибыли. Вы не знаете, как это? Если бы мне сказали, сколько нам будут платить за воду каждый день или каждый месяц – тогда всё ясно. А так, в процентах, я не понимаю.

- Володя, чтобы в этом разбираться, надо знать экономику. Мы с тобой займемся этим в свое время.
- Да я только так, для интереса, спросил. Я экономию не люблю. Как продать воду и проценты посчитать, пусть лучше папин заместитель по экономии голову ломает. Он, правда, не армянин, а русский, Рубинчик Яков Иосифович. Вот уж умный, всё знает. Мы его даже учиться на какие-то курсы в Москву посылали.

Володя поставил машину на отведенное ему место, вышел сам и помог выбраться мне – салон и кресло японского чуда, видимо, не были всё же предназначены для людей моего возраста и комплекции. Тут подоспел и мой знакомый распорядитель по двору, весело нас поприветствовал и пошутил:
- Ну что, Владимир Сергеевич, как Вам новый наставник? Он когда–то был чемпионом области по боксу, так Вы смотрите, не балуйте. Учтите разницу в весовых категориях. Не обижайтесь, это я так, для юмора. Пойдемте, я Николая Ивановича шефу представлю.

Но Володе что-то в этом предложении не понравилось: он нахмурился и отчетливо, как бы с некоторым вызовом, провозгласил:
- Не надо Вам никуда ходить, я сам могу к Сергею Александровичу зайти.
Поднялись по мраморным ступенькам, Володя впереди, я за ним. Кабинет главы фирмы меня впечатлил. Просторный, светлый, со вкусом обставленный дорогой офисной мебелью он был напичкан самой современной оргтехникой: мощный компьютер, телекс, плазменный телевизор и много ещё чего, что должно было обеспечить комфортное бытие хозяина на своем рабочем месте. На стене картина маслом: старинная, по виду средневековая, армянская церковь в горах. На рабочем столе в рамке под стеклом цветная фотография обнимающихся президентов России и Армении.

 Сам Сергей Александрович выглядел очень молодо; с первого взгляда бросалось в глаза его сходство со своим сыном – только черты лица погрубее, телосложение помощнее и густые, когда-то чёрные кудри, не могли уже скрыть обильную седину. Он поздоровался со мной за руку и пояснил, что завод сдан в эксплуатацию совсем недавно: до этого они имели цех в городе, который сейчас реконструируется под гостиницу с рестораном.

- Но это для общего сведения, перейдем к главному – Вашей работе с Владимиром Сергеевичем. Расскажите, как Вы себе это представляете.

Я был готов к этому вопросу, так как загодя набросал что-то вроде программы обучения. Достал свою записку и принялся, было читать. Но, похоже, мой новый шеф не любил долго кого-либо слушать. Он прервал меня:

- Всё, мне ясно. Задачу Вы поняли правильно. Я хочу, чтобы Владимир Сергеевич немного разобрался в документообороте и в бухгалтерском учете – на уровне общих понятий. Надо объяснить ему, как складываются цены, что такое трудовой кодекс, как пишутся деловые бумаги и составляются договоры. Но всё это в разумных пределах, делать из него академика не нужно. Он ведь в университете учится, там пусть набирается глубоких знаний. А нам надо, пусть в минимальном объеме, но быстро. Чтобы понимать, что делается на производстве, да грамотно мне помогать. Так что Вы его не очень напрягайте. Заниматься будете в его кабинете с девяти до двенадцати. По пятницам к нему приезжает преподаватель по риторике, в этот день Вы свободны.

Сергей Александрович протянул мне довольно плотный конверт:
- Ваша зарплата за два месяца, можете не считать, всё точно. По результату я выдам премию. Больше Вас не задерживаю, принимайтесь за работу.

Во время нашей беседы Володя не проронил не слова. Мы вышли из кабинета, и мой подопечный указал мне на соседнюю дверь:
- Николай Иванович, заходите в мой офис, там для Вас стол и кресло поставлены. А я на минутку вернусь к Сергею Александровичу и, сейчас же, приду.

Обстановка Володиного кабинета мало чем отличалась от той, что видел я у его отца. Не было только картины в раме и фотографии на столе: о вкусах молодого хозяина свидетельствовали развешенные на стенах яркие плакаты с рекламой иностранных автомобилей. Не успел я их рассмотреть, как подошел и сам юный заместитель директора. Мне показалось, что глаза его повлажнели и как–то неестественно блестели. Володя, видимо, был чем–то расстроен:

- Николай Иванович, а может, мы сегодня не будем заниматься? Я сейчас скажу, чтобы нам принесли кефир и булочки. Папа всегда в девять часов так завтракает. Ну, не завтракает, а придерживается режима. Завтракает он всегда дома, ещё до работы. А в десять часов ему приносят фрукты: груши, сливы, виноград или чего нибудь ещё. Я вообще–то ничего такого не кушаю, но вместе с Вами буду, папе это понравится.

- Володя, мы не можем не заниматься. Сергей Александрович мне за это деньги уже заплатил и обещал премию.

- Так он меня сам выбил из колеи. Они с мамой не понимают, что я совсем один и у меня ни друзей, ни просто хороших знакомых нет. А все родственники, которые у нас работают, только сюсюкают или подлизываются. Я всего месяц как стал папиным заместителем, а меня уже тошнит от их притворства. А Ваш знакомый, самый противный подхалим. Я Вам потом про него расскажу.

Володя изобразил деловую озабоченность и стал звонить куда-то по телефону. Там долго не поднимали трубку, но, в конце концов, ответили. Молодой хозяин распорядился мягко, но достаточно уверенно:
- Дядя Харен, Вы теперь приносите и нам, как Сергею Александровичу, кефир, фрукты и ещё… Ну, чай там, кофе, булочки… Нас двое, мы с Николаем Ивановичем у меня в офисе работаем. Обедать? Нет, мы не будем… Мы в двенадцать уже должны уезжать.

- Володя, это всё, конечно, ты хорошо придумал, но давай поговорим о деле. Начнем с того, как работает любое предприятие. Разберем, зачем нужна бухгалтерия, техотдел и всякие другие службы.
Не теряя времени даром, я принялся объяснять на наглядных, как мне казалось, примерах, функции служб и главных должностных лиц. Мой ученик явно заскучал и, по происшествие часа, не выдержал:

- Николай Иванович, я это и сам со временем всё узнаю. Пойдемте, я лучше пруд покажу. Отдохнем чуть–чуть, а потом расскажете мне, как деловые письма писать. Папа хочет, чтобы я этому быстрей научился.
Мне показалось, что я утомил будущего хозяина фирмы: перерыв, пожалуй, был необходим.

Володя повел меня в обход производственного корпуса. А там, за ним, располагался небольшой пруд, по которому плавали две пары лебедей. Дальний берег водоема скрывался под зеленой прохладой развесистых ракит, а с нашей стороны было сооружено нечто вроде набережной с низким гранитным парапетом и двумя дубовыми лавочками.

Моё восхищение живописным уголком природы обрадовало заместителя директора, как ребенка:
- Здесь раньше просто лужа какая–то была. А папа распорядился почистить и устроить зону отдыха. Нравится здесь? Вы пока посидите, а я сейчас, мигом, одно только дело сделаю.

Володя вернулся через несколько минут и не один. Следом за ним тащился низкорослый и абсолютно лысый армянин почтенного возраста в белой поварской куртке с подносом, накрытым накрахмаленной салфеткой. Нетрудно было догадаться, что это и есть дядя Харен, которому юный наследник недавно давал указания по телефону.

Повар вежливо поздоровался и поставил поднос на скамейку:
- Я решил вам прямо сюда падать, кушайте на здарове, что хатите. Здес булочки свежи, кефир, кофе. Фрукта принесу, када Владимир Сергевич скажет. А сичас пабежал, у меня на кухне многа делат нада.
Перерыв наш затянулся. Володя никак не торопился в свой кабинет. Да и в самом деле, закусывать на свежем воздухе, пить кофе и болтать на отвлеченные темы, конечно, приятнее, чем забивать головы производственной чепухой.

- Николай Иванович, я ведь почему расстроился. Из всех людей мне больше всего нравятся звери. А здесь, когда ещё стройка велась, приблудилась собака, хорошая такая. Прикормилась при столовой, да так и осталась. Потом двух маленьких родила. Я и кормил их, и играл с ними. А этот Ваш знакомый всех троих тайком на живодёрню отправил. Папе потом жаловался, что они клумбы пачкали, землю рыли и, вообще, от них зараза могла быть. Теперь я Сергея Александровича прошу, чтобы разрешил мне собаку породистую купить, а они с мамой ни в какую.

Я почувствовал в этих словах искреннее желание юноши иметь верного друга, которого можно было любить за бескорыстную преданность и который, в свою очередь, нуждался бы в хозяйской ласке и заботе. Как-то неожиданно стало жаль мне Володю, такого благополучного, устроенного, ничем, вроде бы, не озабоченного и такого одинокого…

- Ну что же, родителям виднее, как поступить. Ты на них не обижайся, отец ведь для тебя ничего не жалеет.
- Да, денег-то им для меня не жалко. Папа мне сначала на день рождения «Мерседес» новенький подарил, а у того на другой день стеклоподъемник заело. В автосалоне, конечно, всё исправили, но отец сказал, что после ремонта это уже не машина. Хотя какой там ремонт, так, пустяк. Но я «Мерс» и не хотел, Сергей Александрович сам выбирал подарок, меня не спросил.
- И куда же вы потом «Мерседес» дели?
- Продал его папа и спортивный «Митсу», о каком я мечтал, купил. Это единственный случай, когда родители меня послушали. Во всём остальном меня ни о чем не спрашивают, будто я кукла игрушечная.

- Ну, всё, довольно болтать, продолжим работу. Давай поговорим о деловом письме. Вот тебе надо купить десять тонн металла. Иди в кабинет и подумай, как обратиться, например, на металлобазу. А я через пять минут подойду, и мы твоё письмо обсудим.
Володя справился с заданием в срок и к моему приходу листок писчей бумаги уже лежал у меня на столе. Я прочитал вслух:
- Мы хотим купить у вас 10 тонн железа. Подпись: заместитель директора Оганов.

Стало ясно, что заместителю директора Оганову, иными словами Володе, никогда раньше не приходилось сочинять что-либо в эпистолярном жанре. Пришлось начать с критики:
- Володя, железо–это химический элемент, а твой завод работает с металлом. Металл бывает разных марок и размеров, разной технологии изготовления. Желательно указать, для чего и какой именно требуется металл. Надо было также написать, должен ли вам продавец вам его доставить или вывезете своим транспортом. Поскольку товар будет заводом оплачен, положено, чтобы, кроме тебя, заказ подписал и главный бухгалтер. Давай переделаем письмо.

Мои замечания не понравились сыну хозяина:
- Николай Иванович, я не понимаю, зачем папа хочет, чтобы я сочинял письма. Мне это совсем не нравится. У нас ведь полно работников, которые должны знать, какой металл им нужен. Вот пусть они и пишут письма. А если не умеют, то их надо уволить, а новых принять.
- Наверное, Сергей Александрович хочет, чтобы ты освободил его от рутинной работы. Ему ведь приходится проверять и подписывать все письма. Это отнимает много времени. А ты быстро научишься и легко с этим справишься.
- Ну, если так, тогда давайте сочинять новое письмо.

Удивительно, но уже через час, ознакомившись с некоторыми образцами деловой переписки и написав с моей помощью несколько посланий на разные темы, Володя научился вполне внятно излагать в письменном виде суть дела. Это стало для него открытием:
- Я теперь знаю, как управлять делами, могу проверять всю переписку и правильные письма давать Сергею Александровичу на подпись! А потом, когда побольше узнаю, буду и сам подписывать!

Заместитель директора, исполняющий по совместительству и обязанности хозяйского сына, не замедлил поделиться своей радостью с главой фирмы. Любящий отец был очень доволен успехами своего отпрыска. На радостях Сергей Александрович разрешил нам первое занятие закончить, а на прощание не удержался от хвастовства:
- Ну, вот, Николай Иванович, убедились, что Владимир Сергеевич в меня пошёл? Всё, что к бизнесу отношение имеет, на лету схватывает! Вы его так и продолжайте обучать: больше внимание делам, которые у него хорошо получается.

В этот день Володя отвёз меня домой и уехал, как он сказал, на заправку.
На следующее утро никто мне не позвонил, но когда я вышел во двор, знакомый «Mitsubishi» уже стоял у подъезда. Володя, одетый во всё черное, услужливо открыл мне дверцу автомобиля и, после того, как я устроился на правом сидении, почти бесшумно тронулся с места.

- Володя, а чего это ты сегодня в трауре? Случилось что?
- Нет, мне вчера сказали, что чёрный цвет мне к лицу. А вот Вас, Николай Иванович, можно спросить? Вам какие девушки больше нравятся? С белыми волосами или чёрными?
- Ну, ты и вопросик задал! В моём возрасте девушек не только не выбирают, о них даже не думают. А чего это тебя вдруг заинтересовало?
- Да интересно мне просто. Вы ведь когда -то лётчиком были, девушки к Вам тогда, небось, так и липли?
- Ой, Володя, я с женой тридцать пять лет прожил, что в молодости было, уже и не помню…

- А мне вот русские девушки нравятся. А папа с мамой хотят, чтобы я женился на армянке. Они меня месяц назад в Ростов свататься или, как это говорится, на «смотрины» что ли, возили. Там папин знакомый, с которым они когда–то в комитете вместе работали, живет. Он армянин, сейчас начальник, всей городской торговлей командует, а дочка на следующий год школу должна закончить. Мне она не понравилась, да и жениться я не хочу.

- Володя, а в каком комитете твой папа работал?
- А я почём знаю, он как молодость начнет вспоминать, так одно и то же говорит всегда – вот у нас в комитете, вот у нас в комитете… А никакого комитета уже давным-давно нет. Если хотите знать, его начальство где-то в Ереване. Ему когда-то армянское правительство дало деньги, чтобы начать здесь бизнес, а теперь отец каждый месяц баксы туда отправляет. Он мне сам сказал только недавно, что это секретная операция. Я и подумал, что он в нашей фирме не самый главный хозяин, хотя деньгами он только сам распоряжается. Мне он каждую неделю дает на бензин пятнадцать тысяч рублей и столько же Рубинчику платит. А дяде Харену, повару, сорок тысяч в месяц.

- А повар только до обеда работает?
- Нет, он после обеда отправляется к нам домой и готовит для нас еду на вечер. А после этого едет на трассу жене помогать. У него там своя шашлычная, в которой супруга его заправляет.
- А что же вам Харен готовит?
- Ну, как обычно. В основном армянскую еду: салаты из баклажан, фасоли, супы куринные и сладкие, с курагой, с айвой, ишхан из рыбы, толма, баранина всякая. Да много чего. Папа из магазина ничего не ест, а колбасу, вообще, запрещает. Дядя Харен покупает всё свежее и только у армян. Его на рынке все знают, хотя он всего как год из Карабаха приехал.

За разговором время в пути пролетело незаметно. Володя поставил машину во дворе завода, на отведенное место. Тут же к нам подошёл Сергей Александрович - похоже, он поджидал Володю. Шеф поздоровался и пригласил нас в свой кабинет. Там уже находился молодой, лет двадцати пяти, низкорослый и очень упитанный армянин в новом светло коричневом костюме, в белоснежной сорочке с пестрым галстуком.

- Садитесь, послушайте, о чем мы будем говорить. А вы, Владимир Сергеевич, обратите внимание, как одет Сурен Баградович. Очень представительно. Примерно так и Вы должны одеваться, когда собираетесь встретиться с деловыми людьми. Завтра как раз будет такой случай.
- Сергей Александрович, я терпеть не могу эти галстуки; я становлюсь в них похож на деревенского дурака. Да и задыхаюсь я в них.

- Всё, на эту тему больше не говорим. К нам приезжает глава Терюкского района. Там намечена большая программа по реконструкции жилого фонда. На старых двухэтажках надо надстраивать модульные мансарды. Потребуется вся наша продукция: стеновые ограждения, лестницы, сайдинг, кровля и так далее. Монтаж тоже наш. Объем работ очень большой и выгодный. Под это дело надо запустить в Терюке производство металлопластиковых окон. Оборудование у нас есть, остается только смонтировать цех. Для личной встречи с заказчиком у меня времени завтра не будет, поэтому все переговоры поручаю вам.
 
Воспользовавшись допущенной паузой, в разговор вмешался Сурен:
- Сергей Александрович, желательно, чтобы Вы лично переговорили. Как-никак, глава районной администрации, не какой-то там клерк. Наверняка зайдет разговор об откате…

- Вот и принимайте решение сами. Возьмите в помощь Рубинчика. А мне встречаться с чиновниками ни к чему. И что с того, что он глава администрации? Хоть сам губернатор. Сегодня он власть, а завтра дадут пинка под зад, и останется с тем, что успел украсть. Хорошо ещё, если не посадят, а то и ворованное конфискуют. Я могу общаться только с теми, кто сам себя сделал и ни от кого не зависит. Например, с Президентом Адыгеи. При всех обстоятельствах и что бы ни случилось, у него свои золотые прииски за Уралом. Он бы честь мне оказал, если бы захотел со мной встретиться.

- Сергей Александрович, а что же завтра с нашими занятиями?
- Отменяются. И послезавтра тоже. Владимиру Сергеевичу придется с Рубинчиком ехать в Терюк, надо посмотреть всё на месте. Ко мне вопросы есть? Нет? Идите, работайте.

Мы с Володей отправились в его офис. За нами увязался и Сурен. Не обращая на меня никакого внимания, он по-хозяйски уселся в моем кресле и заговорил назидательным тоном:
- Володя, я был в университете, говорил с Галиной Васильевной. Она сказала, что ты на занятиях ни разу не был. И у неё не появлялся. А сессия вот-вот начнется. Я учусь уже на четвертом курсе и то, каждый месяц захожу к Галине Васильевне. А ты ещё и первый не закончил. Галина Васильевна, как обещала, решит все вопросы с зачетами и экзаменами. Но ты должен приехать к ней с зачётной книжкой.

Я понял, что тема разговора не понравилась Володе. Он как-то сразу помрачнел и опустил голову. Недолго помолчал, как бы собираясь с мыслями и, неожиданно твердо, заговорил:
- Сурен, ты мой двоюродный брат и ещё юрист нашей фирмы. Но не тебе меня учить. Во-первых, у меня есть собственный отец и собственный начальник, их я должен слушать. Во-вторых, встань и освободи место для Николая Ивановича – он постарше тебя, да кресло здесь не для тебя, а для него поставлено. И, в-третьих. Мне не нужно твоё липовое образование, я не хочу учиться в этом университете и не стану туда ездить. Там машину даже негде поставить, все места на автостоянке заняты.

Володя подошел к окну и, не глядя на Сурена, спросил:
- Ты не знаешь, где учителя на дорогие авто берут деньги? А если знаешь, возьми мою зачетную книжка. Поезжай к своей Галине Васильевне и пусть она поставит все оценки за пять лет и сразу диплом выпишет. И больше никогда мной не командуй. А теперь, как мой папа говорит, иди, работай.

Во время этой гневной тирады Сурен бледнел, краснел и, несмотря на работающий кондиционер, даже вспотел. Затем неуклюже выбрался из-за письменного стола, угодливо извинился передо мной и, пятясь задом к двери, испуганно начал оправдываться:
- Владимир Сергеевич, Вы меня не так поняли. Я ведь не командую, просто выполняю поручение Сергея Александровича. Вспомните, он же при Вас говорил, чтобы я помогал Вам с университетом. Но, извините, настоящий диплом раньше положенного срока никто не может выдать. Это только на толкучке можно поддельные корочки купить.

- Ладно, Сурен, ты ничего не понял. Я, если хочешь знать, хотел в летное училище поступать и летчиком, как Николай Иванович, стать. Но мне из-за болезни нельзя. Поэтому, буду на нашем заводе отцу помогать, а для этого мне никакие корочки не нужны. Какой уродился, такой и есть, а диплом мне зачем?

Но и после Володиного разъяснения Сурен, видимо, ничего не понял: выскользнул из кабинета и был таков.
- Этот Сурен мне давно уже надоел. Если бы не папа, я ему бы в глаз дал. – Мой ученик успокоился и, видимо, вдохновленный вчерашним своим успехом, проявил неожиданное рвение к учебе: - Ладно, Николай Иванович, давайте лучше заниматься. Что сегодня будем изучать?
- Начнем, пожалуй, с договоров. Для чего их заключают, по какой форме, какие обязательные реквизиты содержат…

- Ой, давайте лучше о чем-нибудь другом. У нас для этого Сурен есть, он, вроде, что-то в договорах соображает. А не будет справляться, другого найдем. Только что бы не наш университет заканчивал. Вы лучше расскажите мне про самолеты, про Вашу службу…
- Володя, в авиации самолетов нет. Самолет сам должен летать, на то он и «само-лет». А в авиации есть аэропланы, которые летят только тогда, когда за штурвал берутся пилоты.

- А Вы про черные дыры, что нибудь знаете? Я когда-то читал и ничего не понял: небо и космос ведь не твердые, а как бы пустые. Откуда там могут быть дыры, в которые всё проваливается?
- Не будем про дыры, это всё объяснить и понять не так просто. Надо хорошее образование иметь. Я, вижу, тебе не хочется делом заниматься, а я обязан свои деньги отрабатывать.

И я приступил к лекции о гражданском законодательстве, о правовых отношениях и далее обо всем, что, так или иначе, имело отношение к договорам. Володя слушал поначалу довольно невнимательно, но постепенно заинтересовался и стал задавать вопросы. Мы оба увлеклись и не заметили, как пролетело почти полтора часа. Наше занятие продолжалось бы ещё и ещё, но тут появился дядя Харен со своим подносом. Его визит, а точнее его приношение, нас очень обрадовало.

Пока мы с аппетитом поглощали хрустящие булочки с маслом, пили чай и обсуждали достоинства американских автомобилей, Харен успел сбегать в столовую ещё раз и притащил вазу с персиками и виноградом.
- Ви прастите, что я не ко времени фрукта принес, но мне сичас по делу ехат нада. Я пасуду заберу и пабижала. – Харен забрал ставшие ненужными нам чашки и, как-то незаметно, удалился.
 
- Хорошо с Вами, - выразил свое удовлетворение Володя. – Я раньше ничего до обеда не ел совсем, а теперь понравилось. А главное, что поговорить есть с кем. Я вот Вам сейчас такое расскажу…
Он задумался, как бы сомневаясь, надо ли меня посвящать в какие-то свои секреты и, наконец, решился:
- Значит, помните, как родители меня хотели познакомить с невестой? Своего плана они не оставили и всё приставали: ах, какая хорошая девушка, из какой родовитой семьи, как мне повезло, и всё такое.…Тут я им и сказал, что жениться не собираюсь, а когда захочу, то женюсь на русской девушке. Тогда мама говорит Сергею Александровичу: знаешь, Володя мальчик ещё, он ничего не знает и поэтому не понимает, но пора ему, наверное, стать мужчиной. Я на это внимания не обратил, а на следующий день мама приводит русскую женщину, красивую, со светлыми глазами и всю такую шикарную из себя, но старую – ей, как она потом призналась, было двадцать три года. Вам не надоело слушать?

- Вообще-то, мне всё о тебе интересно знать, только вот мы время теряем. Отец твой меня не похвалит за такие занятия.
- Ничего, Николай Иванович, мы всё успеем. Я скажу Сергею Александровичу, что хочу Вас на постоянную работу принять, этим, как его, консулом, как Сурена. И будем всё вместе делать, а заодно и обучаться.
- Сурен не консул, а, как я предполагаю, юрисконсульт. Ты имеешь в виду, наверное, должность консультанта. Молодец, быстро соображаешь. Я, значит, всю твою работу должен тянуть из-за твоей лени, а ты только разговоры разговаривать. Нет уж, работать я тоже не люблю, лучше буду тебя учить.

- Эх, Николай Иванович, Николай Иванович, а я решил, что мы с Вами настоящие друзья. Закончатся занятия, Вы уйдете, мне и поделиться, и посоветоваться будет не с кем. Опять один останусь.
- Володя, я рад быть твоим другом. И расставаться нам не обязательно. Ты знаешь, где я живу, можешь всегда приехать. И телефон есть, в конце концов.
- Правда? Мы и дальше будем дружить? Тогда ещё ничего.
- Ну, а как иначе? Если люди симпатичны друг другу, как же им не общаться. Был такой писатель, французский летчик, который когда-то написал: единственная роскошь на свете – это роскошь человеческого общения. Ладно, давай, досказывай свою историю.

- Так вот. У меня спина часто болит и суставы, особенно в непогоду. Бывает, постель заправить и даже одеться сам порой не могу. Врач, у которого я лечусь, прописал мне массаж. Вот Ирину, так звали эту женщину, и взяли для того, чтобы она мне помогала, убирала за мной и, главное, каждый день массажировала. Она медсестрой раньше работала и на специальных курсах обучалась. Сколько-то дней прошло и раз, вместо массажа, она давай меня целовать. И всякую чепуху бормотать, что от любви ко мне с ума сходит…. Я отчего-то испугался, а она стала на колени, обхватила меня руками, и тут со мной такое случилось, что стыдно сказать…
Теперь думаю – это что ли и есть любовь, про которую все говорят? Мне тогда противно стало, а Ирину я просто возненавидел; сказал отцу, чтобы ноги её в нашем доме не было. Я тогда решил, что и близко ни к одной девушке больше не подойду. А вот время прошло и вдруг сильно захотелось мне Ирину увидеть. Может попросить, чтобы её опять взяли на работу? Как Вы считаете?

- Володя, такое со всеми когда-то случается. Хотя у всех по-разному. И я тебе тут ничем помочь не могу, не знаю, как для тебя будет лучше. Главное, не терять веру в любовь и не торопиться познать всё сразу. У тебя ещё вся жизнь впереди. А пока, мне кажется, лучше забыть то, что было. Со временем ты сам всё поймешь. Давай лучше займемся делом, разберемся с договорами купли-продажи и поставки товара.
 
Но в этот день заниматься учебой нам не пришлось – раздался телефонный звонок, и Володя взял трубку. Как я догадался, звонил его отец, приглашал к себе. Отсутствовал мой ученик недолго, вернулся расстроенный и со слезами на глазах:

- Этот ябедник, Сурен, нажаловался Сергею Александровичу. Папа отругал меня за университет, велел, чтобы я каждую неделю к Галине Васильевне ездил. А я всё равно не поеду. А отец разошелся и даже накричал: только когда платишь деньги, жизнь становится удобной. За всё, мол, надо платить. Вот завтра мы главе Темрюка «откатим» двадцать пять миллионов, а сами заработаем на этом двести. А я думаю, как же так? Разве так можно? Ведь деньги надо платить за что-то, что тебе нужно? За машину, например, или за бензин. За то, что человек лично сделал. Вот Вам деньги отец заплатил, так Вы время на меня тратите, всю жизнь учились сами, знаете всё и мне это передаете. А что эта Галина Васильевна сделала? Чему она меня научила? Или этот глава, он же для своего города должен за государственные деньги строить! Почему он получит «откат»? Он-то сам, что сделал?

- Знаешь, Володя, это непростой вопрос. У нас сейчас такая власть, которая вся на лжи и воровстве построена. Думаю, что не весь, как говорится «откат», «хозяину района» достанется. У него своё начальство есть, которое тоже кусок урвать хочет. В османской империи чиновникам жалованье не платили, они жили за счет взяток. А у нас мошенникам благодать, они воруют и ещё за это зарплату получают. Но над этим лучше голову не ломать. Любого, кто попытается что-то изменить, негодяи, устроившиеся у государственного корыта, обвинят во всех преступлениях и сотрут в порошок.

- Это Вы о ком говорите?
- Да всё о тех же, с кем твой отец даже общаться не желает. Все эти самозваные губернаторы, правители городов и районов, бессовестные депутаты, продажные корреспонденты. Но честные люди, а они ещё есть, не должны в воровских делах участвовать, не должны марать свою честь и совесть. Придет время, когда каждому воздастся по делам его.

- Вот я и сказал, что не буду с этим главою говорить о деньгах. Короче, не знаю теперь, что дальше делать. Мне что-то всё опротивело. Пусть Рубинчик и Сурен ведут все разговоры, я лучше помолчу.
- Ладно, Володя, время наше вышло. Ты отвезешь меня домой?
- Конечно, поехали. Завтра Вы меня не ждите, я из дома сразу поеду на завод.

Не знал я в тот момент, что ни завтра, ни послезавтра и, вообще, никогда не придется мне больше увидеть Володю. Через день позвонил мне Сергей Александрович и предупредил, что мои занятия прекращаются на неопределенный срок из-за плохого самочувствия сына, – его положили в больницу с носовым кровотечением. Немного позже, от своего знакомого, узнал я, что отправили моего молодого друга самолетом в московский институт гематологии по поводу имплантации костного мозга. Большего «распорядитель по территории», как когда-то назвал его Володя, мне сообщить ничего не мог, так как сам вскоре уволился с завода.
 
Так сложилась жизнь, что у меня не было своих детей. Володя, несмотря на мимолетное наше знакомство, вызывал у меня искреннюю симпатию и, может быть, даже какое-то подобие отцовского чувства. Я каждый день вспоминал о нем, но беспокойство о его судьбе и неуверенность в благополучном исходе операции мешали мне позвонить его отцу. Оставалась надежда, что Володя объявится сам; я с нетерпением ждал телефонного звонка.

Прошло почти три месяца, а о моем бывшем ученике не было никаких вестей. Однажды, с небольшой компанией друзей, я оказался в придорожной шашлычной и там, неожиданно, увидел Харена. Он совсем не изменился и говорил всё с тем же сильным акцентом. Встреча, похоже, его обрадовала – мы обнялись, как старинные знакомые и он, обливаясь слезами, сообщил мне о смерти Володи. От него я узнал, что юноша похоронен на старом армянском кладбище.
На следующий день я уже стоял у памятника на Володиной могиле. Из опрокинутого мраморного кувшина стекала живая струйка воды в овальный мраморный бассейн с плывущим мраморным лебедем. Преклонив колено и положив мраморную руку на кувшин, мраморный юноша со знакомыми чертами лица, задумчиво смотрел на мраморную птицу. На постаменте всего два слова - «Вардан Оганов» и даты рождения и смерти.