27
За всеми этими событиями я совершенно выпустила из виду пана Соукупа и его обещание вызвать меня в течение недели на «дебаты», причем, первой половины течения. Когда прошло две недели, и я однажды достала с утра улочку, он сам мне бросился в глаза. Все-таки хороший человек, пан Соукуп! У него зазвонил телефон, и он, как мальчишка, уселся на корточки на бордюрчике своего любимого «подника», как будто разговаривал с очень маленьким мальчиком. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Так мы и посиживали, пока он закончил разговор. Потом встал, и я вскочила. Кивнул и жестом пригласил следовать за собой в «справу» (что я не торгашка, доказывает тот факт, что я совершенно не понимаю, как это слово перевести на русский. Контора базара? Управление?)
- Объясните этой женщине, что я ничего не могу для нее сделать, - сказал Соукуп двум присутствующим в справе справцам, - Что мест нет, и не будет до начала отпусков овощников! Пусть по воскресеньям продает картины, а всю неделю – морковку, тогда хоть завтра получит станек! Рынок-то овощной!!
И в сердцах вышел. Как будто я без него не знаю, что рынок овощной! Однако всю неделю продают картины целых четыре станка – Фирин, Значка, Надежды Елинковой (наша, просто замужем за чехом побывала) и Армена. Каждый из них в свое время каким-то способом этот станек получил, и ни в жисть не скажет, каким. Ладно, Фира здесь уже десять лет. Так ведь и я семь! Почему непременно на мне все должно было закончиться?! Как говорит единственная моя чешская подружка Бланка –«Цо я кому уделала в минулом животе?!» (что я сделала кому в предыдущей жизни). Что?! Нельзя же просто так взять и вышвырнуть человека с работы после того, как он угрохал на тебя семь лет своей жизни! Даже если вступил в Евросоюз!!
Может быть, нам пойти в Комиссию по правам человека?!
- Сувенирщики имеют свою очередь, и по воскресениям, после работы, «лосуют» (голосуют) – донесся до меня терпеливый бубнеж справца Петра, совсем не сразу выведший меня из яростного ступора, - Тянут из «чепицы»(кепки) бумажки с номерами, кому какая очередность достанется. После них, под «чарой» (чертой) идут еще четыре сувенирщика, в том числе и Павлинка с братом, которые, конечно, пришли на Гавелак позже Вас. И только после этого доходит очередь до картинок. Пан Соукуп не против, если Вы пойдете в эту очередь, объясните свою ситуацию и попросите включить Вас в список, пообещав, что будете все время последней. Последней, слышите меня?!
Я начала слышать со слов «пан Соукуп не против».
Что же он тут комедию передо мной ломал?! Что, нельзя было просто взять и сказать – проситесь в очередь к сувенирщикам, я разрешаю?!
28
В то первое воскресенье, которое наступило вслед за этим объяснением, я сходку сувенирщиков прозевала. Целый день сочиняла текст, который перед ними произнесу, но ровно в шесть еще была на складе. Для меня «после работы» выглядело как десять-пятнадцать минут седьмого. Оказалось, ровно в шесть. Я двадцать метров пройти не успела, они уже бумажки расхватали и разбежались.
На следующее воскресенье мы с Маришкой взяли улочки рядом, и за день изрядно наклюкались. Вот куда я пойду пьяная, фу, сказала я, и снова не пошла.
На третье воскресенье я уже была обладательницей двухсотдвадцати тысяч крон для покупки четырехкомнатной квартиры, и, очевидно, все мое столбовое дворянство мне вдруг в голову бросилось, потому что стало мне обидно просить кого-либо о чем-либо.
- Ну, не идут ноги, - пожаловалась я Маришке под вечер, - Не пристало женщине с девяносто девятью метрами жилой площади у торгашей в ногах валяться!
- Не идут, так и не ходи, - разрешила Маришка, - И не валяйся.
Зато Виталик мне вечером закатил настоящий скандал.
- Ты с каждых полученных трех девятьсот «отщипывала», как ты выражаешься, стовку! Тебе понадобилась всего лишь неделя, чтоб потратить восемь тысяч крон! И это при том, что ты даже не заплатила наем за квартиру, за который «отщипнешь» еще восемь, сама не заработав ни копейки!
- Я отщипнула от двенадцати тысяч точно так же, как это сделал банк – всего лишь два процента! – огрызалась я, - А вот то, что доллар буквально за две недели с 27 рухнул на 25, и я еще умудрилась поменять основную сумму по 25 и 7, чем с каждых потерянных двух тысяч крон вернула по семьсот, что считаю своей заслугой, это трагедия! Это четырнадцать тысяч, выброшенных на ветер, и не думай, что мне их не жаль.
- Но ведь квартира стоит не двенадцать тысяч, а девять, куда ты подевала три тысячи, пусть даже рухнувшие с 27 на 25?!
- Две тысячи лежат в шкафу, - пролепетала я.
- А еще тысяча?!
- Я отдала Люсе двадцать тысяч! Залог, который она за меня заплатила, и долг, который висел на мне по финтифлюшкам, накопившийся за полгода! Я отдала пять тысяч художнику Киянице, и осталась должна всего три, у меня фактически не осталось долгов! И все это я сделала сегодня, заметь, когда завтра поеду и куплю квартиру!
- Вместо того, чтоб отдавать долги не своими деньгами, лучше бы попросилась в очередь к сувенирщикам и начала, наконец, серьезней относиться к жизни!
- Это я-то не своими долги отдаю?! Да это мое приданое, которое я не только сохранила за всю прожитую мною жизнь, но и собираюсь преумножить!!
- Это каким же образом?
- Таким. Из двухкомнатной зачуханной хрущевки на окраине зловещего города Екатеринбурга, я делаю четырехкомнатную шикарную квартиру улучшенной планировки в курортном чешском городке на границе с Германией!!
- Тебя не переспоришь, - сказал Виталик и махнул рукой.
Вот так и папа мне всю жизнь говорит. И тоже рукой машет.
А я все равно делаю по-своему. И буду делать. И оправдание мне только одно: меня ведет Провидение.
29
Три дня не работала и два дня из них делала выписки из Улицкой. Столько пережила противоречивых чувств. И никак не могла решить – где автор, в каком из героев. Все-таки пришла к выводу, что в Лиле. И этот взгляд извне, беспощадный, и эти оценки. Театр абсурда – так она определила подсмотренную сегодняшнюю жизнь России. Еще бы! Главный герой – Шурик – считает город Париж фактом скорее литературным, чем реальным. Утешает нелюбимых женщин, а любимая – вот она, за три дня перелетает три страны, у нее явственное ощущение «строительства жизни», ей не до беганья по аптекам и рынкам, она даже посылку не может довести до ближнего, не то, что утешить кого-нибудь. Много я думала и о жизни своей, и о всех нас, живущих вдали от Родины. Это неправда, что мы черствее людей, оставшихся дома. Просто в гостях и чувствуешь, и ведешь себя по-другому. Не можешь развалиться с ногами на хозяйской кушетке, не спросив разрешения. И не позволишь это никому другому. И удивляешься на тех, оставшихся, что они об этом даже не задумываются. Валятся, куда Бог положит. Факт, разница менталитетов. Я раньше думала – чехи бесчувственные. По сравнению с нашим-то «разгуляй, душа»! А они очень даже чувственные, только привыкли своих чувств напоказ не выставлять, их м детства учат скрытности и «слушности» (послушанию), они живут так, чтоб никому не мешать. И когда я вижу, как наши туристы, впервые попав за границу, разнузданно ведут себя, можно сказать, даже презрительно по отношению к «забитым» чехам, мне становится горько. Хуже наших только немцы. Те вообще не стесняются орать на весь трамвай свое «шнель»!
В пятницу заработала две тысячи и отдала полторы детям за компьютер – уже немного осталось, в августе последний взнос, и компьютер будет нашим. В субботу заработанную тысячу потратила на продукты. В воскресенье ушла в минус на двести крон, зато пришли издатели альманаха, Ольга и Олег Крыловы, принесли мне моих пять авторских экземпляров с «Одиссеей, частью первой» и сказали буквально следующее:
- Из всех представленных в альманахе авторов – Вы показались нам наиболее перспективной. Мы хотели бы издать Вашу книгу.
Я испугалась. Я сказала, что на целую книгу у меня пока вряд ли есть материал.
- Ничего, - говорят, - Книга может быть и маленькой.
- Дайте мне месяц, - попросила я, - А лучше два.
- Нет, - отвечают, - лучше месяц. Чем дрив, тем либ (чем раньше, тем лучше), как говорят наши братья.
И ведь вырвали-таки у меня обещание предоставить материал через месяц. Что я буду предоставлять, ума не приложу. Маришка со Светкой советуют переработать «Галерейку», да надоела уже, и так два раза опубликована. Надо думать.
А вечером Виталик подарил мне совершенно изумительный купальник. Нежно-голубой с глубоко-синим. Дорогущий.
Это он так остроумно извинялся за наезд накануне покупки квартиры.
За все четыре года нашей совместной жизни он ни разу не извинялся словами. Наверное, все мужчины ведут себя точно так же. По крайней мере, точно так же ведет себя мой папа.
30
Целый день проторчали с Маришкой в бассейне. Она тоже купила себе новый купальник. Да еще из сауны, где я была две недели назад, прибыл заказ – крем для загара и крем после загара от «Орифлейм». Что женщинам еще надо?!
Так что когда к нам в час дня присоединилась Никольская (пусть никто не думает, будто я не знаю ее имени, просто ее тоже зовут Мариной), мы устроили ей настоящие проводы домой. Она возлежала на белоснежном покрывале на зеленой траве, а мы носились вокруг нее, то, подавая вареную кукурузу, то запеченную сардельку, то бокал пива – нам было приятно шастать в новых купальниках по ее мелким поручениям. К тому же вечером я еще должна была подвести ей «ручную кладь» - подарочки для папы и мамы – ведь Никольская не только моя подружка, но и землячка, и летит она прямехонько туда, где я продала квартиру, а живет там, где живут мои родители. В Челябинске!
Маме, к давно купленной бехеровке и набору из «Ботаникуса», я прикупила круг нежнейшего чешского сыра и две палки твердокопченой колбасы, килограмм кофе и сборник «Вчера и сегодня», где опубликованы две первых главы моей «Галерейки» (это меня Никольская убедила, что сборник непременно нужен, хотя я точно знаю, что мама его читать не будет). Папе – такой же сборник и коробку дорогих сигар. Никольской за развоз по адресам я пообещала бутылку ракии, болгарской водки, которой она хотела удивить своего папу.
И когда я действительно привезла все это в стильной холщовой сумке с деревянными ручками на вокзал Браник, мы сели в маленькое, удивительно тихое кафе при вокзале (вокзальчике при узкоколейке!) и Марина сказала задумчиво:
- Может быть, мне тоже продать к чертовой матери свою двухкомнатную квартиру в Челябинске?
- Продавай, Маришечка, - сказала я, - Ты не представляешь, как мне вмиг обрыдла квартира на Моджанах, которую мы снимаем всего-то три года! Помню, три года назад, когда мы туда въезжали, я чуть не плакала от счастья! И кухня-де, от обеденного стола до плиты пять метров, и прихожая-де, в футбол играть можно, а если Владик в своей комнате, то его из нашей не докричишься! Я всего неделю назад купила собственную квартиру, а уже обнаружилось, что на Моджанах в кухне от обеденного стола до плиты от силы два с половиной метра, в прихожей на стуле такая гора белья, что ни о каком футболе речи не идет, а Владика не докричишься, даже если он стоит рядом!
Тут позвонила Люся.
- Автобус без пятнадцати девять, значит, встречаемся в половине девятого.
- Вечера? – удивилась я.
- Утра, балда, - сказала Люся, - Нам же нужно все объехать, все заказать, а потом, даст Бог, назавтра дождаться заказа. Думай хоть немножко своей головой!
- Да зачем мне думать, - вскричала я, рассмеявшись, - Когда ты у меня есть!!
31
Никольская вылетела на Урал за четыре тысячи километров со ста пятьюдесятьми евро, чтоб получить новый внутренний паспорт (вот Путину вольготно людей гонять!), а я выехала в Теплице за восемьдесят километров с тридцатью тысячами крон, чтоб подготовить Лукашу плацдарм для побелки. Через два дня он со своим коллегой и инструментом пообещал прибыть на место дислокации, если, конечно, Франта отвезет его на своей фольцваген-пикап. Главное, сказал Лукаш, чтоб был холодильник.
Мне холодильник тоже представлялся наинужнейшей вещью. А Наташа высказала особое пожелание, чтоб морозильная камера была внизу, по последней моде.
Я всучила Люсе альманах со своей «Одиссеей I», а сама с удовольствием уставилась в окно: живописные горы на горизонте, сам горизонт, далеко уходящий в долинах, чем-то неуловимо напоминает мне наш Урал, только чистый, ухоженный, будто разлинованный. И за все час двадцать пути ни одной колдобины. Ни одного дома с покосившейся крышей. Ни одного пьяного на обочине. Никакой жалости. Один восторг, и каждый раз удивление, как далеко может видеть человеческий глаз. Как много может вместить человеческое сердце!
Еще в автобусе я позвонила пану Конечному, у него оставалась вторая связка ключей и я повинилась, что свои ключи забыла дома. Он не ворчал, все дела свои бросил и подъехал прямо к автобусу, да еще и довез нас домой (вот, оказывается, что означает выражение «жить на два дома»!). Поднялся вместе с нами в квартиру, в последний раз обошел голую, гулкую, любимую; включил нам воду, свет, который, впрочем, загорелся только в прихожей, все остальные плафоны и люстры вывезены; показал на два махоньких кактуса в кухне, на подоконнике, сказал «Они много воды не потребуют, достаточно заливать раз в месяц», отдал ключи, и пошел. Я его догнала и поцеловала.
- Приходите к нам в гости, когда мы устроимся, - я не знала, что еще ему сказать.
- Да что уж там, - он махнул рукой и ушел.
Мы спустились к Люсе, где уже ждала нас Вера Ивановна с варениками.
Пока мы ели, Люся решила, что мы поедем прямиком в «Олимпию».
- В «Олимпии» есть все, - сказала она, - Ты увидишь, это огромнейший супермаркет, туда из центра ходит специальный бесплатный автобус каждые полчаса. Пятнадцать минут – и мы на месте
И, правда. Огромный высокий вход, все сияет и переливается, налево зеркальные витрины, направо череда кафе и баров, прямо – шеренга новеньких автомобилей, сразу за ними – широкие двери несколькольких фирменных магазинов. Мы прошли в «Датарт», и я с порога ухватилась за электрический чайник.
- Сначала холодильник, Ира, - укоризненно сказала Люся и повела меня вглубь помещения. Я, конечно, никогда в своей жизни холодильников не покупала. Дома, в России, у нас была какая-то «Ока», да и ту мне подарил папа на свадьбу, как и двуспальную кровать, и телевизор. Здесь, в Чехии, я семь лет жила на чужих квартирах, с чужими холодильниками, как правило, старенькими, грязненькими, ничуть не лучше нашей бывшей «Оки». Поэтому белоснежное изобилие сразу выбило меня из колеи.
32
Даже если я и пою, что вижу, разве мои глаза видят мало прекрасного?!
33
Если б не Люся! Люся предложила мне выбрать холодильник той же фирмы, что и у нее. Но, поскольку я запланировала потратить не больше десяти тысяч, модель она отыскала поменьше, чем свою. Я же, памятуя Наташино пожелание, прямо-таки по наитию забрела в самый дальний угол помещения. «Занусси», девять тысяч девятьсот девяносто. Большой, прекрасный, как белый теплоход. И внизу – прямо дворец из хрусталя, а не морозилка! Четыре секции!
- Куда тебе столько мяса? – запротестовала Люся.
- А что – семья у нас большая. И друзей у меня много. Вечно морозилка забита так, что куска не оторвешь. А здесь – две упаковочки на первой полочке, три – на второй, какая-нибудь утка на третьей, а на четвертой – замороженная клюква, например.
- Сама ты клюква, - сказала Люся.
- Ну, или торт-мороженое…
- А, - сказала Люся, - делай, как знаешь.
Подошел ассистент. Мол, есть какие-то проблемы?
- Проблема в том, что выбор большой, - пожаловалась я, - Вот что это за фирма? – я побежала к холодильнику, как у Люси. Швейцарская. А этот рядом, кругленький? Английская. Круто. А «Занусси»? – я побежала обратно, ассистент запыхался, догоняя. Италия. А что лучше? (Одна у нас хорошая черта для любого рода ассистентов – мы платим, и поэтому они нас, скрепя зубы, терпят. А то бы было, как в том сценарии – пойди, посмотри, это клиент пришел или псих?)
- У «Занусси» цена лучше, - наконец, сказал он. Холодильники такого класса обычно стоят четырнадцать тысяч крон. Но этот последний, поэтому…
- Берем, - сказала я.
И когда уже оформили бумаги, и выяснилось, что доставка холодильника бесплатно, послезавтра, Люся сдалась.
- Вообще-то правильно сделала, что этот холодильник купила. У Чулковых тоже морозилка внизу, но выглядит победнее, а стоит на две тысячи больше. Тебе просто повезло.
Мы расплатились на кассе у выхода, и Люся повлекла меня, миновав две-три двери, в просторный холл с лестницей, ведущей на второй этаж, где, сколько хватало глаз, стояли кровати. Мы начали с двуспальных. И обошли уже три-четыре ряда со стоимостью от пяти до десяти тысяч, дальше не имело смысла идти, как обе остановились у кровати с табличкой «выпродей» (распродажа). «Десять тысяч девятьсот девяносто девять» было перечеркнуто, а новая цена гласила «Шесть тысяч девятьсот девяносто девять». Мне, правда, уже приглянулась другая кровать, с матрацем в желто-синюю крупную клетку за цену «Семь тысяч девятьсот девяносто девять», но Люся меня переубедила:
- Расцветки той ты уже больше не увидишь, как только кровать застелешь, - резонно заметила она, - И потом, эта серенькая изначально стоила дороже, значит, она добротней.
Мы немножко поскакали по кровати коленками, (ну, пусть для читателя будет «коленками») и я согласилась.
Так что две односпальные кровати для детей по две тысячи каждая мы выбрали, не сговариваясь.
Здесь выяснилось, что за доставку придется платить.
34
Сначала Люся возмутилась. Восемьсот восемьдесят крон за что?!
- Хорошо, - сказала служащая невозмутимо, - шестьсот крон – и мы эти кровати кинем у подъезда. Какой у вас этаж, говорите?
- Нет, нет, - испугалась я, - Люся, там же лифт никакой, кто нам эти кровати на седьмой этаж на руках попрет, и за какие деньги?
- Ладно, мы заплатим восемьсот восемьдесят, - злорадно улыбнулась Люся женщине за компьютером, - Когда доставка?
- Завтра, в первой половине дня.
- И на том спасибо.
Заплатили, спустились на первый этаж, где стояли обеденные столы со стульями. Бескрайнее море столов! Заросли стульев! У меня уже не было никаких сил и оставалось всего восемь тысяч денег. За эту сумму можно было купить небольшой, правда, раздвижной стол и пару стульев, правда, деревянных. Я бы уже и оформила продажу, так устала, но Люся в первую очередь спросила про доставку. Выяснилось, что стулья можно забрать хоть сейчас (и сидеть на них в бесплатном автобусе, что ли?), а стол привезут только через месяц.
- Спасибо, мы подумаем, - сказала Люся, и уже мне, по-русски, - Идем отсюда. Я понимаю, кровати. Они должна быть новыми, чтобы чужой энергии на них не было, но уж обеденный-то стол со стульями можно купить и от немца, я знаю место, закачаешься. Притом, совершенно даром, увидишь.
Мы пронеслись мимо четырех или даже пяти баров к выходу, как я взмолилась:
- Никуда не пойдем, пока кофе не выпьем. Я от этой самоотверженности еле жива.
- Не надо брать все так близко к сердцу, - сказала Люся, но все-таки разрешила присесть за столик на веранде у главного входа, среди пышно цветущих розовых кустов.
К кофе я заказала коньяк. Тем более, что автобус ушел, а следующий придет только через полчаса. Из бесчисленных столиков на веранде заняты от силы пять-шесть.
- Я здесь просто отдыхаю, - сказала Люся, - Ну где ты в Праге найдешь такой сервис?
- За тебя, - сказала я, поднимая пузатый бокал на короткой ножке.
- За тебя, - строго поправила Люся, - Видишь, как удачно все складывается. Я ждала своих заказов по десять дней. И скидок таких не было. А стол мы найдем.
И мы нашли-таки стол. И какой!
А какие стулья!!
35
У детей тоже получилась целая эпопея. Особенно у Наташи. Десять тысяч я выдала ей на руки с тем, чтобы на ближайшей же бензоколонке она «заправила» Франту, по приезду в Теплице всех накормила завтраком, потом отправила Лукаша с товарищем в сопровождении Франты за краской, выдав им пять тысяч, а сама сгоняла бы в магазин за продуктами и принялась готовить обед. Что-нибудь элементарное, вроде тушенки с картошкой, чтоб обойтись теми мисками, которые дочь прикупила накануне отъезда, как первый свой «взнос» в благоустройство квартиры. Ложки, ножи и вилки она взяла из дома – подарок дяди Толи, приезжавшем к нам из Германии три года назад, все равно они лежали без дела. После обеда пусть все делают то, что скажет Лукаш, а вечером, предварительно всех накормив, отправишь Франту с младшими домой, потому что с Франтиком немыслима никакая работа, кроме той, чтобы каждую минуту выбрасывать то, что он поломал. Да и Владик не помощник, единственная специальность, которую он освоил на сегодняшний день – сексотство. «Ма-ам, Тишка опять кашу на ковер вывалил!» и все дела.
Но, конечно, за день они там ухайдакались все. Хорошо, что обои пришлось отдирать только в коридоре – за это отвечала Наташа. Франта большой крушил кладовку во второй прихожей, которую мы с самого начала приговорили к ликвидации. Лукаш с другом успели перебелить все спальные комнаты.
В воскресенье я работала, Франта один управлялся дома с детьми, а Наташа каждые два часа названивала и давала подробный отчет о проделанной работе. С утра привезли стол и шесть стульев, которые дочь похвалила. Привез сам хозяин – немец, возвращавшийся домой порожняком, еще в комиссионке мы договорились, что отдадим ему за доставку двести пятьдесят крон. Высокие спинки, выгнутые ножки, черное дерево, не стулья, а мечта советского человека при просмотре фильмов о загнивающем западе. И стол – большой, круглый, черный, на трех ножках вогнутых в середину.
Потом Наташа пошла по магазинам, а Лукаш с другом на два раза перебелили зал. Наташа купила шесть высоких стаканов и шесть чайных кружек. Пачку чая и две бутылки минеральной воды. Воду кипятили в ковшике, случайно обнаруженном при крушении кладовки. Обедать ходили в ресторан через дорогу. Кормят неплохо и недорого. Потом ребята занялись кухней, а Наташа убирала коридор и обе прихожие, где скопился весь мусор.
- Мам, мы решили один стенной шкаф во второй прихожей оставить, уже не было сил его разбирать, да и детям будет, куда складывать игрушки.
- Подозреваю, что уже не было сил, что же касается игрушек – у них на это будет целая комната.
- Да это на пока, ничего же нет, кроме кроватей. А у ребят еще силы есть – они сейчас коридор докрашивают. А я крашу батарею в детской.
- Это в комнате, выходящей окном на гору с замком?
- Нет, это в узкой комнате, выходящей окном на холмы. Мы решили с детьми поменяться, все равно двуспальная кровать в узкой комнате не встанет, лучше поставить две односпальные, одну за другой.
- Ладно, вернешься, мы этот вопрос еще обсудим.
Поздно вечером Наташа посадила Лукаша и его товарища на поезд, потому что последний автобус давно ушел. Выдала им по тысяче крон и сказала, что это не зарплата, это премия, так сказала мама. Взяли.
Ночевала одна, в пустой, только что выкрашенной огромной квартире. Немножко боялась.
36
Она осталась, потому что еще должна была получить договор в «дружстве». Как туда доехать, не знала, и я посоветовала ей взять такси. Ей пришлось мотаться за какой-то бумажкой на главную почту, потом снова возвращаться в контору кооператива, снова ждать своей очереди, и на двенадцатичасовой автобус она не успела. Вернулась в квартиру, потому что следующий шел только в пять. Двести пятьдесят крон. Скажи кому-нибудь в Праге.
Когда она, наконец, добралась домой, (я имею в виду Моджаны), то сразу плюхнулась в ванну. И, через шторку, томным голосом, еще раз перечислила все суммы, которые она потратила. Краска встала три девятьсот. Привезла две тысячи четыреста крон сдачи. Я ее похвалила и выдала пятьсот крон, как премию. Франте тоже. Ему же отдала тысячу за кабельное телевидение. Четыреста осталось на завтрашний станек.
Пока Наташа добралась домой, я думала, что умру, так меня достал за целый день Франтик. Однажды мне Фира рассказывала, как выбросила существенную деталь от пылесоса только потому, что приняла ее за колесико от разобранной на части детской машинки. Так и я. Франтик телевизор выключил так, что я не смогла его включить, а последнюю мою пишущую ручку разобрал на три. Я отыскала еще две таких же, и из всего сумела извлечь один рабочий стержень, которым не смогла писать. А ведь еще бы минута – и я бы выбросила все, в том числе и телевизор. Своими маленькими пальчиками этот ангел отвинтил в доме все, что только можно было отвинтить. Теперь принялся за то, что отвинтить нельзя, и все равно отвинчивает. Я не знаю, как воспитывать таких маленьких мальчиков. Я только молюсь Богу, что мне осталось здесь прожить последнее лето. Причем, первый месяц лета почти на исходе. Осталось всего два.
Зато.
Зато, поскольку заняться мне было абсолютно нечем, я набрала четыре главы текста, который назвала пока «Бла-бла-бла, или как я покупала квартиру». Это Люся мне подсказала. Согласилась со мной, что «Галерейка» уже всем поднадоела, даже поняла, почему мне не хочется там ни строчки переделывать. Первая, сказала, пусть так и остается, а надо двигаться дальше. «Как я покупала квартиру» - может быть интересно любому русскому человеку, живущему за границей. Квартирный вопрос – самый болезненный вопрос для большинства наших сограждан. Если бы мы не платили такие чудовищные наймы за арендуемое жилье – мы жили бы лучше чехов.
- И не только для тех, кто живет здесь и мыкается от найма до найма – сказала Люся, помолчав, - для всех русских, кто живет и мыкается, напиши, Ира! Напиши, что выход есть!! И этот выход – маленький курортный городок в горах, на границе с Германией, где квартиры пока можно приобретать за копейки.
37
Заработав на станке полторы тысячи крон, я тысячу потратила на продукты, а пятьсот с чувством глубокого удовлетворения отложила на бассейн. Позвонила Маришке и Светке, и они с восторгом меня поддержали. Тем более, что и у Светки появился новый купальник.
Все три себя чувствовали королевами. Светка не уставала расхваливать свое приобретение «Мне даже старший сын сказал, что я в этом купальнике выгляжу как девочка», мы с Маришкой поддакивали. Пили пиво, играли в карты, были блаженно счастливы. Маришка в воскресенье продала холст за шестнадцать тысяч крон, наверное, впервые в жизни за такую сумму, да и холст не маленький – 120Х100 – и чувствовала себя богачкой. Светка находилась в начальной стадии продажи своей трехкомнатной квартиры в Остане (Казахстан), мама звонила через день, говорила, что предлагают уже двадцать пять тысяч долларов, немедленно, но Светка хотела больше.
У меня между двумя чистыми простынями лежали заветные две тысячи, второй этап трат, на которые я задумала положить-таки «плавоуци подлагу», и купить телевизор. Это Никольская перед отъездом вычитала в каком-то анонсе, де, метр «подлаги» за 199 крон со своим материалом, я губу и раскатала.
Но когда мы были в бассейне, девчонки мне объяснили, что 199 крон – это только работа. Сама «подлага» стоит от 200 до 600 крон за метр, в зависимости от сорта дерева. Я смирилась. Я рассуждала:
- Допустим, если класть паркет везде, кроме кухни, это будет метров восемьдесят.
- Девяносто, - поправляла Светка, бросая карту.
- Ну, девяносто. Боже! Допустим, не надо нам самого дешевого, но и выпендреж нам ни к чему, то есть остановимся на четырехстах кронах за метр, это будет тридцать шесть тысяч. А у меня есть пятьдесят.
- А работа? – спрашивает Светка, принимая карту.
- Работа – двести на девяносто – восемнадцать тысяч.
- Может быть, в Теплицах дешевле, - говорила Маришка, - Это все детали, Ира. Главное, что у тебя эти деньги есть. Знаешь, лет семь назад мой папа взялся за грандиозный ремонт на своей двухэтажной даче. На первом этаже он положил самый дорогой линолеум, какой нашел. Через год, когда у него было больше денег, на втором этаже он положил паркет. Теперь, если к нему приехать в гости, то нужно сразу перелетать на второй этаж – потому что там до сих пор все выглядит так, как будто у губернатора на приеме. Внизу же – совдеп совдепом, как в садовом сарае.
В конце концов, мы постановили, что во всей квартире, кроме кухни, нужно делать «плавоуци подлагу», потому что только скупой платит дважды, а мы люди бедные, нам нужно на века.
38
Даже если я и пою, что вижу, Маришке со Светкой нравятся мои песни.