Стол накрылся. Шампанским и не пахло
Камера показывает панораму ярко освещенной тёмной площади перед небоскребом гостиницы «Булгартабак», построенной в центре Верзани, якобы, писателями балканской национальности. Крыша отеля скребла черное, покрытое черными облаками, звездное небо зарождающейся из ничего столицы литераторов мира.
Подъезжает громыхающее такси со пробуксовывающем на легком теплом морозце сцеплением. В воздухе запахло баббитом.
Из машины пытается вылезть крупный мужчина невысокого среднего роста, в дубленке и без бороды. Водитель, едва скрывая счастливую улыбку, подает небольшой чемодан, черный, в тон дубленке.
- Спасибо, спасибо, большое спасибо! - Говорит водитель. – Спасибо, песатель!
- Not at all! – Скромно отвечает хозяин черной дубленки и чемодана на ломаном бразильском языке. – Я просто не знаю пока курс валютов. Ехайте осторожно, а то сцепление выпадет*.
• выпадет, браз. – перестанет работать (перевод автора синопсиса киносценария кино)
Человек с черным поворачивается, поднимает голову, чтобы прочитать транспаранты, камера наезжает на него, и зрители видят уставшее после 24-часового перелета , небритое, но родное лицо. Хромающей походкой на правую ногу, тот поднимается колом по ступеням уходящей в небо лестницы, одновременно стараясь разогнуть обомлевшую от перелета и поезда спину и обдумывая свою очередную критическую статью с критикой чьей-то несчастной работы. По его лбу бороздят мысли.
Камеру уже закатили в гигантское фойэ. Виден человек, писатель по национальности, но с совершенно русским, московским лицом, в костюме и жилетке. Он стоит у выполненной из чистого золота местного разлива регистрационной стойки и беседует с вытянувшимся по стойке штатом. Верзаньским.
- Вы понимаете, писатели – очень странный народ. Мы люби пошуметь. Вот я, писатель из Мухосранска, ну, батенька, Вы сами должны понимать, не требую ничего специального. Я всех люблю, даже метроотеля вашего, но честно Вам скажу, если вы придете завтра на наш банкет, но понимаете, что мы, естественно, должны подготовиться к нему, так вот, я, допустим, пишу с грамматическими ошибками, ну не умею без Ых, ну мама таким родила, но меня уважают. А вы меня уважаете? Вот. По списку почти все в сборе, ждем Кола. Не удивляйтесь, я очень прошу вас, если имена и фамилии будут отличаться от списочных. Или, например, пол автора. Ну, не половину я имел в виду, не половину, а наличие той самой штучки. Или отсутствие, я бы сказал. Вот я – Алеша Сякой-то-Такой-то, но Вы же знаете уже мою настоящую фамилию. Это, понимаете ли такое дело, виртуал, писатели, творческие натуры. Даже хорошие попадаются. А завтра вам попадется у стойки чудесная, ну, чудесная Лора де Голь и необыкновенный, замечательный Александр Казар. С женой. Но не надо беспокоится, прошу вас, потому что он может, например, ну, к примеру, оказаться женщиной, а жена, ну только для красного словца, - мужчиной. Или наоборот. Не обращайте внимание. Мы все – виртуальные личности, региональные литераторы из разных регионалов. И еще приедет однофамилец Эдуарда Хиля, помните, он пел когда-то по центральному телевидению, песни. Нет, наш Хиль, ну, красавец, высокий, интересный, он не поет, а пишет тексты песен. А не поет он потому, что наш сайт, ну, не принимает МП-3 файлы, я Мазу несколько раз говорил. И вполне допускаю, что он сам же и поет файлы.
- Ма-а-аз?! Мы же его знаем, он – аблокат по профессии, скидку для всех вас получил...
- Ну, зачем же так, ну, почему вы не хотите понять, да не Маз, куда ему, у него возле дома даже душа нет, а Хиль, Эд Хиль, поэт. А вы видели, мы вместе из Мухосранска приехали, очаровательного Злата Столыпина – Очерковского? Он глуповат, конечно, но я его обожаю, жалею, он отец-одиночка. Граф. Настоящий. Как Лев Толстой. Николаевич. – Алеша повернулся, чтобы набрать воздух в легкие и чтобы клерки (так теперь называют в Верзани работников регистрационных стоек) не почувствовали тяжелый запах легкого конька. Глаза его расширились, он сделал все-таки вдох и бросился навстречу хозяина черного чемоданчика, в тон дубленке. – Боже мой! Да вы посмотрите, это же сам Кол, дай я тебя обниму, мы ждем-с, ждем-с, а тебя все нет, а от вокзала-то три минуты пешком. Я уж, подумал, не отоварили ли тебя местные литераторы по дорожке с лужами. Дай поцелую! Как дошел?
- На такси приехал.
- Да зачем же, зачем же так, впрочем, у бразильцев свои привычки. Нам, региональным классикам не до такси... Пойдем, там все ждут тебя, дергаются, нервничают. Сдай оружие в регистратуру, и в лифт. На сто тринадцатом этаже, в номере Маза и Алевтины, все уже собрались.
Голос за кадром
Первая ночь прошла успешно. Все надрались в меру. Блевал только один, но попал в унитаз. Юморист, не рассчитал силы, веселый парень.
Приехавшие чуть позже знаменитый московский писатель Дмитрий(Змей) Саргонов привёз лимоны собственного выращивания, питерская авторша Лора де Голь – отличное настроение, изысканную прозу и покой. Кол понравился многим дрожащим от страха литераторам. Эдуард Хиль перезнакомился со всеми женщинами и мужчином – графом Златом Очерковским. После этого Эд открыто объявил, что меняет свой ник на «Маркиз де Хиль», чтобы его больше ни одна собака не путала с каким-то певцом с бывшего советского телевидения.
На следующий день все встретились в городской верзаньской библиотеке, отзаседали свое. Настроение у всех было отличным. Некоторое недоумение вызвало то, что еще с вечера Алеша и Кол куда-то ушли, вон из отеля, долго отсутствовали, потом пол ночи пили что-то у Кола в номере.
Гораздо позже, после того, как Кол совсем разошелся на сайте со своей непотребной критикой, злые языки стали утверждать, что пили-то в номере бразильский яд, потому что Алеша через пол года умер. Но Змей Саргонов утверждал на допросе в Интерполе, что пили вместе, разошлись одновременно, и пили-то франкофский коньяк, разлитый по бутылкам почему-то в Америке. Ядовитую пищу не принимали, ввиду отсутствия возможности покупки закуски ночью. Змею поверили. Его слова подтвердили еще несколько бойцов писательского фронта, лакавших коньяк в номере Кола. Дело спустили на тормозах, потом закрыли. Однако, наиболее оскорбленный рецензиями Кола поэт настенных газет лавораторий Английский Советский по сей день утверждает, что причиной смерти Регионального Классика стали либо отравленная конина, либо послесъездовский конкурс Кола «Об что звонит КОЛоКОЛ», в котором Алеша будет правой коловской рукой, и сердце его не выдержало скандалов, устраиваемых зарвавшимся критикам от благодарных авторов-участников.
В заключение съезда состоялся банкет, перед которым некоторые съездовцы обменялись книгами и деньгами с руководством сайта, читали свои стихи и, извините, прозу, пели хриплыми голосами старинные песни и танцевали вприсядку. На пол.
Счастливые литераторы были затем доставлены автобусом в Москву. А пути они заехали в музей Есергина – местного дореволюционного поэта, ставшего знаменитым. Там же посетили местный платный туалет с рекламой на входной двери «И ветераны войны тоже не имеют скидок». Бумага при входе в туалет выдавалась только литераторам. Но у авторов уже были красные корочки СУПа.
Потом заехали в очень православный, но начавший процветать монастырь со святым источником, в котором омовились. Причем, омовительством занимались литераторы даже не соответствующих национальностей. Священнослужители закрыли на это глаза. Впрочем, их можно было не закрывать, потому что тьма стояла кромешная, не было ни лампочек, ни свечей, ни внутри. Так же, как и снаружи, и дорог-тропинок. Все спускались к монастырю на жопе по затоптанной ледяной горе грязного цвета. Зато поднимались в гору, к автобусу, грязными, но счастливыми.
Автобус довез всех до Площади Нескольких вокзалов, в урны которых литераторы торжественно выбросили книги литератора из Измаиля Бельсея (Бени) Пфуйфербойма. Потому что они были действительно очень толстыми, действительно очень тяжелыми и действительно написанными исключительно заглавными буквами. Ни читать, ни понять их смысл никто, кроме Алеши, не хотел. У нас есть копия письма, украденная у покойного Кола, в которой Алеша называет книгу «хренью» и возмущается тем, что ему удалось дочитать ее через пол года до оглавления в самом конце. Однако злые языки говорят о том, что литераторам и другим поэтам просто не понравилось предложение, сделанное Беней на съезде о том, что нужно продумать, каким образом ветераны литераторства смогут получать от СУПа материальную помощь, которую он предложил в насмешку, конечно, назвать «Русской цивилизацией».
Как бы там ни было, но съезд прошел с надеждами на будущее. СУПа.
Колу не удалось омрачить членов предложениями – разбираться в качестве членских работ ДО приема в СУП, а не после. Не удалось бразильцу совратить русского человека.
Прошли моменты. Кол перестал сидеть, скрестя ноги: левую - с хромой правой.
Но и Маз не дремал. В его голову опять вошли идеи. Он, не найдя поддержки очередным, но собственным большим финансовым начинаниям на сайте, решил уйти в Реал, чтобы заняться бузинесом, в Верзани, и жениться на женщине.
Но что делать с сайтом? С сайтом, над которым вставал полыхающий рассвет с будущим. Всемирным. Как ореол шахматной короны над Нью-Васюками.
Продолжение следует