Вот зачем я прихожу на встречи всегда вовремя? Семь часов. Стою и жду, конечно же. Ты застрял в пробке.
Когда передвигаешься в подземелье метро, вокруг тебя живет и дышит, переливается, раздувается шаром и растекается струйками огромная разноцветная говорливая толпа людей. Странный конвейер – гармошки эскалатора вверх-вниз, коробочки вагонов вправо-влево – дробит ее на порции, глотает и выбрасывает наружу. Ты под шумок запрыгиваешь с ней на убегающую ступеньку, втискиваешься в голодные двери электрички. Тебе с ней по пути. Вы едете куда-то вместе. Ты и толпа. Потом тяжелые моргающие двери метро выталкивают вас на улицу, и, странное дело, толпа вдруг распадается на множество отдельных людей, и ты понимаешь, что прощаешься с ней; у нее своя дорога - множество дорог.
Я стою и жду тебя. Возле меня по стеночке растянулись через неравномерные пустые отрезки еще несколько таких же ожидающих. Нетерпеливые взгляды на часы, растерянные - по сторонам, настойчивые - в проем выхода из метро, озабоченно заинтересованные - в экраны мобильных телефонов. Вот девушка в красном кожаном пиджачке подскочила к одному из «под стеночкой». Мужчина, высокий, будто растянутый вверх, немного больше, чем нужно, заулыбался крупными зубами, напряженная поза спала. Девушка щебечет: «Простите за опоздание, день сумасшедший, давайте отойдем, вот сюда…». Пиджачок расстегнут, под ним черная открытая блузка, загорелая кожа в декольте, неспокойная от частых вдохов запыхавшейся розоволицей опоздавшей. На улице прохладно. Мужчина, зашевелившись, как расколдованная каменная фигура, отодвигается от стены, отдаляется, отделяется от нашей невольно объединенной цепочки. Смотрю вслед – на девушку. И все-таки на улице прохладно. Немного сдвигаю плечи.
Напротив, через дорогу, стоит высотка. Поднимаю голову, смотрю в пространство над ней. Тут, под навесом возле метро, я вдруг понимаю, какое высокое небо в этом городе.
В моем городе небо лежит на крышах. Там звезды так близко. А еще близко море. Брызги. Смех детей…
Смех детей. Из метро с подпрыгиваниями, растягивая мамины руки, появляются до улыбки одинаковые близняшки-дошкольники. «Не могУ поднять ногУ, не ногУ, а нОгу, все равно не мОгу», - декламирует мама; сынишки взрываются хохотом. Глупый стишок. Я удивляюсь тому, что в другом городе, в другой стране, этот стишок тоже всем известен. Может, он не такой глупый, как я думаю. Может, это я глупая и не понимаю, в чем суть. Может, он вроде искусственно созданного, на первый взгляд, бессмысленного предложения, в котором воссоздана морфологическая модель русского языка: «Гло;кая ку;здра ште;ко будлану;ла бо;кра и курдя;чит бокрёнка». Близнецы уже куда-то исчезли вместе с поэтически подкованной мамой. А я так и не знаю, стишок глупый или я.
Передо мной маячит круглый букетик в зеленой пелеринке – один из ожидающих все не может найти себе места под стеночкой. А, может, волнуется перед встречей. Маленький мужчинка средних лет весь будто потертый, с запыленным лицом, с неровными шагами. Явно под хмельком. А, может, волнуется все-таки.
Вот девушка, немного замешкалась, смуглая, упругая, темные волосы стянуты в хвост. Такими, наверное, были черноморские амазонки – приподнятый гордый профиль, красивое послушное тело на спине вздыбленного коня. Толчками выходит пар из его ноздрей.…Нет, это пушистая воронка дыма от закуренной сигареты современной «амазонки».
Цепочка рвется, снова соединяется. Подоспевшие люди выхватывают звенья – уходят, совершив ритуал рукопожатия, мужчины, уплывают под ручку парочки влюбленных, стрекочут каблучками, отдаляясь, улыбчивые подружки.
На улице прохладно. Я стою и жду тебя.