В лесной тишине, когда замираешь и задерживаешь дыхание, становится слышен снегопад. Как будто потусторонний шелест доносится до слуха и надолго завораживает, околдовывает. Постепенно оказываешься в плену удивительных грез и забытья, а всей душой твоей вдруг овладевает сказка, добрая и красивая, и обязательно со счастливым концом.
Снег постепенно накапливается на ветвях, особенно на широких лапах густых елей, от чего они постепенно все ниже и ниже опускаются к земле, становясь тяжелее, и если ударить по ним палкой, они, освободившись от белого груза, мгновенно взмывают вверх под действием упругой силы. На вершинах высоких елей, где во множестве золотятся изящные гроздья спелых шишек, с удивительной проворностью акробатов вертятся стайки веселых клестов. Они вылущивают из-под чешуек вкусные еловые семена и, обработав, таким образом, всю шишку, как будто бы ради забавы сбрасывают ее вниз. Она летит, задевая за заснеженные ветки, и если снег сухой и морозно в воздухе, на солнце разноцветным чудом искрятся порхающие снежинки.
В густой хвое на черных стволах деревьев копошатся и тонко посвистывают юркие синички, проверяя трещины коры, и вместе с ними шныряет одинаково как вверх, так и вниз головой по стволам пепельно-серый поползень. Их острые коготки сбивают на землю мелкий лесной мусор, кусочки лишайника и желтую отмершую хвою, и все это ложится на белый снег следами их активного пиршества. Они не обращают ни на кого внимания, занимаясь своим обычным делом, лишь изредка, подольше понаблюдав за ними, замечаешь, как черная бусинка любопытного глаза озорно скоситься в твою сторону, блеснет на тебя своим вниманием и вновь устремиться в поиски по закромам лесных тайников. Смотришь на них и удивляешься. Ведь такая маленькая птичка, казалось бы, совершенно ничем не защищенная, а не побоялась остаться зимовать в суровом холодном лесу, тогда, как крупные мощные их собратья уже с первыми холодами устремляются прочь от лютой зимы!
Иногда пронзительно крикнет, заметив тебя, из чащи пестрый трудяга-дятел, слетит резко и стремительно с серой раскоряченной сушины и сгинет в другой стороне, через какое-то время вновь отозвавшись оттуда громким настойчивым стуком по твердому морозному дереву. А стайка розовых, как ранние наливные яблочки, снегирей с робким нежным посвистыванием то тут, то там выискивают и лущат среди кустарников старые перемерзшие ягоды рябины или шиповника.
В лесу, все же остались и крупные птицы. Порою как белый взрыв из сугроба выбросит на себе снежную пыль иссиня-черный тетерев, ночевавший под снегом в холодную ночь. С чуть меньшей мощью взрывается и рябчик, но он сер по сравнению с тетеревом и поэтому не столь эффектен на ослепительной белизне девственного снега. Миг – и они улетели чащей, задевая и даже ломая ветки деревьев сильными крыльями, шумно и впечатляюще до такой степени, что какое-то время еще стоишь, не смея опомниться. А их уже нет, и только остались на снегу разрушенные ямки-лунки да почерк маховых перьев от крыльев на поверхности снега.
После пороши снег в лесу чистый, как только что постеленная на стол чистая праздничная скатерть. Пройдет день или два и на ней начнут появляться первые пометины звериного бытия – отдельные следы, наброды, места жировок. Со временем их будет все больше и больше, они будут налагаться друг на друга, пересекаться, возникнут среди стволов деревьев утоптанные тропы, и станет от этого в лесу веселее. Уже никак не возникнет впечатления о том, что жизнь зимой здесь остановилась, уснула, замерла. Она просто немного притихла в ожидании весеннего тепла.