Сначала мир раскрашен детской гуашью на стенах комнаты, куда по утрам врываеся солнце, поднимаясь над крышей соседней пятиэтажки. Но вот уже не так весело щебечут синицы ядреным сентябрьским утром. До школы не более пяти минут ходу, и этот путь необходимо преодолеть сначала внутри. Шаг за шагом по щербатому асфальту читаешь абзац по выбору. Здесь пишут большими буквами о детской наивности и вере. Потом стирают тряпкой с доски. И снова пишут иное: детство закончилось, и этот мир создан не для тебя одного. Ты - не император, а просто школьник, которому можно разбить лицо, только потому что ты младше года на три-четыре. Не ожидал? Не ожидал. Не верил, что мир - война? Убедись.
Потом это забывается за множеством куда более приятных моментов. Остается лишь знание, что ржавым гвоздем вбито под корку головного мозга - мир не для тебя. Ты лишь сам - абзац по выбору. Хорошо, читаем далее. Какая великолепная буква. С нее начинается имя самой красивой девчонки, что живет в крайнем подъезде твоего дома, и сидит на второй парте правого ряда в твоем классе. Это потом превращается в болезнь. А красивые девченки, став позже красивыми женщинами, жалуются, почему к ним липнет всякое дерьмо? А нормальные мужики проходят мимо, опустив глаза. Да, девочки, вы еще в девятом классе дали понять, что ваша любовь не для всех, что вы существунте для всякого дерьма. Это реальность.
Да, разве мир состоит только из взаимоотношений полов? Когда-то приходит откровение без текстов устава. Они сидят напротив, позвякивая армейскими ложками о котелки, твои друзья, и ты уверен, что кажый из них - рыцарь без страха и упрека, и он подставит грудь под пули, принадлежащие тебе. Но вот уже нет опасных дорог, рявканья ротного, мелкой въедливой пыли на сапогах, лишь в переходе метро опустившийся алкоголик рвет тельник за пару баксов, и клянчит мелочь на опохмел. Не жалко и сотни, и сквозь смутное сознание, обезображенное меркантильностью и уродством мегаполиса, сквозь тяжелую пьяную пелену, он пытается вспомнить тебя, того прежнего... или себя? Того, настоящего. Несправедливо.
А это совсем ни на что не похоже. Правда. Эйфория еще не ушедшей молодости, медовый месяц на ворованном матрасе из студенческой общаги, а остальная мебель - ящик из под вина, что осушили неделю тому такие же бездомные и нищие из Альма-матер. А потом, когда тебе говорят, ты еще не веришь, и купаешь свое счастье в детской ванночке. А оно с визгом и брызгами гоняет желтого утенка по волнам своего восторга. И ты думаешь, что это на всю жизнь. Веришь, пока в телефонной трубке не раздается басок: "Здорово, отец. Когда приедешь?" А что ответить, если это уже не твоя жизнь? Ты уже не вписан в круг проблем и праздников за общим столом. И лицо той, которая подарила тебе смысл, размыто. Переживем.
Что остается? Дом отчий. И возвращаясь из странствий по Европам или Азиям, как-то сомневаешься в смысле поговорки "где родился, там и сгодился". Голову свербит иное: "чем дальше - тем роднее". Как же это мелко и пошло огрызаться, когда снова всплывает муть о квадратных метрах кровного родства, и пытаясь выжечь каленым железом те обиды и сцены, что наспех оклеены обоями несправедливости к тебе, снова спешишь на вокзал. Оставьте, Бога ради меня в покое, если вам так важно ваше провинциальное прозябание ответственных квартиросъемщиков и приватизация моего безразличия. И упираясь лбом в тамбурное окно, мчишься, отсчитывая версты подальше, чтоб как-то сохранить родство. Невероятно.
Какие еще надо похоронить желания? Какие еще нужно утопить надежды? Какие еще необходимо искалечить мечты? И все для того, чтоб остаться с вами? Упрекните меня в эгоизме. Только мне безразлично ваше мнение, поскольку вам безразлично мое. Видимо, одиночество - это самое прекрасное состояние взрослого человека. Оно необходимо ему как воздух, чтоб более не ломать собственную жизнь по чужим капризам и почетным обязанностям. Я не украл у вас ничего, я только отдавал, что у меня было, что добывал вам ради красивых моментов жизни, которые теперь позабыты. Вы остались самыми близкими мне людьми, но я смог заставить себя провести ту границу своего мира, дабы вы его более не разрушали своими претензиями на близость. Почему? Скорее всего потому, что вы не верили, и никогда не поверите в то, что я бесконечно вас люблю, и остаюсь там же. Оставьте мне хотя бы то, ради чего еще стоит коротать на этом свете. Поскольку человеку остается немного - объяснить себе смысл своего присутствия среди вас, когда умирают иллюзии.