Человек, который мог бы сказать что-то, ничего человеку не сказал, и тот, кто мог бы слышать, ничего не услышал.
Василий Кандинский
Мастерская располагалась на чердаке, перестроенном под студию. Скошенный потолок отбрасывал неровные тени. Красивые окна, мозаикой собранные в одно, большое светило открывали комнату миру. Мягкий, бархатистый свет заливал все углы. Он окутывал предметы и они излучали тепло. Гармония пустоты царила здесь.
Воздух не был прозрачен. Как будто находишься в центре облака и смотришь на солнце. У этого воздуха был своеобразный запах, но уловить его одним вдохом было невозможно. Смесь терпко-горьких ароматов с свежими запахами трав и масел. Ингредиенты запаха были понятны только той, что сидела у окна.
Девушка была одета в светлое платье. Корсет, затягивающий ее тонкую талию не позволял ей нагнуться и выглянуть через окно, поэтому она смотрела на противоположную сторону канала. Светлые, легкие волосы, пепельного оттенка были собраны и только локоны непослушно выбивались из под голубого платка на голове. Платок оттенял цвет ее глаз, особенно сейчас, когда она смотрела на свет, они становились небесно-голубыми, глубокими, но всегда прозрачными, как брошенный на дно ручья хрусталь. Широкие юбки спадали вниз создавая бесконечный ворох складок и переливов. В руках она держала альбом и карандаш.
Легкими,но в то же время заряженными движениями она наносила штрихи. Мягкий карандаш оставлял кусочки графита на шероховатой бумаге. Отражая, завораживая, не замечая движений, она смотрела наружу. Опустив глаза на бумагу девушка вздохнула. Опять не то... Листочек тихо упал на пол. Хрусталь глаз перестал искриться. Она отошла от окна, в глубину эфира мастерской. Где же продолжение сна, который она видела? Где эта ветка цветущей сакуры?
Девушку звали Мия, и как вы уже догадались, ее искусством была живопись. Она была молода, но жизнь дала ей нечто большее, чем всем ее окружающим. Мия видела сны, продолжением которых являлась ее жизнь. В детстве ее это пугало. Это чувство незащищенности, даже в глубокие минуты спокойствия. Мир крал ее сны и мечты. Мир искажал их своей невежественностью, а она пыталась воссоздать картинку сна, возвращала свои сны из мира на бумагу.
Дни Мия проводила в этой мастерской. Никто из домашних и прислуги не поднимался сюда, в это царство ее снов. Ее жизнь находилась в этой комнате, ее любовь, ее ненависть, ее увлечение, радость, злость, обида... Все она делила с этим местом и картинкой за окном. Мия умела жить с самой большой проблемой мира,с пустотой в душе. И искусство, которое она создавалa, исчезало в тот момент, когда менялась атмосфера вокруг, оно не давало жизни будущему. Ее голод, ненасытность, выбивалась из этих рамок, но сны возвращали ее в эту комнату, день за днем...
Этим утром она боролась с видением опять. Она видела ветку цветущей сакуры, она знала что это перерождение, это новая эпоха. Но что должно было умереть для этого? Нужна ли была смерть для нового рождения? Нужно ли было что-то менять? Или может все уже умерло? Может это пустота в душе, это ветер развивающий пепел? Но почему сейчас все должно было меняться? Ужасная боль, пустота разрывала на части внутри и оставалась опять пустота. Можно было подумать что все - закончилось, но нет, разрывалось что-то каждую секунду и каждую секунду новая пустота заливала ее штормом, а она захлебывалась в этом море, вдыхала, но не воздух, а эту пустоту, которая заполняла легкие тяжестью...
Хлопнуло окно, отброшенное внутрь комнаты ветром, гуляющим по этим узким каналам, в проемах между домами, которые отбрасывают тени друг на друга. Мия вздрогнула и только хотела подойти к окну что бы притворить его, как перед ее ногами упал лепесток нежно-розового цвета. Вот и продолжение сна, ведь здесь не цветет сакура. Но сейчас сезон цветения, правда, на другом конце земного шара.
В Японии сакура является символом природного начала жизни, в Китае символом женственности, женской силы и красоты. В Японии проводиться карнавал под названием Ханами, это празднование цветения сакуры, сезона цветения вишневого дерева. В это время встречаются семьи, друзья, влюбленные, все близкие люди, что бы познать красоту этого перерождения, что бы отчиститься от всего плохого, что бы наполнить пустоту светом. Празднуется этот праздник с давнейших времен, с 3 в. нашей эры.
Дождь белых и розовых лепестков, аллеи, спокойствие, гармония, воздух, энергетика ветра. Ведь японцы умеют "ловить" ветер. У них есть специальные технологии, с помощью которых, японские сады собирают энергетику ветра. Но, мы отвлекаемся, Мия не знала о Японии ничего. Она жила в маленьком мире, в маленькой пустоте и тесноте этой волшебной комнаты.
Подобрав лепесток, нежно, что бы не помять, она положила его на ладонь и подошла к окну, что бы лучше его разглядеть. Тонкие струйки жилок, протекающих сквозь лепесток, нежно-розовые, темнели у края. Шелковая поверхность переливалась отблесками неба...О нет! Следующий порыв ветра забирает этот сон, забирает этот листочек, уносит в этот мир, из которого Мия его только что получила. Порывистым движением она пытается ухватить след цветения и тут она видит, что прям под ее окном, на этой стороне канала, стоит парень с маленькой девочкой. В руках у девочки ветка цветущего вишневого дерева. Она размахивает ею и что-то пытается сказать парню, который держит в руках какой-то музыкальный инструмент.
Мия не закрывает окна, не прячется в своей мастерской, как она сделала бы раньше, что бы никто ей не помешал. Она замерла, ведь ее детектив сна продолжался и ниточка тянулась дальше ее мира. Парень садится на ступеньки, которые снизу обмывает мутноватая вода канала и берет в руки свою мандолину. Вокруг шумит город, вода и тот самый ветер, но Мия слышит его мелодию. Мелодию, грустную , нежную, с дымкой радости в самой глубине каждого звука, а она тянет за ниточку все дальше и дальше. Девочка, с очаровательными черными кудрями, улыбаясь сидит у ног и слушает музыку, а цветущие лепестки уносит вода. Парень поднимает глаза и видит закрывающееся окно, большое и красивое, как мозаика.
На следующий день Мия не закрывала окна. Воздух в помещении зашевелился. Ингредиенты запаха стали меняться. Она сидела у своего стола из массивного дуба. На нем были разложены куски разноцветных камней, лепестки растений, бутыльки с маслом, скорлупа яиц и кусочки металла. Мия перетирала мелкие камешки, превращая их в тонкий порошок. На ее руках оставались остатки всех оттенков, а она старательно нажимала на пресс что бы скорее начать смешивать краски. Добавляя капельку белка, она получала гущу, наклоняясь, добавляя оттенки. Охра, кобальт, ультрамарин... цвета сменяли друг друга, и постороннему показалось бы это беспорядком, но Мия видела свою новую картину, видела каждый мазок и его цвет. Светлее, светлее... Темпера тускнела после нанесения, а ей нужен был свет. Добавляла цинк, эксперименты в стремлении создания света продолжались. В это темное время, которое должна была отражать ее живопись, она хотела иного.
Она вновь услышала мандолину, присев у окна, на этот раз, она не держала в руках карандаша. Карандаш открывал только форму, ей нужен был цвет. Заворожено слушала она переливы. Парень перестал играть, а смеющаяся девочка, с упрямыми кудрями подбежала к окну и засмеялась. Мия улыбнулась ей в ответ, а девочка спросила:
-Тебе нравиться?
-Конечно, конечно нравиться - тихо сказала Мия, что бы парень не услышал.
-Он не услышит тебя,- как будто читая мысли сказала девочка и погрустнела.
-Почему же?
-Он не слышит ничего, Бог наказал его, или одарил его. Никто не знает. Но он не слышит людей. Он мой старший брат, ему иногда становиться плохо, он болен, поэтому я всегда рядом, если ему что-то понадобится.
Мия замкнулась на секунду. Как же это возможно? Как он может создавать столь великолепную мелодию, если он не слышит?
-Наверное он слышит свою музыку,-улыбнувшись сказала девочка.
-Скажи, милая, а как называется его мелодия? Что он ею хочет рассказать?
-Он не говорит об этом никому.
-Не может?
-Не хочет…Никто кроме него не сможет тебе этого сказать.
Девочка побежала к музыканту и через мгновенье он повернулся и проследил за тонким пальчиком сестры. Мия не смутилась, и не закрыла окна так как подобало девушке ее положения и воспитания. Она хотела знать. Взгляды встретились. Взгляд того, кто умел говорить и той, что умела видеть.
"Скажи мне, что бы ты нарисовал сейчас?"
"Я нарисую тебе свою музыку, ты поймешь."
Взгляда было достаточно, никакого жеста, ни одного слова. Мия присела и продолжила работу. Но что-то изменилось в способе ее работы, она не смотрела на улицу, она смотрела на свою палитру, и легкими движениями смешивала, добавляла и играла с цветом. Но что отражали ее цвета? Что же она так страстно пыталась перенести на холст? Музыка играла, перетекая из минора в мажор, как цвета переливались друг в друга, неосторожно касаясь краями и в следующую секунду образовывая новый оттенок.
-Дорогая, это твоя новая картина?! Но... но... на ней же ровным счетом ничего нет? Где композиция? Что это за эксперименты?!- выразила общее неудовольствие мама, разглядывая работу. Отец подтвердил приподнятыми бровями.
-Мама, папа... понимаете...это... небо, это вечное...-она запнулась,- я пробовала новые цвета, натюрморт будет готов к следующему воскресенью.
-Молодец, милая, мы тобой гордимся.
Мия не рисовала натюрморта, она сидела у окна, и ждала мандолину. Краски на ее картине уже подсохли и ей безумно хотелось знать если она поняла, если то, во взгляде было правдой. Мысли терзали ее, заменяя пустоту, но принося страдания. Новое начало, сакура, перерождение...
Несколько неимоверно длинных дней проползли мимо. Хрусталь в ручейке стал тускнеть, и голубой платок не оттенял глубину больше. От полузабытья мыслей Мию отвлек порыв ветра, пролетевший мимо нее в комнату и перевернувший ворох эскизов. Один из листов улетел за окно, и когда Мия выглянула на улицу, проследить его судьбу, она увидела девочку, ту самую, кучерявую, но не смеющуюся. Девочка была одна, на ней было черное платье, а в руках она держала ту самую веточку, на которой теперь не было ни единого лепестка.