Андрей Абелин не спал уже давно. Плохо. Если бы не возня Чака и Берри в ногах, на прожженном, пахнущем давнишней мочой, продавленном диване, он бы поспал еще. Может быть, поспал бы. Очень не хотелось вставать. Липковатый пот еще минуту назад обволакивающий его щекотливым скафандром, вроде высох, исчез. Осталась только мелкая дрожь. Там, внутри. Возле позвоночника, ближе к низу. Свербящая, ноющая. Как еле слышный звук комариных крыльев. Неизбежный и неотвратимый. Сейчас бы попить воды. Прошлепав босыми ногами по липкому полу, прильнуть к крану. Вода сначала теплая, настоявшаяся за ночь. Она проникает прямо в желудок, наполняет его. Становится все холоднее, до тех пор, пока не станет ломить зубы. Но, пить. Попытаться залить эту жажду. Тогда отступит дрожь. И сквозь слабость в ногах, можно будет вернуться назад, на диван, и закурить. Фууу. Опять пот. Не важно. Все плохо. Сегодня должна придти Аня. Опять будет уговаривать пойти лечиться, плакать. Стыдить. Дура.
Она думает, что ему нужно браться за ум, начинать жизнь заново, вспомнить о ребенке. О ней. Дура. Просто плохо.
Ладно, хотя бы покормит собак. А может, и получится уговорить ее дать денег. Или просто вытащить кошелек. Она ведь всегда оставляет сумку в прихожей.
Чак и Берри, два ротвеллера, достались Андрею из прошлой жизни. От туда, где была Аня, где была еще жива мать, где был Андрей младший. Там было много еще чего.
Или ничего не было. Есть только сейчас. Сейчас плохо.
Андрей встал, напился. Взял с подоконника кастрюлю, с плавающими в ней макаронами. Хотел было слить воду. Не стал. Поставил на пол. Чак и Берри не заставили себя ждать. Ладно, разберутся. Андрей медленно нагнулся, поднял с пола пузырек с надписью «Льдинка». Пустой. Рядом, на боку еще один. Вот в нем грамм около ста есть. До прихода Ани хватит. Может быть. Андрей налил в железную, покрытую чайным нагаром кружку, воду. В стакан- «льдинку». Сейчас. Давай. И запить. Вода холодная. И у нее появился вкус. Вкус воды. И снова этот пот.
Сейчас придет Аня. Сейчас главное не заснуть. Иначе можно не услышать, как она будет стучать в дверь. И тогда она уйдет. Не будет денег, и придется что то делать. Плохо. Все равно, все очень плохо. Аня - дура. Она думает, что что-то можно изменить. Жизнь. Другой жизни нет. И не будет. И не надо.
Андрей включил телевизор. Картинка в нем исчезла с месяц назад, что-то там сломалось. Но звук был, и он не давал заснуть. Прилечь. Чак запрыгнул рядом. Пусть. Когда они рядом, не так плохо.
Андрей все-таки заснул. Как обычно, сны были очень яркими. Ему снилось, как он, в юности, в первый раз вышел на поле в составе дубля «Зенита». Против дубля «Динамо» Минск. Он бежал, обводил, отдавал пас, принимал мяч. Сердце готово выскочить из груди. Вот ворота впереди. Удар, мяч летит к переклади
Аня в этот день так и не попала в квартиру Андрея. Стучала, но за дверью лишь раздавался глухой, как бы чуть простуженный рык Берри. Чак обычно не рычит. Пошла домой. Из школы уже должен был вернуться Андрюшка. Надо все таки уговорить Андрея лечиться. Вдруг все измениться. Все вернется. Все наладится. Аня не заметила трещины в асфальте, нога подвернулась, и как то неестественно, по театральному, женщина упала. Глупость какая. На ровном месте, перелом ноги.
Шесть дней спустя, милиция взломала дверь в квартиру Абелина. Соседи жаловались на вой собак. Андрей спал. На диване. Или, как будто спал. Ноги Андрея были изглоданы. Чаком и Бери. Когда они рядом, не так плохо.
не. Гооолллл Его первый мяч в составе команды мастеров. Это был лучший день в жизни Андрея. А впереди была целая жизнь. Андрей улыбался. Хорошо. Как все таки хорошо жить!