Сергей родился в Ленинграде в ноябре 1949 года сразу после Октябрьских праздников. Причем родился не просто младенец, а настоящий богатырь: вес – четыре килограмма и шестьсот граммов и рост – пятьдесят девять сантиметров!!! Как Екатерина Федоровна, его мать, - худенькая, миниатюрная и хрупкая женщина – смогла его родить, да еще и в тяжелые и голодные послевоенные годы, так и осталось загадкой. Но факт остается фактом.
Все предрекали, что из этого младенца вырастет настоящий Лев – царь зверей или уж, по меньшей мере, Илья Муромец. Отец – Василий Сергеевич – даже собирался и назвать его Львом (тем более что у него был фронтовой друг, которого звали Левой, и с которым они в свое время дали друг другу слово, что своих будущих сыновей, если таковые будут, назовут, соответственно, Василием и Львом).
Но Екатерина Федоровна решительно заявила, что она не львица и львов не рожает! Сошлись на том, что мальчика назвали в честь деда – потомственного терского казака Сергея Ефимовича, который вместе со своей женой так и продолжал жить на Северном Кавказе, в Нальчике (отец Сергея даже на Рейхстаге расписался «Мальчик из Нальчика», как его прозвали фронтовые друзья).
В июне 1950-го, когда Сергею только-только исполнилось семь месяцев, было решено вывезти ребенка на все лето на Юг (тем более что была такая возможность), чтобы познакомить с бабушкой и дедушкой, а заодно и подпитать его витамином «Д» - солнышком – и другими южными полезностями. Сергей к этому времени уже вовсю ползал и даже пытался начинать вставать.
Но начало лета в том году в Ленинграде выдалось довольно холодное, а на Северном Кавказе, как всегда, уже стояла нестерпимая жара. Перемена климата не пошла ребенку на пользу, и сразу после приезда в Нальчик Сергей заболел воспалением легких, да таким тяжелым, что его еле-еле выходили.
К концу лета мальчик поправился, окреп и начал наверстывать в развитии все то, что невольно притормозила болезнь. Но когда в конце сентября его привезли обратно в Ленинград, там уже вовсю наступили заморозки, и ребенок вновь заболел воспалением легких, причем двухсторонним крупозным.
Несколько месяцев Екатерина Федоровна не отходила от его постели. Врачи перепробовали все, но мальчик угасал с каждым днем. Тем не менее, от госпитализации Екатерина Федоровна наотрез отказалась, считая, что в больнице, без персонального внимания и ухода, она ребенка непременно потеряет.
И выходила, - к весне Сережа поправился. Но два тяжелейших воспаления легких на первом же году жизни серьезно подорвали его здоровье. Ни о каком богатырстве речи уже не шло, - мальчик стал худеньким, щупленьким и не пропускал ни одной простуды или какой-либо еще «болячки».
А поскольку семья жила в частном деревянном одноэтажном доме, построенном дедом Сергея по материнской линии еще в 1928 году, где не было не только водопровода, но и нормального, теплого туалета (его заменяла уличная дощатая пристройка с выгребной ямой), добрую половину совей жизни Сергей проводил в постели в окружении лекарств. Достаточно сказать, что за первые десять лет он только воспалением легких переболел десять или одиннадцать раз!
В доме, насчитывающем пять комнат, самая большая из которых была восемнадцатиметровая, и двенадцатиметровую кухню, жило пять семей: три сестры Екатерины Федоровны (близняшки Мария Федоровна и Инна Федоровна, на два года старше Екатерины Федоровны, и Анна Федоровна, на два года младше Екатерины Федоровны) и брат Федор Федорович (на два года младше Анны Федоровны) со своими, как говорится, чадами и домочадцами. То есть у каждой семьи было по комнате.
Бабушка, Мария Петровна (деда к тому времени уже не было в живых), жила с семьей младшей дочери в самой большой комнате.
Всего в доме жило двадцать два человека – одиннадцать взрослых и одиннадцать детей. Жили, несмотря ни на что, довольно весело и до поры до времени вполне дружно.
В 1956 году Сергей пошел в школу. Школа была буквально в двухстах метрах от дома, но, тем не менее, по дороге домой, особенно зимой, Сергей успевал так нарезвиться, наиграться и наваляться в снегу, что приходил домой весь мокрый и, как минимум, один-два раза в месяц по неделе болел.
Школа была перегружена, особенно младшие классы, - сказалась послевоенная волна рождаемости. На каждом уровне (первые, вторые, третьи, четвертые классы) было по шесть-восемь классов, насчитывающих по сорок-сорок пять учеников. Поэтому летом 1957 года на базе педагогического училища, находившегося примерно в километре от дома Сергея, развернули дополнительную начальную школу, и по паре вторых, третьих и четвертых классов из старой школы перевели в «базовую».
Перевели туда и второй-«Е», в который тем летом перешел Сергей, и третий-«Ж», в который перешел двоюродный брат Сергея Саша Калашенков – сын Марии Федоровны.
Дорога до школы стала намного длиннее, а следовательно, и возможностей найти приключения – больше.
В марте 1958-го после богатой на снег зимы, наконец, наступила оттепель. Точнее, это даже была уже не оттепель, а как-то сразу, резко и дружно наступила самая настоящая весна. Снег стал обильно таять, на дорожках и тропинках появились лужи. Даже под сугробами, за ночь покрывающимися жесткой корочкой наста, собиралось целое море воды.
В одно прекрасное, но пока еще довольно темное утро (занятия начинались в половине девятого) Сергей и Саша, направляясь в школу, обнаружили, что за выходные (а дело было в понедельник) тропинка через сквер, по которой они всегда ходили, полностью покрылась водой. И не просто покрылась, а там, где раньше была тропинка, теперь образовалась огромная лужа. В полумраке казалось, что воды там, как минимум, по колено!
Недолго думая, братья решили обойти лужу по краю близлежащего сугроба. Первым в бой бросился Сергей. Да оно и понятно: Сашка был старше, крупнее, значительно упитаннее – круглолицый, розовощекий, как кровь с молоком, здоровый (к этому времени за всю свою жизнь, дай Бог, пару раз насморком переболел), - сильнее и хитрее Сергея.
С умным видом взрослого человека он рассудил, что Сергей, поскольку он легче, должен первым проверить прочность наста. А Сергею только того и надо было. Но, дойдя до середины сугроба, он вдруг по пояс провалился в снег, под которым было по колено воды.
Оценив ситуацию, Саша решил не рисковать и осторожно, потихонечку, короткими шажками двинулся вперед по тропинке и спокойненько миновал препятствие.
Оказалось, что слой воды на тропинке составлял всего сантиметра два, просто находящийся под ним лед так отсвечивал, что получался оптический обман.
В школе учительнице Сергей ничего не сказал и так и просидел на уроках весь день с мокрыми ногами, а когда пришел домой, то брюки уже успели подсохнуть, и никто из взрослых ничего не заметил.
Вечером же, когда Екатерина Федоровна пришла с работы, Сергей уже весь горел, - температура перевалила за тридцать девять.
Больше в том году в школу он уже не ходил. Одноклассники практически ежедневно навещали его, приносили задания и забирали, чтобы отдать учительнице, тетрадки с выполненными работами. Примерно раз в две недели приходила сама учительница, занималась с ним, объясняла, что ему было непонятно, и что не получалось. А 29 мая Сергея все-таки положили в больницу, поскольку итогом его «первопроходства» стал ревматизм, давший осложнение на сердце, выразившееся в миокардите.
В середине июля Сергея выписали домой с полупостельным режимом. От занятий по физкультуре теперь он был освобожден пожизненно.
Первым делом родители, Василий Сергеевич и Екатерина Федоровна, взяв свое несчастное чадо в охапку, нанесли визит Тамаре Владимировне, учительнице Сергея, - ведь из-за болезни он в общей сложности пропустил больше, чем целую четверть!
В результате переговоров было принято джентльменское соглашение: Тамара Владимировна условно переводит Сергея в третий класс, но дает ему контрольное задание на все оставшееся лето, по результатам выполнения которого и будет принято окончательное решение осенью.
У родителей же Сергея на вторую половину лета были несколько иные планы. Отец уже давно хотел организовать для всей семьи круиз по европейской части Советского Союза и Черному морю. Тем более что в том году ему была положена какая-то большая льгота, как ветерану войны (то ли он несколько лет не пользовался своими льготами, то ли еще что-то, и получалось так, что в том году они могли всей семьей совершить этот круиз чуть ли не бесплатно). Но из-за Сергея было решено этот круиз отменить.
Сергею же безумно хотелось уж если не повидать мир, то хотя бы другие города своей Родины, тем более что планировалось посетить Киев, Одессу, Евпаторию, Севастополь, Сухуми, Батуми, Поти, Сочи и уже из Сочи ехать в Нальчик.
В план этой поездки, как уже понятно, входил и круиз по всему Черному морю. Море и настоящий большой корабль Сергею увидеть, а тем более, поплавать на нем, хотелось с особенной силой. Другого такого случая могло уже больше никогда не представиться. Поэтому он взмолился и клятвенно пообещал, что по приезду в Нальчик не будет отходить от стола, выполнит все-все задание и обязательно перейдет в третий класс, но только пусть родители не отменяют круиза!
На том и порешили.
План круиза был выполнен полностью. Море действительно произвело на Сергея неизгладимое впечатление. А если еще учесть, что круиз по Черному морю они совершали на одном из самых фешенебельных пассажирских лайнеров того времени, в прошлом личной прогулочной яхте Гитлера, а ныне семипалубном дизельэлектроходе «Россия» с открытым бассейном на верхней палубе (таких в то время в Советском Союзе всего было два), прошлись по Потемкинской лестнице в Одессе, побывали на Малаховом кургане и в Панораме обороны Севастополя, то комментарии просто, как говорится, излишни.
Любимыми песнями Сергея стали «Самое синее в мире Черное море мое» и «Легендарный Севастополь». Море не только снилось ему теперь каждую ночь, но и грезилось каждый раз, когда он просто закрывал глаза…
Но и Сергей выполнил свое обещание: весь остаток лета он усиленно занимался, выполнил все задание, по возвращении в Ленинград был окончательно переведен в третий класс и в школу пошел вместе со своими одноклассниками.
Мечты и мысли о море теперь уже не покидали его, но, к сожалению, здоровья это не прибавляло. Осенью и зимой он, как и всегда, неоднократно простужался, что не самым лучшим образом сказывалось на его здоровье, а к весне оно и совсем ухудшилось.
Поэтому в начале марта районная детская поликлиника направила его на городскую комиссию для получения путевки на трехмесячное лечение в детском ревматическом санатории «Дюны» под Ленинградом.
Претендентов было очень много, гораздо больше, чем мест в самом санатории. Поэтому Екатерина Федоровна очень переживала. Но Сергей, несмотря на свои всего лишь девять с половиной лет, успокаивая ее, совершенно справедливо, по-взрослому рассудил:
- Мамуля, ну, что ты так переживаешь? Если нам не дадут путевку, значит я не так уж и сильно болен, а если дадут, то я поеду лечиться!
Путевку им дали. Больше того, в санатории все его пациенты по тяжести заболевания делились на десять режимов: первый-«А», первый-«Б»,… пятый-«А», пятый-«Б». Первый-«А» - это был постельный режим, первый-«Б» - полупостельный,… пятый-«Б» - практически здоровые ребята.
Сергей приехал в санаторий с первым-«Б» режимом и через три месяца выписался оттуда с тем же первым-«Б». В санатории он тоже умудрился простудиться и заработал сильнейшую ангину, в результате чего ему еще и сделали там операцию – удалили гланды.
Одно было хорошо: в санатории для школьников всех уровней и возрастов была организована учеба. Поэтому Сергей, несмотря на то, что вновь пропустил в школе часть третьей и всю четвертую четверть, был аттестован и переведен в четвертый класс.
Через год, в первых числах сентября 1960 года другой двоюродный брат Сергея, Вова Байраминов – сын Инны Федоровны, - который был старше Сергея на четыре года и начал уже учиться в девятом классе, решил, в тайне от родителей, поступить в Нахимовское училище.
Он разузнал, что это училище, которое в том году собирались закрывать, решили, по просьбе жителей города, все-таки оставить (правда, в форме интерната на базе Нахимовского училища) и как раз в начале сентября объявили набор.
Вова собрал все документы и отправился в училище, но вскоре расстроенный вернулся обратно. Оказалось, что, поскольку он не был сиротой, требовалось не просто согласие, а специальное заявление от родителей, да и набор производился только в пятый класс.
Обо всем этом он рассказал Сергею и Саше, закончив свое повествование провокационным вопросом, не хотят ли они попытать счастья, поскольку они по возрасту подходили в самый раз. Сергей загорелся, как свечка, тем более что, с одной стороны, он закончил именно четвертый класс и только-только пошел в пятый, то есть именно он в самый раз подходил под условия приема в Нахимовское. А с другой стороны, Сашка, который закончил пятый класс и уже пошел в шестой, решил попытать счастья, невзирая на то, что для этого придется повторить пятый класс. Его – Сашкины - родители тут же побежали в школу и уговорили директора, завуча и педагогов переделать ему табель и все характеристики так, якобы он в том году закончил только четвертый класс.
Родители сначала пытались объяснить Сергею, что, поскольку это училище готовит будущих военных моряков, туда нужно проходить очень серьезную медицинскую комиссию, которую Сергею с его ревматизмом, миокардитом, полупостельным режимом и пожизненным освобождением от физкультуры не пройти ни при какой погоде.
Но Сергей уперся, представляя из себя уже не просто свечку, а бенгальский огонь в купе с буром. В конце концов, было решено: пусть попробует, чтобы он не считал, что родители сломали ему всю жизнь, а чтобы ему прямо там, в училище, отказали.
Правда, на небольшую фальсификацию, следуя примеру ближайших родственников, родители Сергея все-таки пошли: уговорили Тамару Владимировну переписать Сережину характеристику, убрав оттуда лишь фразы о том, что он очень болезненный мальчик, и то же самое попросили сделать участкового детского врача. Причем врач отнесся к этому с большим пониманием, сказав, что, если Сергей не поступит, то ничего страшного в этом не будет, а если ВДРУГ(!) поступит, то, быть может, режим, порядок и организация даже пойдут ему на пользу.
Шестого сентября Мария Федоровна и Екатерина Федоровна вместе со своими ненаглядными чадами торжественной процессией направились в Нахимовское училище.
После написания соответствующих заявлений, заполнения анкет и сдачи всех положенных документов в приемную комиссию Сергей и Саша в составе весьма внушительной группы претендентов исчезли в недрах бело-голубого здания на Петровской набережной для прохождения медицинской комиссии. Поскольку, как я уже говорил, училище собирались закрывать, в обычное время набора туда не проводилось. А после принятия решения о его сохранении был объявлен дополнительный (а точнее, просто ускоренный) набор. В связи с этим, а также исходя из того, что по времени был уже сентябрь месяц, т.е. вовсю пора было начинать занятия, никаких вступительных экзаменов не было, а была только медицинская комиссия.
Комиссия эта была весьма серьезной. Достаточно сказать, что, когда через три дня объявляли ее результаты, то оказалось, что из двадцати пяти претендентов, входивших в одну группу с Сергеем и Сашей, принятыми оказались только двое – Вася Корнеев и… наш Сергей(!).
У Марии Федоровны была такая истерика, что, казалось, она вот-вот, несмотря на полутораметровые стены, разнесет все училище по кирпичику. Чтобы она не выдала «страшную тайну» про Сергея (что она уже, в общем-то, собиралась сделать), ее пришлось срочно оттуда «эвакуировать».
В решении медкомиссии, правда, была одна оговорка, которая и позволила более-менее благополучно снять накал, до которого дошла в своем праведном гневе Мария Федоровна.
Дело в том, что у Саши и еще у троих претендентов оказались увеличенными гланды (а Сергею их удалили за год до того!) и больше никаких претензий к их здоровью не имелось. Поэтому комиссия поставила им условие: если они в течение двух недель сделают операции и удалят гланды, то их примут в Нахимовское училище, поскольку ничто больше этому не препятствовало.
На следующий же день Саша лег на операцию и двадцать первого сентября был зачислен в училище.
На первом году обучения Сергей часто болел и только в санчасть попадал раз шесть-семь. На втором году это случалось уже реже, и санчастью он «пользовался» раза три-четыре, а на третьем году – раза два.
Врачи каждый раз, и особенно во время ежегодных диспансеризаций, обращали внимание на имеющиеся у него шумы в сердце, но поскольку, несмотря на свою худобу, фигура у Сергея была довольно спортивной, каждый раз (скорее, для собственного успокоения) задавали риторический вопрос:
- Перетренировался?
В 1964 году, когда Сергей и Саша уже отучились в училище по четыре года и окончили восьмой класс, в училище начался капитальный ремонт. Командованием было предложено желающим из числа нахимовцев-ленинградцев вместо лагерных сборов (нахимовцы летом ежегодно в течение месяца-полутора проходили практику в своем лагере на берегу Нахимовского озера на Карельском перешейке, а после десятого – предвыпускного класса - на кораблях Балтийского флота) на месяц раньше уйти в отпуск и, соответственно, на месяц раньше из него выйти, с тем чтобы, ночуя дома, ежедневно являться в училище и помогать в качестве подсобных рабочих в проведении ремонта.
Сергей с воодушевлением воспринял это предложение и дал свое согласие (у его отца в том году отпуск планировался как раз в первой половине лета, и из-за нестыковки под угрозу срыва попадала традиционная поездка к бабушке и дедушке в Нальчик, а так все получалось самым наилучшим образом). Саша же не захотел в этом участвовать и решил остаться в лагере, а в отпуск пойти в обычное время.
Через неделю после того, как Сергей ушел в отпуск, в лагере проводилась традиционная военная игра со шлюпочным походом, с ночевкой у костра, с маленькой «войной» между «синими» и «красными»…
Переночевав на самом берегу, Саша застудил поясницу, и к утру у него начались такие боли, что его срочно отправили в госпиталь в Ленинград. Там же выяснилось, что у него камни в почках, и от переохлаждения началось их движение.
Пролежав в госпитале больше месяца, Саша был комиссован, что называется, подчистую, и никогда больше в своей жизни ни дня не служил.
А Сергей, даже несмотря на возникавшие в последствии, причем с самой неожиданной стороны, отголоски его «бурного» детства, закончил Нахимовское, затем высшее военно-морское училища и военную академию и прослужил на флоте тридцать три календарных года, из которых больше двадцати лет на подводных лодках, дослужился до звания капитана 1 ранга и уволился с адмиральской должности, так, к сожалению, и не успев получить звание адмирала, но лишь потому, что начался послеперестроечный развал не только Вооруженных Сил, но и всей страны.