В кухне стоял дым и запах печёного. Лида Самохвалова с утра решила побаловать cемью.
Это был маленький домашний подвиг – блинная эпопея всегда требовала много сил и времени, а, главное, неусыпного внимания. Отвлечься нельзя было ни на секунду. Лида, откидывая тыльной стороной маленькой ладошки непокорные кудри, решительно орудовала двумя сковородками.
Cтопка ароматных блинов высилась на блюде. Каждый блин смазывался сливочным маслом и сверху плюхался следующий, горячий и кружевной. Масло таяло в раскаленных блинных недрах и растекалось по тарелке.
Пошарив рукой в необъятном брюхе холодильника, Лида поняла, что масло кончилось в самый ответственный момент.
- Вадя! – привычно позвала она сына. – Cгоняй в магазин!
Жалко было отрывать ещё теплого и сонного отпрыска от компьютера, но, в конце концов, она тоже вертится у плиты из любви к ближнему – могла просто бутерброды нашлёпать.
Но вдруг, как будто что-то вспомнив, нахмуренная Лида, переворачивая очередной блин, крикнула уже обувавшемуся сыну: «Ладно, сынок, обойдусь, да и тесто уже заканчивается!»
В последнее время она обходилась все чаще.
Cемья могла пару дней сидеть без соли, мыла, спичек.
Все, что обычно забывали купить в бескрайних просторах супермаркетов, но можно было найти рядом с домом. А послать кого-нибудь за отсутствующими продуктами Лида была не в силах. Муж иногда вспоминал, что в доме уже 3 дня выскребают из походных баночек соль, и все-таки заходил в магазин.
Но кто обычно думает на подступах к дому о чем-то кроме дома?
Лида вбила себе в голову случайно придуманную теорию: каждый человек передвигается по своей орбите. Любая просьба, уговор, звонок по телефону сбивают его с этой нахоженной тропы, и он становится уязвим.
Когда им двигает только его личное желание, он защищён, он в своей скорлупе. Если он сам решил что-то сделать – это одно, но если вы послали его за какой-то мелочью это совсем другое. Это разные состояния одного человека – или он движется сам, или им движет кто-то!
Придумала всю эту ерунду Лида после поразившего ее случая.
В их доме жил некий Олег Петрович, солидный господин с солидными манерами. Он резко пошёл в гору, каждое утро за ним приезжала шикарная машина с шофёром и вечером аккуратно возвращала хозяина в лоно семьи. И всё у него получалось в этой жизни.
Но это у него! А вот у младшего брата, как казалось соседу, все шло не так.
Брат с семьей жил в тихой уютной Твери всем довольный. В местном масштабе был вполне благополучен, а о большем и не мечтал.
Олег Петрович развил бурную деятельность и все-таки уговорил младшенького переехать в северную столицу. Подготовил ему теплое местечко в своем департаменте и ходил довольный, потирая руки.
Младший поупирался, да кто ж добровольно от таких благ откажется. Хотя жалко было рвать с тихой провинциальной жизнью.
И переехал. И был счастлив целых 20 дней. А на 21-й умер от сердечного приступа на заплёванных ступенях Витебского вокзала.
Cосед поседел за неделю. Ему теперь с этим надо было жить, cмотреть в глаза матери, жене, своим детям и детям брата.
Его безудержная энергия оказалась неуместной – он сорвал человека, счастливого человека, c его орбиты, пытаясь сделать его еще счастливей.
Лиду мучала эта история постоянно. Она даже перестала уговаривать маму, которая несколько лет не выходила из дому и передвигалась на коляске, провести лето на даче. Мама, несмотря на внезапную хворь, была оптимистом и держалась молодцом – в своем доме, на своей орбите.
Лиде так хотелось вытащить ее на свежий воздух, ей казалось, что на даче мама сразу начнет ходить. Но теперь поняла, что действительно нельзя осчастливить человека вопреки его желанию.
Раньше, когда она задерживалась, всегда звонила мужу, чтобы встретил. После своего открытия она и это себе запретила. Ехала домой поздно и не боялась. Это был ее путь, и была уверенность, что ничего плохого не должно произойти.
А вытащить беззащитного человека из тепла и уюта дома в чёрный мрак холодного двора и затащить его в машину, а потом надо ехать по тёмным дождливым улицам, где по ночам носятся одни ненормальные!
Нет уж!
В конце концов, она пораньше могла прийти домой и задержалась по своей воле.
Вот если бы он сам вспомнил, подумал, осознал, взволновался и движимый этим порывом пошел и сел за руль, его орбита не была бы нарушена. Но этот порыв рождался в нем редко, чаще овладевало раздражение, что она опять задержалась где-то.
"Неужели это понятно только мне одной? - сокрушалась Лида, когда узнавала про чьи-то трагедии.- Как научиться не дергать домашних по мелочам, не пытаться улучшить их жизнь.
Ведь каждый из нас и так делает много вопреки своим желаниям – ходит в школу, на работу. Но там, где что-то зависит от нас!"
Ей казалось, что это в ее силах - защитить свою семью.
И она защищала, как могла. Многое в жизни не сходилось с ее теорией, но она оставалась ей верна.
- Ну подумаешь опять все забыли купить масло! Зато были в избытке мука и молоко - и поджаристая горка блинов своим запахом манила всех к столу.