Протокол номер два, или Секретариат на перекуре
Узкий подоконник комитетского окна при всей своей неприспособленности для потрясающего Надеждиного зада имел решающее преимущество перед секретарским креслом. Умостившись на этом на¬сесте, Надежда расслабленно глотала пахнущий первым снегом воз¬дух, выдыхала в него сигаретный дым и как бы невзначай демонстри¬ровала ноги: на ней были новые колготки с очень высокими "штаниш¬ками", и отчаянно задиравшаяся юбка ей ничем неудобным не грози¬ла. Митенька украдкой разгонял ладонью дым и смущенно отворачи¬вался от зрелища; Безруков, как назло, присел рядом с ней, но не¬достаточно близко, чтобы коснуться его бедром, и только Кольцов с явным удовольствием расположился у стола напротив, да и тот что-то втолковывал в самое ухо хмурившейся Ирине. Председательст¬вующая на комитете Надежда хотела с помощью подоконника упрочить свое лидерство, и то, что упомянутое преимущество не срабатывало, раздражало её. И вообще она с самого утра неудовлетворенная.
Стараясь не смотреть на руку Кольцова, устроившуюся на Иринином плече, Надежда повернулась к Безрукову:
- Лихо ты его срезал с инициативами, я и сама-то прям смутилась – думала, сейчас как заведется на полчаса, а потом поди, определи, что он там пропус¬тил...
Она поерзала на подоконнике так, что юбка задралась до самого критического момента, и Митя от отчаянья решил встрять в разговор.
- Да, у нас два периода были, когда вообще дела безна¬дежно обстояли – перед войной, года с тридцать восьмого, и после, до Карибского кризиса, – инициатив всяких масса, а результатов ни¬каких. Тут вообще любопытно получается: чем больше инициатив, тем толку меньше. Пора уже пересмотреть, наверное, наши либеральные подходы, американцы понимают только разговор с позиций силы. По¬этому самой лучшей мирной инициативой была водородная бомба...
Все недоуменно уставились на Митю, и он, не чувствуя иронического характера направленного на него интереса, увлеченно про¬должал:
- Ничего у нас с Картером не получится, вот увидите. С де¬мократами у нас не клеится. Самые тонкие аналитики утверждают, что пока к власти в США не придут республиканцы и не займут по-настоящему жесткую позицию, ни о каких реальных сдвигах нечего и думать. Если только...
- Да, - прервала его Надежда совершенно невпопад, - Митя тоже хороший вопрос задал, надо было его притор¬мозить, что поделаешь, зато я теперь в парткоме одну лишнюю анке¬ту для нашего комитета получу.
Она перевела взгляд с Безрукова на Митю и обратно и со вздохом закончила:
- Для кого-нибудь из на¬ших.
Кольцов игриво прижался к Ирине – та даже вопросительно взгля¬нула на него и чуть отодвинулась – и промурлыкал:
- Ирочке надо дать, а то у неё уже третий год.
Надежда отвернулась от испуганного и молящего Митиного взо¬ра и бросила:
- Первый будет решать. Да хватит вам об этом, у нас через пять минут "персоналка", дайте переключиться.
- Последний анекдот хотите?
Все обернулись к Безрукову.
- Едет поезд в коммунизм. Вдруг – остановка. "Что случилось?" - спрашивает Ленин. "Да вот, Владимир Ильич, белогвардейские банды рель¬сы разобрали". Ну, вышли все вместе, починили путь, дальше едут. На очередной станции вагон с Лениным отцепили. А тут опять оста¬новка. Сталин посылает Зорге выяснить, в чем дело. Тот возвраща¬ется: "Фашистские шпионы мост взорвали!" Сталин: "Зорге послать на но¬вое задание, машиниста – расстрелять, из членов оппозиции сформи¬ровать лагерную бригаду для починки моста". Наконец, исправили, едут дальше. На очередной станции и этот вагон отцепили. Только тронулись – снова остановка. "Никита Сергеевич, - докладывает Лы¬сенко, - происками генетиков на железнодорожном полотне вырос непроходимый ельник". "Елки переделать в кукурузу, генетиков – на комбайны, Пастернака и Ахматову – в рембригаду и – догнать и перегнать!" И этот вагон от¬цепили, проехали немного, и тут начал поезд притормаживать, при¬тормаживать... Стучат к Брежневу, выходит Суслов. "Что такое?" "Да вот, топливо на исходе, может послать кого за угольком?" "Ничего не надо. Тех, кто захочет вый¬ти, объявлять диссидентами, поездной бригаде раскачивать состав и стучать зубами, а остальным – плотно закрыть занавески и сидеть тихо. Пусть все думают, что мы едем".
Когда все отсмеялись, Надежда, опасливо проверяя тушь на ресницах, погрозила Безрукову пальчиком, а Кольцов, спрятав в "дип¬ломат" так и незаполненные бланки "Спортлото", принялся рассказывать неприличную историю о командире областного штаба, который хотел устроиться с комиссаршей одного отряда на чердаке только что принятого коровника и загремел оттуда прямо голышом в полное навоза стойло. Ирине стало, видно, уже совсем невмоготу, и она побежала в туалет, Безруков высыпал пепельницу в окно, Надежда одернула юбку и уселась в кресло. У Митеньки тягостно засосало под ложечкой, и бледность разлилась по его розовой физиономии: после "персоналки" в повестке шел его вопрос – постановление коми¬тета о Ленинском зачете. Он задрожал, услышав Надеждино обращение, но оно пока ничего страшного в себе не содержало: - Митенька, - попросила его сбросившая личину соблазнительницы зампоорг, - приглашай товарищей рассаживаться, уже время!
Протокол номер два заседания комитета ВЛКСМ
от того же самого числа (продолжение)
(Помещение комитета. Перерыв окончен, и все снова занимают свои места. В глазах присутствующих первые признаки усталости соседствуют с явным интересом к предстоящему происшествию – "пер¬соналка" всегда пусть маленький, но скандал. Взгляды прикованы к двери – сейчас войдет будущая жертва.)
Жильцова (не вставая): Вторым вопросом нашего заседания идет персональное дело. Слово для сообщения имеет председатель персо¬нальной комиссии Комкова. (Приглашающе кивает.) Давай, Нина!
Комкова (Это женщина лет тридцати пяти, толстая, неуклюжая, безвкусно одетая, с невыразительным лицом. Лишь в глубине глаз её спрятано какое-то неопределенное подозрение и злоба. Она тяже¬ло встает, переминается с ноги на ногу, словно ей трудно начать, перебирает материалы дела, как бы нехотя начинает):
- Ну вот, зна¬чит, дело, конечно, непростое. Из сто пятнадцатого отделения ми¬лиции поступило сообщение о том, что студентка четвертого курса Якименко Татьяна была задержана в универсаме нашего района, ког¬да попыталась пронести без оплаты в своей сумке курицу. Состав¬лен протокол, следствие почти закончено, и его материалы скоро поступят в суд. Я разговаривала с Таней. (Оглядывает присутствующих, после паузы): Здесь такое обстоятель¬ство: она на шестом месяце беременности. Сначала она мне говорила, что просто забыла заплатить, но материалы следствия это оп¬ровергают. Оказывается, её продавцы заприметили давно, они подоз¬ревали, что Таня и раньше пыталась делать что-то подобное. Кроме того, в её сумке не было других продуктов, а в кошельке не было денег, кроме какой-то мелочи. Поэтому ей пришлось признаться, что она сознательно пошла на это из-за отсутствия денег. В своем по¬ступке раскаивается, хотя разговаривает грубо и неохотно. Послед¬нюю сессию дважды пересдавала, постоянного общественного пору¬чения не имеет. У меня все. (Садится).
Жильцова: Вопросы к председателю персональной комиссии?
(Сидящий у стены высокий парень поднимает руку. Это член комитета Колесников, председатель спортсовета.)
Колесников: Можно мне? Я хотел узнать: а кто её муж? И по¬том: она москвичка или в общежитии живет?
Комкова: Якименко Татьяна не замужем, живет в общежитии. Какие у неё отношения с родителями - это мне не известно.
Жильцова: Секретарь бюро четвертого курса! Обращалась ли Якименко в старостат иди профком за материальной помощью?
(Высокий, худощавый, модно одетый юноша отвечает сидя. Это Степанянц, секретарь бюро ВЛКСМ четвертого курса.)
Степанянц: В этом году Якименко по итогам последней сессии лишена стипендии, но дважды получала материаль¬ную помощь, в мае и сентябре. Больше у нас нет возможности ей ма¬териально помогать, фонды очень ограничены, в прошлом месяце по¬ступило более двадцати заявлений. Бюро курса характеризует Таню отрицательно: к комсомольской работе и к учебе относится равнодушно, не пользуется уважением в коллективе, избегает коллектив¬ных мероприятий, малообщительна. Моральный облик Якименко не вы¬зывает доверия, на первом курсе у неё была одна история с женатым мужчиной, дошло даже до обсуждения на бюро.
Жильцова: Ещё вопросы? Перед тем, как пригласить Таню, хотела обсудить вопрос. Есть мнение, что поскольку дело получило широкую огласку вплоть до парткома университета, мы должны подой¬ти принципиально. Имеется предложение об исключении Якименко Та¬тьяны из комсомола. По-видимому, если суд примет оправдательное решение, то райком ослабит взыскание до строгого выговора с зане¬сением, но если мы примем сами более слабое взыскание, то райком может его усилить.
Колесников: Я лично не знаком с Татьяной. Судя по всему, она просто попала в тяжелое положение. Надо пригласить её и выслушать, а потом обсуждать. А вдруг у неё и в самом деле не было денег? Что ей было делать?
Митя (с возмущением): Мне не понятна позиция председателя спортсовета. Что же, если нет денег, то идти воровать? Могла за¬нять у кого-нибудь, у родителей попросить. Это не принципиальный подход. Воровство несовместимо с пребыванием в комсомоле, а тем более это студент идеологического факультета...
Колесников (настойчиво): Если её исключат из комсомола, то и из университета выгонят. Она же в положении, надо понимать... Ей помочь надо, а не наказывать. Я считаю, что персональное дело не готово.
Безруков (с сомнением): Материал, действительно, противоречивый. Быть мо¬жет, нам стоит подождать решения суда? Зачем же заранее выносить взыскание, а если её оправдают?
Горина (нервно): Решение суда есть юридическая сторона дела, а мы сейчас обсуждаем совместимость поступка Тани с положениями мораль¬ного кодекса строителя коммунизма. Мне приходилось сталкиваться с Якименко по работе в комиссии по задолжникам. Она успевает с тройки на двойку, ведет себя вызывающе, девочки из общежития говорят, что её замечали за злоупотреблением спиртными напитками. Независимо от решения суда мы должны определить свое отношение к делу.
(Горина вскакивает с места, её щеки пылают, глаза возбужден¬но расширены, голос срывается до крика.)
- Вы сейчас её увидите, это ж невозможная девица! С ней уже нет сил разговаривать! Она де¬монстративно игнорировала все наши попытки помочь ей с успеваемостью, на консультации не являлась! Забеременела по-глупому, а теперь цацкайся с ней, так что ли!? (Внезапно падает на стул, за¬крывая лицо руками, рыдает. Сквозь слезы): Таким спирали надо без очереди и бесплатно вставлять...
Жильцова (смущенно и испуганно): Ира, ну что ты, разве так можно, возьми себя в руки, успокойся. Может, тебе выйти, отдох¬нуть? Света, накапай ей двадцать капель, вот у меня в сейфе... Товарищи! Я полагаю, надо пригласить Якименко. Ирочка, ты как, всё? Только давай без вопросов, посиди тихонько. Света, заводи!
(Входит Татьяна Якименко. Ей немногим больше двадцати, живот уже заметен, и она его не старается скрыть, яркий и гру¬боватый макияж неуместен на слегка отёчном, с ранними морщинами лице, которое выражает и отчаяние, и вызов, и немую мольбу.)
Жильцова: Проходи, пожалуйста, садись. Мы заслушали информацию председателя персональной комиссии, а теперь хотели бы, чтобы ты нам рассказала, как все произошло. Мы слушаем тебя.
Якименко (чувствуется, что ей трудно говорить, хотя текст заранее подготовлен и уже обкатан в милиции, на персо¬нальной комиссии, на бюро курса): Это получилось случайно. Пос¬ледние полгода я много болела, плохо сдала сессию, осталась без стипендии, родители мне не помогают, а подрабатывать не могла по состоянию здоровья. У подруг назанимала уже, матпомощь не получи¬ла, но думала, что до сессии дотяну. Пошла в магазин за макарона¬ми и сама не знаю, как это вышло... Хотелось мяса купить, но де¬нег не было, взяла курицу, цену не рассмотрела сначала, а потом уже не смогла положить назад. Я думала, потом деньги верну..., в общем, нашло на меня что-то, голова кругом пошла... Вину свою осознаю, больше этого не повторится.
Комкова: Таня, скажи, пожалуйста, а почему ты с самого нача¬ла во всем этом не призналась, в магазине бросила сумку на пол и кричала, что это не твоя, потом говорила, что просто забыла заплатить, а теперь получается, что сознательно пошла на воров¬ство, так? Так кому же ты говорила правду – милиции или нам?
Якименко (растерянно): А сумка это не моя, я у соседки по этажу взяла. Да, забыла, я забыла заплатить! Мне в какой-то момент показалось, что эту курицу я купила в другом магазине... А после того, как кассу прошла, все вспомнила, но здесь она меня за сумку и схва¬тила, заорала, я испугалась и бросила сумку... Можно мне воды? (Долго пьет.) Мне есть хотелось, понимаете!?
Кольцов (лениво): У меня такой вопрос. Почему Вы не приобрели льгот¬ные профсоюзные талоны на питание? Это бы обошлось дешевле.
Якименко (смущенно): Мне нужно молоко и творог, а в столовой их не дают. И потом, у меня не было десяти рублей сразу, чтоб талоны выкупить, завтракать на них тоже нельзя... Я думала, достану денег.
Жильцова: Таня, как ты сама оцениваешь свой поступок? Какое взыскание ты сама себе бы дала?
Якименко (с отчаянием): Мне все равно. Исключайте! С вашего комсомола мне никакого толка, а вам – от меня. Все равно. Я уже столько всего наслушалась... В общем, я пошла, а вы тут решайте, плакать не буду. (Встает, направляется к двери.)
Жильцова (резко): Якименко! Ты куда? Мы ещё не кончили! (Девушка, не оборачиваясь, закрывает за собой дверь.) Ну вот, видите, как тут с ней разговаривать. Что будем решать?
Колесников: Я остаюсь при своем мнении. Девчонку затравили, бюро курса самоустранилось от участия, а мы её добиваем. Поста¬вить на вид – это будет нормально, а вот секретарю курсового бюро я бы вкатил выговор.
Жильцова (уверенно): Дело трудное, но принципами мы поступиться не мо¬жем. Помощь помощью, но требовательность требовательностью. Итак, есть два предложения. Первое – ходатайствовать об исключении из рядов ВЛКСМ Якименко Татьяны; второе – ограничиться постановкой на вид. Голосуем в порядке поступления. Кто за первое предложе¬ние? Большинство. Один воздержался, один против. За второе – один. Ну, все ясно, товарищи. Мне хотелось бы добавить, что бюро курса действительно следует внимательнее отнестись с Татьяне, тем более, что наше взыскание, как я уже говорила, по-видимому, будет смягчено, и из университета её не выгонят. Конечно, если на суде все обойдется. Когда суд, Нина, через две недели? Давай¬те покурим, ребята, а то сейчас постановление будет (поднимает¬ся). Перерыв на пять минут!
Протокол номер два, или Секретариат на перекуре. Продолжение
Завтра тираж, а Кольцов так и не заполнил бланки; в конце концов, жалко не этих копеек, а шанса. Хорошо бы выиграть тысчон¬ку, машину пора менять, придется доплачивать. Он как раз сегодня отнес в "комок" новенький "Шарп", с рук так и не удалось хорошо сдать, а там приемщик знакомый, поставил, сколько надо. Они тог¬да все в Хельсинки по два таких зацепили, удачное было совещание по интеротрядам... Правда, тут ещё за кооператив выплачивать на¬до, все равно где-то деньги искать, главное, чтоб до лета дотянуть, там-то пойдет. У Ирки, что ли, занять?
- Ирочка, на полгода можешь в долг дать?
Кольцов наклонил¬ся к самому уху и скорчил что ни на есть умильную физиономию.
- Верну в июле, как штык, с процентами.
- Могу, наверное, мне пока деньги не нужны, - безразлично отвечала Ирина, занятая своими мы¬слями. - Позвони завтра, поговорим.
- А может, сходим куда-ни¬будь, а?
- Игорек, что за намеки? Ты не заболел? Куда нам с тобой идти и зачем? Я тебе не пара.
- Надя Ивановна, скажи нам, а что, так уж необходимо было эту комедию ломать с девчонкой?
Безруков, молча меривший шагами комитет, вдруг остановился напротив Надежды и вопросительно уставился на неё.
- Понимаете, ребята, когда мы на секретариате обсуждали вопрос, насчет райкома не было ясности, и мы хотели дать ей "строгача". А вчера позвонили и предупредили, что там сменили предсе¬дателя персональной комиссии и ему как раз такое решение нужно: и принципиальность налицо, и либерализм сверху продемонстрировать можно. Тем более, что Первый уже повез протокол нашего сегодняш¬него комитета в горком на совещание, так получилось, что подела¬ешь. Ничего, обойдется, она девка, видно, та ещё, не шибко переживает. Лучше послушайте о вчерашней истории, в общаге у юристов, слышали? Ну-у, это балдеж.
Надежда выгнулась в кресле, сильно затянулась и, предвкушая удовольствие, зажмурилась.
- Звонит мне вчера вечером подруга, голос трясется, чуть не плачет, рассказывает. Идет она по университетскому дворику, лу¬жи, дворники с метлами, и вдруг сзади неё как заорет кто-то: "Летит, полундра, лети-ит!!" Она как шарахнется, голову вверх и видит: прямо на неё сверху что-то летит. И шагу ступить не успела, как в десятке метров от неё шмякнулась... девчонка! Представля¬ете, пятикурсница, с четырнадцатого этажа! Ну, конечно, вдребезги. Моя Катька, ну, подруга, как этот звук услышала, а потом эти брызги ещё от неё... В общем, упала без сознания, и их чуть обе¬их в одну машину не положили! Хорошо, очухалась вовремя. Говорят, от несчастной любви. Ирка, ты что? Ах, я дура безмозглая, ты се¬годня сама не своя, а я такое рассказываю...
Митин желудок, забывший вкус поспешного завтрака, спазматически сжался, и он понял, что его через секунду стошнит. Сигарет¬ный дым, влажный воздух из окна, брызги от несчастной самоубийцы, злосчастное постановление – все смешалось в невыносимо колючий и вязкий клубок. Митя бросился к окну, перевесился вниз так, что Кольцов едва ухватил его за пиджак, и стал мучительно давиться слюной, желчью и желудочным соком. Когда его, наконец, оттащили от окна, и помертвевшего, заплаканного, усадили на стул, всем пришлось взять ещё по сигарете – перерыв следовало продлить.
* * *
Таукитяне в этот момент проводили глубокий телепатический зондаж земной ноосферы, в просторечии именуемой обыденным созна¬нием. В основание их методики был положен контент-анализ ряда распространенных терминов обыденного языка, и в данный момент на очереди стояло слово "убийство". В первом приближении им удалось установить, что убийство означает результат действия человека, приводящего к лишению жизни другого человека. В таком случае, например, пилот бомбардировщика является убийцей. Однако в созна¬нии респондентов иноземные антропологи уловили несогласие с та¬кой формулировкой: убийством ведь является акт индивидуальной воли, а пилот просто "выполняет свой долг"! И одновременно отоз¬вались жертвы бомбардировок в очагах региональных конфликтов: стоя у пылающих руин своих домов, они посылали проклятия "крыла¬тым убийцам". Таукитяне расширили круг респондентов, ввели в кон¬текст новые понятия типа "совесть", "ответственность", "закон", попытались учесть различия между научным и обыденным употребле¬нием этого термина, но концы с концами не сходились. В итоге критике подвергся весь грамматический и логический строй земных языков и форм мышления; таукитяне пришли к выводу, что земляне абсолютно субъективны, не интересуются объективным знанием и не имеют средств его достижения, их мозг не способен к логическому анализу и построению правильных понятий и умозаключений. Концеп¬ция "пралогичности", или донаучного характера интеллекта землян получала все новые и новые подтверждения. И здесь звездным ана¬литикам пришлось прервать свои полевые изыскания, чтобы обсудить некоторые фундаментальные теоретические проблемы.