Альберт Геннадьевич спал и видел сон про исчезновение балкона.
Дело было так: постирав во сне носки, Альберт Геннадьевич отправился повесить их сушиться; открыл балконную дверь и уверенно шагнул в знакомом направлении, а нога вдруг зависла над пропастью. Вот сейчас я грохнусь с девятого этажа и насмерть изломаюсь о мусорные баки внизу, подумал во сне Альберт Геннадьевич и стал судорожно хвататься за косяк балконной двери. А рассохшаяся деревяшка предательски отделилась от стены и медленно опускалась вниз вместе с висящим Альбертом Геннадьевичем. Альберт Геннадьевич протестующе забормотал, подтянул колени к подбородку и проснулся. Несколько секунд лежал, слушая, как мячиком на резинке дрыгается сердце, потом сел, сунул ноги в тапочки и пошел на кухню выпить корвалола.
Запах лекарства весело побежал по квартире. Альберт Геннадьевич сидел у кухонного стола и задумчиво грыз ноготь. Пойти проверить, подумал он. Потом подумал, какой-то идиотизм. Затем решил, ну и пусть идиотизм. Отправился в гостиную, отдёрнул штору, прижался носом к холодному стеклу и, вглядевшись в заоконную тьму, убедился, что балкон на месте.
Альберт Геннадьевич удовлетворённо крякнул и вернулся в постель. Немного подрожав на успевшей остыть простыне, он заснул и увидел сон. В этом сне Альберт Геннадьевич шёл проверить, на месте ли балкон, отдёргивал штору, и в заоконной тьме видел бледное лицо с неуловимо знакомыми чертами, глядевшее на него с балкона. Альберт Геннадьевич беззвучно кричал, махал рукой лицу, чтобы оно убиралось с балкона, а оно – лицо – гнусно улыбалось, широко разевая рот.
От бессилья Альберт Геннадьевич заплакал во сне, проснулся и тут же уснул опять. И увидел сон, в котором он стоял на балконе и, перегнувшись через ограду, смотрел вниз, на мусорные баки. Соседи в виде маленьких человечков подходили к бакам и опрокидывали в них игрушечные ведёрки. Внезапно балкон, словно кабина лифта, медленно пополз вниз, а Альберт Геннадьевич схватил горшок с геранью и прицельно метнул его в постепенно увеличивающуюся фигуру соседки с восьмого этажа Ирины Степановны, топтавшейся у мусорных баков. Однако результат броска Альберт Геннадьевич не увидел, поскольку раздался истошный металлический звон будильника, и пришлось проснуться.
Альберт Геннадьевич ехал в троллейбусе на службу, беспардонно стиснутый со всех сторон чужими туловищами, вдыхая чужие запахи, и думал о том, что хорошо бы остеклить балкон и выложить его изнутри вагонкой, но только это дорого, особенно вагонка, и надо еще найти таких рабочих, которые не надуют и не стырят материал. Альберт Геннадьевич изо всех сил старался не думать о горшке с геранью, брошенном в соседку, и о бледном смеющемся лице, неуловимо знакомом и потому пугающем, а потом настала его остановка, и он вовсе забыл о балконе.
Этой ночью ему приснился сон о том, как он бежал за троллейбусом, и уже ставил ногу на ступеньку, но бессильно повисал на поручне, и двери закрывались, и Альберт Геннадьевич сползал на остановку, тоскливо глядя вслед упущенному транспорту.