Потоп изнутри потопа

- Мужики! Нашёл! Нашёл!!! Эврика!!!!

Он влетел в кают-компанию как ветер в открытое окно. Мы переглянулись, не сразу поняв, в чём дело. Он размахивал стопкой бумаг и настойчиво предлагал нам взглянуть на столбцы цифр, усеивающие каждую страницу.

- Ну, и что это?
- Ключ подобрал! Теперь можно прочитать!

Вот это да! Почти год он бился над расшифровкой рукописи, найденной в океане во время облёта территории.

Эта рукопись была упакована в полимер неизвестного происхождения и привязана к двум небольшим пластиковым баллонам, наполненным воздухом и скрепленным серебряной цепочкой, очевидно служившей когда-то украшением. Возраст находки около двухсот лет. Почему древняя бумага не испортилась, установили с помощью экспертизы. В самой бумаге велик процент содержания искусственных волокон, а ещё полимерный контейнер имел вакуумный запор. Возможно, помогли и капсулы с кислотой, адсорбентом и антибиотиком, находившиеся внутри упаковки.

Рукопись никак не поддавалась расшифровке. То, что это осмысленный текст, не вызывало сомнений. Но вот язык! Сколько их было на планете до катастрофы? Какой системой записи информации пользовался автор, что хотел сообщить и хотел ли – вот что волновало экспедиционеров. Пытались подобрать ключ к находке многие. Но тщетно. Через год после начала исследований уже никто не верил в возможность прочтения в обозримом будущем. И только Квинс продолжал поиски. Его одержимость стала раздражать начальство. Рукопись хотели изъять. Чтобы не мешала выполнению его прямых обязанностей акустика. Но он дал слово, что заниматься ею будет только в свободное время. И слово сдержал. Сейчас, когда команда отдыхала и только командир просматривал отчеты лаборантов, Квинс возился с этой уже никому не интересной находкой.

- Ну если можно прочесть, то читай.
- Да я уже начал. Интересно. Как роман. Главное - все наши предположения оправдываются. Все так и описано: и осадки, и неготовность цивилизации к масштабным спасательным операциям, и пренебрежение прогнозами, и извечное «авось», на которое гуманоиды надеялись. Так что вы, капитан, как в воду глядели!

«Как в воду глядел» - это была обычная шутка экспедиции. Вот уже второй год мы пытались найти причины катастрофы на планете, которая еще с Келистских обсерваторий выглядела как обитаемая и комбинированная, а по прибытии экспедиции оказалась затопленной водой. Причем на дне океана, покрывающего всю поверхность планеты, были жилища, предназначенные для жизни в атмосфере, дороги, аэро- и космопорты… Причины этих перемен сейчас и выяснялись. И, конечно, искали разумных существ, посылавших в космос сигналы. Хотелось верить, что где-то рядом ещё обитают потомки тех, кто пережил катастрофу. И вот послание из прошлого!

Вся команда жадно слушала торопливое, сбивчивое чтение Квинса. Язык, конечно, тяжеловат, но понятно почти всё:

«Сегодня весь день имелся дождь. На календарной зиме и в уличной гнилой осени уже местами приходит весна. Радио информировало, что здесь и там уже имеется листва, вырастают грибы … У нас также травка местами. Но я не сомневаюсь относительно: зима все равно быть. Как без зимы? И, однако, это странно.
Сегодня на работе женщины говорили относительно подготовки к новому году. ******(нет соответствия, возможно, имя) уже купила искусственный снег в баллонах (бочках, канистрах), чтобы устроить к себе снегопад в Новой Годовой ночи. Может, и себя, чтобы покупать?
Соседка тётя ****(нет соответствия, возможно, имя) жаловаться на погоду. Долго столь жаловаться. Она, вероятно, власть вампира. Нажимает её давление. Хорошо, какой поделать? Это действительно нажимает. И прессы темноты. Когда снег, от него светлее, не так грустен. Конечно, в ******(нет соответствия, возможно, топоним) или где-нибудь еще, где имели обыкновение жить без снегов, их отсутствие не воспринято так глубоко. Но у нас, на *****(нет соответствия, возможно, топоним)!
Я фактически износила уже зимние ботинки на прихватившей мороз грязи. Было бы необходимо покупать новые, я да откладываю по некоторым причинам.
Почти час имела пустой разговор по телефону с братом. Убеждает, чтобы покупать компьютер. Говорит, что старухи управляют им уже даже…»


- Стойте, мужики, - Наташа, офицер по связям с общественностью, а в свободное время поэт, прозаик и переводчик, заслонила собой монитор. - Дайте мне текст на обработку. Ну невозможно же слушать! Я вам с завтрашнего дня буду выдавать по пять-шесть, а может, и больше страниц в сутки. А этим неадаптированным вариантом пусть метеорологи занимаются.

Мы, естественно, запротестовали: хотелось немедленно прочитать. Но протестовали скорее для приличия. Наташа – великолепный стилист. Её произведения любила вся команда. Да и как не любить, если в Наташиных героях мы узнаем себя? А тут и правда воспринимается тяжело. Квинс уже пятую фразу дочитывает, а большинство ещё переваривает смысл второй.

Забрала. А Квинс все-таки молодец, хотя и чокнутый.

- Эй, Квинс, а как ты додумался?
- А, это долгая история. Наверное, неинтересно будет. Коротко если, то я составил схему зависимости языковой системы от длины окружности экватора, местоположения планеты относительно звезды, продолжительности суток, состава атмосферы, объема мозга гуманоидов и предположительного возраста цивилизации и ещё некоторых причин. Получилась интересная закономерность. Языковая система этой планеты должна была быть несколько похожа на синдарскую, сочетающую символико-фонетическую и лексико-грамматическую сферы. Наложил – не поддалась. Тогда изучил ещё и строение речевого аппарата аборигенов. Получил фонетику. А уж фонетику с графикой соединить любой шифровальщик сможет. С грамматикой проблем не было: лексикон автора ограничен шестью-семью тысячами слов на одном языке. Ну, а дальше изыскания как обычно: подбор – проверка.

Что тут скажешь? Гений. Очень трудолюбивый гений!

На следующий день утром после планерки почти каждый экспедиционер отправил сообщение офицеру по связям с общественностью. В открытой форме по «цензурным соображениям» не спрашивали, как дела с переводом. Но смысл всех записей («Лейтенант, жду обещанного»; «Наташа, скоро ли будет готов отчет по вчерашней заявке», «Как продвигается работа»; «Натусик, жду тебя вечером с сюрпризом»; «Не нужна ли помощь настоящих мужчин?»; «Как вы думаете, не придется ли ждать три года?»; «Есть ли средство от зверского нетерпения?») сводился к одному: вся команда жаждет прочесть Наташин перевод. Когда же в её журнале появился запрос от командира: «Почему не отвечаете на сообщения экспедиционеров?» - можно было сказать, что и руководство одобряет её «внештатную работу».

Но текст появился только к полуночи. Надо ли говорить, что спальному отсеку станции было не до сна? Даже Квинс, неоднократно читавший оригинал, жадно впился в Наташин перевод.
Дневник катастрофы.

Примечания редактора.

Этот текст был написан двести лет назад очевидцем катастрофы, приведшей к гибели наземной цивилизации планеты. Записи носят характер личного дневника, отражающего внешние и внутренние события в жизни автора.

Сегодня я предлагаю адаптированный перевод вашему вниманию.

Позволю себе несколько собственных наблюдений вначале.

Эта планета действительно двойник нашей. Причем обнаруживается не только внешнее сходство: длина экватора, наличие атмосферы, её состав, температура и т.д. Поражает родство менталитета. Жители данной планеты обладали способностью радоваться и грустить, любить и ненавидеть, сопереживать и быть жестокими, прощать и мстить… А в бытовом плане совпадение почти полное! Поэтому я «переименовала» героев, дав им наши имена (а кое-где слова с невыясненным значением меняла на наши названия, но там я ставила знак замены **).

Местами я даже забывала, что речь идет о другой планете, и с ужасом думала, что всё это происходит у нас…

Время описываемых событий - зима. Люди делили год, как и мы, на сезоны. Из записок следует, что календарный год у них начинался в январе, в середине зимы. Не удалось установить количество дней в месяце (некоторые дни автор пропускает, а затем вообще сбивается со счета). Летоисчисление Квинс не расшифровал: ни буквы, ни цифры не подошли, наверное, существовали какие-то ещё знаки.

Мне не совсем понятно, что за разнобой у них с Рождеством: два идентичных праздника в течение небольшого временного промежутка. Может, две ветви одной религии (у нас в истории тоже что-то такое было), а может, язычество… Но об этом потом у исследователей спросим.

Автор – женщина. Она, очевидно, жила в том полушарии, где сейчас работает наша экспедиция. В дневнике оно называется Севером.

Ну, а дальше – что непонятно, спрашивайте!

Ваши замечания и предложения направляйте офицеру службы по связям с общественностью.
Н.В.


20.ХII. **** года

Сегодня целый день шёл дождь. С ума сойти! По календарю зима, а на улице гнилая осень, местами переходящая в весну. По радио сообщили, что кое-где уже появляется листва, пошли грибы… У нас тоже травка местами проклюнулась. Но я не сомневаюсь: зима всё-таки будет. Её не может не быть. Как без зимы-то? И всё же странно.

Сегодня на работе женщины разговаривали о подготовке к Новому году. Оксана уже купила искусственный снег в баллончиках, чтобы устроить себе снегопад в новогоднюю ночь. Может, и мне купить?

Соседка тётя Аня жаловалась на погоду. Долго так жаловалась. Она, наверное, энергетический вампир. Давит её давление. Ну что поделать? Оно действительно давит. И тьма давит. Когда снег, то от него светлее, не так уныло. Конечно, в *Париже* или где-то ещё, где привыкли жить без снега, его отсутствие не воспринимается так болезненно. Но у нас, на Севере!

Я практически износила уже зимние сапоги по прихваченной морозцем грязи. Надо бы приобрести новые, да всё откладываю почему-то.

Почти час болтала по телефону с братом. Убеждает купить компьютер. Говорит, что без него сейчас даже старухи не обходятся. А мне больше нравится писать ручкой на бумаге, а не виртуальными чернилами по виртуальному листу. Мне кажется, что там и текст получается какой-то ненастоящий, виртуальный.

Он говорит, с компьютером быстрее. А я вот никуда не тороплюсь. Мне нравится перед началом работы сесть перед новой, чистой страницей и представить, как она будет выглядеть через час. И нравится иногда составлять на полях рисунок из точек. Или цветочки рисовать.

Он говорит, вся информация в одном месте. У меня и так всё в одном месте – в шкафу. Ровные ряды пластиковых папочек. Есть белые – временные, розовые – готовые к архивированию, зелёные – переписка, голубые – выписки, чёрные – брошенные произведения, фиолетовые – теософская и мистическая литература… А ещё говорят, что в продаже появились папочки, которые внутри создают вакуум. Тогда даже на свету бумага желтеть не будет. Вот до чего додумались…

Компьютер – хорошо, но вот если не будет света, тогда как? Брат смеётся: век тотальной компьютеризации на дворе, а ты «света не будет»! Не может такого быть, потому что такого не может быть никогда уже. Свет будет!

Я подсознательно чувствую, что, говоря о компьютере, брат заботится о моей личной жизни. Он сам нашёл себе жену, друзей, единомышленников, хобби, наставника в *Интернете* . И переживает, что я совсем одна. Но это ему так кажется. Я же себя совсем не чувствую ни ущербной, ни одинокой. Мне скучно среди людей. Они какие-то странные, люди. Мне кажется иногда, что я инопланетянка. Бунтует всё от лицемерия, лени, лжи, лакировки действительности, лакейства, легковесности, легкомыслия, лести, лизоблюдства, линчевания любого инакомыслия, всеобщей лихорадки, ловеласничества, лукавства, лютования… Слишком много слов на «Л». А надо-то только любви! Когда она есть, то есть и лад, и лира, и ладан, и лобзания…

Да, так меня далеко уведёт. Начну копаться в себе, выясняя, почему лениться лучше, чем работать, а быть легкомысленной легче, чем верной. Опять буду плакать. Надо переключиться. Пойду смотреть на небо, не пойдёт ли снег.

24.ХII. **** года

Сегодня Рождественский сочельник. Вечером прогуливалась между маленькими стеклянными лужицами-озерками. Они подёрнулись ледком, по кромке карликовая наледь, напоминающая снег. На улицах никого нет. Верующие прильнули к мониторам и стоят в виртуальных очередях, чтобы зажечь виртуальные свечи в виртуальных храмах во время виртуальных служб. Инаковерующие пьют за них горькую, отмечая возлиянием то, во что и сами верят, но по-другому. Я ждала первую звезду. Она, конечно, появилась, но на нашем небе, сером, занавешенном тучами круглосуточно, её видно не было. Надо спросить у брата, видно ли у них?

Дома тепло и сухо. Только сняла пальто, пришла соседка. Опять долго и нудно жаловалась на погоду. Неужели и я когда-нибудь стану такой старой грымзой, недовольной даже морозцем в рождественскую ночь?

Включила радио. Видимо, настройки сбились. Долго не могла поймать ни одной станции. Наконец сквозь шум эфира пробился человеческий голос. Как обычно, бесстрастно и оптимистично он рассказывал новости. Одна из них как-то… не сказать встревожила, но обратила на себя внимание. Астрономы отметили странное явление. Семь новых звёзд появились на небе, причем все равной яркости и величины и расположены по прямой. Раньше никаких сведений о них не было.

А разве так бывает? Ведь звёзды – это небесные тела. Они не появляются сразу и вдруг. Кроме того, они должны иметь орбиту какую-то, вращаться. Да и наша планета, поворачиваясь, меняет угол зрения, а потому прямая должна искривляться. И всё равно интересно бы взглянуть! Сообщили, что собираются отправить спутник-исследователь к этим звездам.

А ещё злополучная комета все-таки преподнесла нам «подарок». Её, конечно, расстреляли, но, видимо, в чем-то просчитались. В районе Южного полюса упал крупный осколок. Во всем полушарии ощущаются подземные толчки, а в прибрежной зоне хозяйничают цунами. Наверное, с этим метеоритом и связана погодная аномалия.

Год подходит к концу. Пора бы подумать о новогодних подарках.


30.ХII. **** года

Ура! Пошёл-таки снег. Сначала редкие, как будто случайные снежинки, потом колкие звёздочки, а потом и метель. Настоящая метель! Плотная такая. С позёмкой. Холодно и промозгло, но я всё равно гуляла. Подставляла лицо первому, такому злому снегу и радовалась. Наконец-то! Земля сразу стала белой. Человеческие следы перестали исчезать бесследно. Они давили своей тяжестью лежбище снежинок, калеча и ломая их и тем самым оставляя себя в снежной памяти. Эти следы сложатся в тропинки, в бороздки зимней летописи. Они же останутся последними островками снега весной. И только потом пропадут, да и то не совсем: на их месте трава будет гуще, если нет асфальта, конечно.

Долго отряхивалась в подъезде. Не хотелось нести снег домой. Вышла тётя Аня. Теперь-то её душенька довольна? Ничуть не бывало! Давление меняется, голова болит, на сердце тяжесть. Она когда-нибудь бывает довольна жизнью? Наверное, это её эмоциональные проблемы: недовольство своей жизнью вообще.

Ещё долго смотрела на снегопад из окна. Только задумаешься о чем-нибудь – уже заметно прибавился сугроб! Уже всё вокруг белое. Даже небо стало светлее. Наверное, это из-за отраженного от снега света фонарей. Ветер стих.

Удивительно, ведь снег – это тот же дождь, только дождинки замерзли. Но какая у них форма поразительная! Невозможно насмотреться! Как-то где-то слышала, что снег по своей структуре близок к святой воде. И я чувствую, что это правда. Только по Божьему промыслу родится такая завораживающая красота!

А ещё, по легенде, *Великому Пророку* явились два Ангела. У одного из них был чан со снегом. Они вынули у пророка сердце и почистили его снегом, а потом поместили обратно в грудь. Позднее он говорил, что после этого почувствовал необычайную лёгкость и полностью очистился от грехов и сомнений.
Наверное, так каждый год Небеса очищают землю. И наши души.

Ну, слава Богу! Теперь всё на своих местах. Зима как зима.


31.XII. **** – 1.I.****. Новый год!

Полдня провисела на телефоне. Всех поздравляла с наступающим Новым годом. Везде идет снег: и на юге, и в *Европе*, и в *Америке*. Даже в *Африке* снег. Там, конечно, не до радости. Несколько человек уже замёрзли на улицах, хотя температура около нуля.

А я радуюсь снегу. И, по-моему, я в меньшинстве. Многим не нравится, что уж очень «интенсивно» этот снег идёт. Так и говорят – интенсивно. Штамп метеослужбы: интенсивные осадки. Чего же в этом плохого? Зима в полном разгаре.

Долго думала, позвонить ли… своему прошлому. Двенадцати предыдущим томам моего дневника. Черным пластиковым папкам. Моей больной памяти. То подойду к телефону, то отойду от него.

Чего я хочу? Да ничего не хочу. Просто бабское любопытство. Как у него дела, всё ли в порядке, с кем он теперь, вспоминает ли обо мне… Ну, конечно, когда я позвоню, вспомнит. Естественно, ничего не спрошу - ничего и не узнаю. Не услышу никакой информации. Значит, хочу напомнить о себе? Да нет, послушать его голос и убедиться, что всё действительно в прошлом.

Когда до Нового года оставалось три часа, я всё-таки позвонила. Думала, уже пьян, застолье у него. Не придаст значения звонку. Но оказалось по-другому. Он трезв, он один. Он хотел позвонить мне, но как-то не решился. Да, у него всё в порядке внешне. Вот с личной жизнью беда. Один. А он не привык к одиночеству. Правда, один он всего две недели. Но уже думает, что сойдет с ума, если никого не будет рядом.

Я попробовала его утешить. Это пройдёт скоро (психологи убеждают, что период привыкания – двадцать один день). Он поймёт, в чём прелесть одиночества. Научится ценить его. Начнет прислушиваться к себе.

Смешно! Когда-то всё это он говорил мне, я тогда металась в четырёх стенах своей внезапно опустевшей квартиры. Но он это знал теоретически, я же теперь все испытала на своей шкуре.

Так умерла ли любовь? Думаю, нет. Потому что… Он с интонацией нищего, просящего подаяние, спросил, можно ли ему позвонить завтра, я обрадовалась. Вот так.

Когда я оглядываюсь назад, в прошлое наших с Андреем отношений, я всегда вспоминаю его взгляд в тот момент, когда он понял, что он не единственный мужчина в моей жизни. Мы прожили с ним три года; на браке я не настаивала, а он к нему не стремился. Но, видимо, он и мысли не допускал, что я могу влюбиться. А я влюбилась. Хотя…

Я влюбилась не в конкретного человека, а в образ образа. Когда я, будучи проездом в столице, чтобы убить время до поезда, пришла на спектакль, где знаменитый актёр, секс-символ эпохи, играл пылко влюбленного чистого юношу (возраст артиста, конечно, чувствовался, но обаяние перекрывало этот недостаток, да и условность искусства театра сыграла свою роль), я влюбилась неизвестно в кого: в актера, или в его персонаж, или во всю совокупность представлений о знаменитейшем Олеге Ионове. Мне и в голову не могло прийти, что со второго действия он смотрит только на меня, играет для меня, для девушки в четвёртом ряду…

После спектакля мне очень хотелось ему что-нибудь подарить. Цветами я, дурёха, не запаслась. Поэтому нашарила в сумочке брелок-пёсика и понесла ему на сцену. Смущаясь от такого нищенского подношения, протянула. А он взял двумя руками мою руку, приблизил своё лицо к моему (как для поцелуя в щёчку, многие артисты так делают) и горячо прошептал: «Дождись меня после спектакля в кафе напротив». Я чуть в обморок не упала! Даже оглянулась: нет ли за моей спиной какой-нибудь более подходящей персоны для подобного предложения.

Смешно сейчас вспоминать, как я металась из одного кафе в другое (напротив театра их три), боясь промахнуться. Да ещё злило, что всё время звонил Андрей, разговаривать с которым не было никакого желания.

Надо было сидеть в любом. Потому что Олег сразу отправил за мной одного из телохранителей.

Потом мы сидели в кафе до закрытия (мой поезд давно уже ушел, а я и не вспомнила о нём), пили шампанское и говорили, говорили… После гуляли по ночному городу и снова говорили. О чём? Я уже не помню. Тогда казалось, что невозможно прерваться ни на минуту. Сейчас я понимаю, что весь наш разговор – толстенный слой шелухи, прикрывающей обоюдное желание потрахаться.

Была ль любовь? Тогда мне казалось, что была. Теперь я вижу, что с моей стороны была распирающая изнутри гордость: никому не известную, не очень-то и красивую, умеренно умную, любит кумир миллионов женщин! Меня – ОН!

Любит? Смешно. Любил бы, так не скрывал бы наши отношения от своих знакомых, не прятал бы меня в шкаф от домработницы (да и домработницы ли?), не отпустил бы домой, в медвежий угол, когда разъярённый Андрей пообещал за мной приехать. Сейчас-то я вижу, что была звеном в цепочке бесконечных романов.

Но как ухаживал! Голова шла кругом! Звонил по тридцать раз на день! Слова - красивые, нежные, страстные! Посылки - с шампанским, мягкими игрушками, сюрпризами. Каждый день открытка со стихами в почтовом ящике. Соскучившись, мог примчаться ко мне на пару часов из любой точки земного шара. А потом улетал, оставив букет живых цветов: «Когда они завянут, мы снова увидимся». Андрей так не умел…

Интересно, что мне тогда и в голову не пришло сравнивать Олега с Андреем. Они существовали в разных плоскостях, не пересекаясь. Андрей – земной, домашний, Олег – небесный, сотканный из мечты, далекий. Мне хотелось, чтобы они сосуществовали… Не вышло. Как там про одну задницу и два стула говорится?

Однако расписалась я.
Новогодняя ночь как-никак. Пора бы заняться и чем-нибудь другим. Например, открыть шампанское, достать коробку конфет, зажечь ёлочку (она у меня просто прелестная – маленькая, пушистая, ладненькая), включить телек и поздравить себя с Новым годом. Это мой первый Новый год в одиночестве. Для разнообразия якобы.

Уже утро. Вроде бы и не спала вовсе. Голова тяжелая. За окном всё ещё вьюга. Такие сугробы выросли! Вон кто-то прошел – прямо как окоп остался. Почему же снегоуборочные машины не работают? Потом всё это затопчут, будем всю зиму ходить по буграм. А снега как-то уж очень много. Вон у соседнего дома почти до окон первого этажа достает. Интересно, а из подъезда можно выйти? Пойду попробую. Хочется хоть чуть-чуть пройтись.

Не пошла. Позвонил Андрей. Он предложил встретиться. Я обещала подумать. Ну так, из вредности. Сердце сейчас выскочит из груди от радости! Значит, Бог дает нам вторую попытку!

Приходила тётя Аня, просила каких-нибудь таблеток. Не выйти, оказывается, из дома. Снегом завалило входную дверь. А снег всё идет, и у дома напротив уже не видно первого этажа. Что же снегоуборщики бездействуют? Да оно понятно. Упустили момент – теперь как им ехать-то, если вместо дороги сугроб в полтора метра?
А снег так красиво летит! Дождались…

2.I .**** года

На работу не пошла. Не выйти из дома. Снегоуборщиков тоже не видно.

Тётя Аня приходила просить хлеба. Но у меня его никогда не водилось. Не люблю я хлеб. Я вообще малоежка. Иногда одной конфетки хватает на день, а уж котлету с картошкой дня три перевариваю. В детстве мне сильно попадало за такое отношение к пище. Но ничего, теперь меня никто есть не заставляет. Зато много пью. Просто воду, чай, кофе, лимонад, вино, компоты. Водохлёб настоящий!

Ночью был сон. Я его не помню, но осталось впечатление обречённости. Помню только океан, по которому я плыла на какой-то лодке. Сонник говорит, что это к невероятным событиям, скорее всего неприятным. Ну а если соотнести сон с явью, то всё понятно. Снег ведь потом растает, наверное, половодье будет знатное. Видимо, этот снегопад добром не кончится.

А снег всё идёт. Хотя не так сильно. Почему-то не работает ни радио, ни телефон, ни телевизор. Свет пока есть: у нас автономный источник. Может, провода повредились из-за «налипания снега», как говорят в новостях. Радуюсь, что водопровод-канализация работают пока. Случись с ними что, будет мрачно.

Когда-то читала фантастический рассказ о том, как деревню замело снегом. Так жители прорыли ходы на поверхность и жили. Правда, не помню, чем там всё кончилось. Наверное, надо и нам попробовать таким методом наладить сообщение с миром. Какая-то растерянность появилась. Ведь, я думаю, хлеб кончился не только у тети Ани. Ну, пока доедают, по традиции, остатки праздничного стола. А вот завтра-послезавтра пища уже станет проблемой.

Интересно, как там у мамы?

Долго смотрела в окно. Деревья утонули в сугробах и сами стали сугробами. С северной стороны у каждого деревца выросла снежная гора, из которой выглядывают редкие веточки. И дома хороши, похожи на грибы с снежными белыми шляпками. Интересно! Надо бы сфотографировать это всё на память. Вряд ли ещё раз такой снегопад выпадет на мою жизнь. Все говорят о глобальном потеплении климата.

Ходила на лоджию, открыла окно – свежо. Ветер утих, снег почти перестал. Так, редкие одинокие снежинки, не успевшие вместе со всеми улечься на землю.
Жаль, что не работает телефон. Хорошо бы поболтать с Андреем. Хотя… Всё, что ни делается, все к лучшему.

Пойду-ка спать. Завтра, наверное, придется заняться откапыванием дома. Если никто до этого не додумается, предложу тёте Ане.


5.I. **** года

Не писала три дня, потому что не могла. Так наработалась лопатой, что с непривычки болели руки.

Через второй этаж мужчины выбрались на козырёк подъезда. Оттуда начали «раскопки». Когда можно было открыть подъездную дверь, вышли все соседи. Дом у нас самый высокий в микрорайоне – семнадцать этажей, поэтому жильцов много. Женщины сгребали снег лопатами, совочками, руками, наполняли им вёдра, мешки, коробки, а мужчины залезали на стремянки и вытряхивали снег поверх сугробов по сторонам.

В результате мы прорыли траншею до магазина и до соседнего подъезда. Потом уже работали и другие. Не знаю, был какой-то сигнал или просто люди поняли, что их спасение в их руках, но соседние дома тоже занимались расчисткой. По крайней мере, можно дойти до аптеки, почты, магазина (правда, они ещё не работают), по лабиринтам сходить в гости. Только это совсем не просто. Вроде как по траншее или рву какому-то, ничего не видно, кроме снежных стен и неба. В ту сторону идёшь или промахнулся? Я, правда, ещё никуда, кроме как к соседнему подъезду, не ходила. На работу тоже. Я вон дома вкалываю!

Теперь я точно знаю, что физически я работать не хочу. А вот трудовая армия «Дэби» (так называют умственно отсталых) копает хорошо. Они даже не устают, как мне кажется. С нами трое из нашего дома работали. Они так молча и сосредоточенно отбрасывали снег, что напоминали роботов: ни передышки, ни изменения положения тела, ни перехвата лопаты…
Иногда я думаю, что природа специально их вывела для такого труда.

Когда-то дэби было мало. Мама рассказывала, что раньше, в её школьные годы, - по одному - два на класс из двадцати пяти человек. Но они очень быстро плодятся. Когда я училась, для них были отдельные классы на каждую параллель. А моему брату повезло ещё меньше: нормальных детей оказалось всего семеро. Поэтому братишку отправили в другую школу.

А сейчас в государственных школах учатся исключительно дэби. Остальные обучаются на дому или (если живут в крупных городах) при университетах. Среди нормальных людей рождаемость упала почти до ноля. В нашем доме только один ребенок. А в соседнем живут четыре семьи из трудовой армии. Так в каждой детей больше десятка. Все с отставанием.

А вот интересно, есть ли случаи, когда мама и папа - дэби, а ребёнок - нет? Противоположных случаев я знаю много. Это один из факторов, влияющих на снижение рождаемости. Из-за экологических проблем и синтетического питания у всех младенцев врожденные патологии. Я раньше тоже боялась родить урода. А теперь не боюсь. Потому что дэби впишется в новое общество. Их скоро будет большинство.

И всё равно мне непонятно. Неужели будут дэби-врачи, учителя, военные? Ну ладно лопатой махать, а вот диагноз ставить? Или будет простейший опросник, типа: температура тридцать семь и две, глаза красные, насморк, кашель, ломота в руках и ногах – диагноз грипп. Выпиши аспирин, колдрекс и дай больничный на три дня. А умственно отсталый хирург? Круто: разрежь скальпелем кожу…

Фу, не хочу об этом, страшно.

Нет, всё наладится. Правительство примет решение о стерилизации дэби детородного возраста, потом научатся как-нибудь использовать их для вынашивания нормальных детей… Нет, ну что-нибудь придумают. Вон в *Японии* уже ведутся разработки по изъятию лишней хромосомы из оплодотворенной яйцеклетки.

Но почему-то мне кажется, что это всё равно неправильно. Ненастоящие дети будут. Из них ненастоящие люди вырастут. Может, дебилы по сравнению с ними ангелами окажутся…


6.I.**** года

Сегодня Рождественский сочельник. Подумать только: я встречаю Рождество с Андреем. Тётя Аня ходила исследовать лабиринт: пыталась выяснить, откопали ли храм. Не откопали, так и стоит, бедняжка, сугробом. Зато она встретила Андрея. И бегом бежала обратно, чтобы сообщить: у меня вечером будет гость (а заодно пожаловаться на погоду и самочувствие).

Ходила за подарками в магазин.

Странное чувство охватывает, когда идёшь по улице. Будто ты солдат в окопе. Только чтобы увидеть неприятеля, нужно о-о-очень высоко прыгнуть, почти взлететь. Мы в детстве строили крепости из снега, но о таких стенах даже не мечтали.

Зато на главной площади предприниматели постарались: все снежные стены увешаны рекламными плакатами. А местная знаменитость – скульптор Юров - изваял перед магазином две снежные композиции: хоровод ангелов и *дед Мазай и зайцы* в лодке. Забавно.

Купила зачем-то резиновые высокие сапоги вместо изношенных зимних - подумала, что они скорее могут пригодиться. А ещё подарок себе - фильтр для воды (моя многолетняя мечта!), с которым можно пить воду даже из лужи, и фонарик «летучая мышь», потому что, мне кажется, со светом всё равно будут перебои.

Долго думала, не купить ли по дешёвке резиновую надувную лодку и компас – рождественская распродажа, но отказалась от этой мысли. Куда мне плавать-то? По нашим северным рекам на резиновой лодке не поплаваешь - топляк. А по улицам, думаю, в сапогах проплыву. Да может, и они не понадобятся. Просто сон этот…

Ещё приобрела три вакуумных папки. Дорогие. И не факт, что в них действительно будет вакуум. Теперь надо провести эксперимент: что-нибудь уложить в одну и поизмываться над ней: сунуть в ванну с горячей водой, в морозилку, поджечь… Словом, проверить в экстремальных обстоятельствах.

Поддалась общему настроению (люди, насидевшись безвылазно в снежном заточении, а потом настоявшись в длинных очередях, скупали всё подряд) и натащила домой продуктов: консервов, круп, сладостей, вина, салатов разных и даже курицу и котлеты. Конечно, для Андрея. И подарок «Для настоящего мужчины». Даже не заглянула, что внутри. Уже по пути домой заволновалась: а вдруг там упаковка презервативов? Нет, всё прилично: шампунь, пена для бритья, лосьон.

Когда идёшь по улице, кажется, что снежные стены как будто светятся изнутри. А над головой страшное небо. Оно очень тёмное, хотя день в разгаре, тяжёлое, низкое. Такое впечатление, что тучи переполнены водой и её концентрация превысила все допустимые в природе нормы. Но что-то сдерживает осадки. Какая-то невидимая плёнка… Мне почему-то кажется, что её скоро прорвёт.

А ещё объявление в подъезде: «Дорогие жильцы! В связи с чрезвычайной ситуацией просим вас не выносить мусор за пределы своих квартир, складировать его дома до тех пор как будет возможность его вывоза коммунальными службами». Ха-ха! Теперь народ (при нашем-то уровне культуры) будет спускать мусор в туалет, и ждёт нас канализационный кризис.

Андрей придёт через три часа. Я убралась дома, прикинула «меню». Ловлю себя на том, что волнуюсь. Как мы встретимся? Я так давно его не видела.

***

Андрей ушёл.
Теперь можно проанализировать вечер.
Я ждала радостной встречи. Думала, поболтаем как ни в чём не бывало, выпьем, поймаем кураж, потанцуем. Когда я слышу весёлую энергичную музыку, меня так и тянет двигаться под неё. Я хорошо танцую, азартно, радостно, страстно.

Андрей - совсем по-другому. Мой танец – танец плоти, его – духа, если можно так сказать. Он растворяется в музыке и импровизирует. Он ничего и никого не замечает. Есть только музыка и он. Я люблю смотреть на его миниатюры. Они сюжетные. Иногда мне кажется, что он просто дурачится, размахивая руками, а иногда я вижу «рассказ». Но с ним танцевать сложно, всё время ловишь себя на мысли, что только мешаешь ему. Зато в медленных парных танцах он – бог. Замечательно ведёт партнершу, направляя её руками, глазами, дыханием. Даже не зная никаких специальных па, с ним можно исполнить любой бальный танец, доверившись его красивым печальным глазам, а он сам направит тебя туда, куда нужно. Однажды мы с ним так исполнили танго… Что после этого три года были неразлучны.

Сегодня танцев не было. Он пришёл, немного опоздав. Но это и понятно: никакой транспорт по лабиринтам не ходит. Принёс мне подарок. Зная мою страсть к дневникам, где-то купил толстенную тетрадку в розовой обложке с собачками. Постарался, видимо. Где сейчас купишь тетрадь? В них уже никто давным-давно не пишет. Или почти никто. Я в прошлом году даже пыталась заказать себе в типографии тетради. Они на меня смотрели как на сумасшедшую. А тут – подарок! Трогательно. Хотя я уже завела вот эту – она толстая, с твёрдой обложкой (удобно писать в любых условиях), в ней помимо обычных, рабочих страниц есть прокладки из кальки. На них можно что-нибудь рисовать. Так что подарок обновлю не скоро.

Я всё время отвлекаюсь. Наверное, потому что не хочу писать о нашей встрече. Всё не так! Я не хочу, чтобы так было! Я хочу всё переиграть!

Он изменился. Глаза пустые, потухшие. Какая-то внутренняя напряженность и зацикленность. На чём? На том, что его бросила его возлюбленная. Он страдает. Ну как я должна на это реагировать? Он пришел ко мне, а страдает по ней. Я думала, что он хочет восстановить наши отношения, а он…

Нет, он не плакался мне в жилетку (и на том спасибо), но всем своим видом давал понять, что очень бы хотел, чтобы на моем месте сейчас была другая. Когда я предложила выпить, он выпил. Не чокаясь, без тостов. Обычное «за нас» застряло у меня в горле, так и не прозвучав. Танцевать он не захотел. Говорит, что больше не танцует, стар уже стал. На вопрос, как живёт, ответил: разве не видно?

Вот так «попраздновав» часа два, мы окончательно замолчали. Он засобирался домой. Я не стала удерживать. Ещё чего! Пусть идёт. Он не ко мне приходил, он от одиночества пытался уйти. Нет, Андрюшенька, не уйдёшь от одиночества. До тех пор пока ты свою неверную подругу не простишь и не отпустишь из своего сердца и из головы. Я ему это сказала. А он так зло на меня посмотрел, будто я его чем-то обидела. И уже в дверях бросил: «Это всё из-за тебя! Из-за тебя мне так больно! Я не хотел любить других женщин, мне ты нужна была! Если бы ты мне не изменила тогда…»

Я даже не дослушала. Закрыла дверь. Из-за меня! Как бы не так! Из-за себя. И только из-за себя. Мы сами свою судьбу делаем. Сами свои ошибки совершаем, сами за них и платим. Так что не надо искать козла отпущения. Или козу? Тьфу… Я бы тоже могла сказать: из-за тебя, Андрей, появился тогда в моей жизни этот актёр. Мне хотелось романтики, красоты, полёта… А ты мне говорил, что я твоя привычка… Я тогда молодая была. Мне казалось, что любящий так сказать не может. Переживала очень, плакала. А тут Олег…

Ну что ж. По крайней мере, Андрей страдает. Значит, у него есть душа. Приятно, что человек, которого я любила, имеет душу.

Мне не жалко себя. Только временами я так жажду любви, что аж выть хочется. Нет, не секса, а именно любви. Может, даже и не любви, а её предчувствия, её начала. Когда крылышки будущего счастья только начинают прорезаться. Тогда замечаешь всякие мелочи, ценишь каждую секунду, наполняешь смыслом ничего не значащие фразы… В кого бы влюбиться? Ладно, возьму книжку. Это отвлекает.


9.I. **** года

Ходила на работу. Компьютеры мертвы. Света нет. Холодно. Начальник ушёл совещаться в мэрию. Поэтому вся работа свелась к тому, что женщины обсуждали катаклизм.

Много всего рассказали. В нескольких домах снег продавил крыши. Где-то случился пожар из-за замкнувшей проводки, погиб весь подъезд: задохнулись, потому что выход был завален снегом. Где-то, прокапывая дорожки, наткнулись на машину с мёртвым водителем внутри. Машину закопали обратно, дорожку перенесли в сторону. Куда сейчас девать покойников? А там, в снегу, он вроде как в холодильнике.

Мне стало плохо от этих разговоров… Что-то хищное было во внимании слушающих. Будто они с удовольствием узнают о чужих бедах. Может, это позволяет им почувствовать себя счастливыми?

Все купили себе полицейские рации и используют их вместо телефонов. Наверное, удобно. Надо тоже купить. Хотя с мамой по рации не поговоришь…

По пути домой свернула не в ту траншею - и оказалась у дома Андрея. Вот ведь! Никто бы не поверил, что случайно. Можно было бы и мимо пройти. Но раз уж меня судьба сюда привела, то почему не зайти?

Он открыл сразу. И так неожиданно сграбастал меня в охапку и крепко-крепко прижал к себе! Сначала я даже подумала, уж не перепутал ли меня с кем-нибудь. Но когда попыталась немного хотя бы освободить сплюснутый его грудью нос (а он у меня немаленький, если сломать – так вообще баба-яга буду), он, нехотя отпуская меня, произнес мое имя.

Жилище его в упадке. Немытая посуда, пустой холодильник, плесень в шкафчиках для продуктов, гора нестираного белья, всё не на своих местах. И повсюду её фото. Где-то разорванные в мелкие клочья, где-то заботливо вставленные в рамочку.

Прибралась. Жаль, что мусор некуда вынести. Андрей, глядя на мою суету, даже пару раз что-то перекладывал с места на место. Но в основном просто стоял рядом и говорил. Что я молодец, пришла вовремя, когда отчаянье его толкало к черте; что ему стыдно за те слова, сказанные на пороге, что неловко за беспорядок и т.п. Ну, короче, как мог обеспечивал мне звуковое сопровождение для эффективной уборки.

Когда же дом приобрел более-менее жилой вид, я засобиралась домой. Андрей сник. «Проводи меня», - говорю.

Мы раз пять провожались. Ему надо было выговориться. Я понимала, что это необходимо (жилетка всё-таки пригодилась). Хотя в душе досадовала. Когда он ушёл от меня год назад, мне тоже хотелось с кем-нибудь поговорить. Но я же не пришла тогда к нему, не обвиняла его в том, что он был неправ. Если любишь, то не станешь мстить. А та, первая подруга появилась именно из-за того, что ему хотелось клин клином вышибить. Изменить в ответ на измену. Ну а потом он влип. Влюбился. Без памяти. Растворился в своей любви. Перестал быть личностью. Паж, слуга, шут при королеве. А королева-то! Ой, прости Господи. Пробы негде ставить. Но ему об этом говорить бесполезно. Он пока не слышит ничего. Вот я и молчала. Хотя так много хотелось сказать в ответ. Её мать в моём доме живёт. Или жила? Не знаю. Тетя Аня перестала мне о них рассказывать по моей просьбе.

В конце концов пришли ко мне домой. Я устала, захотела сразу лечь. Он потоптался, пораскинул мозгами – и лёг рядом: кровать-то одна. Но как-то по-сиротски лёг. Далеко от меня, чтобы даже слегка чем-нибудь не коснуться. Мне даже обидно стало: мог бы и приобнять в знак благодарности за многочасовое полоскание мозгов. А потом поняла: это невозможно. Между нами лежал кто-то третий, который ещё не отпустил и вряд ли когда-нибудь отпустит нас на свободу. Имя ему – измена.

Я уснула почти сразу. А потом резко проснулась. Ночь. Андрей спит. А я сижу с дневником.


11.I. ****

Опять пошел снег. Тётя Аня прошлась по подъезду, распределяя дежурство. Напуганные прошлым снегопадом, жители решили круглосуточно сгребать снег, а вечером все вместе закидывать его наверх. Мое дежурство не скоро. Я живу на седьмом этаже, а начали с первого. До меня, может быть, дело и не дойдёт.

Смотрела в окно на снег. Потом, когда вернулась в реальность, долго ещё пространство струилось подобно метели. Странное ощущение. Такое бывает, когда сутками едешь на поезде, а потом ходишь пошатываясь, как будто все ещё качает...

Мне совсем не хотелось идти на работу, и я не пошла. Лежала дома с книжечкой. Люблю я почитать. Олег говорил, что чтение – это способ уйти от действительности. Наверное, он прав.

Из расслабленного состояния меня вывела тётя Аня. Возвращаясь с «обхода», зашла ко мне. Окинув хозяйским глазом квартиру, спросила ничего хорошего не обещающим тоном: «Где Андрей?» Мое «ушёл» её взорвало. Как же я могла его отпустить? Мужик сам пришел, на ночь остался, а я его в такую погоду отправила неизвестно куда! И о чём это я думаю! Уже товар не первой свежести, пора бы и семью создать!

Я ей не возражала. Она ведь всё равно не поймет, что Андрей – это прошлое. Он меня не любит. А я так долго убеждала себя в том, что я его тоже не люблю, что почти поверила в это. Какая же может быть совместная жизнь без любви?!

Тетя Аня, как многие женщины, уверена, что любовь любовью, а семья - это семья. Мне кажется, что это неправильно. Легализованный разврат. Как же можно делить кров, постель, мечты с нелюбимым человеком? Когда я об этом кому-нибудь говорю, мне отвечают: начиталась книжек, теперь любви ищешь? Так её не бывает. Это только писатели выдумывают для таких дур, как ты. Вот и получается, что, как ни крути, я инопланетянка. Меня даже мама не всегда понимает.

А вообще-то я и сама обескуражена уходом Андрея. Встал, умылся и ушёл. Ни доброго утра не пожелал, ни кофе пить не стал. Я подумала, что скоро вернется, но его до сих пор нет. Хотя уже сутки прошли.

Ходила гулять по лабиринтам. Вышла к храму-сугробу. Жалко его. Если у своих домов люди худо-бедно расчищают, по траншеям дэби с лопатами прогуливаются, то этот совсем утонул в снегу. За три дня бесснежной передышки никто и не подумал его разгрести. А ведь это дом Господа… Подумала: может, мне взяться? Но как представила, что надо идти за лопатой… Да и что я сделаю одна?

Когда возвращалась, падающий снег стал каким-то мокрым. Как будто снежинки в полете подтаивали и превращались в ледяную крупку. На улице не холодно, где-то около *минус пяти*.

Жаль, что зима получилась такая короткая. Теперь, скорее всего, снег начнет таять. Потом вряд ли выпадет новый. А я зиму люблю. Она чистая. Осень, лето, весна – все грязные. Пыль, мошки, комары, в доме песок, на зубах песок. А весной ещё и пыльца, и тополиный пух… Нет, пух-то я как раз люблю. За сходство со снегом. А вот всё остальное…

13.I. **** года.

Проснулась от грохота. Спросонья испугалась, не понимая, где я и что со мной. Села на кровати, пытаясь понять, что происходит. Непрекращающиеся залпы сотен неведомых орудий грохотали то вдали, то совсем близко. Глухие, мощные удары проходили сквозь тело, заставляли звенеть всё стекло и железо в доме, и даже самый воздух метался от них. Я подумала, что обстрел. Канонада жуткая. Сквозь закрытые шторы пробивались сполохи. Неужели война? И что делать?

Дрожа от ужаса, подошла к окну – и обомлела. Небо все было багрово-красное, в фиолетовых прожилках молний. Таким рисуют иногда сердце в анатомических атласах. Только краски ярче и чище. И молнии все время сверкают в разных местах, поэтому кажется, что небо живое и двигается. Что это такое? Почему красное? По времени – ночь. Или солнце сошло с ума, или это от молний? Я не знаю, отчего небо может покраснеть. Иногда бывает розоватый оттенок во время оттепели. Но это оттенок. А тут красные тучи!

А небо всё пульсировало не переставая. Его вздрагивающая краснота потрясала. Снег тоже казался красным. Только дома чёрные. И в этих чёрных коробочках ощущались ещё более чёрные окна. За ними стояли напуганные люди. Я думаю, это их страх сгущал черноту домов.

Очередной удар грома был таким мощным, что после него я минуты две вообще ничего не слышала. Даже собственного голоса. Наверное, именно это называется «контузия». Но слышало тело. Ему передавалась вибрация дома. Что же это такое? Может, ещё и землетрясение?

Мой страх прошел, как только я поняла, что мне нравится на это смотреть. Пусть мы все погибнем, но я увижу своими глазами то, чего никто из ранее живущих не видел.

После очередного удара грома раздался какой-то странный треск со стороны соседней пятиэтажки. Яркая молния высветила жуткую картину: просевшая крыша, неровные ряды окон… Ого! Вот это мощь – дома рушатся! Хотя понятно: дэби строили. Наш-то выдержит?

А между тем краснота неба становилась всё более насыщенной, сгущалась и темнела. Удары грома сделались тише. Почему-то подумалось, что сейчас «разверзнутся хляби небесные». Пока этого не произошло, я записываю наскоро свои впечатления.

Самое странное сейчас – тишина. Абсолютная. Нет ветра, нет движения на улице, нет скрипа снега, хлопающих дверей, скрипящих половиц, приглушенного воркования телевизора за стеной, пения водопровода или мурлыканья холодильника – ничего. Бархатная тишина. Маслянистая, обволакивающая. От неё становится жутко. А воздух наэлектризован молниями и страхом.

Я сижу и жду, чтобы ничего не пропустить. Я чувствую, что скоро начнется НЕЧТО.

Видимо, я задремала. Разбудил меня стук в дверь. Тётя Аня и ещё одна женщина на лестничной площадке. Паникуют: отключили свет, воду, отопление. Только теперь замечаю, что у них в руках свечи и что дома довольно прохладно. Спрашивают, нет ли у меня запаса воды. Нет, не додумалась. У меня дома только банка для полива цветов. Но я в неё уже удобрения сыпанула. Больше я им не интересна, они начинают осаду следующей двери.

Опять иду к окну. Зловещая тишина всё ещё висит над городом. Но у просевшего дома какое-то движение чувствуется. Именно чувствуется, потому что тьма и сугробы не дают ничего разглядеть.

Жалко жильцов злосчастной пятиэтажки – куда они сейчас пойдут? Может, взять к себе кого-нибудь на постой?

А небо какое страшное! Оно чёрное, но не бездонное, как в ясные ночи, а… Ну такое ощущение, что это и не небо вовсе, а потолок, затянутый чёрным… шёлком? Нет, всё же бархатом, потому что какая-то шершавость в атмосфере. Что ж, подождём.

По-моему, начинается. Ещё не знаю что. Но в воздухе появился странный гул. Он очень быстро нарастает. Становится отчётливее. Кажется, что на землю с огромной скоростью падает что-то огромное. Прямо на нас. Если это мои последние слова, то хочется сказать: простите меня все, кого я когда-то обидела, вольно или невольно. Я ни на кого не держу ни обиды, ни зла. Спасибо, жизнь! Может, ещё свидимся.

Это ливень. Но такой, что вода хлещет как из крана. Не каплями, не струйками, а водопадом. Когда поток воды настиг преграду – дома, раздался такой мощный удар, что посыпались стекла. Слава Богу, у меня они уцелели (наверное, потому что форточка неплотно была закрыта и распахнулась).

А потом столкнулись снег и вода. Мне показалось, что я услышала шипение в этот момент. Снег сразу съёжился, сжался, осел, уплотнился и стал исчезать на глазах. Сероватое свечение, шедшее от него даже в темноте, исчезло. Я ничего не могу разглядеть в черное окно. При свете моей «летучей мыши» видно только искажённое водой стекло.

Почему-то стало весело: вода смоет снег, тучи поредеют, посветлеет.

А ещё – можно набрать воды. Я взяла кастрюлю и пошла на лоджию. С трудом открыла окно – и задохнулась. В лицо мне ударила струя холодного воздуха, пронизанного мельчайшими водяными брызгами. Я невольно отступила в комнату. Появилось отчётливое желание спрятаться от этого кошмара. Настоящая *Ниагара*!

Но воды-то набрать надо! Не такой я человек, чтобы отступиться. Когда я высунула руку с кастрюлькой в приоткрытое окно, лишилась и кастрюльки (насовсем – не удержала) и работоспособности руки (удар воды был настолько силён, что руку до сих пор ломит, а вся кожа – сплошной синяк). Воды я все-таки набрала. Но не снаружи, а внутри лоджии. Оставила другую уже кастрюлю на полу под открытым окном. Через пять минут брызги наполнили её до краев. А заодно и лоджию до порожка в комнату.

Теперь у меня есть чай. Нет, электричества ещё нет. Но я нашла старую походную плитку и таблетку сухого спирта. Это богатство хранилось у меня в шкафу с незапамятных времен. Столько раз подумывала выбросить, но жалко почему-то было блестящую коробочку. Как хорошо, что не выбросила!

За окном светлей не стало. Но я нашла несколько свечек и огарков. Со свечами дома уютно и романтично. Как праздник. Вот только бы ещё не слышать гула этого исполинского дождя…


16.I. **** года

Дождь идёт третьи сутки. Не прекращаясь. Не ослабевая. За окном темно. Кроме того, промок потолок над окном в кухне. Там, видимо, не очень хорошо был заделан шов.
Пыталась что-нибудь рассмотреть на улице. Ничего. Только поток. Плотный дождевой поток. И темнота. Нет, не абсолютная. Сквозь плотный поток дождя пробиваются непонятные блики. Наверное, это в домах засветились свечками окошки. Снега не видно совсем. Внизу только поблескивающая вода.

Услышала говор в подъезде, вышла. Оказывается, нас заливает. Верхние этажи - сверху, нижние затапливает снизу. Я со своим подмокшим потолком ещё в отличных условиях. А на площадках теперь живут. Весь первый этаж в воде. Люди из затопленных квартир, заплаканные и молчаливые, сидят на лестницах, стерегут свой скарб (вынесли из квартир всю технику, включая холодильники, тюки какие-то, кое-кто даже мебель). Кто в чем: кто в шубе, кто в домашнем халате, кто в дождевике.
Интересно, куда подевалась вся подвальная живность: крысы всякие, тараканы? Наверное, тоже переселились на верхние этажи. Видимо, надо ждать «гостей». Может, сразу отравы насыпать?

Что же такое происходит? Может, это всемирный потоп? Говорили же, что настанет конец света…

На площадке четвёртого этажа сидит женщина. На руках у неё спит девочка лет трех. У женщины такой несчастный и потерянный вид, что я захотела позвать её к себе домой на время. Но пресекла эти мысли. Зачем мне лишние хлопоты? У меня одна кровать. Я люблю читать и писать в постели. А ребёнок будет шуметь, бегать, его нужно кормить, да и на горшок… Нет, не буду приглашать. Тем более что женщина не просится. Конечно, надо бы, но не хочу. Да и не знаю я её совсем. Так, пару раз встречались. Вдруг она воровка?

И всё-таки мысль предложить кров женщине с ребёнком время от времени возвращается.
Дома промозгло. Воздух сырой. Дышать трудно. Слабость во всем теле. Надо лечь спать, а когда проснусь, кошмар уже кончится.

17.I.**** года

Кошмар до сих пор не кончился. Вода всё прибывает. Второй этаж затопило.

В подъезде обсуждают происшествие. Дед из угловой квартиры на свежезатопленном этаже замешкался со сборами. А потом не смог открыть дверь. Тяжёлая металлическая, открывающаяся наружу, она оказалась плотно прижатой толщей воды. Дед оказался в ловушке. Он кричал, стучал, звал на помощь. Но как ему было помочь? Теперь весь этаж уже под водой. Жив ли старик? Соседи думают, что нет. Скорее всего, вода выдавила стёкла и затопила квартиру через окно.

А женщина с девочкой всё ещё на лестнице… Только народу на площадках гораздо больше. Уже и у меня под дверью сидят.

Неприятность: из унитаза хлынули экскременты. Жуть. Ладно бы своё дерьмо убирать, а тут… Провозилась полдня, вынося «вонючку» за окно. Только закончила – новый фонтан. Плюнула на это дело.

Дойдёт ли вода до седьмого этажа? На всякий случай надо подготовиться к эвакуации. Так, на всякий случай.

Достала большую спортивную сумку, оставшуюся с того времени, когда мы с Андреем ездили отдыхать к морю. Сапоги, зонт, плащ, пара свитеров и все имеющиеся дома носки – это самое необходимое. Далее – спички, свечки, фонарь, кружка, ложка. Документы. Деньги. Как без них? Ведь это всё когда-нибудь кончится. Мебель и телевизор, естественно, не потащу.

А теперь надо пересмотреть провизию. Да заодно и подкрепиться.

Холодно. Сыро и холодно. Одежда вся влажная, противная. Обсушить негде. Подумываю о том, не развести ли мне костерок в тазике. Вот только, как мне кажется, спасет это ненадолго, а к водяной взвеси добавится еще и дым с гарью. Но скоро всё равно разведу огонь. Хочется просохнуть.

Может, пригласить всё-таки ту женщину?

Совсем было собралась, но услышала, как кашляет ребёнок. Нет, не хочу, чтобы она кашляла мне в ухо. А вдруг это ещё и заразное? Странно всё-таки, что её ещё никто к себе не позвал. Да и кто позовёт, если каждый озабочен тем, как выжить…


18.I.**** года

Вода прибывает стабильно – по этажу в сутки затапливает. Уже почти пять. Но за окном как будто посветлело. Или это у меня зрение адаптировалось к темноте? Может, скоро этот дьявольский ливень кончится?

Что-то у меня стало накапливаться раздражение: постоянный гул дождя, несмолкающие разговоры за дверью, сырость, холод, темнота, протекающий потолок… А ещё кончилось сухое горючее. Чая больше нет. И обед «дикий» был – ковырялась в банке жирной тушёнки без хлеба и запивала холодной дождевой водой. Жуть!
Устроила себе банный день. Думала, полегчает. Но обтирание тряпочкой не сильно помогло. Да и одежда всё равно сырая.

Что же это такое происходит? И как бы узнать, что там у мамы? А дома напротив? Окошки перестали светиться. Куда люди-то делись? Дома уже явно потоплены. Может, они к нам перебрались? Или их как-нибудь эвакуировали?

В подъезде истерика у женщины. Решила пойти посмотреть. Это та самая, с девочкой. Ребёнок бредит. Температура, наверное. Вода подступила к самым ногам женщины, надо перебираться выше, и она запаниковала. Бабы хлестали её по щекам, отпаивали чем-то, тянули за руки, пытаясь поднять, а она упиралась и кричала. Без слов, просто орала. Жалко её. Всё-таки надо её взять к себе.

Мне показалось, что в её глазах я увидела насмешливый упрёк, типа «что ж так поздно». Она отказалась. И переходить выше отказалась тоже. Когда я уходила, вода уже лизала её щиколотки.

Гадко всё это. Вода в подъезде с дерьмом. Запах отвратительный. Хочется, чтобы это быстрее кончилось.

Главное, не поддаваться панике. Если я ещё жива, значит, выживу. По крайней мере, чувствую себя хорошо, высыпаюсь. Остальное всё второстепенно.

Задремала. Сон приснился. Ангел прилетел ко мне. Красивый. С лицом больной девочки из подъезда. Говорит: «Ты всё подробно записала? Это хорошо, это нужно!» Засмеялся и улетел. Удаляясь, он постепенно превратился в чайку.

Когда проснулась, подумала, что ребёнок умер. Но вот какое ему дело до моих записей?

19.I. **** года

Мои соседи по лестничной клетке, прихватив чемоданы, пошли выше. Вода до седьмого этажа ещё не дошла, но шестой затоплен наполовину. Говорят, место наверху найти трудно. Я об этом даже не думала, ни разу выше не поднималась. И вообще стараюсь как можно реже выходить за пределы моей «крепости»: очень уж там шумно: постоянно кто-то орёт. То истерики, то ругань, то кто-то кого-то зовёт…

Поговорили немного с соседкой перед уходом. Она плачет. Жалко добра, да и что будет с домом, после того как вода спадет? Квартиру она не заперла. Опасается, что замок в воде заржавеет, потом и не попадёшь обратно.

Они ушли. Другие соседи тоже собираются.
Я открыла дверь на площадку, решив, что уйду, когда вода подступит к самому входу. Жалко ли мне мой дом? Только самую малость. За год одиночества тут всё так пропиталось страданием, что я физически ощущаю необходимость вымыть его. И ещё подумалось, что именно для такой цели – вымыть всё на земле от греха и страдания, дурных дел и мыслей – Бог и послал этот ливень.

Мне показалось, что вода прибывает медленнее. Может, потому, что пятиэтажек нет больше? «Тел, погруженных в жидкость», нет, поэтому объём стал больше… Ну что-то такое, смутное из физики в детстве… Да и потом, земля ведь круглая, значит, воды для затопления надо всё больше. А где же люди с пятиэтажек? Почему они не приплыли к нашему дому? Ведь у нас целых семнадцать этажей!

А вдруг дом, подмываемый водой, рухнет? Или люди, сгрудившиеся на верхних этажах, раздавят его?

Не буду об этом думать. Плавать я всё равно не умею. Да и куда плыть, когда наш дом, самый высокий в городе, затопит? К телебашне? Но она ненамного выше.

Итак, дом! Я прожила здесь пять лет. Много хорошего было тут. Когда-то в этой маленькой квартирке жили любовь, радость, смех, сюда приходило много людей, разрывался телефон, играла музыка… Где-то лежат альбомы с фотографиями того времени. Перелистать напоследок.

Кто-то прошёл мимо моей открытой двери. Соседи, наверное, что-то забыли. Пойду спрошу, как там, наверху.

Ужас! Это не соседи, это мародёры. Мужчина и женщина шарят по пустым квартирам. Из их приглушённого разговора я поняла, что ищут столовое серебро, драгоценности, деньги, да и вообще тащат всё, что приглянётся. Мерзко!

Я их окликнула (не знаю зачем), пошла вглубь чужой квартиры со свечкой, а они, затаившись, пропустили меня вперед и ударили сзади чем-то по голове. Я упала. Больно! (И сейчас ещё не притронешься). Но сознания не потеряла, а только притворилась. Услышала их разговор:
- Пошли, там ещё два шкафа.
- А эта? Добьём?
- Да ну её, просто потом запрём тут.

У меня всё внутри оборвалось. Они ушли в другую комнату, а я со скоростью ракеты рванула к себе. Заперла дверь, только потом отдышалась.

Что же это? Общая беда не объединила людей, а разъединила, вытащила наружу зверя? Конечно. Ведь я же не позвала женщину к себе сразу. И у других не лучшие черты в этой ситуации проявляются.

Но главный урок усвоен: не жди ничего хорошего от людей. Не все окажутся такими растяпами, как эти дилетанты-мародёры. Следующие добьют. Надо чем-то вооружиться. Вспомнилось, как однажды ко мне в дверь ломился какой-то пьяный страшный мужик. Тогда я схватила доску с огромным ржавым гвоздем (у меня как раз шёл ремонт, в коридоре лежал всякий хлам и строительный мусор) и заорала скорее для себя, чем для него: «Иди, иди сюда, сука! Ломай дверь! Нет, убить я тебя не убью, но покалечу!» Он испугался и ушёл. Смешно! Ведь он даже не видел, чем я ему угрожала.

Чем же я теперь «калечить» буду? Скалкой? Сковородой? Томом энциклопедии? Проводом? Всё не то. Что ж у меня трубы-то никакой нет? Нож бесполезен. Если им не умеешь убивать, то сам боишься его больше, чем тот, кого ты им пугаешь или собираешься убить.

Нашла! Массажёр! Колесики я с него сняла, осталась такая приличная палка. По башке треснуть можно и в живот ткнуть! Тоненькая, конечно. Но другого ничего нет.

Выглянула за дверь: сколько там воды? Ещё есть время. Проверить, всё ли взяла из того, что нужно. Скатала одеяло, чтоб было на чем сидеть, сунула моток верёвки (не знаю и зачем) и, рассовав по карманам мелочёвку (семечки, конфеты, сухарики, ключи, спички, зажигалки, ручки, расчёску, зеркало, фонарь, свечки, фильтр для воды, складной ножик), взяла свою сумку со сменными вещами и всем, что можно жевать.

Прощай, дом! Даже если мы встретимся снова, ты будешь уже другим, нежилым. Как жалко моих папок!


20.I. **** года

Вот и прошла моя первая ночь на лестнице. Между четырнадцатым и пятнадцатым этажами. Все площадки заняты. Но на ступеньках даже удобнее. Можно сидеть, как на стуле, можно лечь, как на диване, можно примоститься наискосок, как на кресле, а можно… разлечься, как на лестнице!

Я не пошла выше, хотя там могло бы оказаться более удобное место. Мне понравилась эта площадка. Во-первых, тут светло. Над окном прикреплён подсвечник, в нём горит уютным светом огромная свеча. Во-вторых, люди: пожилая пара, завернувшаяся в одно одеяло, женщина средних лет с престарелой матерью, мужчина без возраста, похожий на преподавателя, подросток с котёнком и какой-то унисекс, сидящий на мольберте, - читают (что ж я, дурочка, книжку не взяла!). Кроме престарелой женщины, которая сидит, уставившись в одну точку и раскачиваясь взад-вперёд, и котёнка, нежно мурлыкающего на коленях у мальчика. Поэтому обстановка здесь спокойная.

Когда я попыталась пристроиться на площадку, кто-то сказал: «Вы лучше на лестницу, а то затопчут вас тут». На лестнице уже кто-то спал, завернувшись в одеяло с головой. Я его приняла сначала за тюк. Попыталась подвинуть – он зашевелился.

Время от времени кто-то из «жильцов» этого «приюта» отрывается от книги и сидит задумчиво или подремывая. Иногда шёпотом (в подъезде вообще очень шумно, все орут, а тут шёпотом!) переговаривались между собой.

Но во всём есть своё «зато». Люди, снующие вверх-вниз по лестницам, всегда с неудовольствием оглядывают обитателей молчаливой читающей площадки и редкий раз удерживаются от раздражённых эпитетов. А если кто-то из «местных» вытягивает ноги, то проходящий не упускает случая наступить или пнуть. Что их раздражает? Спокойствие и отрешённость. А ещё книги. Как будто это что-то противозаконное или противоестественное. Разучился народ читать. Нет, буквы-то знают. А вот книги читать разучились.

Поток людей не иссякает. Кто-то ходил вниз смотреть, как поднимается вода, кто-то просто гулял по этажам от безделья, кто-то искал более удобного места…

Приходила мать подростка, звала его есть. Он отказался. Тогда она вырвала из его рук книжку и швырнула куда-то вниз не глядя, сопроводив страшной руганью. Мальчишка как-то сразу весь ощетинился, резко встал и процедил в лицо матери: «Иди отсюда, подстилка для желудка!» А потом, не обращая внимания на её ответные вопли, попросил меня: «Место покараульте, я книжку поищу!» - и ушёл, прижимая котёнка к груди.

Я села на его место – караулить. Он всё не возвращался. Книжка не могла так далеко улететь. Знакомых встретил? Сидеть на площадке было удобнее, чем на лестнице. Поэтому через пару часов мне уже не хотелось, чтобы подросток приходил. Но вот когда вернулся котёнок, один, я подумала, что с парнем что-то случилось. Мною мысли тяжёлые овладели. Вдруг этот «желудок» его убил? Или голодный обморок? Или на мародёров нарвался? А я тут радуюсь, что мне его место досталось.

Оглядевшись, я увидела книгу, лежащую на полу у ног «преподавателя». Спросившись, взяла её полистать. Это была давно уже прочитанная мною повесть об экспедиции на *Тибет* одним из светил парамедицины. На форзаце надпись: «Рай-ской женщине от автора. Раечка! Я всё-таки там побывал!» Ниже стоял замысловатый автограф. Интересно, кто эта Раечка? И как эта книга с автографом оказалась в нашем медвежьем углу? Я посмотрела на «преподавателя». Нет, вряд ли у него есть жена или дочь Раечка. Он же, поймав мой взгляд, сказал, что это не его книга. Больше никаких объяснений.

Я углубилась в чтение и даже вздрогнула, когда, перекрывая весь гул подъезда, раздался зычный хрипловатый голос старухи: «Катя, уже вечер. Пора готовиться ко сну!»

Вот это да! Время действительно было вечернее. Но часов у старухи не было. Чувствует, видно.

После этих слов площадка ожила. Тюк на лестнице, зашевелившись, превратился в пропитую бабу с опухшим от пьянства (или слёз?) лицом. Пара вылезла из-под одеяла и оказалась одинаково круглыми мужчиной и женщиной. Они быстро свернули постель, откуда-то из угла достали большое ведро с крышкой. Все «площадники» сгрудились у одной стены, отгородив одеялом ведро посередине. Ого! Вот как у них тут всё! А я, грешным делом, уже подумывала, куда бы отлучиться по нужде. Хотела идти вниз, к затопленным этажам.

Когда с естественными отправлениями было покончено, а ведро, содержимое которого отправилось за окно, заняло место в углу, все вернулись на свои места. У Кати оказался раскладной стульчик, на который она расставила одноразовые тарелки. Потом достала три больших яблока и начала резать их дольками. Когда мне протянули бумажную тарелку с долькой яблока, я, устыдившись, достала из сумки банку тушёнки и протянула Кате.

«Спасибо, это на завтрак. На ночь мясо вредно». Смешно! Вредно! Мы в таких условиях, а она – «вредно»! А может, это и правильно? Чтобы не оскотиниться?

Старуха, посасывая дольку, как леденец, вдруг сказала: «Помяните Вадьку!» Все удивленно переглянулись, но потом, согласно кивнув, видимо, помянули. Вадька – это, наверное, невернувшийся подросток.

Вдруг один из «кругляшей» спросил каким-то нарочито веселым тоном:
- Раиса Лазаревна, сколько нам всем осталось?

Опа! Вот она, Раечка-то! Раиса Лазаревна! Да-да, у неё еще фамилия какая-то на «ф». Знаменитая предсказательница и целительница! Ого, с кем я на одном этаже сидела! Как её сюда занесло? Или она тут и жила (родом-то она из этих мест), просто что мы знаем о своих соседях? Да нет, не мог бы такой известный человек ускользнуть от моего внимания. Видимо, недавно приехала. К дочери погостить. Или решила перебраться, чтоб легче потоп было перенести всем вместе? Она же его наверняка предвидела.

- Мне два дня, Катьке моей четыре, - загрохотала старуха, - тебе, Михалыч, тоже четыре. А вот ей (она кивнула в мою сторону) вечность.

- Ого! Это за какие же такие заслуги ей вечность? - насмешливо спросил Михалыч.

Старуха не успела ответить, потому что сверху стремительно спустилась на нашу площадку… тётя Аня! Как я ей обрадовалась! А она с плохо скрываемой досадой посмотрела на меня и поспешила отвести глаза. Встала напротив старухи и голосом начальницы говорит:

- Соседи! У нас проходит референдум: куда девать трупы? Одни предлагают выбрасывать их из окон, другие оставлять на месте смерти, третьи – затапливать в подъезде. Мне поручено узнать ваше мнение.

Я с ужасом спросила, много ли трупов. Но поняла глупость этого вопроса. Было бы мало, тётя Аня референдум не проводила бы.

- Через окно, Анна. И не спрашивай больше никого, - категорично заявила Раиса Лазаревна. - Нечего панику сеять. Пусть доживают последние дни спокойно. Тебе и самой жизни-то на четыре дня осталось.
- Тьфу, дура! – огрызнулась тётя Аня и собралась уходить.

Я окликнула её, спросила, как устроилась. А она мне в ответ: нету, мол, там места больше, где устроилась. Неужели решила, что я к ней набиваться буду?

После ухода тёти Ани повисла неловкая тишина. Мне подумалось, что наш подъезд, несмотря на всю абсурдность происходящего, живёт какой-то странной жизнью, в которой есть место даже каким-то «властям», изучающим общественное мнение.

- Дописывай скорее, писательница, - загрохотала старуха. - Свечу гасим.

Значит, перерыв до завтра!


21.I. ****

Ночью встала потянуться. Старуха, почувствовав моё движение, громким шёпотом велела брать фонарик и идти вниз собирать пустые пластиковые бутылки, раз уж не спится. Я, конечно, подумала, что у неё маразм, но прекословить не стала. Всё дело какое-то. Пошла. Первый раз принесла пять штук. Ещё, говорит, иди. Штук пятьдесят, говорит, надо. И с крышками. Чудная! Может, ей приснилось что?

Когда мне надоело таскать бутылки, выловленные из вонючей жижи и выковырянные из куч у мусоропровода (а рядом сидели и лежали люди, которые, естественно, без комментариев мои действия не оставляли), я легла. А старуха мне: «Ленивая ты». Ну и пусть ленивая. И так вся лестница бутылками заставлена. Сама бы в дерьме поковырялась! Я не бомжовка какая-то!

Когда зажгли свечу (день наступил), старуха велела связать бутылки и выбросить за окно. Никто, кроме меня, не спросил зачем. Наверное, все здесь знают, что старуха не отвечает. Но подчиняться ей привыкли беспрекословно. Связали. Привязали длинной верёвкой к раме. Выбросили. Поели тушёнки. Сели читать. Котёнок, вылизывая, гонял пустую консервную банку. Как бы не поранил язык о края.

Я решила поговорить с Раисой Лазаревной. Вопросов куча. Например, когда кончится дождь? Почему мне уготована вечность? На всей ли земле наводнение? Что с моей мамой? Что случилось с Вадькой? Но только я открыла рот, она загрохотала:

- Ты сама знаешь все ответы. Я скажу тебе только одно: ничего не бойся. Пока ты пишешь, ты будешь жить.

И, уставившись в одну точку, опять впала в транс.

Поток людей, идущих снизу, иссяк. Вонь усилилась. Видимо, вода подступает. А наша площадка читает. Они что, не думают уходить? Ну, я, конечно, посижу ещё с ними, но потом всё равно пойду выше. Хотят тонуть в вонючей жиже – пусть тонут, я выживу.

Я зачиталась. Вот интересно, а *Гималаи* тоже потонут? Или эта «крыша мира» непотопляема? Неужели правда, что там сидят живые мумии? Нет, думаю, сказка.

На нашу лестницу стала подниматься вода. Очень страшно: сначала она как бы замирает, долгое время не двигается, а затем снизу всплывает с мерзким звуком и такой же вонью воздушный пузырь, вода на секунду отступает, а потом резко прибывает почти на целую ступеньку. Когда пол-лестницы уже скрылось, старуха сказала:

- Пора.

Все поднялись и несколько минут молча стояли, глядя куда-то внутрь себя. Потом старуха обратилась ко мне:

- Иди наверх. Дождь скоро ослабнет. Ты сразу на крышу иди. Отдай ей, Катя, все продукты. А ты сумку-то надень как рюкзак, чтобы руки свободные были. Плащ свой сверху. Ну, ступай, а мы тут прощаться будем.

А потом, спохватившись, остановила меня:
- Подожди, на-ка вот,- она сняла с шеи массивную серебряную цепочку и протянула мне.
- Да зачем, не надо, у меня деньги есть, да и вообще…
- А ты не отказывайся, не тебе и даю,- грозно загрохотала старуха. Я покорно протянула руку.
- Нет, так потеряешь, на шею сразу!
Пришлось повозиться, надевая цепь на шею под капюшоном.
- А вот теперь все в порядке. Ступай.

Хоть бы «до свидания» какое или «удачи»! «Ступай!». Даже обидно стало.

Я поднялась на один пролет, села с фонариком дописать дневник. Потом решила посмотреть, что они делают там, на нашей площадке, почему никто не поднимается. Темно. Я посветила.

На полу вповалку лежали все мои недавние соседи. Вода с нечистотами уже скрыла наполовину их тела. На груди Кати стоял котёнок и осторожно принюхивался к её губам, как будто проверял, дышит ли. В руках у бабы-пьяницы из тюка, которую ещё потряхивали предсмертные судороги, был странный флакон. Не надо быть великим провидцем, чтобы понять, что произошло после моего ухода.

Вот тебе и «два, четыре, вечность». Ошибаются, видимо, ясновидящие. Или у них давно всё решено было, а это так, шутка? Помяни, Господи, их в Царстве Своем!

Урок второй усвоен – не возвращайся! Ты можешь увидеть то, что тебе видеть совсем не нужно. Сейчас упакую свой дневник в вакуумную папку и прицеплю к старухиной цепочке. Так надежнее: не промокнет и не потеряется.

 22.I.

Я на крыше. У меня здесь очень милый шалаш из тарелки спутниковой связи, зонтика, палки, которую я прихватила для обороны, и большого куска целлофана, найденного тут же, на крыше.

Как я сюда попала – целая история. Наверху дома, оказывается, есть чердачный этаж. Когда я туда пришла, на меня сразу заорали те, кто сидел у самого входа: куда прёшь, мест нет. Проваливай отсюда. Одна мерзкая тварь (не разобрала в темноте, мужчина или женщина) даже пыталась меня столкнуть вниз по лестнице. Ох, ну и врезала же я ей с разворота! Даже что-то хрустнуло не по-хорошему в месте удара. Зато сразу все замолчали. Вот и третий урок: толпа труслива, с ней надо говорить с позиции хамской силы.

Я прилежная ученица. Поэтому пошла к лестнице на крышу по людям. Наступала куда придётся. Надо сказать, что идти по людям трудно. Ноги то тонули в чём-то мягком, то наступали на что-то твёрдое, то соскальзывали с чего-то. Подо мной ругались, иногда стонали, вскрикивали. Но я шла быстро и уверенно. Как будто знала, куда мне надо идти. Что-то подсказывало: выход там, куда я иду.

Все верно, металлическая лестница. На ней сидят. Сдёргиваю кого-то за ноги. Грохот. Лезу. Слышу обиженный голос в спину: «Чо лезешь? Запаян люк-то! Умный какой!» Твою мать! Понимаю, что это правда. Потому что из него не капает. В других местах из дыр льёт. Тупик! Вот какой у меня внутренний голос! Хоть бы чуть-чуть посомневался!

Решение приходит мгновенно: идти обратно. Но там, где я прошла, чувствуется концентрация агрессивности. Пойду по новой траектории. Главное, молчать. Если они поймут, что я всего лишь слабая женщина, порвут на части!

Обратно почти бегу, насколько позволяет «грунт» под ногами. Ура! Прорвалась! Только три удара получила. Два из них в сумку на спине, а вот третий – больно. По ноге зацепили.

Я на исходной – семнадцатый этаж. Дверь одной из квартир открыта. Так же нагло по телам иду туда. Смотрю в окна, подсвечивая фонарём. Здесь нет пожарной лестницы. Иду в следующую квартиру. Там ещё больше народу. Но лестницы за окном тоже нет. Дверь следующей квартиры заперта.

Я разбегаюсь и ударяю её плечом. Хруст, боль, безрезультатно. Повторяю. Дверь прогнулась, но не поддалась. Ещё раз. Мне стал помогать какой-то парень (вот тоже непонятно – ему-то зачем?). У него получилось лучше. Он рухнул внутрь вместе с дверью. Только тут обратила внимание на табличку «Временное правление дома».

Захожу, точнее врываюсь. Квартира почти пустая. Одна комната ярко освещена множеством свечей. Там стол с едой. За столом трое. Боковым зрением отмечаю, что среди них тётя Аня. Но мне сейчас не до неё и не до её товарищей – двух мужчин, которые смотрят на меня гневно и испуганно одновременно и пытаются даже что-то сказать, типа: «По какому праву!..» Но им и договорить не дают: в комнату уже ввалилась толпа с лестницы и площадки. Хорошо, пусть народ хоть поест за счёт этих домоправителей. Ну, понятно, тётя Аня, почему у тебя «места рядом нету»!

А тем временем вижу – лестница! Прямо за окном. Ну, слава Богу! Открываю окно – ощущение, что окунулась в воду – оттуда туча водяной пыли. Ничего! Старуха сказала, что этот дождь скоро кончится. Большой капюшон плаща натягиваю на лицо до самого подбородка. Горловину свитера – на нос. Вперёд! Главное - быстро! Последний глубокий вдох – и за окно!

Руки обожгло холодное мокрое железо поручней, и одновременно на голову и плечи обрушился тяжеленный поток воды! Вот этого я никак не ожидала! Какое там «mgh» (возможно, формула, определяющая силу гравитации – Н.В)! Не менее тонны! Вот почему никто не доплыл до нашего спасительного дома! Но я не плыву, я иду по лестнице. Это проще. Это реально. Надо! Во что бы то ни стало – надо! Если я ещё промедлю, то пойду на дно, которое на глубине шестнадцати этажей. Господи, помоги мне!

Это было самое страшное, что я переживала в жизни, - путь в тридцать ступенек и барьер крыши. Теперь, вспоминая всё это, я удивляюсь себе. Вот тебе и слабая женщина! Зато руки цепкие и воля сильная. Кого-то, кто шёл за мной, смыло ливнем.

Крыша дома оказалась плоской. Над каждым подъездом домиком выход с чердака. Но все они уже заняты – в каком-то подъезде выход с чердака был открытым. У одного из домиков (посередине) я и соорудила себе убежище. Сначала спала. Потом грызла сухарь. Теперь пишу.

Небо стало светлее. Теперь я знаю точно. Потому что заметила это не только я. Вернее, не заметила – услышала: кто-то кому-то сказал, что небо стало светлее. Я высунула голову - правда! Как будто вечер хмурого дня. Взглянула на часы – им, оказывается, конец. Стекла нет, минутной стрелки тоже. Ну и не идут, естественно. Сняла и выбросила. Судя по звуку, упали на крышу.

От резкого движения проснулась боль. Болит нога, голова, шея, плечи, рука, спина. Вот ведь! Развалюха. Жалко, что одеяло осталось под водой. Сейчас бы лечь на мягкое. Но и так хорошо: свитера под спину, сумку под голову. Хватит на сегодня. Фонарик ослабел. Надо «подкачивать», а лень. «Ленивая ты».


23.I.

Заметно посветлело. И дождь стал тише. Меня разбудили отдельные капли, которые звонко барабанят по тарелке антенны. Именно барабанят, а не гудят, как поток до этого момента. Попробую писать без фонаря.

По-моему, библейский потоп продолжался сорок дней. Посчитаем. Четыре дня шёл сумасшедший снег. Потом четыре дня передышка. Восемь. Снова снег с шестого по тринадцатое с разной интенсивностью - семь дней, итого пятнадцать. Потом ночью гром и молнии - и вот уже девятый день ливень. Даже если сложить снег, дождь и паузу между осадками, то ещё минимум две недели. Если дождь ослабеет, то вода начнет спадать. Хотя я не уверена, что земля сможет проглотить всю эту воду.

Что же случилось? Ледники на полюсах растаяли? Или какой-нибудь метановый айсберг? А может, комета, этакая «Звезда Полынь»? Тогда был бы мощный взрыв. Я где-то читала, что – теоретически – при этом и вода, и воздух вскипают, даже горы плавятся. Может, наши исследователи добурились до центра Земли? И оттуда хлынул поток магмы, повышая температуру? Узнаю ли я когда-нибудь причину? Или причина – Гнев Божий?


24.

Есть всё-таки на свете чудеса. Меня нашел Андрей. Здесь. На крыше. Он, оказывается, шёл ко мне. Но не успел до ливня совсем чуть-чуть. Свернул в первый подъезд. А я живу в последнем. Некоторое время пожил там у одной одинокой сердобольной старушки. Потом попробовал пробраться ко мне через чердак. Не смог, потому что все чердачные двери между подъездами заварены. Но в «его» подъезде был открыт люк на крышу. Так что он давно уже живёт наверху.

Он нашёл меня по часам. Наступил на них, поднял, разглядел, узнал (он мне их подарил три года назад, там ещё гравировка), прикинул путь – и…

В первую минуту я так ему обрадовалась! Выскочила из шалаша, развалив всю свою хитроумную шалашную конструкцию, повисла у него на шее. Мы целовались, смеялись, снова целовались, а потом тут же, на мокрой крыше, под проливным дождем занялись сексом. Тогда было весело и хорошо. Теперь противно. Как собаки. Дождь хлещет его по голой жопе. Тьфу! Никак не могу согреться. Вся вымокла до нитки. Зуб на зуб не попадает.

Да ещё добавило: он сразу, как только кончил, спросил: «У тебя есть что-нибудь пожрать?» Швырнула ему сухарь и принялась чинить шалаш. Он долго топтался вокруг, прося то прощения, то ещё сухарь…

Удивительно, но мне всё равно стало легче. От сознания того, что он жив, что он рядом, что при случае можно пойти к нему «в гости». Даже если он меня не любит, он мне обрадуется: у меня ещё два яблока, три сухаря, банка кильки, сухой кисель, манка и полный карман семечек. Может, и ещё что есть. С таким приданым я богатая невеста!

Дождь, похоже, утихает. Барабанит гораздо тише. Подумалось, что скоро он совсем перестанет. Настроение от этого улучшилось? Нисколько. Какая-то опустошённость…


25.

Дождь тихонько моросит. Пошла гулять по крыше, осматривать «окрестности».
Нас тут не так уж и много. Я насчитала сорок шесть человек. Но, может, некоторых не увидела, а детей, носящихся по крыше взад-вперёд, могла сосчитать и дважды. Так и не поняла, сколько их там бегает. Все какие-то одинаково серые, мокрые и орущие.
Видела «поселение» Андрея – от одного «домика» до другого натянут тент, под ним лежат люди. Показалось, что торчат кроссовки Андрея, но не окликнула. Не хочу его видеть. Пусть лежит себе.

Подошла к краю крыши. Увиденное кажется нереальным: сколько хватало зрения – везде вода. До самого горизонта. Или это какой-нибудь туман всё скрывает? пелена дождя? Где же мой город? Где люди? Хотя я догадываюсь где… Подо мной у самой стены дома на зыбких волнах качался среди всплывшего мусора труп.

Я сразу отошла. Не жалко, а как-то жутко от увиденного.

К вечеру снова пошла гулять. Лучше бы не ходила.

Присела у одного из «домиков», достала горсть семечек. В задумчивости не заметила, как рядом со мной оказался мальчуган лет десяти: «Тётенька, дай семачек! Пажалста-а-а!»

Сыпанула ему горсть, чтоб отстал, не мешал думать. Он исчез. А через пять минут меня окружила целая толпа ребятишек с воплями «дай-дай». Маленькие, а глаза злые. В их лицах явственно читалось, что если я не дам, то они заберут силой, а если скажу, что больше нет, то вытащат у меня из желудка уже проглоченные. Я оторопела от такого напора злой детской силы.

Отступать некуда – спина упирается в боковину «домика», будь он неладен! Идите с Богом, говорю. Куда там! Кольцо голодных злых глаз сомкнулось плотнее. Я запаниковала внутренне. Они, наверное, почувствовали мой страх. Один, самый наглый или самый голодный, впился в мою руку, в кулаке которой я держала злополучные семечки. Другой - в другую руку, а девочка совершенно омерзительного вида, с размазанными по лицу соплями, пронзительно визжа, вцепилась мне в волосы.

Сражаясь с этими тремя, я не увидела, кто ударил меня под дых. Я рефлексивно согнулась. А когда боль ослабела, я поняла, что стою на коленях, руки вывернуты за спину до боли в плечах, голова запрокинута кверху, потому что кто-то, стоящий за спиной, крепко держит меня за волосы. В поле моего зрения оказывается парнишка, светленький, как ангелочек. Он так мило улыбается! И вдруг вижу, что он расстёгивает штаны и – начинает мочиться мне прямо в лицо!

Мерзавец! Быстро соображаю, что детеныши тоже члены стаи, с ними надо разговаривать только с позиции силы. Неужели я не справлюсь с мелюзгой? Ловко вывернулась, освободив правую руку, с разворота в морду висящему на левой руке – два! Волосы отпустили сами. Прыжком на ноги – и со всей дури зассанцу по яйцам – три! Согнулся, сучонок! Подошла на шаг и ещё раз, с размаху, ногой по скорчившемуся тельцу – четыре! Будешь знать…

Удар не рассчитала… Мальчишка почему-то легко заскользил по мокрой крыше. Его скорченное маленькое тельце легко прошло под прутьями ограждения… Бегом к нему – поздно. Он уже захлёбывается в воде. Не достать, не помочь, не исправить… Плавать я не умею. Оглядываюсь – ни души. Зову на помощь – ноль эмоций. Остальные зверёныши тут же рассосались, как будто и не было никого. И ничего не было.

А может, правда, ничего не было?

Когда пришла к себе в шалаш, увидела, что там произведён «шмон». Кто-то хорошо порылся в моих вещах. Все продукты исчезли. Почему-то сразу подумала на Андрея. Потому что не взяли ни тетрадку, ни ручки, ни деньги, ни вещи. Только пища исчезла. Ну да и Бог с нею. Не беда. Я зверски хочу спать.

Не знаю, сколько я проспала. Может, час, а может, сутки. Меня разбудил Андрей в тот самый миг, когда во сне грязная рыжая женщина, вцепившись мне в глотку, выпучив глаза, шипела: «Где мой сын? Где мой сын, тварь!» Поэтому руки, трясущие меня за плечо, вписались в сон.

Не сразу вернулась в реальность. Села. Уставилась на Андрея.
Он мне:
- Ты так долго спишь. Я решил тебя разбудить.

А я со сна хрипло и зло ему: «Что, уже всё съел? Не обкакался, Андрюшенька?» Он делает честные глаза и говорит: «Ты что, это не я!» Самим ответом себя выдал!

«Ну не ты, так не ты. Чего будил?»- спрашиваю. Он что-то мне отвечает, а я вижу только крупинку манки, запутавшуюся в многодневной щетине. Вот ведь ситуация! Урок четвертый – не делись пищей во время голода. Тебе кажется, что это проявление доброты, что ты Иисус (видимо, герой мифа, - Н.В.), накормивший народ тремя хлебами, а люди думают, что ты дурак, а дураков надо учить.

Только теперь замечаю, что стало совсем светло. Дождь перестал. Легкий ветерок. Хорошо! По-настоящему весенний воздух. Чувствуется, что за тучами солнце. Если закрыть глаза и забыть о месте и времени, то можно подумать, что ты плывёшь на корабле по морю. Ха-ха! Вот парочка на палубе: она убийца, он вор. И всё-таки и для них светит солнце.

Спрашиваю у Андрея, где все те люди, что были на чердаке, почему они не вылезли на крышу. Он мне что-то долго объясняет. Я поняла из его слов только то, что по каким-то законам то ли физики, то ли психологии они, скорее всего, погибли, потому что «воздушный пузырь мал».

И все равно непонятно, почему "продуманная" тётя Аня не прорвалась на крышу? Непонятно, почему люди не выламывали, например, деревянные дверцы шкафов, на которых можно было бы дрейфовать? Неужели ни у кого не оказалось надувных матрацев? Да вплавь, наконец… Законы психологии? Судьба? Воля Бога?

Господи! Прости меня! Как мне жалко этого мальчишку… А потом я вспоминаю тёплую струйку на своём лице – и говорю себе: так ему и надо. Но он ведь ребёнок! Просто неразумный ребенок! Нет, возражаю я себе, неразумный делает глупости. А этот так цинично жесток! А наказание соответствует преступлению?- спрашиваю я у себя. Разве твой маленький брат, пока ещё не ходил на горшок, не обписал всех знакомых и незнакомых? Так что ж, и его убить надо было? Но там ведь ещё бессознательно. А тут…

Этот внутренний спор не прекращается ни на минуту. Иногда он затихает, пропускает ещё какие-то мысли, обрывки фраз, ощущения, а потом опять возвращается.

Если бы не было этого наводнения, я бы жила обычной жизнью. Ходила бы на работу, слушала новости по радио, смотрела сериалы по телевизору, читала умные и добрые книжки, грезила о неземной любви – и никогда бы так и не узнала, что я жестокая, злая, что я – убийца. А тётя Аня так бы и жаловалась на погоду и коммунальные службы и не узнала бы, как сильна в ней жажда власти, или, скорее, близости к власти. А мальчик-ангелочек никогда бы не сделал того, что сделал… Ходил бы в школу, помогал маме по дому… Жил бы.

Как, оказывается, отравлены и развращены наши души! Мы – грязь. Мы загрязнили собой весь мир. Мы отравили его нашими мыслями, поступками, словами. Поделом нам.

Потемнело. Опять пошёл дождь. Его крупные капли долбят по нервам. Невыносимо! Может, спрыгнуть с крыши? Тоска!

26? 27? 28?

Лежала и мечтала. Хорошо бы у меня появились жабры… Стала бы жить в воде. Плавала бы между затопленными домами, отыскивала людей, запертых под водой, но еще живых… Да нет, я бы поплыла к маме. Тоже нет… На *Тибет*. Крыша мира вряд ли под водой. Там есть люди. Они монахи. Значит, добрые и набожные. Я бы жила у них, молилась…

Так размечталась, что ощупала своё горло. Не жабры у меня, а гланды выросли.

Пришёл Андрей. Рассказал, что у них в «поселении» умерли трое. Один больной был, всё кашлял. Так он всем надоел своим надрывным кашлем, что тишина после его смерти была огромным наслаждением. Одна женщина умерла от голода: она всё отдавала своему сыну. А ещё девушка. Она наелась каких-то таблеток. Накануне всё спрашивала, есть ли жизнь после смерти и едят ли на том свете. Отправилась посмотреть, наверное.

У меня ведь тоже мысли о самоубийстве вчера были. Нет, не буду ускорять процесс. Когда Бог призовёт, тогда и уйду. А до тех пор буду бороться за жизнь. И писать свой дневник. Потому что помню слова старухи – «ты живёшь, пока пишешь».

Андрей сел рядом. Говорит, плохо выгляжу. Надо думать! Я вспомнила, что у меня где-то было зеркало и расчёска. Но лень их искать. Да и расстраиваться не хочу. Я себе кажусь такой, какой видела себя последний раз в зеркало. Пусть так и будет.
Он спросил, не хочу ли я есть. Я с вызовом посмотрела на него. Гнев проснулся: сначала воруем, а потом спрашиваем, не хочу ли кушать? Ну-ну.

«Прости меня, - говорит. - Это я у тебя пищу взял». Я знаю. Что, попросить не мог? Не мог, говорит. Потому что я бы не дала. Это пища ей.
- Кому? Какой такой ей?

Он мнется, а потом рассказывает. Ей. Его любимой. Той самой, которая его бросила. Она в моем доме жила у матери. Не ко мне он шёл, а у неё был. Через четыре подъезда от меня. Там его и дождь застал.

Меня будто обухом по голове ударили. Сердце зашлось. Вспомнилось, как я радостно бросилась ему на шею, как мы под дождём…

Уходи, говорю. И не подходи ко мне больше. А он сидит. Она беременная, говорит. А мне какое дело? У неё стресс, беременным хорошо питаться надо. А от него ли ребёнок? Он говорит да. Какая разница от кого. Если он её любит, значит, ребёнок его. Вот так-то. По-моему, меня второй раз обоссали.

Убирайся, говорю. Иначе пожалеешь! Ты не знаешь, а ведь я и убить могу! «А я думал, что ты нас поймешь и простишь». Да уходи же наконец! Как понять не можешь, что ты мне противен! И шалашовка твоя тоже! Сожрали манку – ну и на здоровье! Совет да любовь. Проваливай!

Он ушёл. Поплакала. Успокоилась. А чего, собственно, я на него злюсь? Разве я не сама ему позвонила? Разве он сказал, что разлюбил её? Разве я его спрашивала, где она? Я просто слышала только то, что хотела услышать, и видела тоже. А вот выглянет солнышко, и увижу я парочку, прогуливающуюся по крыше. Он как счастливый щенок, она с животиком. Помашу им ручкой? Привет, мол, Андрюшенька! Как у вас дела? Или кинусь на неё с кулаками? Или на него? Не знаю, чего от себя ожидать. Я как будто другой человек. Незнакомый. Непредсказуемый.

Потемнело. Поднялся ветер. Несильный. Но мой целлофан сдувает. Чем бы его прижать? Да нечем. Только собой. Лежу, держу целлофан. Вот уж занятие!

Тело ощущает какие-то толчки. Как будто кто-то гигантский ударяется о крышу. Не сразу понимаю, что это волны. Решаю, что на всякий случай надо привязаться. Моток бельевой верёвки где-то в сумке. Сейчас привяжусь к «домику» и буду спать под убаюкивающую качку волн.


Сегодня.

Не знаю, какое число. Февраль уже, наверное, наступил.
Пишу теперь урывками. Не когда хочу, а когда погода позволяет. Вчера съела последний сухарь. Но в карманах ещё есть крошки. Да надо хорошо в сумке полазать, может, любимый мужчина не все забрал для любимой женщины…

Вода, видимо, ещё поднялась. Даже при слабом ветре волны заползают на крышу. Настоящий прибой. Иногда они выкатывают какие-то предметы (мусор в основном, которого сейчас предостаточно в воде вокруг).
Нас, похоже, совсем мало осталось, что-то уж больно тихо. Относительно тихо, конечно. Шум ветра, дождя, воды уже привычны. Они фон моей жизни.

Страшно хочется помыться. В баню. Кожа рук стала морщинистой и белой, любая незначительная травма вырывает кусочек мяса. Потом пухнет и гноится. Я вся разбухла от воды. Сунула руку под одежду – тело сырое, рыхлое. Чешется. А чесать нельзя. Сразу кровь выступает. Это ли называется «гнить заживо»?

Одежда на мне преет, а высушить её негде: влажность в воздухе необычайная.
Борюсь с собой. Мне хочется посмотреть на «поселение» Андрея. И в то же время я не хочу увидеть «сладкую парочку». По-моему, эта женщина рыжая из моего сна, которая трясла меня за горло, и есть его любовь. Я ведь видела её на фото у Андрея дома.

Совершила обход «своей» половины. Нашла себе настоящий «домик» - бывший выход из подъезда на крышу. Полтора на полтора метра. Ура! Теперь мне не страшны дождь и ветер.

Правда, в «домике» был труп. Я оттащила его подальше и спихнула в воду. Потом сходила забрала свои вещи. Целлофан, уже изрядно потрёпанный, тоже с собой взяла. Пока ходила, видела ещё людей. Хорошо. Хоть не одна. Или лучше уж было бы одной?

От прежнего хозяина остались вещи. Порылась. Нашла влажные салфетки для лица. Как я им обрадовалась! Тридцать штук! Это же здорово! Вот и баня!

Нет, «баня» облегчения не принесла. Более того, от салфеток прелую сырую кожу защипало. Вся огнем горит. Вот, дурочка, додумалась!


Сегодня

Появились птицы. Чайки. Рано утром они разбудили меня своими пронзительными криками. Я выглянула из «домика» - их полным-полно! Какие на волнах качаются, какие по крыше ходят, какие в небе парят на воздушных потоках. А я ведь совсем забыла про птиц. Где же голуби разные, воробьи, вороны? Когда их не стало? Куда они делись? Улетели заранее? Или умерли от бескормицы? Птицы ведь очень много едят. У них какое-то убыстренное переваривание пищи.

А что чайки едят? Тут что, рыба появилась? Понаблюдала - нет. Чайки расклёвывают трупы. Не хочу быть пищей для чаек!

У меня была гостья. Женщина. Страшная. Изможденная. Волосы сосульками, глаза безумные. Сначала заглянула ко мне в домик. Наверное, как и я, искала себе приют с комфортом. Увидев меня, поздоровалась. Спросила, нет ли у меня какой-нибудь палки. Убить чайку. Потому что очень хочет есть. Я сказала, что нет палки. Только потом, после её ухода, вспомнила, что есть.

Хочу ли я чайку? В смысле – убить и съесть? Нет, пожалуй. Я представила, как я раздираю птичью тушку, вся в перьях, крови, помёте. Фу! Нет! По крайней мере, не теперь.

А вода-то прибыла. Уже вровень с крышей. Что буду делать, когда поднимется ещё выше?

Вот чудо! В тучах появилось окно! А там островок такого ярко-синего неба! Я давно не видела такого цвета! Всё любовалась, пока окошко не затянулось тучами.

Сегодня.

Гуляла по крыше - она уже под водой, сантиметров на пять. Надо думать, куда потом… Ну, можно влезть на крышу «домика». А дальше? Нет, так не пойдет. Надо жить настоящим.

Философствовала. Ну, людей, конечно, надо смыть. Как заразу. Остался где-то праведный новый Ной. А зверей за что? Надо разобраться. Домашних понятно за что. Они развращены людьми. Да и ненастоящие они. Все домашние породы искусственно выведены. А диких? Или тоже… В питомниках и заказниках только и остались. Да и какие же они дикие, если их люди кормят! Точнее, откармливают для охоты.

Вот и получается – всех смыть надо!

Только рыбы не прогневили Господа. Потому что у рыб мозгов мало. Они, наверное, вообще ни в чем не сомневаются. И ничего не боятся. И землю не загрязняют.

Задремала и видела старуху Раису Лазаревну. Она гремела на весь подъезд: «Где мои пятьдесят бутылок? Немедленно дай мне их!» Проснулась с чувством, что мне надо бежать за бутылками. О господи! Вот зачем бутылки-то! Да ещё и с крышками! Я пошла в обход периметра.

За «бортом» плавал всякий мусор. В основном пластиковый. Стаканчики, упаковка, ленточки какие-то. Посреди крыши увидела мою давнюю гостью. Руки у неё были в крови и в перьях. Они широко раскинуты. Лежит на животе, лица не видно. Рядом растерзанная чайка. И на охотнице и на жертве сидят птицы. Жирные такие, самодовольные. Следят удивленно и радостно за мной. Думают, наверное, что я тоже пища. Ну уж нет, птички. Не дамся! Пока…

Как всё-таки слабо человеческое тело! Были бы мы прочными, могли бы создавать кокон, в котором можно переждать неблагоприятный период жизни, как было бы хорошо! Я бы уже спала где-нибудь…

Пришлось пройти мимо «поселения» Андрея. От него остались лишь обрывки тента, хлопающие на ветру. Людей там нет. Наверное, в домике - какая-то тряпка-загородка висит.

Бутылок тоже не видно. Плещется с десяток. Но они не те, не связанные. Старуха говорила, что надо штук пятьдесят. Вылавливать надо…

Когда я отчаялась найти «старухину» связку бутылок, она нашлась. В пяти метрах от моего «домика». Я просто пошла не в ту сторону. Качается себе на волнах. Веревочкой за оконную раму на лестничной площадке между четырнадцатым и пятнадцатым этажами привязана. Коротковата веревочка, поэтому плот вертикально в воде стоит. Вот никто его всерьёз за средство передвижения и не принял. Только как его теперь отвязать-то?

Дождь опять пошел. Буду писать в памяти, а потом перенесу в дневник.


Сегодня.

Целый день сижу на «домике», сунув ручку зонтика за шиворот, и проверяю плот. Я по второму кругу связываю бутылки веревками, проводами, тряпками, разорванными на тонкие ленточки. Всем, что удалось найти. Для крепости. Боюсь я, что развалится.

Крыша уже под водой. Торчат только пеньки «домиков». Четыре пустые, а на пятом сидит человек. Мужчина. Он мне что-то кричит. Но я слышу только «и-а, э-а». Обрывки фраз. Надо подождать. Ветер дует как раз перпендикулярно. Сносит все звуки. Я ему тоже пыталась крикнуть. Но он тоже не услышал.


Сегодня

Вот уже третий день нет дождя. Теперь, наверное, вода начнет спадать. Настроение отличное. Солнце яркое. Можно просушить одежду и тетради. Да и записать всё, что произошло.

Когда я связала все бутылки, ветер поутих, и я стала пробовать плот. Осторожно ступила на него ногой. Он вывернулся и поплыл. Я так испугалась, что упущу, что чуть не бросилась за ним в воду. Но тут же рассмеялась! Он на привязи! У меня мания привязывания. Конец веревки у меня в руке! Вот паникёрша! Ну ладно. Сейчас отдохну немного, посижу и буду перебираться по-настоящему.

Посмотрела на человека. Он стоял и махал мне рукой. Я помахала в ответ. Проклятая близорукость! Я не могу его разглядеть! А вдруг это Андрей? Что-то уж сильно у меня сердце колотится.

Человек с крайнего пенька вдруг прыгнул в воду. Вплавь он добрался до ближайшего «домика». Передохнул. Потом до следующего. Ну, хорошо. Вдвоём не так жутко.

Когда он был у соседнего пенька, я уже отчётливо видела – это Андрей. Исхудал. Щетина превратилась в бороду и усы. На этот путь вплавь у него ушли почти все силы.

Тяжело дыша, он прокричал: «Сейчас… я … к тебе… Отдохну только». Ну давай. Волны, конечно, уже обмывают ноги, но стоять можно. Так что время есть. Да и какое значение имеет время, если у нас ещё один шанс? А вдруг мы новые Адам и Ева?

Он попробовал оторваться от опоры, но тут же схватился за неё. Судорога? Обессилел? Совсем ведь чуть-чуть осталось.

«Давай я тебе плот пришлю, только не упусти!» - зачем я сказала ему про «не упусти», если плот на веревке? Было ли это сознательно? Нет. Да. Не знаю. Просто я боялась. Плот – последняя надежда. И даже если он не выдержит двоих, за него можно держаться. Так, с опорой, я плавать умею. А ещё вспомнила продукты. Взял-то он пищу для неё, а манка была у него на щеке.

Я немного подождала, не подует ли встречный ветер. Потом присела на край пенька и ногой сильно и плавно толкнула плот. Он хорошо заскользил по воде, остановился чуть правее домика, у которого был Андрей. Один гребок – и плот пойман.

Я думала, что Андрей просто за него держаться будет, но он резко выпрыгнул из воды и животом и руками с размаху упал на плот. Тот накренился, но не перевернулся. Да, я бы так не смогла!

Хорошо плот держит. Наверное, двоих тоже выдержит, вон еще сколько места.
Андрей отдыхал. Сначала он лежал на животе, потом аккуратно перевернулся на спину, не спеша сел. Ну-ка, посмотрим, как он грести будет.

Я на минуту отвлеклась – волна сзади ударила меня по ногам, и я чуть не потеряла равновесие. Надо быстрее перебираться на плот.

- Андрей, давай быстрее, меня волнами сбивает! – закричала я, испытывая легкое беспокойство. Он же сидел на плоту, поджав ноги и обхватив колени руками, и как-то задумчиво смотрел на меня. Плот медленно удалялся.

- Чего же ты? Плыви сюда!

Плот уносило всё дальше. Почему Андрей бездействует? Он что, не знает, как управлять плотом? Или он хочет уплыть без меня? Нет, он просто набирается сил!

Очередная волна захлестнула меня по пояс. Я потеряла опору, меня поволокло куда-то сначала вперёд, потом назад. Но инстинкт самосохранения у меня велик. Я вцепилась в крышу «домика», обхватив её коленками. Когда же я снова стояла на опоре, плот был довольно далеко - метрах в пятнадцати от меня. И он был пуст. Я думала, что Андрей где-то рядом с плотом, что вот-вот вынырнет…

Время шло, а он не появлялся. Я звала его, я умоляла небо вернуть его ко мне, но напрасно. Его больше нет.

Сегодня

Я дрейфую на плоту. Сначала боялась очень, что он меня не выдержит, перевернется или развалится. Но ничего, выдерживает пока. Может, продержусь еще. На таких плотах мальчишки в деревне моего детства плавали по речке. Проплывали мимо бабушкиного дома. Некоторые выходили поболтать, поразмяться, поговорить, а потом садились и плыли дальше – к неизвестным берегам. Надеялись доплыть до моря. Как я им завидовала! Тоже хотела долго-долго плыть в океан. Одна. Чтоб никто не мешал. И не помогал. Так интереснее. Вот мое желание и исполнилось.

Я некоторое время болталась над крышей, потому что страшновато было плыть над сумасшедшей толщей воды. Но потом к плоту прибило труп, разбухший, синий, страшный. Хорошо ещё, что лицом вниз. Старалась его отпихнуть, но сил мало. Просто отвернулась. К полудню, когда солнце стало припекать, пошла вонь. Собрались птицы. Пришлось отгребать, а то, не ровен час, станешь добычей чаек ещё при жизни. Одна прицеливалась мне в голову. Я отмахнулась. Да как-то слишком резко, чуть плот не перевернула. Испугалась.

Я уже не знаю, где я дрейфую. От горизонта до горизонта вода. Иногда я забываю о происходящем и мечтаю, фантазирую. Вот сегодня утром я представляла себя пассажиркой с «Титаника», плывущей на спасательном плоту в ожидании спасения. Я вглядывалась в горизонт со всех сторон, пытаясь угадать, откуда придет помощь.

Нет, ну ведь где-то осталась незатопленная суша! Где-то есть люди! Они уже бороздят воду (ха-ха) в поисках таких бедолаг, как я. Но у нас здесь низина, значит, зона затопления большая. Надо бы определиться и плыть целенаправленно в сторону людей. Или Тибета.

Лежать на плоту трудно. Затекает тело. Хочется встать. Но боязно. Я, кстати сказать, утопила сумку. Случайно. Теперь есть только то, что на мне, и дневник с ручкой и папкой. Ну и зонт, который иногда служит веслом.


Сегодня.

Я в лодке! Это такое счастье! Я её увидела издалека и долго гребла к ней. А потом ещё лавировала, чтобы состыковаться. А пока перебралась, пять раз думала, что утону. Зато теперь я праздную! Лодка большая. Здесь есть две скамеечки, весла, якорь, багор, плащ и трещотка. А ещё удочки! И хлеб. Два шерстяных от плесени куска в кармане плаща. И шесть витаминок С во флакончике под скамейкой. Они там вперемешку с крючками. Я думаю, что смогу прожить ещё неделю. За это время я точно кого-нибудь найду.

А вот теперь мне понятно, почему всё в птичьем помёте и зачем нужна трещотка. К вечеру птицы стали слетаться к моей лодке на ночёвку. До самой темноты пытались пристроиться на халяву. Это была настоящая битва. Я спихивала их, а они пытались клевать меня. Теперь я знаю, что случилось с владельцем лодки. Но у меня есть плот. Птицы скоро сообразили, что можно сидеть и на нем. Теперь надо закрепить в их головах этот рефлекс.

Сегодня

Плот пришлось бросить. Я стала бояться птиц. Вдруг они заклюют меня?
Пробовала ловить рыбу. Но ничего не получилось. Только зря извела четверть хлеба. Наверное, рыбы сыты. Сколько всего осталось под водой! Или тут они не водятся?
Хорошо быть рыбой! Нет, не так. Хорошо быть рыбой во время потопа.

Я целый день прислушиваюсь. Но ничего не слышно. Ни гула самолета, ни выстрелов, ни моторов, ни человеческого голоса, ни плеска весел.

Мимо проплывало бревно. Я багром подтянула его к лодке. Нет, ни надписей, ни пищи.
Я все чаще думаю о смерти. По-моему, я двигаюсь не в том направлении. Здесь даже человечьим духом не пахнет. И птиц стало меньше.

Время от времени попадаются «островки» - сбившийся в кучу нетонущий мусор. Я всегда с надеждой осматриваю их: вдруг съестное или послание какое от службы спасения? Ну если даже мусор сбивается в кучу, неужели люди не собрались вместе? Пережив ужас и одиночество, они же должны помочь остальным? Или от каждого города остался только один человек? И они болтаются в океане, надеясь, что кто-то их найдет… Может, это мне надо их спасать? Но сколько времени я должна грести в неизвестном направлении, чтобы наткнуться хоть на одного из живых? Наверное, гораздо больше, чем смогу продержаться без пищи.

Я всегда знала, что я умру не в собственной постели. И знала, что не доживу до сорока. Так и получилось. Но я жила счастливо. У меня было хорошее детство.

Вспомнила бабушку. Стало тепло-тепло. Она у меня хорошая. Узнав о существовании смерти в мире, я испугалась. Мне было лет пять. Бабушка тогда утешила меня. «Там, – она указала в небо, – тоже жизнь, но другая. Туда уходят люди, когда Господь их позовет, и живут там. Когда ты умрешь, я уже буду там, приготовлю обед праздничный, буду тебя встречать». - «А пышки испечёшь?» - «А как же!».
Пеки, бабуля, пышки. Скоро я к тебе на обед приду. Пышек хочу! Наверное, впервые в жизни я по-настоящему хочу есть. Замшевые кусочки – табу. По три крошки в день.

Ночью на небе была яркая луна. Круглая. Мы печально смотрели друг на друга. На чёрной воде отчетливая серебряная дорожка. Куда? Может быть, это и есть путь к моему спасению? Луна, ты же всё видишь, скажи, где люди? Ну не хочешь говорить со мной, так им скажи, что здесь ещё есть я! Пусть они меня найдут!
Ты так сурово на меня смотришь… Нет людей? А кто есть? Духи бесплотные носятся над водой?

Тоска сжимает сердце. Правильно говорят, что луна – солнце мёртвых. Наверное, только им она доставляет радость.

Вспомнились детские рассказы про лунатиков. Считалось, что если долго смотреть на луну, то начнешь ночью ходить. Причём лунатики могли во сне пройти по канату или по самому краю крыши, могли убить кого-нибудь, а потом, проснувшись, ничего этого не помнили… Может, это и правда. Не зря же врачи ставят штамп: «Снохождения отрицает».

Если я буду долго смотреть на луну, я стану лунатиком? Хорошо бы, чтоб появилась способность ходить по воде. Тогда бы я побрела, волоча за веревку свою лодочку, как малыш машинку. А днем ложилась бы в неё и спала.




Сегодня.

Я загадала: если до полудня в поле моего зрения появится хоть одна птица, то меня найдут. Потом расширила временные рамки до вечера, но всё напрасно. Не найдут. Я села на весла и гребла целый день. Ничего не изменилось. Нигде не показалась земля. Ни птички. Ни звука. Ничего.

Я отчетливо поняла: вся земля затоплена водой. Люди, возможно, где-то кочуют на кораблях. Но места там, должно быть, мало. Вряд ли они захотят спасать нахлебников. А может, и возьмут. Соберётся маленькая эскадра, найдут какое-нибудь рыбное мелководье. Научатся поднимать со дна горючее и пищу, устроят плавучие города… Здорово! Вот только… На планете будет иногда штормить. А какими будут шторма, если волны не встретят препятствий? Но, может быть, люди научатся уходить в сторону от циклона…

Я всегда любила море. Мне нравилось его дыхание, шепот волн. Оно меня пленяло именно береговой кромкой, где земля и вода сходятся, обмениваясь своими бесхитростными дарами: песчинками и водорослями. Нравился ветер, дующий то с суши, то с моря. Похоже на диалог. И солнце на берегу ярче, отражённое от воды. Я и сейчас не могу поверить, что я в безбрежном море на щепке-лодочке.

Сколько нас осталось, живых, на планете? С тысячу, вероятно, наберется. Дрейфуют сейчас, бедные, напуганные, обречённые, мечущиеся между надеждой и отчаяньем.
А небо, между тем, становится всё темнее. Видимо, снова пойдёт дождь. Да ещё и какой! Не знаю, переживу ли я его… Почему-то так хочется пережить! Потому что жива ещё надежда, что после этого ливня уже точно всё будет хорошо! Всё вернется. Я проснусь в своей теплой постельке, отдёрну занавески и посмотрю на жемчужное северное небо. Рядом будет Андрей. Он не утонул, это только сон!



Сегодня.
Дождь шёл день и ночь. Может, больше. Я не знаю. По-моему, сегодня сороковой день потопа. Нет, конечно. Но я себе так говорю. Чтобы было на что надеяться.
Этот ливень какой-то странный. Сначала он льёт водопадом. Потом слабеет. Потом прекращается. Как будто кто-то невидимый и огромный после очередной серии непогоды проверяет: ну, как там дела? Все ли мерзкие твари подохли? Нет! Вон ещё парочка. Сейчас мы их… И всё по новой.

Вот пока я пишу, дождя нет. Но скоро он хлынет. Мне надо успеть до дождя. Я должна упаковать тетрадку. Потому что осталось в ней только две странички. Потом я писать не буду. А значит, не буду и жить. Я ещё некоторое время буду вычерпывать дождь из лодки. Но потом силы кончатся. Я лягу на дно и буду смотреть в небо. Пока буду видеть дождь изнутри дождя.

Всё, моя дорогая планета. Прощай!
Я была. Я осталась только в этом дневнике. Для кого я его писала? Для себя в первую очередь. Чтобы не сойти с ума. Чтобы была цель. А ещё для разумных существ. Параллельной цивилизации. Может быть, надо было бы здесь написать лучшие стихи, основные формулы, какие-нибудь открытия описать? Но не случилось…

Эй вы, дельфины! Вы уже научились читать? Тогда я вам расскажу о той, чей дневник вы прочитали.

Мне только тридцать пять. Треть века. Половина жизни. Я мечтала жить долго и счастливо. У меня все для этого было, но ничего не осталось. Когда-то у меня были волосы цвета солнца в зените. Светло-русые. Я бы сказала, цвета пшеницы. Но вы, дельфины, не знаете, что это такое. У меня прямой нос с легкой горбинкой (нос по виду соотносится с вашим ртом, а по функции с дыхательным отверстием на макушке), тонкие ярко очерченные губы, серые глаза. Левый глаз у меня чуть заметно меньше правого, но его бровь подвижнее, поэтому разницы практически не видно, а выражение лица немного скептическое. На правой щеке у меня большая круглая родинка. Говорили, что раньше женщины рисовали себе такие специально для красоты, а меня украсила природа. У меня тонкая шея. Она выглядит такой беззащитной, что мужчинам всегда хотелось оберегать меня. Теперь я оберегаю свой дневник. Летопись гибели моего мира.

Осталось всего полстранички. Я хорошо просушила тетрадку. Теперь её надо упаковать в папку и привязать к бутылкам-поплавкам. Может, кто-нибудь прочтёт? Я умираю счастливой. Потому что я себе уже не принадлежу. Я часть этого мира, который стремительно меняется.

Примечание редактора.

Записи закончились. Причём последнее обращение было написано на листках, вырванных из начала. На обратной стороне была запись о том, что эта тетрадь пятидесятая по счету, составляющая дневник автора. Она начата в день рождения, автору исполнилось тридцать пять…

Приложение.
Переписка команды с редактором.
(Распечатка страницы)

Введите вопрос
Наташа, это потрясающе! Сначала не мог спать, потому что прочитать хотелось, потом – потому что прочитал. Ты права, на нас похоже. Тревожно: не предупреждение ли нам? Автор сообщения – VVR -1

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Я, Вовочка, тоже об этом думаю. Если она написала, то кто-то должен прочесть и выводы сделать. Попрошу командира сообщить о расшифровке в Центр. Только им надо другую версию написать, без лирики. И особенно подчеркнуть совпадения. Но почему-то мне не верится, что там кто-то забеспокоится.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Комментарий командования
А ты уж постарайся, Наташа. Считай, что это приказ.
Командир ОИС «Контакт-34» полковник КНС И.Юрген

Введите вопрос
А я вот не понимаю, почему боги, или кто там у них всем распоряжается, сделали летописцем именно её! Ума там особого нет, нравственностью высокой она не отличается. Нет бы какого-нибудь учёного?!
Автор сообщения – Унс

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Я думаю, здесь важно именно то, что она обычная женщина. И её взгляд охватывает не какую-то одну определённую область (как могло бы быть у ученого), а именно всё вокруг. Главное – она передает растерянность, непонимание происходящего, уверенность, что это все скоро кончится.
Видимо, по их меркам, она молода – это помогало ей держаться. Жить хотела, боролась за жизнь.
И еще, конечно, важно то, что она кропотливо и дотошно записывает.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Введите вопрос
Наташ, я не понял, про какой Тибет она всё пишет?
Автор сообщения – Кестел

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Как я поняла, это горная система. Очевидно, там находится капсула с генетическим материалом всех существовавших цивилизаций.
Может быть, это то самое место, вокруг которого сейчас начал формироваться полюс. Но это только моё предположение. Может быть, это вообще вымышленное место. Рай, например.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Комментарий командования
Взял на заметку. Проверим.
Командир ОИС «Контакт- 34» полковник КНС И.Юрген

Введите вопрос
Наташа, ты такая молодчина! Читал, как будто впервые. Вот только в записи от 5 января в шестом абзаце ты ошиблась. Там речь идет не о доме, а о подъезде. Цитирую: «В нашем доме только один ребенок. А в соседнем ...»
А «храм» все-таки лучше называть «церковью». Фонетически это ближе к истине.
Кстати, она там два листа вырвала. Уж не знаю зачем. Где она в лодке пишет. Про бабушку и пышки. Потом зачеркнута строка, понял только начало: «Захотелось помолиться…» Потом не разобрать. Судя по всему, вырваны листы сознательно. Потому что далее новая запись начинается.
Автор сообщения - Квинс

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Квинс! Спасибо тебе огромное! Непременно исправлю.
Я пока правила, всё время о тебе думала. Ну как ты смог перевести? Ты просто гений!
Кстати, а слово «феноксиэтанол» что означает? Оно вообще переводится? Я его просто пропустила.
А листы о взаимоотношениях с Богом я бы тоже вырвала. Это не подлежит протоколированию. Очень личное.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Введите вопрос
Наташа, я всё время плачу. Мне их всех так жалко! И себя жалко. Я с мамой пять раз за день связывалась. Она уже сердится, а мне так хочется узнать, всё ли у неё в порядке? Автор сообщения - Татьяна

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Танечка, успокойся! У нас всё нормально. И у мамы твоей тоже. Она тебя любит и ждёт. А если ты будешь так часто ей звонить, она будет о тебе беспокоиться.
Не переживай, всё будет хорошо!
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Комментарий командования
Рядовая, быстро прекратить истерику! Вчера суп недосолила, сегодня что? Она плачет, видите ли! Плакать будешь после работы! А за использование казенной линии в личных целях впредь буду вычитать из премии.
Командир ОИС «Контакт- 34» полковник КНС И.Юрген

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Командиру:
Не обижайте Таню, командир, она хорошая. Кстати, у нас сегодня Ваш любимый борщ. И с солью всё в порядке!
Я, к слову, когда редактировала текст, всё представляла Таню. Нет, наша девочка, конечно, и моложе, и лучше, но определённое сходство есть.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Введите вопрос
С точки зрения психологии и социологии, реакция и восприятие происходящего обывателем переданы интересно. Но мне не хватает науки! Что у них случилось? У нее масса предположений – и ни одного факта! Что стало решающей причиной?
В чем практическая ценность этого дневника? Возились с ним, возились – а получили ноль! Про снег, дождь и потоп мы и так знали, потому что геологический процесс везде одинаковый, раз уж существует пространство и время…
А ты, Наташенька, даже сюда умудрилась вставить этого тибетского шарлатана! Знаешь, как я к этому отношусь?
Резюме: пустышка. Извините, Квинс и Наташа, но, по-моему, вы зря потратили время.
Автор сообщения – заместитель командира ОИС «Контакт- 34» по научной части, профессор, доктор геологии Мосулишвили М.А.

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Не зря. Быт обывателей, уровень развития цивилизации, менталитет – да разве все перечислишь. А значит, не пустышка.
А о «тибетском шарлатане» мы ещё поспорим!
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Введите вопрос
Наташ, а дельфины – это посейдонцы? Или кто?
Автор сообщения - Рыцс

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Я думаю, да. Больше никто здесь на разумность не тянет.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Введите вопрос
А они разве читать умеют? Они же рыбы.
Автор сообщения - Рыцс

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Она не знала, кто её прочтет. Вот и предположила, что с исчезновением одной цивилизации начнет бурно развиваться вторая.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль

Комментарий командования
Рыцс, вы вообще отчеты просматриваете? Посейдонцы не рыбы, а животные. Причем в их мозге обнаружены "веретенообразные" нейроны (spindle neurons), отвечающие за способности выражать эмоции симпатии и сострадания, участвовать в социальной жизни, обладать даром речи, коммуникацией и интуицией.
Командир ОИС «Контакт- 34» полковник КНС И.Юрген

Введите вопрос
Наташка, молодец! Чтиво – не оторвёшься!
Автор сообщения - Я

По интересующему Вас вопросу могу сообщить следующее:
Спасибо, Андрей.
С наилучшими пожеланиями – лейтенант СССО Н. Вайлль


Введите вопрос
Наташа, я тут задумался над тем, что старуха напророчила ей вечность.
Рылся в генетическом материале, отобранном для клонирования, и знаешь, поймал себя на мысли: хочу, чтобы там была и она…
Автор сообщения - Ю.Ладин, антропоинженер.
***

Февраль – апрель 2007