Андрей Усачев - детский писатель. Алеша Дмитриев - кинорежиссер, художник и поэт. Саша Фишман - бизнесмен. Все трое в свое время входили в разные тусовки Москвы и Ленинграда, в которых появлялись и дети "номенклатуры" - высших партийных и советских чиновников, генералов КГБ и МВД, дипломатов... Рассказывает Саша Фишман, бывший ленинградец:
- Был в Питере такой Педро (это кличка). От остальных смертных отличался только тем, что его мама была министром юстиции РСФСР. А Педро был алкоголиком и тусовался с Халявой (тоже кличка), который был сыном уборщицы. Оба прославились своими сексуальными подвигами. Педро все любили за шикарную квартиру, которую ему оставили родители, жившие в Москве.
Чем занимался Педро? "Аскал" (от английского "ту аск" - просить) деньги у прохожих, делал каких-то кукол, немного рисовал, продавал всякую мелочь типа стеклянных бус, как и остальные члены тусовки. В этой тусовке не было "средних" лиц. Были либо очень красивые, либо уродливые. И те, и другие бежали от социума. Одни от нищеты, другие - от роскоши. Одни от слишком навязчивой опеки, другие - от заброшенности. Потом Педро куда-то исчез. Говорили: поступил в МИМО.
Интересно порой складывалась судьба провинциалов, которые вначале тусовались вместе с отпрысками "номенклатуры", а потом - благодаря знакомству - выскакивали наверх: через несколько лет уже работали в каких-нибудь инофирмах и так далее.
Большинство "деток" со своей средой не порывали. После уличных ночевок они в любой момент могли вернуться - отмыться, запастись деньгами и продуктами в богатом родительском доме.
Рассказывает Андрей Усачев:
- Я был из нормальной рабоче-крестьянской семьи, и в тусовку, где были "номенклатурные" дети, попал случайно. Устроился после армии дворником - мне выделили "дворницкую" в самом центре Москвы, там все и происходило. Я познакомился случайно с дочкой секретаря одного из московских райкомов партии, ну и пошло...Я мог тусоваться с ограниченной свободой. Меня могли в любой момент забрать в психушку или КПЗ и не выпустить, а "деткам" все сходило с рук. На свою жизнь я зарабатывал сам. "Детки" - когда у них кончались деньги или когда они просто уставали, ехали домой, где их ждала десятка на столе (огромные бабки по тем временам), ванна с горячей водой, полный холодильник всякой жратвы. Почти все они со временем возвращались в лоно семьи. И моя знакомая, которой родители приготовили прекрасное место работы - в каком-то министерстве, ушла из тусовки.
Все они были на длинном поводке, который все время одергивали, если они заходили слишком далеко. Эти дети "играли" по особым правилам. Я знал сына члена Политбюро, который, когда лечился в Кремлевке, влюбился в медсестру без "родословной". У них была любовь, они вместе тусовались. Но как только решили пойти в ЗАГС, родители тут же дернули за поводок - перекрыли все пути. Парень был упорный. Тогда парочку забрали в милицию - прямо из ЗАГСа. Его выпустили на другой день, а ее продержали. Так ничего и не вышло у этих Ромео и Джульетты.
У тех детей была свой субкультура. Это было довольно ироничное общество, они знали себе цену, но не показывали другим - это было не принято, считалось дурным тоном. Стеснялись своих родителей. Сейчас идет биржевая тусовка. Трезвое поколение, без комплексов. Для детей нынешних властьпредержащих , по-моему, не существует проблемы выбора - протестовать против родительских благ или нет, - они не такие раззявы. Эти идут по прямой. Они далеко прыгнут.
Дед Алеши Дмитриева был известным психиатром, отец - выдающийся ученый, физик-ядерщик, лауреат всевозможных премий. Дача Дмитриевых в Подмосковье стояла в окружении дач высокопоставленных лиц. Алеша учился в одной из самых престижных математических школ, затем во ВГИКе, в мастерской Марлена Хуциева.
Рассказывает Алеша Дмитриев:
- Как я попадал в эти компании? Претензий по рождению ко мне не было, а антисемитизм в тусовках был весьма условный. Я учился в одном классе с сыном члена Политбюро. Кутя - так мы его прозвали - был очень способный малый, один из самых толковых. О папе никогда не рассказывал. Одевали его очень хорошо. В седьмом классе ходил в ондатровой шапке. Однажды он увидел у школы мальчика в кроличьей шапке, страшно потертой, и пристал к нему: "Давай меняться!" Тот был потрясен, но, естественно, поменялся. А на следующий день Кутя снова пришел в ондатровой, но новой. И снова поменялся - на еще более ободранного кролика. И так продолжалось неделю, пока папе не надоело и он не перестал покупать сыну ондатры: "Черт с тобой, ходи в кролике!"
Кутя старался все сделать для того, чтобы его выгнали из школы. Пропускал уроки, что-то поджигал, приходил нетрезвый. Но его не выгоняли. Он совсем затосковал. Потом поступил на физтех. Его раздражало все, что было связано с домом. Он никого не мог к себе пригласить домой на Кутузовский проспект, боялся, что тогда совсем упадет в общественном мнении. К концу фихзтеха спился и покончил с собой.
Дети генералитета стояли особняком. В начале семидесятых годов по Москве прокатилась серия краж. Причем грабились дачи и квартиры очень богатых людей - музыкантов, художников (тогда же была ограблена дача Ростроповича). МУР занимался этими кражами вместе с КГБ. Длилось это долго, года через два только взяли группу ребят - от 14 до 17 лет. Одного из них я знал, он был сыном генерал-полковника авиации, самый невысокий по рангу в этой компании. Зачем они это делали? У них же все было. А интересно было добыть своими руками. Буйства хотелось, красок, фантазии. И вот их взяли, продержали в КПЗ несколько дней, потом вызвали в КГБ родителей, где те подписали отречение от своих детей: мол, это не дети, а выродки и т.п. Ни один из родителей не сказал "нет", подписали все. Сделка состоялась. Через две недели детей выпустили. Уголовное дело было закрыто.
Через некоторое время компанию опять взяли на "горячем". И снова родители отреклись. И так история повторялась трижды. А это был уже явный перебор. Пришлось кое-кого посадить. Так мой знакомый угодил в особую зону - "Белый лебедь" под Ленинградом. Там он сидел в достаточно сносных условиях. А когда вышел - поступил в Институт иностранных языков, потому что для МИМО (Московский институт международных отношений) у него была сильно испорчена анкета. А потом родители устроили его на хорошую работу в Книжную палату.
Дети дипломатов стояли и вовсе отдельно. Нельзя сказать, чтобы ребенок, рожденный в дипломатической семье, обладал какой-то степенью свободы. Ему с самого рождения объясняли, чем он будет заниматься. "Дипломаты" были самые усердные зубрилы, которым языки вдалбливались с пеленок. Эти дети знали, что им предстоит выстоять в конкуренции блатов и протекций. И важным будет не только положение родителей и поручителей, но и знание языков. Ну и, само собой, - чистые анкеты. В МИМО была мандатная комиссия, которая серьезнейшим образом проверяла "родословные" и анкеты абитуриентов. Я дружил с одной девочкой, у которой папа занимал высокий пост в КГБ, так вот он забронировал ей место в МИМО за год.
У детей дипломатов, поскольку их муштровали с детства, желание оторваться было сильнейшим. А оторваться можно было только в определенный период времени - это тоже было регламентировано - с первого по третий курс МИМО. Они очень любили богему, художников. Но опять-таки - только с первого по третий курс, пока это разрешалось. А к третьему курсу нужно было уже бросить вредные студенческие привычки и обязательно жениться. Все их браки были обречены, потому что жены тоже должны были соответствовать стандарту. Обычно это были дочки высокопоставленных военных, с твердой анкетой до седьмого колена, с четким социальным статусом. Это проверялось не в одной инстанции. А развод у детей дипломатов был полностью невозможен.
Помню, я встретил в пивной на Чернышевского одного человека. Он был пьян, но порода в нем чувствовалась. "Молодой человек, - сказал он мне, - вам не будет омерзительно, если я расскажу вам свою историю за пиво?" Я согласился. Это была история дипломата, отец которого работал в наркомате. А сам он служил в посольстве в Англии, потом в Америке. У него с собой - в тряпочке - была куча всевозможных документов. Справки о каких-то наградах, которых он был потом лишен. По-английски он говорил, как на родном. Этот бедолага влюбился в жену работника того же посольства, где сам работал. Плюнул на все, развелся. А в той среде такие вещи не прощались. Это было предательство по отношению к системе и к тем, кто тебя двигал наверх: "Если ты считаешь, что есть что-то выше нашей хорошей кормушки, ты - негодяй и враг! Кто не с нами - тот против нас". Так он был выброшен из жизни. Как относились к таким людям - тоже не секрет. Их никуда не брали.
Я знал одного разведчика, который засветился в Скандинавии и чудом бежал. Восемь лет он разгружал вагоны. Потом неожиданно снова выскочил наверх - стал профессором в МИМО. Но восемь лет - разгружал вагоны. Я хорошо знал его семью, детей, которые, может, благодаря этим вагонам и стали нормальными людьми - один неплохим режиссером, второй - микробиологом.
...Дети дипломатов хипповали исключительно на подмосковных дачах с охраной. Потому что им нельзя было попадать в милицию. Конечно, отмажут, если что, но все равно где-то что-то отложится - а это нежелательно. Если сын дипломата говорил, подвыпив, в своей компании что-то такое - "надоело" и т.п., это могло сыграть роль через несколько лет. Ему припоминали. Скажем, он ехал работать в какое-то посольство в Африку, а когда речь заходила о Франции, ему говорили: "А помните, что вы сказали такого-то числа в таком-то году?.." - "Да я уже год такой забыл!" - "А напрасно". Причем говорил он те слова в компании своих же. Значит, кто-то хотел во Францию больше, чем он. .
К детям кагэбэшников отношение везде было не очень хорошим, поэтому они вынуждены были сколачиваться в свои узкие компании. Их отцы были очень циничными. Как-то довелось мне быть в компании с одним высокопоставленным чином КГБ. Худших антисоветских анекдотов, чем те, которые рассказывал он, я ни от кого не слышал. При этом он не скрывал, что ему это можно, а мне нельзя, и в этом колоссальная разница между нами. У них было нарочитое пренебрежение и к секретности.
...Кроме "золотой" молодежи в Москве была так называемая "позолоченная" молодежь - дети средней номенклатуры Помню рыжего Томаса, который ходил по Москве с рюкзачком. Его отец был проректором в одном вузе, мать - доктор наук и профессор. Томас был домашним растением, а родители - довольно жесткими. Он учился неплохо, а они твердили ему: "Ты бездарь, тупица, придурок". Не секрет, что в "интеллигентских" семьях обзываются почище, чем в "простонародных". В шестнадцать лет Томас ушел из дома. Родители постоянно отлавливали его. Он любил их все меньше, они терроризировали его все больше. Несмотря на то что наркотиков в те годы было мало, они все-таки были. На них нужны были деньги, а Томас ничего не умел, воровать не мог, у родителей брать - тем более. Морфин был тогда не проблемой, а с него "на иглу" садятся быстро. Томас окончательно запутался и стал гомосексуалистом. Одна компания "колола" его за определенный вид услуг.
...Была в Москве еще одна крутая наркоманская компания, в которую входили Костя-прокурор (его папа был прокурором одного из районов Москвы) и Фил (сын очень известного актера).
В Филе, как и в Куте, с которым я учился в математической школе, зрело чувство протеста. "Не поступить" в театральное училище ему не удалось, хотя он и написал в сочинении "Поцелуйте меня все в задницу", а на устном экзамене прочел приемной комиссии только одну строчку из басни, нагло заявив, что остальное они и сами знают. Выгнали его позднее, когда на экзамене по этюду он сел и закурил марихуану на глазах потрясенных педагогов. В те годы за такое могли посадить, так что он отделался легко. Филу мешала слава отца, он был сломан ею и хотел во что бы то ни стало доказать, что он не хуже. Доказывал всеми доступными ему средствами.
Учился со мной во ВГИКе сын секретаря компартии Латвии. Он служил в Афганистане, потому что папа-придурок, хотя и был в полном порядке, сдал сына туда, только бы никто ничего не сказал... Был в этой компании - Фила и Кости-прокурора - еще такой художник Вова, у которого бабушка была известной разведчицей, а мама - директором студии документальных фильмов. Его судьба сложилась вовсе трагически. Он женился на дочери директора крупного закрытого предприятия, которую он в конце концов убил, вколов ей слишком большую дозу наркотиков. Он прошел страшный путь - шесть лет принудительного лечения в психбольницах... Что это такое - всем известно.
Как ни странно, люди из всех этих компаний делали карьеру, когда для этого наступало время. И они были очень удобными работниками. Пьющих и колющихся не боялись - боялись трезвых. Все знали: пьющий не подпишет письмо в защиту Сахарова, а если и подпишет, то всегда откажется, если на него надавить. Он же на крючке.
Еще одна интересная категория - дети "разночинцев", людей, которые сами пробились наверх из низов всевозможными путями. Родители всю свою жизненную энергию расходовали на достижение карьеры, а детки росли аморфными. Они появлялись на свет в промежутках между заседаниями и были лишены жизненной энергии. У этих протест протекал по-другому. Они были разочарованными с самого начала.
Знал я такого Сережу, сына ученых. Он с детства видел, что родителям больше усилий приходится тратить на всевозможную возню, а не на науку как таковую. Сам он был невероятно способным, в семнадцать лет сам разобрал одну из теорем Гаусса и был принят на мехмат МГУ без экзаменов. Но он не мог отделаться от чувства безысходности. Спился и покончил с собой в тридцать лет.
Еще была компания таких ребят на экономфаке МГУ. Поступали по блату, хотя не были тупыми. Просто в той среде было принято скрывать свою "толковость". Экономикой они не занимались, подрабатывали сторожами, а после диплома отправились на поиски "снежного человека". Родители всячески покрывали их, чтобы уберечь от привлечения за тунеядство. Один из этой компании, мой приятель, сын директора крупного НИИ, потом закончил Литинститут, а работает на кладбище. Шлифует памятники, и ему это жутко нравится.
...У детей партийных работников тоже были свои тусовки. Я знал одного. Его мать была заместительницей Валентины Терешковой. У них была дача в Опалихе охраной. Отношения сына с матерью были сложными. Леша (так его звали) был жутким максималистом. Он уходил из дома, ночевал на вокзалах, тащил из дома вещи, продавал их, а деньги раздавал нищим. Крестился, потом стал кришнаитом, увлекся буддизмом. Потом его потянуло в сектантство. Но при всем том он учился в институте, а после окончания женился на племяннице Гришина, вступил в партию и стал очень крупным функционером. Весь свой максимализм он в конце концов сосредоточил на карьере.
...Страшно складывалась судьба сына одного из руководителей государства. Он учился в МИМО, понемногу пил, как и все, но алкашом стал по вине папы, которому стучали каждый день о том, как его сын проводит время. Папа вызвал его и сказал: "Выделяю тебе квартиру. Сколько спиртного тебе нужно каждый день? Ящик? Два? Напиши список тех, кто будет у тебя бывать. Других на порог не пускай. И на улицу не выходи. Не позорь меня".
Он поселился в квартире, которую ему выделил папа, и запил с теми, кто ходил к нему "по списку". Мой приятель был в "списке", так как они были сокурсниками по МИМО. Так продолжалось до смерти отца. Когда папа умер, сына сразу отправили послом в одну из стран - в качестве компенсации за затворничество, надо думать... Мне кажется, лучше не рождаться в таких семьях. Потому что номенклатурные родители могут обеспечить все что угодно, кроме того, что начинается после выхода в жизнь. После "золотой клетки" любая инфекция может оказаться смертельной.
Как тусуются дети нынешней "номенклатуры"? Будем честны: вряд ли возможностей у них меньше, чем было у тех детей. Разве что компании стали более закрытыми. Времена все же меняются. Тогда была боязнь испортить анкету, сейчас, когда легализована полууголовная мафия, начинается беспредел. И не может быть иначе, когда любой милицейский чин покупается на корню, когда можно убрать свидетелей и подкупить родителей убитой, потому что их уровень ниже прожиточного минимума...
Какими будут дети мафиози?..
1992 год