Хадж православного. Возмужание. Часть 2
Солнце, наконец, опустилось за верхушки гор. Двенадцать человек в маскхалатах вот уже несколько часов лежали, прижавшись к земле, ожидая наступления темноты. Сумерки, в этой Богом забытой стране, измученной войной, наступали быстро, будто сама земля хотела скорей забыться, отдохнуть от ужасов прошедшего дня. Группу выбросили прошлой ночью. В темноте они подошли, насколько смогли близко к селению. «Духи», здесь, чувствовали себя в безопасности - слишком далеко они находились от основных частей «шурави», потому охранения на подступах не выставляли.
Дзюба еще раз огляделся, сделал щелчок пальцами, подчиненные повернули к нему головы. Знаком показал - ужинаем. Каждый в своем убежище, молча, достали по банке консервов, бесшумно вскрыли и начали жевать давно опротивевшую гречневую кашу. Дзюба припомнил и улыбнулся рассказу своего солдата, бывшего дома в отпуске:
мать, безумно счастливая от приезда сына, желая порадовать его, приготовила гречневую кашу с мясом. Увидев родное блюдо, солдат «поехал крышей». Метнув тарелку через стол, забегал по комнате, остановился у двери и с лицом бойца, атакующего противника штыком, завопил: «Да вы, что издеваться надо мной! Да эту кашу, в «афгане», я по три раза на день жру: на первое, второе и третье!!!».
А для матери гречка, по нашим советским меркам - деликатес. В армии этого деликатеса запасы со времен Отечественной сохранились - даже ржаные сухари из закладки пятидесятых годов. Дзюба давно определился, что на боевые кроме сухарей или галет, сала и сгущенки других продуктов не брать, но в этот раз взял тушенку – разведвыход был затяжным.
Группу готовили и подбирали особо тщательно. По данным Особого отдела КГБ в селении, на лечении после ранения, находился полевой командир Хамит. Этот получеловек уничтожал пленных с особой жестокостью, не щадя молодых жизней. Обезображенные трупы оставлялись на дороге и один только их вид парализовывал солдат. Установить какие-либо правила с Хамитом было невозможно и на «самом верху» приняли решение об его ликвидации. Ближе всех к Хамиту оказались они - теперь нужно было выполнять «решения Партии и Правительства» - захватить или уничтожить.
Открытую операцию войсками провести было рискованно - слишком удалено это селение от расположения наших сил, скрытно не подойдешь, потери, в том числе и среди местного населения могли быть большие, а это вызвало бы гневную реакцию официального Кабула. Были и другие причины и потому послали именно их группу. По окончании операции обещали прислать «вертушки», но пришлют ли авиацию, если они не захватят Хамита? И хорошо бы прислали «шестерки», в них просторно, можно выспаться.
Дзюба дожевал черствый хлеб, вогнул внутрь вскрытую верхушку, ножом вырыл ямку и закопал банку. Остальные проделали то же самое. Потянулся к фляге с водой и тут услышал тройной щелчок пальцами. Он взглянул на солдата, подавшего знак. Шидлаускас кивнул в сторону склона. Дзюба выполз на гребень.
Десятка три овец медленно направлялись в их сторону. Позади стада маячили две фигуры. Дзюба быстро перебрался поближе к Шидлаускасу, шепотом спросил.
- Больше ничего? Черт, хотя бы мимо прошли!
Отара медленно передвигалась в каких-нибудь пятидесяти метрах. Овец подгонял старик и мальчик лет двенадцати.
- Кажется, пронесет, - подумал Дзюба и сглазил. Сопровождавшая отару собака вдруг насторожилась, сорвалась с места и, рыча, направилась в их сторону. Подбежав, подняла бешеный лай. Старик с мальчиком остановились, с тревогой вглядывались в след скрывшейся собаке. Мальчик несколько раз окликнул ее, но пес неистовствовал и мальчик пошел за собакой.
Дзюба выругался от безысходности, опустил голову на автомат. Пес стервенел. На решение оставались считанные секунды, мальчик приближался. Дзюба оглядел солдат, все смотрели на него. Поднял руку, показал три пальца, потом большой палец сжатого кулака опустил вниз, знаками распределил цели: Цюре собаку, Шидлаускасу старик, себе мальчишку.
- Господи, что творим…!? - прошептал он и спустил крючок. Лязгнул затвор. Тут же прозвучали два других щелчка, и все стихло - оружие било бесшумно. Собака сдохла мгновенно, без визга. Броском передвинулся к мальчишке - пуля попала чуть выше правого глаза, разворотив на выходе пол черепа. Шидлаускас «снял» старика. Когда подбежали к нему, тот лежал, зажимая рукой струившуюся из груди кровь. Увидев подошедших, набрал воздуху, чтобы крикнуть, но Дзюба положил ладонь ему на горло. Старик на удивление оказался крепок, пытался вывернуться. Солдат вынул нож и вогнал ему в сердце. Глаза жертвы померкли, закатились. Убедившись, что он мертв, Дзюба убрал руку.
- Когда-нибудь Эдик, нам это зачтется, - тихо сказал он наблюдавшему Шидлаускасу
- В каком смысле?
Дзюба не ответил. Подойдя к лежавшему на спине мальчишке, присел, взглянул на лицо ребенка. Глаза уже теряли жизненный блеск, смотрели мимо Дзюбы далеко вдаль, в небо. Лицо было удивительно красиво: на смуглой коже темными дугами выделялись брови, по детски пухлые губы еще не потеряли своих ярких красок. Смерть пока не обезобразила его, лишь заострила черты. Маленькая рука, покрытая царапинами, сжатая в кулачок, безвольно лежала на груди.
- Он даже не почувствовал смерти, командир, он сразу умер.
Дзюба поднял голову, тяжелым взглядом окинул Зарубина. У Зарубина рос маленький сын и, было видно, что ему тоже не по себе.
- Его душа уже беседует с Аллахом, - ни к кому не обращаясь, подал голос Рахметов.
Дзюба тяжело вздохнул, наложил ладонь на лоб мальчика, закрыл ему глаза. Подняв легкое тело, вскинул труп на плечо, направился к «стоянке». Старика нес Шидлаускас. Мертвых уложили в расщелину, завалили камнями. Закончили уже в темноте. Дзюба собрал группу вокруг себя. На душе было пакостно. Не глядя ни на кого, говорил приглушенным голосом.
- В кишлаке, у дома Хамита, должна быть охрана. Убирать будем ножами и чтобы ни звука, ни шороха.
- А если охраны не будет - как узнаем где дом Хамита?
- Охрана будет, а не будет, - криво усмехнулся, - придется спрашивать…
Бойцы опустили головы - новых жертв не хотелось. Поднялись, попрыгали - не звенит ли что в карманах, проверили снаряжение. Навернули на стволы глушители. Присели «на дорожку» и бесшумно двинулись к селению. Шли быстро, обогнали осиротевшую отару. У крайних строений залегли. Свои роли, «отрепетированные» давно, на многократных тренировках и вылазках, знали четко. Рахметов надел на голову подобие головного убора «духов» - уже свой, стрелять не станут.
Поднялся в рост и мягкой, кошачьей походкой двинулся вдоль улицы. Разбившись по двое, прижимаясь к стенам дувала, группа следовала за ним метрах в тридцати. Кишлак был небольшой, никого не встретив, прошли его насквозь. За одним из дувалов «взбрехнула» собака, но тут же замолчала. Собрались на другом конце селения. Худшие предположения оправдались. Входить в какой-либо дом - это почти всегда жертвы. Сегодня они уже есть - эти двое, так и не узнавшие, за что приняли смерть.
- Пройдемся обратно, осмотримся.
- «Парк Горького» прямо. Догуляемся - пока на мушку не попадем, - прошептал Шидлаускас.
Дзюба молча посмотрел на него. Даже в слабом свете луны было видно напряжение на лицах солдат.
- Пошли, - бросил ротный коротко.
Впереди опять маячил Рахметов. Высокие дувалы безмолвствовали: ни души, ни движения, ни огонька. На другой окраине собрались вновь. Рисковать дальше - могли не выдержать нервы, на раздумья времени не было.
- Ты и ты, - ткнул пальцем Дзюба Зарубину и Шидлаускасу. - Выбираете дом в середине улицы и входите. Первым Зарубин, ты прикрываешь. Без надобности оружие не применять, особенно тебя касается, - кивнул Шидлаускасу.
Так же тихо подошли к намеченному дому, остановились, огляделись. Что там за стеной? В гости ведь не ждут, можно сразу нарваться на автоматную очередь. Подняли Зарубина на руках. Он лег на вершине дувала, огляделся, подал знак рукой. Рядом взобрались Дзюба, Рахметов, Шидлаускас. В темноте смутно различались внутренние постройки.
Не попасть бы на женскую половину - шуму будет много, толку никакого. Спустились во двор. Собак не видно. Это и облегчало и осложняло дело - на лай обычно кто-то выходил, а там проще и в дом попасть. Тут, попробуй, разберись в какую дверь сунуться и что там ждет.
- Приготовьте фонарики.
Подошли к дверям, стали по бокам, попытались осторожно открыть, но дверь не поддавалась - сегодня определенно не везло. Дзюба наклонился к уху Рахметова.
- Постучу. Когда подойдут, спокойно скажешь, что есть новости для Хамита, пусть откроет.
Осторожно постучали. Вскоре из-за двери раздался хриплый мужской голос. То, что надо! Рахметов приглушенно сообщил «новость», попросил открыть дверь. Дверь действительно тут же открыли. Хозяин, в длинном белом балахоне оглядел Рахметова, тот шагнул в глубь помещения.
Дзюба и остальные быстро вошли за ним, прикрыли за собой дверь. Хозяин зажег керосиновую лампу и с изумлением оглядел непрошеных гостей. Гости, между тем сняли со стены висевший хозяйский автомат, осмотрели комнату. Афганец молча следил за ними. Дзюба тяжело опустился на пол, жестом пригласил хозяина. Спокойно взглянув на офицера, он, не без достоинства, сел напротив.
- Рахметов, переводи - нам нужен Хамит. Ты знаешь, о ком я говорю? В каком доме он находится, и почему нет охраны?
Солдат быстро перевел. Хозяин кивнул и коротко ответил.
- Говорит, что Хамит сюда вообще не приходил. Были только его люди.
Дзюба надолго замолчал, пытливо посматривал на хозяина. Старик глаз не отводил, вел себя спокойно. Было видно, что врать ему незачем.
- Значит, мальчонку с дедом, зря порешили, - процедил Зарубин. Дзюба сверкнул глазами, солдат опустил голову.
- Спроси, что они тут делали.
- Брали продукты и оружие.
- У него тут база?
- Да.
- Где его дом?
- На соседней улице, третий дом от угла, большие ворота. Там живут его старики, жены. Смотрят за домом.
- Это правда, что Хамит ранен?
- Да. Но его люди сказали, что он остался в отряде.
Хозяин поднялся. Шидлаускас напряженно следил за ним, держа палец на спусковом крючке. Тот достал чайник, разлил чай в пиалы, подал гостям. Зеленый чай приятно смягчил горло. Хозяин, мужчина лет пятидесяти, обратился к Рахметову, долго говорил, тот кивнул.
- Рассказывает, что люди Хамита привезли пленного «шурави», но он ранен и сильно болен. Лежит у него в сарае. Просит забрать «шурави», он не хочет его смерти и если ему суждено умереть, то лучше пусть умрет среди своих.
Хозяин, не спеша, поднялся и направился к выходу.
- Зарубин, оставайся на месте, - поднялся Дзюба.
Прошли во двор, открыли дверь сарая. Свет ручного фонарика выхватил человека, лежавшего на кошме, прикрытого грязным одеялом. Когда его осветили, открыл глаза.
- Свои, - наклонился к нему Дзюба. - Ты кто такой?
- Соловьев. Лейтенант Соловьев, - полушепотом отозвался лежавший. По щекам лейтенанта покатились слезы.
- Успокойся. Идти можешь?
- Нет, ранен в ноги, - У лейтенанта округлились глаза, - Но я попробую.
- Не переживай, лейтенант, теперь тебя не бросим. Выносите его. Что ты скажешь Хамиту? - повернулся он к хозяину.
- Скажу, Аллах забрал шурави к себе. Его привезли сильно больного.
- Мы уйдем тихо. Для тебя же лучше будет, никому о нас не рассказывать.
Рахметов коротко перевел, повернулся к Дзюбе.
- Я сказал, что мы уйдем тихо и незаметно. Остальное ему не нужно говорить. Он нас принял как гостей. Автомат нужно вернуть. Я спросил, есть ли еще наши. Есть четверо солдат, работают в доме Хамита на них.
Вернулись в комнату, внесли раненого лейтенанта. Тот скрипел зубами, тихо стонал. Хозяин предложил сесть. Дзюба приложил руку к сердцу, жестом отказался.
- Верни автомат, - обратился к Зарубину. Солдат молча повесил оружие на прежнее место.
Хозяин, указывая путь, прошел через двор, открыл дверь в дувале. Из темноты выросли две фигуры десантников. Дзюба полушепотом приказал взять раненого. Зацепин взвалил его на спину. Рахметов поблагодарил хозяина за лейтенанта, дверь закрылась. Медленно двинулись обратно. Выйдя за селение, достали плащ-палатку, соорудили подобие носилок. Переложив теряющего сознание лейтенанта, как могли быстро, стали уходить в темноту.
- Как бы этот дух стрельбу не поднял, - приглушенно подал голос Шидлаускас. - Лучше бы порешить его.
- Не станет он шум поднимать, - отозвался Рахметов, - не в его интересах. К тому же он узбек, выходец из нашей страны, у него есть свои принципы.
Через час селение было далеко позади. Остановились передохнуть. Дзюба выставил охранение, подсел к лейтенанту.
- Давно у них?
- Неделю. Они напали на нашу колону. Я ехал в головной машине, подорвались на мине. Водителя убило, мне все досталось в ноги. Удивляюсь - почему они меня не добили.
Лейтенант часто дышал, у него был жар. Дзюба достал шприц-тюбик с промедолом, закатав рукав, сделал укол.
- Хамита видел?
- Видел какого-то главаря. Там, в отряде.
- Он в эту деревню не приезжал?
- Нет. Он ранен, тоже в ногу, остался в банде.
Лейтенант снова застонал. Дзюба достал плоскую флягу со спиртом, протянул раненому. Тот сделал пару глотков, поперхнулся, закашлялся.
- Не знаю, лейтенант, донесу тебя или нет. Но, не брошу. Мы, можно сказать, в глубоком тылу у «духов». Утром должны прийти ««вертушки»». Если придут во время - твое счастье.
- А если не придут?
Дзюба поглядел на него тяжелым взглядом, ничего не ответил, поднял группу.
- Идти будем все темное время, это еще часа три. Чем дальше уйдем, тем лучше. Хотя бы километров десять пройти, тогда можно вызвать своих.
Шестеро солдат подхватили плащ-палатку. Ориентируясь по компасу, Дзюба двинул группу на север. Теперь все зависело от выносливости солдат. Шли ускоренным шагом, спотыкались в темноте о камни, но молча. Через час сели отдохнуть. Дзюба подозвал радиста.
- Вызывай базу, сообщи район - примерно квадрат 38-65. Ждем вертушку к шести утра. - Поглядел на лейтенанта. Тот был в забытьи, но не стонал, спирт действовал. – Еще передай, пусть врача на борт возьмут, скажи, что есть раненный.
- Результаты сообщать?
- Нет. Только то, что сказал.
Радист Царьков уединился, включил рацию. База ответила быстро. Передав информацию, радист повернулся.
- Спрашивают, как Хамит.
- Выключайся.
Царьков моментально выключил станцию, свернул антенну. В половине четвертого стало светать. По расчетам Дзюбы они уже были недалеко от нужного места. Он объявил привал на полчаса. Все повалились, сняли обувь. Дозорные залегли на своих местах. Дзюба выбрал место, лег, устроив ноги повыше. Раненого несли все, не различая званий. Лейтенант бредил и стонал.
- Кажется, ему хана. Очевидно заражение крови, - повернулся к радисту. -
Вызови базу, запроси о вертушках.
Тот стал колдовать над рацией. Вскоре сообщил - две «вертушки» вышли к шести часам будут в квадрате. Нужно обозначить себя.
- Отвечай: зеленый пирофакел.
Радист передал, свернул рацию.
Дзюба закрыл глаза. Осталось только ждать. Взглянул на лейтенанта - жаль парня, вряд ли, выживет. Одна надежда - на Бога и молодость. Поразмыслив, достал из нагрудного кармана небольшой, плоский флакон из нержавейки, открыл и, приложив к губам лейтенанта, влил несколько капель. Раненый слизал и проглотил их.
- Молодец, это должно помочь.
- Это что, командир, спирт?
- Нет, лекарство самодельное, но на спирту.
- Я бы тоже хлебнул, - улыбнулся Шидлаускас. Дзюба протянул ему другую флягу.
Через полчаса из-за горной гряды вынырнули два вертолета и по касательной стали приближаться к группе. Дзюба зажег пирофакел, поднял над головой. Летчики моментально засекли ярко зеленую точку, напрямую подошли к отряду и снизились. В первый вертолет загрузили раненого, заскочили те, кто его нес. Дзюба уже собирался влезть за ними, но его окликнули из второго вертолета, он взобрался в кабину второго борта. «Вертушки» оторвались от земли, быстро набирая высоту, стали уходить. В вертолете Дзюбу ожидал Яценко, заместитель начальника Особого отдела.
- Хамит жив?
- Жив, но… - начал Дзюба, стараясь перкрыть шум двигателей.
Яценко этого хватило, удовлетворившись ответом, хлопнув Дзюбу по плечу, ушел к летчикам. Сев на подвесное сидение в проеме двери, стал что-то объяснять пилотам.
- Ну и хрен с вами, - пробурчал Дзюба, - веселитесь пока!
Он вытащил из угла вертолетный брезентовый чехол, расстелил и улегся. Рядом повалились бойцы и моментально заснули - лететь было часа четыре.
Разбудили Дзюбу после приземления. Растирая помятое лицо, он выпрыгнул из вертолета. Винты еще вращались, обдавая приятным ветерком. Группу встречал командир бригады полковник Велин. Не дожидаясь рапорта, Велин спросил.
- По тебе не видно, что взял Хамита.
- А я его и не брал.
- Сам к тебе пришел?!
- Не было его там. Он в отряде остался.
С лица Велина сползла улыбка. Он хорошо знал Дзюбу и видел, что тот не шутит.
- Доложи.
Дзюба приложил руку к козырьку.
- Докладываю: группа выполнила задание, вошла в селение. Хамит там не обнаружен. Разведданные были не верны. Хамит ранен, но остался в отряде, в аул не приходил.
- А что за раненого вы привезли?
- Лейтенант Соловьев. Пехота. В колоне подорвался на мине, люди Хамита захватили их, отправили в аул. Мы его полуживого нашли.
- А кто с борта передал, что Хамита везете?
- Я спал. Там «особист» был, он, наверное. Вот, он уже сюда бежит.
Подбежал взбешенный майор.
- Где Хамит?
Дзюба пожал плечами.
- Ты что, капитан, в игрушки играешь?!
- А разве я говорил, что у нас есть Хамит?
- Я тебя в вертолете спрашивал!?
- Спрашивали. Вы спросили – «жив ли Хамит». Я сказал, что жив и это, чистая правда.
- Это же подлость! Вы под трибунал пойдете за эти штучки!
Дзюба отвернулся, сплюнул, зло процедил.
- А посылать людей под пули, по непроверенным данным - не подлость!
- Не волнуйтесь, - вступил в перебранку Велин, - капитан мне уже доложил. Хамита не взяли по объективным причинам. Группа без потерь вернулась на базу, да еще и лейтенанта из плена освободили. Это тоже результат.
- Идите капитан в Особый отдел, там поговорим.
- У меня есть свой командир. Прикажет - пойду, а ты мне, майор, не указ!
Дзюба вновь смачно плюнул и отвернулся. Велин тоже отвернулся, делая вид, что ничего не слышал. Просить о помощи у комбрига в этих условиях Яценко не мог и, выматерившись, бросился в штаб. Велин подошел к ротному вплотную, притянул за ремень автомата.
- Ты чего сорвался? На неприятность нарываешься.
- Я попрошу Вас не направлять меня в Особый отдел, пока все не доложу рапортом. Потом можно. Они обгадились со своей разведкой, прокукарекали видно на самый верх, а теперь не знают, что делать. Пусть, этот майор, сам Хамита ищет. На мне уже столько крови, что их угорозы – ни что по сравнению с …
Дзюба махнул рукой и побрел к роте.
**
Велин, в кабинете, задумчиво курил, перечитывая рапорт Дзюбы. Капитан действовал безукоризненно, но скандала с Особым отделом не избежать. Взять Хамита теперь почти невозможно: узнает, что в деревне побывали наши, он из своего аула еще один отряд сделает, посылать туда людей - верная гибель. Найдут трупы старика и ребенка - весь кишлак будет ночами не спать. Хотя этот «дух» в ауле вел себя не совсем обычно, гостеприимно, черт его поймет этот «восток». Но если найдут трупы, уже ни за что не вернут пленных солдат. Да и Дзюбе каково - убить ребенка!
- Посоветуюсь сначала со своими, - вслух, задумчиво произнес он.
- Что? - не понял сидевший в соседней комнате писарь.
- Ничего. Отпечатайте в трех экземплярах рапорт капитана Дзюбы. Немедленно.
Писарь удалился, застучал на машинке. Велин поднял трубку телефона.
- Командующего...
Командующий армией ответил сразу.
- Товарищ генерал, Велин докладывает. У меня с Особым отделом скандал намечается, хотел бы лично доложить.
- Почему Хамита им не отдаешь?
- Отдавать некого, не привезли его, не захватили.
- А мне доложили, что привезли. Ты же своего «Рекса» туда направлял.
- Посылал и он свое дело сделал. Только «особистам» подсунули дезинформацию. Хамит в ауле не появлялся.
Командующий помолчал.
- А может твой капитан «дезу» гонит?
- Через час высылаю Вам его рапорт. Разрешите вопрос. Судя по вашим словам, я понял, что «особняки» доложили о поимке Хамита.
- Да, только я не знаю, доложили ли они об этом в Москву. Подожди на трубке.
Пока Командующий говорил по другому телефону, Велин крикнул дежурному, чтобы позвали заместителя. Тот немедленно появился в дверях.
- Дай команду: дежурному экипажу, через полчаса вылететь на Кабул. Полетишь лично с рапортом Дзюбы. Проследи, чтобы отпечатали быстрее.
- Алло, Велин. В Москву уже доложили, теперь сидят, ломают голову, что делать. Хреновая ситуация, обгадились они по уши.
- Мой капитан сказал им похлеще.
- Надо выручать их. Предлагают даже сказать, что Хамита, дескать, не довезли, умер.
- Ну, в это я не играю. Завтра Хамит за свой аул вырежет какой-нибудь гарнизон и автографы оставит. Вот тогда и будем всем миром отчитываться.
- А что, Дзюба аул уничтожил?
- До этого не дошло, но пришлось убрать старика и ребенка.
- Хреново. Когда это станет известно, ни на какие переговоры Хамит вообще не пойдет. Дай сегодня Дзюбе день отдыха, а завтра, вместе с ним ко мне. На месте будем разбираться. Не хочется новых обострений с «духами». Сегодня жду рапорт, а завтра обоих.
Велин повесил трубку, вызвал начальника штаба, отдал распоряжения.
Дзюбу разбудил посыльный. Был уже вечер. Солдат сообщил, что через час его ждет комбриг. Ротный кивнул, остался один. Обвел глазами стены своего вагончика. С красочного плаката смотрела знаменитая певица. Этот плакат Дзюба хранил под специальной занавеской из парашютного шелка. Ложась спать, отодвигал занавеску.
- Платоническая любовь, как в светских романах, - сказал как-то его взводный Савостин.
Почти платоническая. Писем ей не писал, она ему тоже. Были только воспоминания о бурных ночах. Ну и что, мало ли их было с другими. Но после встречи с Машей во время отпуска в Москве Дзюба долго не встречался с другими женщинами. Почти год.
- Это у нее год, а у меня год за три, - усмехнулся он.
Поднялся с кровати, умыл лицо - щетину брить или так идти? Решил не бриться. Не постучавшись, вошел старшина его роты. Молча сел, достал бутылку водки, налил Дзюбе и себе. Так же молча выпили, закусили сухарем.
- Тошно тебе, Андреич, а ехать надо, Поезжай, жена будет рада.
- Я тоже буду рад, а ты как?
Один на один он был с ротным на «ты».
- За тебя Андреич - да. За себя - нет. Мне без такого старшины, как без рук. Жаль, ты «старшего прапорщика» получить не успел.
- А мы, что тут обмываем?
Дзюба оглядел этого, уже не молодого, не торопливого и рассудительного мужика. Он всегда был немногословен, уравновешен. Уходя на операцию, Дзюба был спокоен за роту. Ни один из его офицеров не мог так управляться с людьми, как Андреич.
- Ну, тогда... - Дзюба снял со своих погон две звездочки, бросил в стакан. Они мягко легли на дно. - За тебя, старший прапорщик!
По традиции выпили до дна.
- Иди, Василич, комбриг заждался.
Дзюба надел портупею, сунул пистолет в кобуру, схватил сухарь и очищенную луковицу, закусывая на ходу, вышел из вагончика.
Велин сидел за столом, жевал бутерброд. Молча указал на стул и тарелку с бутербродами. Дзюба охотно налег на еду.
- Сейчас подойдет начальник штаба, будем думать над ситуацией.
- Что «особисты»?
- Плевать на них. Пусть сами со своим дерьмом разбираются. Оказывается, мы выполняем большой план командования. Придумали, правда, его в КГБ, но мысль у них хороша, не зря хлеб едят.
Вошел начальник штаба, сказал, что должны подойти «особисты». Вскоре, действительно, в дверь постучали. Вошли начальник Особого отдела Уваров и его заместитель Яценко. Последний, в сторону Дзюбы старался не глядеть. Все сели, закурили, раскрыли блокноты.
- Хотелось бы, товарищ капитан, услышать подробнее об обстоятельствах разведвыхода, обстановке в том кишлаке.
Дзюба задумался, поднял глаза на полковника.
- Вы что, пьяны?
Дзюба молчал.
- Да он пьян, Владимир Ильич, - обратился Яценко к Велину.
- Пьяным, вы его еще не видели, - заступился за Дзюбу комбриг. - Тогда лучше обходить его стороной.
- Но он же выпивший! - не унимался Яценко.
- И я перед ужином пропустил. Вы что, меня предупреждали, что сейчас нужно встретится? Позвонили, что вам надо свои планы срочно обсудить. Теперь принимайте таких, какие есть. Если пришли ругаться, сейчас выпровожу. Или по делу говорите, или идем спать.
Такого оборота «особисты» явно не ожидали. Пауза затянулась. Уваров захлопнул блокнот, потом снова открыл его.
- Так будете говорить? - обратился полковник к Дзюбе.
- Это вы к пленному можете так обращаться, - отозвался тот. – Вы бы лучше ввели меня в обстановку по этому вопросу, а уж я бы сообразил, что вас интересует.
- Ну и нахалюга! - не выдержал Яценко.
Дзюба тяжелым взглядом посмотрел на него.
- Что, выслужиться не удалось? Медаль нужна? Так иди к «духам». Они медаль в момент «отольют».
- Ладно, - оборвал Уваров. - Вам, Дзюба, не следует знать больше, чем положено. Вас могли захватить, и знай Вы план в целом, это провал всей операции.
- Спасибо за такое доверие!
- Пожалуйста, - парировал Уваров, - но теперь вы «вне игры» и слушайте.
По нашим данным Хамит не в ладах с командирами других группировок. Он переманивает их людей, стремится подчинить себе другие отряды. Это связано с его выездом в Пакистан, где ему пообещали деньги за то, чтобы он объединил и централизовал командование над всеми отрядами. В таком случае мы столкнемся с организованным сопротивлением крупной военной группировки. Другие полевые командиры с ним не согласны.
Пока им мешает племенная рознь. Кроме того, он крайне жестоко ведет себя по отношению к местному населению, особенно, если это таджики, узбеки - словом, не пуштуны. Объединяться хотят далеко не многие. Нам этого тоже допустить нельзя. Есть другой полевой командир, который воюет с нами, если можно так сказать, честно. Не было случая глумления над военнопленными, воюет только тем оружием, которое добывает в бою или покупает. Воюет за свой кишлак, за свою землю. Но, что самое главное - он из того же кишлака, что и Хамит.
Они непримиримые враги. Враждовали еще семьями. Имя его Водуд. Он категорически не принимает пакистанских и других наемников и инструкторов. Его поддерживают ряд других «полевиков». Какие цели он преследует, мы не знаем. План таков: через наши оперативные возможности помочь объединиться «прогрессивным» силам, таким образом расширить «зону мира». С их помощью разбить отряды Хамита и других «непримиримых». Они же помогут нам перекрыть караванные маршруты с оружием.
- А будут ли они своих единоверцев убивать?
- Всю свою историю они только этим и занимаются. Главное - надо этот процесс начать, нужно подкинуть им что-то жареное, наживку и чтобы они заглотили ее по самые жабры.
Дзюба катал какой-то шарик по столу, не поднимая головы, произнес.
- План хорош. Хамита нужно убирать. Очевидно, он трусит, даже в свой кишлак боится появляться. Второе - мы не сможем имитировать банды. Что нам в халаты переодевться? И языка не знаем. Поймут, что советские, еще больший скандал будет.
- Помогут из ГРУ. Остатки мусульманского батальона. Водуду мы уже пообещали помочь убрать другие группировки из районов, которые он контролирует. Но есть сведенья, что он нам не верит. Тоже, вражина хорошая. Мы обещали ему вывести и наши части из этих районов. Будем уходить потихоньку.
- Тогда, за что же мы сейчас воюем?
Уваров закурил новую сигарету, выпустил дым.
- Во всяком случае, не за себя. Ни мне, ни вам, Дзюба, думаю, эта земля не нужна. Нам в своем государстве, дай Бог, порядок навести, а из этой ситуации, я имею в виду Афган, нам нужно с честью уйти. Как - не знаю. По всем статьям мы влипли по уши.
Дзюба подавленно молчал. То, что он со своими друзьями обсуждал «по пьянке», сейчас, от начальников такого ранга, он слышал открыто. Никто не мог сказать, ради чего он рисковал жизнью, клали головы солдаты. Ладно он - профессия такая. А как вести за собой солдат, ради чего?
- Я читал Ваш рапорт, Дзюба. Отдаю должное Вашему мужеству и профессионализму. Воюете не хуже, чем в западных боевиках показывают. Хочу Вас спросить - нам такая задача по силам?
- Я прыгаю, стреляю, подрываю и убиваю. Что вы хотите от меня?
- Да, действительно, - Уваров затянулся сигаретой, долго молчал. – Хорошо, разъясняю подробно. Нам нужно провести несколько диверсионных акций, уничтожить пару отрядов. Нужные специалисты подготовят информацию, что это дело рук других банд. Пожалуй, задача ваша будет именно такая. Не мне Вас учить, что массированные операции проводить бесполезно, потери большие. Нужны высокомобильные, подготовленные группы, способные уничтожать отряды душманов самостоятельно.
- Это как раз для нас, если командир не против.
- С командиром Вашим мы и будем решать все вопросы. Сейчас спасибо Вам за работу, вы прекрасно с ней справились, а мы - увы…
Дзюба улыбнулся, пожал протянутую руку.
- Теперь по делу. При сложившихся обстоятельствах - что можно сделать?
- По делу - хорошего мало. Мы зашли только в один дом. Повезло, что хозяин раньше не встречался с нашими. Хамит снабжает свой аул пленными, то есть, бесплатной рабочей силой. Чувствуется, что он держит односельчан в страхе. Сколько там наших, точно не известно, но по всему видно - отношение к ним нормальное. Раны Соловьева были перевязаны, лежал не на голой земле.
Мы там «не наследили». Если бы не эти двое убитых, с Водудом можно было бы говорить. Если найдут трупы - хозяин, у которого мы были, может сообщить своим. Мальчика и старика они не простят, сами знаете, какое у них отношение к старикам и детям. Хамит – тут все понятно, но Водуд к этому отнесется болезненно.
- Что можно сделать, чтобы не дошло до Водуда?
- Вывезти трупы. Их не должны были так скоро найти, но пропажу пастухов, если тот хозяин о нас расскажет, все равно свяжут с нами. А вообще-то, как я припоминаю, отара направлялась не в аул, возможно, они из другого кишлака.
- Может быть, - оживился Уваров, - и у меня в таком случае предложение - направить вас в район, немедленно убрать трупы. Вновь сходить в кишлак к тому старику, выяснить обстановку и расспросить о Водуде.
- Под каким предлогом?
- Мы хотим забрать своих солдат. За лейтенанта привезете ему подарки, спросите, с кем можно поговорить об освобождении других.
- Тогда - вопрос, - поднялся Велин, - охраны там нет. Кишлак мирный, почему бы для переговоров не послать отряд обычным способом? Водуд охотно обменяет их на оружие, медикаменты, еду.
- Чтобы нас потом бить этим же оружием? - подал голос Яценко.
- Именно так, - остановил его Уваров. - Открыто, это делать, пока не стоит. Можем скомпрометировать Водуда. Пока сделаем вид, что отряд Дзюбы бродячий. Наши вертолеты они наверняка не видели.
- И не слышали, - вставил Дзюба, - мы слишком далеко ушли от кишлака, а Цимбал летает так, что его не увидишь и не услышишь.
- Кто такой Цимбал?
- Вертолетчик. Летает прекрасно, отчаянный стервец и пьяница. Друг Дзюбы.
Дзюба вновь смерил тяжелым взглядом вездесущего майора - оказывается, за мной присматривают. Ну-ну!
- В целом план подходит. Как вы, Владимир Ильич?
Велину не хотелось вновь рисковать своими людьми, но он уже дал согласие на эту работу - ругаться не стал. Пусть «особисты» потрудятся, замнется и скандал. Дзюба справится, покруче ситуации были.
- Одобряю.
- Тогда, на сегодня все, - «особисты» поднялись.
- У меня просьба, - Дзюба смело глядел на полковника. – Пусть кто-то из ваших офицеров, пойдет с моей группой. - И поглядел на Яценко.
- И пойду, - принял тот вызов.
- Хорошо, мы это решим. Это не так просто, послать оперработника. Нужно согласовывать с Москвой.
«Так вот почему ты такой храбрый» - подумал Дзюба, но вслух ничего не сказал.
Особисты ушли. Велин достал початую бутылку водки, плеснул в стаканы. Когда выпили, Велин, не поднимая головы, обратился к Дзюбе.
- Ты что, полагаешь возможным приходить ко мне выпившим?
- Так получилось. Никто заранее не предупреждал.
- Так сейчас предупреждаю.
Дзюба молчал. Велин разлил бутылку до конца.
- Я больше не буду.
- Мне больше достанется. Иди и завтра представь «наградной» к поощрению за этот выход.
- Мы там ничего не сделали. За что награждать?
- Наделаете еще! Потом писать некогда будет.
- От чьего имени награды.
- От моего - точно. За Соловьева, может быть, еще кто-нибудь поблагодарит. Как-никак сын генерал-полковника. Зайди к нему в медсанбат, просил.
- Зайду.
Дзюба вышел на воздух, была глубокая ночь, небо усеяно звездами. Вздохнул полной грудью. Недалеко заметил огонек сигареты, подошел.
- Василь Василич, прошу, угощайтесь «Столичными».
В свете вспыхнувшей спички Дзюба разглядел оперработника капитана Забарова.
- Вы что, и тут меня пасете?
- Я тут «телку» пасу, а Вы мне помешать можете. Чего вам не спиться?
Дзюба рассмеялся: «надо же, и в этом он «особистам» мешает. Везет ему на эти встречи с ними».
- Видно, уже не дождусь. Может, пойдем куда?
- Пошли в госпиталь, нужно раненого проведать.
- Наверное, спит уже.
- Ему не до сна, ранение плохое. Думал, вообще не выживет.
- А может и не выживет. Тут все спишут.
- Сына генерал-полковника должны поднять.
В медсанбате, длинном одноэтажном щитовом бараке, было тихо. Дежурный врач, выслушав просьбу, кивнул медсестре. Длинная, не складная девушка, повела их в палату. В комнате с Соловьевым лежал еще один офицер. Не спали. Лейтенант выглядел гораздо лучше. Увидев Дзюбу, радостно приподнял голову. Ротный подсел к нему на кровать. Соловьев был под капельницей, весь в жгутах и наклейках.
- Выпить хочешь? - улыбнулся Дзюба.
- Я тебе выпью, - медсестра встала рядом, - не дУхи, так ты добьешь.
Дзюба, улыбаясь, взглянул на нее, запустил руку под халат и обнял за ногу выше колена. Девушка спокойно отстранилась, высвободила ногу, дала Дзюбе подзатыльник и вышла из палаты.
- Хорошая девушка! - сделал вывод Забаров.
- Ну, как ты? Оживаешь?
- Оживаю, но хреново еще.
- Вот на, выпей, - Дзюба достал из внутреннего кармана плоскую флягу. - Национальное лекарство - от всех болезней, всех полезней.
Разлили по мензуркам, стоявшим на тумбочке, выпили. Лейтенант закашлялся.
- Я и сам, не сразу научился, но учителя были хорошие. Из авиаторов. Эти пить умеют. Я очень рад за тебя, рад, что ты выжил. Если бы не ты, то неизвестно зачем я вообще ходил, в это селение.
- Как вас туда занесло?
- И не спрашивай, долгая история. Поправишься, зайдешь, расскажу. Мы с капитаном сейчас пойдем, еще выпьем за твое здоровье, а ты спи. Сейчас ты точно уснешь. Это врачи не знают, как тебя лечить, а мы, быстро на ноги поставим.
- Мне говорили, что вы тоже капитан.
Дзюба глянул на свои погоны - действительно! А в штабе не заметили.
Молча дошли до вагончика. Дзюба включил свет, задернул шторы на плакате с певицей. Забаров с интересом глянул на плакат, но вопросов не задавал. Достал бутылку водки. Дзюба одобрительно кивнул, положил на стол черствый хлеб, лук консервы.
- Для «тёлки» нёс, не вышло.
Разлили, молча чокнулись, закусили. Пили здесь почти всегда молча, за одно и то же - за успешное возвращение домой. Что еще говорить?
- Встречался сегодня с вашим начальством. Гад, ваш Яценко. Откуда у вас сведения о Хамите.
- От агентуры.
- В отряде Хамита ваши агенты?
- Точно не знаю, но сведения агентурные.
- Значит, врет ваш агент.
- Значит врет. А может и не агент?
- Как это?
- «Так это», - в тон ответил Забаров, - тебе что, объяснять нужно?
Дзюба тупо глядел на собеседника.
- Объясни!
Забаров встал, прошелся по вагончику, открыл дверь, выглянул наружу.
- Ну, ты даешь парень!
- Береженого Бог бережет. А случаи бывают разные. - Забаров налил себе водки, сам выпил. – Теперь поясняю: например, агент сообщил, что Хамит ранен и хочет, понимаешь, намеревается, отлежаться в кишлаке. Агент прикинул время, когда тот попадет в свой кишлак и выдал нам информацию. Дальше объяснять?
- Не груби! - Дзюба затянулся сигаретой. - Давай помянем двух человек, - разлил по стаканам. - Земля им пухом!
- Пухом, - словно эхо отозвался Забаров.
- Слушай, как ты с Яценко работаешь?
- Работаю, - пожал плечами Забаров, - Он сам работает не плохо, настырный. В начальники метит. Если бы ты Хамита привез, уже стал бы начальником отдела.
- Так у вас же все на местах.
- В другой бригаде место освободилось. Там начальника посадили. Вернее, находится под следствием.
Дзюба присвистнул.
- Да, брат, такие вот дела. Контрабандой пахнет. И не он один сядет - армейских полно замешано. Кстати - ты чего старлеем ходишь, примета плохая.
- Сейчас присвою себе звание, - Дзюба снял со спинки кровати другую куртку, надел.
- Выпьем за двух капитанов! - поднял кружку Забаров.
*
Судя по тому, как быстро «наверху» утвердили новый план, Велин сделал вывод, что Особый отдел «крепко влип». Перечитал лежащие перед ним документы, отодвинул на середину стола, взглянул на Уварова и Яценко.
- Я должен это подписывать?
- Вас что-то не устраивает?
- Не устраивает. Там, куда мы посылаем группу, я не был, обстановки не знаю, а должен давать указание своим людям, как действовать. На ваши данные опереться не могу, имеем опыт. Что делать - понятно, но как делать? Любой солдат, бывший там с Дзюбой, знает обстановку лучше меня.
- Но мы Дзюбу уже не можем посылать. Он слишком глубоко осведомлен о планах. Ставка слишком высока, чтобы рисковать в малом.
- Доверие офицеру вы называете «малым»? Как я ему в глаза посмотрю?! Кроме того, я не уверен, что люди из его группы найдут то место, горы все одинаковые.
- Летчики знают квадрат. Солдаты, Рахметов и Шидлаускас говорят, что найти место не трудно. Дзюба, командир роты, а не группы. Тут все легко объяснить.
- Я, смотрю, вы плохо знаете наши традиции и самого Дзюбу. Он каждым солдатом дорожит, как собственным сыном. У него единственного, за все время, что он здесь, ни один солдат не погиб. Ни один! Были только раненые. Как он пошлет туда людей?
Уваров с Яценко переглянулись. Велин взял со стола тугое резиновое кольцо, несколько раз энергично сжал его, успокоился.
- А вы знаете личный счет Дзюбы?
- ?!
- Я имею в виду, сколько моджахедов он убил лично?
- Откуда нам знать, - пожал плечами Яценко, - потом, это трудно проверить.
- Проверить не трудно. По каждому убитому он документы приносил, а награды получал за конкретные дела. Еще не было такой задачи, которую бы Дзюба не смог решить. Его имя хорошо известно «духам». Из допросов пленных мы знаем, что он числится у них, как достойный противник. Он не глумится над пленными, не расстреливает их…
- Отпускает под честное слово…!
- Да, отпускает. Это привилегия командира. Боевого командира. И не по прихоти, а, как говорится, по законам Божьим. По-человеческим. В Дзюбе нет ненависти, у него нет врага, есть противник. Благородство ценилось во все времена. Это не каждому дано понять.
- Тем более Дзюбу нельзя посылать.
- Помолчите, майор! Так вот - Дзюба лично уб..., - комбриг осекся, поправился, - уничтожил шестьдесят два моджахеда. Скажите майор, каков ваш личный счет?
- У меня другой профиль и свои заслуги.
- Это уж точно! Но вы все же попробуйте ножом убить человека. Даже «духа». Хотел бы я посмотреть на вас.
- Ну, за последних двух, гордиться Дзюбе, положим, не стоит.
Велина как током ударило. Остановился посреди комнаты, играя желваками, секунду смотрел на Яценко.
- Выйдите вон из кабинета, товарищ майор!
Яценко вспыхнул, покраснел, не двинулся.
- У меня свой начальник.
- Я вам говорю - покиньте кабинет! С вашим начальником мы сами разберемся. Не дожидайтесь пока я вызову солдат, чтобы они вас вынесли.
Яценко растерянно поднялся. Поднялся со своего места и Уваров.
- Идите к себе. О вашем поведении поговорим отдельно.
Побагровев, Яценко стремглав бросился из кабинета.
- Назад! - окрикнул его Уваров. Яценко остановился. - Ведете себя как мальчишка! Будьте любезны, извинится перед полковником.
- Извините, - выдавил из себя Яценко и вышел.
Оба полковника закурили.
- Я понимаю, что дело не в амбициях, - начал успокаиваться Велин. - Операцию вы задумали хорошую, но жертвы мне не нужны.
- Согласен. Ваш Дзюба прав, однако замыслом рисковать тоже нельзя.
- И я согласен. Вы должны лично с Дзюбой все обговорить. Он подскажет, как лучше поступить. С ним же решить вопрос о его участии или неучастии. Только вызывайте его прямо к себе, это отведет вопрос недверия к нему.
Около часа Дзюба слушал Уварова. Затем ротный изложил свой план, который понравился начальнику особого отдела. Решили тщательно перебрать детали операции, каждого солдата, каждую деталь снаряжения. Уваров был доволен и мысленно клял себя за то, что послушался своего зама Яценко.
- Шидлаускаса на операцию брать не стоит.
- Почему? Он то, как раз, лучше всех ориентируется.
- Этот парень, втихаря, может убрать пару «духов», вы и не заметите. А делу может навредить. У него с ними свои счеты. Я его всегда держу при себе.
- Он что, не управляемый?
- Каждого солдата я учу быть самостоятельным, чтобы он умел действовать в одиночку. Шидлаускас прекрасно подготовлен, ему нравится именно воевать. Убрав «духа», он потом объяснит это, чем угодно. А вам, как я понял нужно решать более весомые задачи.
- Спасибо, Василий Васильевич, учтем. Кого Вы предложите на командира группы?
- А я вам не подойду?
- Подойдете. Но, во-первых, комбриг против. Во- вторых, Вы нам нужны для более важной задачи.
- Какой?
- Пойдете к Водуду. Говорят, он Вас лично знает.
- Нет, лично не знакомы. Заочно я со многими полевыми командирами знаком. Как говорится, через прорезь прицела.
- Все равно. Вы лучше меня можете оценить поступающую информацию, скорректировать дейстия группы. Кроме того, я бы хотел вас держать при себе как человека, который сможет на равных говорить с Водудом. Как два полевых командира.
- Как с ним говорить. Дух, он и есть дух. Говорить с ним пока не о чем.
- Водуд не простой дух. Он у нас в Союзе учился, наше военное училище кончал. Пока этот план нам самим до конца не ясен. А если группу будет ждать засада? Мне будет нужен человек, который бы смог до конца выполнить задуманное.
- Кто-нибудь из ваших пойдет?
- Подберем. Думаю Забаров.
- Это хорошо.
- Что хорошо? Вы его знаете?
- Хорошо, что не Яценко. Скользкий он человек. Впрочем, это эмоции. Я подготовлю группу во главе с Корневым. Со мной были его люди, к тому же он бывал и раньше в тех местах.
- Когда они будут готовы? Нас время давит. Успеете за пару дней?
- После завтра все будет готово. Высаживать группу полечу лично я, с летчиком Цимбалом. Он знает, и где высаживать, и как высаживать, чтобы «духи» не заметили. Люди к тому времени отдохнут - это главная причина, по которой нельзя лететь немедленно. Можете присутствовать на подготовке. И еще важно подготовить «по теме» переводчика Рахметова, чтобы он знал, о чем речь будет идти.
После беседы Дзюба медленно брел к своему вагончику. Мысли были самые разные, но главная не оставляла его: «неужели этот Уваров настолько «артист», что так разыгрывает его. По его данным, Особый отдел относится к нему иным образом».
Он решительно направился к летчикам, остановился у вагончика Цимбала, бросил сигарету и рывком открыл дверь. Внутри, у окна стоял стол, заваленный пустыми бутылками, консервными банками, обрывками газет. В центре стола виднелась огромная жестяная банка из-под тихоокеанской селедки, наполовину заваленная окурками.
Все стены, как лоза виноградными гроздьями, были увешаны летным и другим военным обмундированием, причем каждая вещь висела на отдельном гвозде. Стены и потолок были оклеены плакатами с обнаженными девицами всех рас и народов. Напротив стола стояла, на удивление, аккуратная кровать, застеленная чистыми простынями, на которой, раскинув руки, мертвецки спал Цимбал.
- Юра, - потряс Дзюба за плечо спящего летчика. Тот с трудом открыл глаза, долго всматривался в Дзюбу.
- Вася! - наконец расплылся он в пьяной улыбке, попытался отвернуться и уснуть. Дзюба налил в кружку минеральной воды из недопитой бутылки и вылил на голову уснувшего Цимбала. Тот выматерился, не открывая глаз, вытер лицо ладонью и стал устраиваться спать дальше. Дзюба, потянув за плечо, спустил его на пол.
- Вася... зверь, ну что ты спать не даешь! - ругался летчик.
- Я тебе сейчас все дам: и поспать и попить. Дзюба подхватил Цимбала на руки, выволок из домика, усадил на пороге. Тот прислонился к косяку и снова сплющил веки. Отыскав внутри домика ведро, Дзюба набрал воды из стоявшей неподалеку цистерны и, с размаху, окатил Цимбала.
Тот заурчал, зафыркал, выматерился и пополз обратно в домик. Дзюба повесил ведро и вошел за Цимбалом. Опершись на стол, летчик выбирал в банке окурок подлиннее. Дзюба протянул ему сигарету, поднес зажигалку. Глубоко затянувшись, Цимбал, прищурившись, смотрел на Дзюбу.
- Ты способен что-то соображать?
- Еще нет, - икнул Цимбал.
Дзюба взял с окна аптечку, отыскал ампулу с нашатырем, отбил носик, вытряхнул в стакан содержимое, налил воды, протянул Цимбалу.
- Пей!
- Что за срочность такая? Лететь куда?
Однако, поглядев на Дзюбу, залпом выпил. Через полчаса, совершенно трезвыми глазами следил за Дзюбой, мрачно шагавшим из угла в угол.
- Поясни, Вася, зачем водой обливал?
- Чтобы подрастал побыстрее, как фикус.
Цимбал решил, что нужно подождать еще. Наконец Дзюба остановился, сел на ящик, служивший табуретом.
- Юра сосредоточься. Дело такое - сегодня мне сказали, что моей персоной занимается «ЧК». Доходит? Они интересовались - как часто и с какой целью я встречаюсь с тобой. Ты об этом что-либо знаешь?
- Н-е-е ... - промычал и потряс головой Цимбал.
- Слушай, может, за тобой какие грехи водятся? Может, ты наркоту возишь, контрабанду какую?
Цимбал вновь отрицательно помотал головой, затянулся сигаретой и решительно сказал.
- Ну, чего ты пялишься?! Ничего такого я не делал! Не вру, хоть чем поклянусь. Мне всю жизнь «шили» только водку и баб. За эти заслуги, сам знаешь, я целым «ночным майором» хожу. А то, что ты говоришь - упаси Боже!
- Бога вспомнил! Так и я, перед Богом чист, грехов за собой не чую. Абсолютно.
- Ну, тогда чего ты дергаешься, водой обливаешься. Мало ли чего их интересует, поинтересуются и замолкнут. Профессия у них такая.
- Мне сказали, что на меня дело завели. Дело шьют.
- Белыми нитками. Плюнь, Вася, не бери в голову. Когда у них прорвет, они сами тебя вызовут и расскажут.
- Ну, а ты то тут при чем? Я ведь про тебя ничего плохого не знаю.
- Вот за это, Вася, спасибо! - Цимбал полез обниматься.
- Да брось ты эти брежневские замашки. В общем, с тебя пока больше взять нечего. Может быть завтра, когда окончательно проспишься, вспомнишь что-нибудь.
Дзюба вышел. Близился вечер. В городке было тихо - ни стрельбы, ни рокота моторов. У своего вагончика присел на ступеньки крыльца, закурил. То, что ему рассказал Корнев, не вязалось с его представлениями о работе Особого отдела. Корнева больше часа расспрашивали о Дзюбе, его привычках, связях среди офицеров и особенно с Цимбалом. И при этом, якобы, был сам начальник Особого отдела, Уваров.
«А с виду кажется порядочным. Говорил с ним только о деле, уверял, что доверяет, а сам, с этим гадом Яценко, копаются в биографии. Самое мерзкое, что Яценко предупредил Корнева - никому о беседе не рассказывать и втихаря понаблюдать за ним, за Дзюбой». - Он скрипнул зубами – «Вот курва, моего же подчиненного против меня настраивает, а мне с ним к духам идти, под пули лезть. Сам, собака, в кабинете отсиживается!»
- Товарищ капитан, можно ...? Дзюба поднял глаза на стоявшую перед ним девушку в военной форме.
- Что можно?
- Зажигалку у вас попросить можно? Я уже второй раз спрашиваю, вы ничего не слышите. Что-то случилось?
Дзюба молча чиркнул зажигалкой, поднес огонь к сигарете. Она прикурила, глубоко вдохнула в себя дым.
- Присаживайтесь, - подвинулся Дзюба. – Курите вы по-мужски. Что-то я вас не помню.
- Елена, медсестра. Вчера прибыла в ваш медсанбат.
- А где живете?
- Там же где и работаю.
- Надоело в Союзе горшки за больными выносить?
Лена посмотрела долгим взглядом на Дзюбу, ответила, растягивая слова.
- У Вас неприятности, капитан. Дергаетесь, как на экзаменах по русскому языку. Таблетку дать?
- Дайте.
Лена вынула из нагрудного кармана упаковку таблеток, выковырнула две и протянула Дзюбе.
- Примите сразу две.
Дзюба взял таблетки, проглотил не запивая.
- Я, операционная сестра. Помогаю резать, отрезать, зашивать.
- Хорошая профессия, интересная. По ночам вырезанные аппендициты не сняться?
Лена засмеялась. Дзюба встал, поправил форму.
- Заходите ко мне. Угощу чаем...
- Заходите сами, товарищ капитан. Разбирайте кровать и ложитесь. Без всяких там мыслей о чае. Минут через десять наступит здоровый, глубокий сон.
Она поднялась, отряхнула юбку и, не прощаясь, пошла.
- Не обижается. Хороший человек, - пробормотал Дзюба. - Люди все вокруг хорошие, а вот мной, почему-то, чекисты занимаются.
Его действительно начало клонить в сон. Зашел в вагончик, забрался под простынь и, уже засыпая, вспомнил, что должен был проверить солдат на ночь. Провести «отбой».
- Вот диверсантка! - мелькнула последняя мысль и, с этим, уснул.
В этот вечер, благодаря новой медсестре, его солдаты тоже уснули спокойно.
***