Трудовой стаж Михаила Юрьевича Веснушкина исчислялся многими годами, имел прямоту железнодорожного рельса, отличался отсутствием карьерного роста, и, в целом, был предсказуем как бег цирковой лошадки. Отгул, который он взял сегодня, был первым в его трудовой практике. Веснушкину было крайне неловко обращаться к руководству института с такой вопиющей, на его взгляд, просьбой, но поступить иначе он просто не мог.
Нервы библиотекаря были взвинчены до предела. Ночь, проведённую после откровенной беседы с Громовержцевым, можно было без натяжек назвать бессонной. Мысль о существовании тайны (возможно, даже и страшной) точила Веснушкина изнутри с упорством самого бескомпромиссного червя. Никогда прежде Михаил Юрьевич не сталкивался с человеческим коварством, если не считать, конечно, предательства вертихвостки-жены. Но бегство законной супруги, по крайней мере, имело логическое объяснение: в Веснушкине не оказалось поэзии. Коварство, если оно имеет логическое обоснование, многократно теряет силу. В этой связи по ушедшей жене Михаил Юрьевич убивался недолго. Теперь же дело обстояло куда как хуже. Вчерашнее откровение Льва Геннадьевича наводило на предположение о подготовке к чудовищному злодеянию. Фактов, конечно же, не было никаких, так – одни домыслы. Но в том-то и дело, что именно домыслы, смутные догадки и неподтверждённые предположения действуют на психику человека с разрушительной силой цепной реакции деления атомного ядра. Неизвестность на фоне ощущения грядущей опасности делает из человека нервозную тряпку. Она угнетает и воспаляет воображение, обнажает нервы и рождает в мозгу неясные образы, заставляет терять аппетит. Человек, подвергшийся атаке пугающей неизвестности, неизбежно теряет сон, душевное равновесие и мужество. Терпеть такое состояние ничуть не легче, чем зубную боль.
Получив отгул, Веснушкин немедленно засобирался в дорогу. Он твёрдо решил провести день в клубе. Если учесть всю совокупность переживаемых библиотекарем душевных терзаний, это был смелый поступок, граничащий, пожалуй, даже с безрассудством. Куда разумнее, казалось, было бросить общество анонимных неудачников ко всем чертям, вызволить из него сестру и забыть обо всём как о страшном сновидении. Однако, вопреки здравому смыслу, Веснушкин безотчётно тянулся к эпицентру грядущих событий. Магия этого притяжения была сильнее страха и могла быть объяснена как противоречивостью человеческой натуры, так и волшебными чарами Виолетты Дмитриевны. Так или иначе, но Михаил Юрьевич принял волевое решение, и уже к одиннадцати утра явился в клуб.
В дверях он нос к носу столкнулся с Петром и Жанной.
- О, Чебурашка! – смешливо заметила девица.
- Доброе утро, - поздоровался с библиотекарем Неглинский. По всему было видно, что поэт находится в прекрасном расположении духа. – Что-то вы сегодня рановато…
- Взял отгул, - словно оправдываясь, пробубнил Михаил Юрьевич. – А вы никак на прогулку собрались? Погода сегодня не очень…
- Дрянь погода, - согласилась Жанна. – Но мы не на прогулку. За травкой надо прошвырнуться, запасы сделать. А то, мы с Петенькой подумали, на этом острове – он ведь необитаемый, да? – травы ни за какие бабки не сыщешь. Так ведь за целый месяц без дури со скуки с катушек слетишь! Верно?
- Верно, конечно, - машинально подтвердил Веснушкин, хотя ровным счётом ничего не понял.
- На вас брать? – деловито осведомился Пётр.
- Спасибо, не надо, - осторожно отказался библиотекарь.
- А то давайте бабки, возьмём и на вас.
- Нет, благодарю. Я траву не ем…
- Пф-ф-ф! – развеселился Неглинский.
- Смешной, - хихикнула Жанна и, взяв поэта под руку, повела его по намеченному делу.
Михаил Юрьевич пожал плечами и прошествовал в гардеробную. Встреча с весёлой молодёжью несколько развеяла его печальные мысли. На какое-то время он даже подивился своим страхам, сочтя их нелепой игрой воспалённого воображения, но, рассудив более обстоятельно, всё же решил не спешить с окончательными выводами и постараться в ближайшее время осторожно прояснить наиболее значимые вопросы, а чтобы дать уставшему мозгу передышку, едва раздевшись, немедленно переместился в библиотеку и занялся составлением картотеки.
Окружающая действительность полна неожиданностей. Иногда, прожив долгую, насыщенную событиями жизнь, человек и не подозревает, как мало он познал мир. Между тем, нередко случается, что отдельные вещи, кажущиеся нам простыми и безынтересными, оказываются на поверку сложными и увлекательными. Так, например, рутинный и нудный труд, к коему, без сомнения, большая часть человечества относит составление библиотечных картотек, может обнаружить в себе достаточно мощный увлекательный стержень. Учреждение и регулярное ведение фондовых карточек по многим критериям сопоставимо с кропотливой научной работой, а по остроте ощущений близится даже к процессу коллекционирования почтовых марок или, скажем, бутылочных этикеток. Михаил Юрьевич Веснушкин, который в силу естественных причин имел достаточно широкий взгляд на затронутую нами проблему, относился, безусловно, к меньшей части человечества, и имел самое полное представление о скрытых прелестях указанного вида деятельности. Тем не менее, даже пред ним изучение и упорядочение книжного собрания «Клуба анонимных неудачников» открыло новые горизонты профессиональных ощущений.
Если отвлечься на минуту от деятельности нашего героя и попытаться обобщить накопленные книгочитающим человечеством знания, то процесс зарождения библиотечной картотеки можно описать следующим образом. Прежде всего, книги следует посчитать. Это необходимо для того, чтобы заготовить нужное количество карточек. В идеале число карточек должно равняться числу томов. Далее следует карточки заполнить. Каждая книга в своём роде уникальна. Помимо собственно содержательной части, книги нагружены целым рядом специальной информации, как то: имя автора, название, издательство, тираж, дата подписания в этот самый тираж, объём в условных печатных листах и наименование гарнитуры. Встречается и иная посторонняя информация, но она редко используется при составлении картотек. Опытный библиотекарь не упустит ничего важного и, помимо информации явной, внесёт в карточки также некоторые субъективные данные, отражающие содержательную сущность каждого отдельного тома. Это необходимо для последующей систематизации книжного фонда.
Систематизировать книги можно по различным критериям. Один из способов – по тематике. В этом случае все книги делятся на тематические группы, а карточки раскладываются в разные ящички, каждый из которых принадлежит соответствующей группе. В некоторых случаях книги можно систематизировать по датам издания. Тогда соответствующие им карточки помещаются в те же ящички, но уже с иным умыслом и, соответственно, в ином порядке. Простейший способ систематизации – по фамилии автора. Каждому ящичку в этом случае присваивается определённая литера, соответствующая первой букве фамилии автора книги. Впрочем, существуют и иные, иногда экзотические способы упорядочения книжных фондов. В антикварных собраниях, например, нередко классификация ведётся по рыночной стоимости каждого экземпляра. Такое деление книг имеет своё оправдание, хотя в среде яростных библиофилов и считается кощунственным.
По каким критериям систематизировать библиотеку «Общества анонимных неудачников», Веснушкин не знал. Уж очень сильно отличались собранные здесь книги от привычных фондов студенческого книгохранилища. Аккуратные дощатые стеллажи маленькой комнатки не содержали учебных пособий по металловедению или сопромату; отсутствовали, разумеется, и тоненькие брошюрки «методических указаний к проведению лабораторных работ»; не было следов сборников ГОСТов и справочников физических величин; никакого намёка не содержалось и на наличие пыльных и толстых фолиантов марксистско-ленинской направленности. То, что предстояло классифицировать Михаилу Юрьевичу, напоминало прилавок букинистического отдела антикварной лавки.
Прижизненные издания сочинений Державина и Жуковского, Грибоедова и Пушкина, Толстого и Тургенева соседствовали здесь с экзотическими брошюрами типа «стенографических отчётов Государственной Думы» 1906 года, или, например, с такой странной, неясного назначения, книжицей как «Лейб-егеря в войну 1914 – 1917 г.г.». Толстые и тонкие, огромные и малоформатные, в переплётах и без оных, книги, числом восемьсот пятьдесят пять штук, – все до одной – были очень старыми и, по всей видимости, необыкновенно ценными.
Михаил Юрьевич аккуратно снял с полки несколько увесистых фолиантов и положил их к себе на колени. Очень бережно он раскрыл мощный деревянный, обтянутый тёмной кожей, переплёт и прочёл на титульном листе:
- Преосвященный Тихон. Остальные сочинения Преосвященного Тихона. Собраны и изданы Воронежской семинарии Префектом Павловским, Протоиреем Евфимом Болховитиновым в 1799 году. Печатано в Санкт-Петербурге в Императорской Типографии иждивением И. Глазунова… М-мда уж!.. Однако… редкость!
Следующий том оказался ещё древнее. Твёрдые корки книги были застёгнуты серебряными замочками, отворив которые, Веснушкин обнаружил, что перед ним рукописное издание с гравюрами и картами, деланными тушью, акварелью, киноварью и золотом, - в прекрасной сохранности, но на арабском языке, в связи с чем дату издания определить было весьма затруднительно. Огорчённо вздохнув, Михаил Юрьевич отложил в сторону «арабскую» книгу и взялся за «Святцы» 1853 года издания – книжицу маленькую, изрядно потасканную, но зато прекрасно поддающуюся классификации. Внимания на «Святцах» библиотекарь долго не задержал: внёс картотечные данные в свой блокнот и обратился к следующей книге.
Поочерёдно через руки Веснушкина прошли: «Полное историческое известие о древних стригольниках и раскольниках» протоирея Андрея Иоаннова, «Любопытные и достопамятные сказания о Императоре Петре Великом» Якова Штелина, «Зрелище природы и художеств» - иллюстрированное издание Императорской Академии Наук в шести частях, «Придворный человек» Балтазара Грациана с посвящением на титульном листе: «Ея Императорскому Величеству Вепресветлейшей…», «Слово старца Иакова Израильтянина» 1780 года издания, сочинение самого Михайло Ломоносова «Древняя Российская история от начала Российского народа до кончины Великого Князя Ярослава Первого и до 1054 года», и ещё много-много таких книг, о существовании которых Михаил Юрьевич мог только догадываться, но никогда в руках не держал и, разумеется, не систематизировал.
Переписывая в блокнот основные данные, отражающие индивидуальность каждой из собранных в библиотеке клуба книг, Веснушкин беспрестанно и мучительно размышлял над тем, по какому же из известных критериев следует систематизировать сей уникальный фонд? Ясного ответа он пока не находил. Само собой напрашивалось простое решение: расположить карточки в алфавитном порядке – по названию книги, либо по фамилии автора. Но чёткой уверенности в этом не было. А что если важнее всё-таки тематика? Или, к примеру, дата издания? Нужно было определиться с приоритетом. Мучимый этими размышлениями, Михаил Юрьевич не спешил с принятием решения и откладывал его на будущее, благо времени ещё было достаточно (описаны были не более пяти десятков книг из восьми с половиной сотен).
В кропотливых трудах незаметно пролетели три часа. Желудок Веснушкина потребовал пищи далеко не духовной. До кухни было всего несколько шагов, но библиотекарь, страстно увлечённый своим занятием, и думать не смел о еде. Дело в том, что в свих исследованиях он обнаружил удивительную закономерность: значительная часть книг (представленная исключительно изданиями не моложе середины восемнадцатого века) была украшена экслибрисом: «Частное собрание действительного статского советника Ильи Еремеева». Иные тома (до 1918 года издания включительно) были отмечены вычурным штампом: «Библиотека штабс-капитана И.И.Еремеева». Прочие книги не имели экслибриса, но все они, за редким исключением, хранили на своих форзацах неприятную казённую отметку в виде синего прямоугольного штампа с надписью: «Конфисковано по делу № 6388». Номер дела был вписан чернилами одной и той же рукой. Помимо этого, некоторые книги были изуродованы жутким и отнюдь не библиотечным штемпелем: «ВЕЩДОК». Михаил Юрьевич обратил внимание, что «вещдоком» были отмечены издания преимущественно религиозного толка, хотя в их число вошли и такие безобидные, на первый атеистический взгляд, вещи, как сборники царских указов, «положений» и «узаконений».
- Э-ге-ге… - прошептал Веснушкин весомо, утвердившись в неожиданном открытии. – А библиотечка-то, однако, с историей…
Налицо был факт, что данное собрание книг принадлежало когда-то династии неких Еремеевых – семейству, несомненно, дворянскому, зажиточному и образованному. Совершенно очевидным было и то, что хозяева лишились своего сокровища в годы сталинских репрессий.
Что стало с последним из книголюбов Еремеевых, представить тоже было несложно. Вот только каким образом конфискованная библиотека стала собственностью «Общества анонимных неудачников», оставалось тайной. «Надо будет спросить у Луганского», - подумал Михаил Юрьевич, внезапно ощутивший на себе саднящий зуд пытливого ума, разбуженного внезапной исторической загадкой.
Едва Веснушкин успел проглотить эту мысль, как вдруг ощутил чьё-то постороннее присутствие. Библиотекарь обернулся и вздрогнул от неожиданности. Дверь была приоткрыта, а на пороге, прислонясь плечом к косяку, стоял Василий Васильевич Чириков. Вид у Василия Васильевича был какой-то потерянный и даже заметно расстроенный.
- Здрасьте. Вы – Чириков? - конфузливо произнёс Веснушкин и, стыдясь глупости своего вопроса, добавил: - Я могу быть вам чем-то полезен?
Василий Васильевич, вопреки ожиданиям библиотекаря, не ответил ему никаким язвительным замечанием, а лишь застенчиво и даже как будто виновато улыбнулся, и с этой же улыбкой сделал два шага вперёд, позволив двери бесшумно затвориться.
- Здравствуйте, любезный, - сказал он тоном флегматичного философа, уставшего от жизни и от необходимости её неустанного осмысления. – Любопытно, что я вас тут застал… Думал, так рано никого не будет…
- Я отпросился с работы, - смущённо пробубнил Веснушкин. – Да вы проходите…
- Спасибо. Уже прошёл, - констатировал Чириков и, сделав ещё два шага, снял с полки увесистый томик Державина. – Книги… - произнёс он с вялым почтением. – А я, ведь, знаете, не всегда кладовщиком-то был. Да… У меня ведь учёная степень.
- Да что вы говорите! – искренне обрадовался Михаил Юрьевич.
- Думаете, вру?
- Упаси бог! Что вы! – замахал руками библиотекарь – так, будто на него напала туча голодных москитов. – Я… напротив… Очень рад видеть в вашем лице… - Веснушкин замялся, не в силах сообразить, кого же именно он рад видеть в лице Василия Васильевича. – В общем, в вашем лице.
Чириков, тронутый этой несуразной попыткой комплимента, улыбнулся ещё печальнее и флегматичней прежнего.
- Лично я в своём лице привык видеть лишь черты своего лица, - лениво пошутил он. – Кстати, по последним научным данным, наш первобытный предок – примат – впервые встал на ноги примерно четыре с половиной миллиона лет назад. Произошло это грустное для планеты событие в Восточной Африке. Считайте это определённо доказанным. Так-то…
Веснушкин принял к сведению сообщение Чирикова, но, оставшись под сильным впечатлением от этой новости, всё же никак не мог связать черты лица Василия Васильевича с древней восточноафриканской обезьяной.
- Вы зоолог? – спросил библиотекарь на всякий случай.
- Геолог. Был когда-то. Учёную степень имею… Но пришла эта чёртова перестройка, и, чтобы выжить, уже недостаточно было быть хорошим учёным. Да ещё на шее всегда братец сидел… Пришлось менять профессию. Кладовщикам во все времена платили твёрдо, почти без задержек.
- Это очень печально, - посочувствовал Михаил Юрьевич.
- Ай, ерунда! Между прочим, со склада я сегодня уволился. Так-то.
- Да что вы! Следовательно, вы решились? Ну, на эту поездку? Из-за денег?
Чириков нахмурился и нервно вернул Державина на полку стеллажа.
- Если бы это было именно так, мне, наверное, было бы в этом стыдно признаться. Впрочем, деньги играли не последнюю роль в моём решении. Однако, должен вам заметить, что в предложении нашего председателя для меня лично оказались и иные соблазнительные моменты… Понимаете, я не спал всю нынешнюю ночь – думал. Оглядывался на прожитые годы. Глядел долго и пристально. И – вот ведь штука – ни черта не разглядел. Да, чёрт возьми! Не было ничего. Вся жизнь – пустышка! Работа, еда, сон. Работа, еда, сон. Жизнь во имя обменных процессов внутри организма. Я вдруг неожиданно понял, что за четыре с половиной миллиона лет я не так далеко отодвинулся от африканских предков. А ведь всегда убеждённо считал себя «человеком разумным»… Не хочу закончить свою жизнь на складе готовой продукции. Хочу чего-то такого… Ну, вы-то, человек интеллигентный, меня поймёте…
Веснушкин кивнул – утвердительно и даже с какой-то боевой решимостью.
- Я вас понимаю, Василий Василич! – твёрдо произнёс библиотекарь, и фраза эта оказалась эмоционально схожей с клятвой юного пионера.
Излив душу, Чириков несколько поостыл и расслабился. С души у него как будто отлегло. По-детски искренняя поддержка библиотекаря ввела несостоявшегося геолога в состояние благодарного умиления.
- Ну, а вы чем тут занимаетесь? – спросил он уже жизнерадостным тоном. – Всё-таки добрались до своей картотеки?
- Да вот только начал. Очень замечательные книги – редкость изумительная. Я часть их уже переписал. Вот только никак не решу, по какому признаку их классифицировать…
- Ну, это не беда. Вы сделайте так. Данные внесите в компьютер – в комнате отдыха ноутбук есть, – а уж потом классифицируете по любому признаку, - предложил Чириков с такой небрежной лёгкостью, будто всю жизнь только и занимался классификацией библиотечных фондов.
- А это возможно? – оживился Веснушкин, облизывая пересохшие от волнения губы.
- Ну, разумеется. Вы что, никогда не пользовались компьютером?
Михаилу Юрьевичу сделалось совестно.
- Да, как-то не приходилось, - стыдливо признался он. - Институт у нас бедный. Бюджета едва хватает на зарплату преподавателям, ну, и ещё, может быть, чуть-чуть… Но чтоб компьютер в библиотеку купить – об этом, хи-хи, даже и мечтать не смеем… Но, если вы говорите, что можно… Вы мне поможете?
- Конечно, помогу. О чём речь! Времени у меня теперь свободного – сто процентов. Располагайте мной, как хотите, дружище. Помогу с радостью.
- О, как я вам признателен, Василий Василич!
- Не за что. Берите свою тетрадку и пойдёмте в комнату отдыха. Я вам покажу, как с электронными таблицами работать. Это просто.
- Уже иду! – радостно воскликнул Михаил Юрьевич.
В коридоре они нос к носу столкнулись с разорившимся предпринимателем Зыковым. Леонид Максимович выглядел непривычно возбуждённым и даже как будто чем-то особенно довольным. Зыков пронёсся по коридору столь стремительно, что показалось, будто он притащил за собой порыв свежего уличного ветра.
- Ага, соплеменники! – воскликнул он радостно и, не давая возможности «соплеменникам» ответить на приветствие, затараторил почти что скороговоркой: - Ну, слава богу, хоть кто-то есть из своих! Чем вы тут занимаетесь? Не важно! Пойдёмте-ка, друзья, выкурим по сигаре. Я угощаю. Давайте, давайте, чего в коридоре-то тереться, чай не на приёме в поликлинике! Я вам сейчас такой анекдот расскажу – закачаетесь. Свежачок стопроцентный. Такого вы сами отродясь не видывали. Зуб даю на отсечение…
- Обычно на отсечение дают голову, - машинально поправил Веснушкин говорливого бизнесмена.
- Серьёзно? Целую голову? – весело переспросил Зыков. – Ну, на это я пока не готов. Хватит с вас и зуба. Ха-ха! Ну, идёмте же. Куда вы собирались? В комнату отдыха, да? Вот и отлично! Не будем толкаться в коридоре… Василь Василич, проходи, не задерживай народ. Петрушкин, бросай свои тетрадки, пошли курить сигары!
- Я Веснушкин, а не Петрушкин, - раздосадованно напомнил библиотекарь. – И потом… я не курю. И вообще, у нас с Василь Василичем дело…
- Это не беда! – решительно заявил Зыков. - Веснушкин-Петрушкин, курю - не курю, это всё чепуха. Не хотите - не курите. Просто послушаете анекдот. А вот анекдот я вам сейчас поведаю настоящий!
Под напором Леонида Максимовича застигнутые врасплох «соплеменники» прошли в комнату релаксации и расположились в удобных креслах. Зыков с наслаждением раскурил сигару.
- Так вот, анекдот. Слушайте сюда. Анекдот, замечу, прямо из жизни – пяти минут отроду. Закачаетесь. Короче. Иду я сейчас по Мясной. К подворотне нашей подхожу. Не спешу. Погода дрянь, но суеты я не люблю – сами понимаете, статус: всё ж и пиджачок у меня от Армани и запонки… да и пальтишко, между прочим, кашемир… Ну да, не в том суть. Короче. К подворотне подхожу и притормаживаю. Потому как вижу: крыса наша подвальная, Ксения Леопольдовна, в одних шлёпанцах у помойки трётся. Мусор, значит, выносит. Ну, думаю, чего мне с ней лишний раз здороваться, – обожду. А она, мелюзга такая, свёрток в бачок – бряк. Со стороны смешно, ей-богу: словно мячик баскетбольный в корзину зашвырнула. Ну, зашвырнула и пошла себе назад, в подвал наш «анонимный». Я уж хотел было и следом войти, но вовремя тормознул. Прямо перед носом у меня мужичок какой-то к той помойке – юрк, хапки в бачок сунул, да и давай там шелудить. Ну, бомжик, думаю. Ничего – обычное дело. Только вот примечаю: прикинут дяденька по-богатому. А, с другой стороны, про себя примечаю, мол, удивляться особо не чему. В нынешние времена кто только по помойкам не ходит. Я вот и сам, наверно, скоро пошёл бы, если б не Луганский со своим островом… Но чёрт с ним, с островом, я не о том. Короче, мужичок свёрток клизмы нашей кривоногой из бачка извлёк и – тягу! Даже разворачивать не стал. Странный, думаю, какой-то. Подумал так и хотел уж мимо пройти, но краем глаза вдруг такое увидал, что остолбенел, в натуре! Бомжик-то мой в «Мерина» запрыгнул, да не в простого, а в самой распоследней модели «Брабус» - на заднее сиденье, по-хозяйски так. Водилу по плечу похлопал, и – нет «Мерина».
- Взорвался? – испугался Веснушкин.
- Уехал, – ухмыльнулся Зыков. – Вот какие нынче бомжи пошли! Не чета нам, голодранцам. В тачках за двести тысяч баксов с личным шофером разъезжают и при этом по помойкам чистыми руками лазают.
- Возможно, это эксцентричный миллионер, – рискнул предположить Веснушкин. – Я про таких слышал по радио. Богаты чрезвычайно, но привыкли удивлять окружающих неадекватным поведением, имеют наклонность к разным странностям…
- Чёрта с два это простая странность! – неожиданно твёрдо сообщил Зыков. – Я бы поверил, что это странность, если бы мне такую историю кто-нибудь со стороны рассказал. Но когда я сам всё видел, да ещё у нашей помойки, да ещё свёрток Ксении… В общем, друзья, я сейчас вдруг понял, что тут должна быть какая-то тайна. А что, если крыса наша свёрток свой как раз для этого эксцентрического миллионера в помойку подбросила? Что, если они в сговоре, а?
- Прямо кино шпионское какое-то, - недоверчиво пробормотал Веснушкин.
- А я не думаю, что кино, - нахмурив брови, рассудил Чириков. – Но и простым совпадением этот факт считать не склонен. Возможно, и сговор. А возможно, этот дядя из «мерседеса» Ксению специально у помойки караулил. Она могла и не знать…
- Батюшки-светы! – сипло произнёс Зыков, в отчаянии хватаясь за голову. – До меня, кажется, дошло! Всё, братцы, это катастрофа…
- Лёня, ты трясёшь себе пепел прямо на макушку, - дружелюбно заметил Чириков.
- А? Что?.. Чепуха! Вы не понимаете главного: нас кинули! Всё. Прощай остров, прощайте наши гонорары! Кошмар! Надо срочно сказать Луганскому!
- Да что за кошмар-то, Леонид Максимыч? – не выдержал перепуганный Веснушкин.
- Лёня, объяснись, - потребовал Чириков.
Лицо Зыкова исказила гримаса глубокой душевной боли. Он вскочил с кресла и энергичным шагом пересёк комнату. Остановившись возле аквариума, затушил в нём сигару, круто развернулся на каблуках и, по-ленински выпростав вперёд руку, обвинительно изрёк:
- Эта жидовка украла наши деньги! В этом не может быть сомнений. Помните, я вас всех вчера предупреждал! Она украла и конспиративно снесла в помойку. А дядька из «брабуса» – её сообщник. Они заранее обо всём сговорились… Всё! Надо идти к Луганскому. А Ксению предлагаю связать, чтобы не сбежала.
Чириков и Веснушкин многозначительно переглянулись. На лицах их лежала печать сильного смятения. Обвинение Зыкова казалось им диким, но, что самое ужасное, совершенно логичным.
- Выяснить, конечно, надо, - согласился Михаил Юрьевич. – Но связывать женщину – это, по-моему, чересчур…
- Перегиб, - согласился с библиотекарем Чириков.
- Ничего не перегиб! – фальцетом пискнул перевозбуждённый Зыков. – Украсть мои деньги – вот перегиб! Может быть, для вас двадцать тысяч баксов это и ерунда, а для меня лично – надежда на светлое будущее. Эта мразь оставила меня без светлого будущего, а я должен с ней церемониться! Так, по-вашему? Вязать! Вот что я вам скажу. Вязать самой толстой и прочной верёвкой! Морскими узлами вязать!
И Леонид Максимович выразительным жестом продемонстрировал аудитории, как он будет вязать Ксению Леопольдовну.
- Какой ужас, - простонал библиотекарь.
- Может, всё же отложим связывание, пока не выясним, действительно ли пропали деньги? – предложил Чириков и, поднявшись с кресла, осторожно выглянул в коридор.
- Что тут выяснять! – полушёпотом возразил Зыков. – И так ясно: украла…
- Тихо! – шикнул на него Василий Васильевич. – Она в туалете. Полы моет. Можно запереть её там. Припереть дверь снаружи чем-нибудь тяжёлым. Она хилая, не откроет…
- Точно! – обрадовался Леонид Максимович. – Аквариум поставим. В жизнь не подвинет!
- Аквариум нам самим не поднять, - практично заметил Чириков.
- Действительно, - огорчился Зыков. – Тогда диван. Перевернём на спинку и положим под дверь. И на всякий случай кого-нибудь караулить поставим.
- Это идея, - согласился Василий Васильевич. – Михаил, покараулите Ксению, пока мы с Лёней будем беседовать с председателем?
- А что я должен буду делать, если Ксения Леопольдовна всё же выйдет из туалета? Связывать её я не стану…
- Просто подадите сигнал. Свистнете, к примеру. Вы умеете свистеть?
- Нет.
- Тогда просто крикните погромче. Мы услышим.
- Нет! Не годится, - запротестовал Зыков. – Петрушкин не годится. Слишком слабоволен. Не справится с задачей.
- Он Веснушкин, - поправил бизнесмена Чириков.
- Тем более! Давай, Василий, караулить будешь ты. На тебя надежды больше. А мы с Петрушкиным пойдём к Луганскому.
- Хорошо, - согласился Чириков. – Только вы там долго не размусоливайте.
- А нечего там долго размусоливать. Проверим сейф и сразу придём – жидовку пытать! – озлобленно прошептал Леонид Максимович. – Всё, хватайте диван…
Давно замечено, что денежные знаки имеют свойство существенно влиять на психическое состояние человека. Особенность эту подмечали как философы, так и сугубые практики. Те и другие при этом сходятся во мнении, что влияние наличных на слабую человеческую психику чаще всего носит пагубный характер. Причём сила психотропного воздействия денег на нервную систему человека прямо пропорциональна сумме и расстоянию до объекта. Чем ближе к индивидууму расположена пачка денег, и чем она толще, тем влияние сильнее. Этот закон по своей незыблемости близок к математическому. Мало того, сей тезис, несомненно, является стержнем множества успешно защищённых диссертаций. Немая сцена, воцарившаяся в кабинете председателя «Общества анонимных неудачников», могла бы послужить квалифицированному психологу отправной точкой в самом глубоком научном исследовании.
Перед открытым председательским сейфом молча стояли три человека. Их взгляды были прикованы к аккуратно разложенным пачкам зелёных банкнот и выражали широкую гамму чувств и переживаний. Из трёх лиц только лицо Ивана Петровича Луганского не было искажено гримасой волнительных переживаний, - лишь задумчивость и лёгкое недоумение сдерживало появление на его устах привычной улыбки убеждённого человеколюбца. В то же время кислая мина Зыкова открыла бы взору независимого наблюдателя глубокий душевный кризис, овладевший в эту минуту неудачливым предпринимателем. Радость и разочарование одновременно захватили его и повергли в состояние ступора. Радость, вызванная фактом целости и сохранности «призового фонда», омрачалась горечью осознания собственной ошибки. Мстительная решимость осуществления возмездия «проклятой жидовке» вдребезги разбилась о скалистый берег действительности и вызвала у Леонида Максимовича столь сильное разочарование, что даже деньги, обнаруженные в председательском сейфе, не могли компенсировать понесённый моральный ущерб в полной мере. Героический пыл «справедливого мстителя» оказался отравленным неподдающимся сомнению фактом.
Михаил Юрьевич тоже страдал. По лицу библиотекаря было видно, что мучает его нечто совершенно ужасное: то ли сильнейший приступ зубной боли, то ли какой-то иной, столь же непереносимый, недуг. На самом деле Веснушкину было стыдно. Стыдно до такой крайней степени, что невозможно выразить словами. Ему отчаянно хотелось взвыть или даже заскулить по-собачьи – до такой степени терзал его душевный дискомфорт от острого ощущения собственной неискупной вины, - но он стоически воздерживался, памятуя о неприличии такого рода жестов.
Первым нарушил тягостную тишину Леонид Максимович.
- Не понимаю, - обескуражено прошептал он, - если деньги на месте, то что же такого она могла снести на помойку? Я всё равно не верю в её невиновность…
- Мы поступили низко, - потупив взор, пробубнил Веснушкин. – Надо немедленно освободить Ксению Леопольдовну и принести ей свои извинения.
- Ну, уж дудки, - окрысился Зыков. – Если хочешь, извиняйся перед ней сам. А меня уволь!
- Но как же так? Это ведь, в конце концов, была ваша идея…
- Ни черта подобного. Я предлагал её связать. А запереть в сортире – идея Чирикова. Вот он пусть и извиняется. А я – пас.
- Друзья, не будем ссориться, - вмешался в перепалку Иван Петрович. – Как видите, деньги на месте, причин для волнения, соответственно, никаких нет. А вот Ксению надо действительно выпустить. Ну, судите сами, не держать же её в туалете вечно…
- Да, это не практично, - согласился Леонид Максимович.
- Это просто дико, омерзительно! – прошипел библиотекарь и решительно покинул кабинет.
- Подумаешь, какая цаца, - пожал плечами Зыков и, закурив сигару, быстро проследовал в кабинет психологической разгрузки. Участвовать в освобождении пленницы он не хотел.