Камила

Ты хотела умереть, а я просто схватила тебя за руку. Наверно это выглядело странно со стороны. Две
девушки на железнодорожном мосту. Одна свесилась с перил и готовиться к последнему в своей корот-
кой жизни прыжку, а другая ухватила ее за рукав куртки и сжав губы что-то говорит. А вокруг ночь.
Одинокие рельсы. Полная и ядовитая луна. Тишина, прерываемая звуками чьих-то шагов, голосов. Но
то всё там. Не с нами.
- Отпусти...- злобно прошептала ты и я отпустила. По голосу и по твоим сопротивляющимся движениям
было понятно, что минутный криз прошел. Что ты снова захотела жить, в чем, конечно же, не признае-
шься и перелазея через перила посмотришь дико и как-то пугливо. А я наконец-то смогу разглядеть
тебя. Твое лицо попало под лучи света. Нахмуренные брови. Строгие глаза. Курносый нос, покраснев-
ший и задорно вздернутый. У тебя азиатские скулы и мальчишеская челюсть. Губы нахально приоткрыты.
Острый подбородок и довольно толстая шея с по-мужски выпирающим кадыком. Волосы взьерошенны и
давно немыты. Заметив мой взгляд ты отвернулась в сторону и минуты две шарила по карманам. Я по-
няла, что ты так лихорадочно ищещь и подойдся к тебе вплотную, через плечо, протянула тебе сигаре-
ту. Я думала ты не возьмешь. Но ты взяла. Нет, даже вцепилась в эту маленькую беленькую палочку
с табаком. Сказались нервы и необычный для летней ночи холод. Я тоже закурила. Дурацкая подростко-
вая привычка - курить, когда все курят. Курить за компанию. Годы идут, а я всё та же - шпана с
старой Алмалинки, каким-то чудом попавшей на Жургеновку, а следом и в другие престижные заведения.
Половина моих подруг отбыли срок или отбывают, другие пылятся в земле, куда уложила их любовь к
наркотикам и алкоголю на пару с плохими парнями. Мало кто выбился, вылез из этой дыры. И вряд ли
я снова встречу их. Даже тех, кто за чертой. Кто расправил крылья. Они предпочли забыть о своем
прошлом. Забыть по-настоящему и назваться сиротами без рода и племени, чтобы не дай бог родствен-
ники мужа не узнали, кто она такая. И я вас понимаю...
Задумавшись о своем я совсем забыла про малышку. Так я стала называть эту девчонку. На вид не бо-
льше шестнадцати лет. Худенькая. Как тростинка, но упорно строит из себя кованный металл. И это
мне в ней понравилось. Что она, как могла защищала свой маленький мир.
- Тебя как зовут? - спросила я, как можно ласковее.
Ты уловила фальшивые нотки в моем голосе и ответила довольно грубо:
- Как надо, так и зовут!..
Я по началу опешила. Мне давно никто не грубил. И я отвыкла. Но ее слова не стали для меня неприят-
ностью. Наоборот они ударили по мне, как глоток свежего воздуха. Как капельки росы на пересохшие
в пустыне губы. Я тихо рассмеялась. Ну, что за прелесть.
- Камила меня зовут. - вдруг сказала "грубиянка". То ли от этого, что я промолчала на ее высказы-
вания, то ли просто от не любви к молчанию.
- Ясно. Я вижу ты в порядке. Я пойду. - я и правда спешила. Через десять минут на восьмом перроне
я должна встречать дочь, что возвращается от подруги. Август близится к концу и ей пора уезжать
на учебу, в далекую Москву. Я шла по мощенной поверхности моста, как услышала твой голос и звук
каблучков. Цок-цок. Ровные красивые и немного поспешные шаги. Ты очень грациозна.
- Почему ты не сказала, как зовут тебя? - спрашиваешь ты обиженным голосом.
- Я думала тебе это неинтересно, Камила. - отвечаю я со всей строгостью.
- Интересно. - бурчишь ты и после минутного молчания нервно добавляешь - Ну как зовут вас?
- Имя тебе незачем. Зови меня Герцогиней.
- Странное имя...Герцогиня. - кривишь губы ты.
- Оно воздушное. - отвечаю первое, что взбрело в голову. Дотрагиваюсь ладонью до твоего плеча.
В этом жесте очень много сказанно. И если ты чувствуешь меня, ты поймешь. Прости, но мне надо
идт. Мне жаль, я очень и очень хотела бы остаться с тобой. А если твои ощущения притуплены ты
всего-то и ощутишь мое холодное прикосновение и сжав губы развернешься и пойдешь навстречу ночным
порывам ветра. Всегда так. Люди могут желать одного и того же, но будут не в состоянии показать
эти самые желания.
Я почти спустилась и ты кричишь мне сложив ладони вокруг рта:
- Как мне тебя найти?
Я оборачиваюсь и пристально вглядываюсь в твою фигурку. Она покрыта лучами прожекторов. Несураз-
ная черная куртка, коротенькая юбочка, гольфы до колен и здоровенные кроссовки. Нужно ли мне это?
Если во мне появятся аппетиты я могу пойти на закрытую ай-рен-би тусовку и отыскать себе тупоголо-
вую красотку, сделать ей упражнения для зубной щетки и смыть ее же в унитазе. Но тебя я там не
найду. Да и во всем городе тоже. Ты очень странная девочка. Поэтому я ответила тебе, нарушив свое
негласное соглашение - на улице не здороваться, при первом же разговоре адресов не давать.
Я порылась в сумочке. Понимая, что дочь ближайшие два дня будет дома, а значит будет безвылазно
приглашать подружек и висеть на телефоне, я выудила рабочую визитку. Помахав кусочком лакированной
бумажки в воздухе, я положила его на краешек перил и побежала к вокзалу. Слышались гудки, подьежаю-
щего поезда. А ты...ты сломала свою гордость и подобрала мою визитку и снова сжала губы.
Я обнимаю дочь. Пытаюсь поцеловать ее, но она отбивается. Сзади нее друзья. Или как их называет
наша золотая тусовка. Хорошо одетые мальчики и девочки, снабженные дорогими сотками и туго наби-
тыми бумажниками. От них так и прет сытостью и прелостью. Неужели моя такая же? Внимательно вгля-
дываюсь в нее. Признаки стервозности и синдрома первой красавицы на лицо. Но это пройдет. Я тоже
была такой и получила в подарок ее. Нежданно-негаданно. Добрый день, мамочка, сказала она испуган-
ной 16-ти летней простушке. А потом были годы ссор с матерью, с твоей бабушкой, самой правильной
женщиной на свете и периоды молчания с отцом, твоим дедушкой, что по горячности ляпнул, что у него
нет дочери, значит нет и внучки. Потом он забыл о своих проклятиях, но я не забыла. Ее рождение
многое побило в моей жизни. Но я не жалею, значит не всё было таким целым и прочным.
Ты показываешь мне фотографии на своей сотке. Смеешься и подмигиваешь подругам. Бог мой, глупышка,
неужели ты думаешь, что твоя старая мать совсем потеряла нюх и не чувстует, как от тебя несет
вином вперемешку с сигаретами. Или по-твоему почувствовав это я должна разораться и распугать
пол-вокзала. Нет, твоя мать еще молода и всё понимает. Поэтому я не злюсь, когда ты виновато опус-
тив глазки просишь отвезти тебя с дороги...нет, не домой в кроватку, а на какую-то дикую дискоте-
ку в горы. Я киваю и незаметно сую тебе в карман ветровки презервативы. Тебе не нужно ломать свою
жизнь, пускай она даже без трещин. Я беру тебя за руку и мы идем к стоянке. Ты о чем-то громко
разговариваешь с подругами, смеешься и прыгаешь. А я ищу глазами ту странную девчонку и нахожу.
Она сидит на бардюре, держа в руке мою визитку. Я слегка кивну ей головой, чтобы никто не заме-
тил и она улыбнется мне в ответ. Это наше негласное общение. Без слов, без жестов.
Я отвезу тебя на дискотеку, отдам все имеющиеся деньги, честно выпрощенные на сок и мороженое
и уеду домой. На Аль-Фараби по ночам прекрасный вид. Широкий балкон, бокал вина и тихая музыка
"Адажио де альбиони". Я засну в гостиной на софе и утром, проснувшись от звонкого поцелуя, вернув-
щейся дочери, подумаю о той странной девочке.
За завтраком молча листая газету утренних новостей я буду думать о ней и мазать масло хлебом по
пять минут, вызывая хохот дочери и ее подруги, неожиданно оказавшейся у нас в гостях.
Я пойду наверх, к себе в комнату и услышу, как она скажет, что твоя мама еще ничего и слегка улыб-
нусь. Несколько минут на переодевание и я готова.
- Как ваши дела? - это обыкновенные вопрос на работе. Подчиненные улыбаются, а я иду к своему
кабинету. Положенное традицией кофе не помогает мне сосредоточиться на работе, а секретарша
Света заглядывает ко мне под любым предлогом, удивляюсь своему "безделью". Я даю ей задание,
прошу никого ко мне не пускать и вообще забыть про мое существование. Я засыпаю. Много лет ушло
на то, чтобы добиться сегодняшнего благополучия и единственное, что не вернется ко мне никогда
это бессоные ночи и опухшие красные глаза. Видно из-за того периодами на меня нападают спячки,
когда я готова заснуть прямо на улице, на шагу. Но я просыпаюсь. Ко мне ворвалась ты, вместе
с испуганной и намертво вцепившейся в тебя Светой. Света отправлена на свое место с округлено-
удивленными глазами. А я смотрю на тебя. Ты нахально улыбаешься и хлопаешь у меня под носом по-
мятой визиткой. Добро пожаловать, написанно у меня на лице. Гостем буду, вторит твоя надпись.
На тебе вчерашний наряд, только при дневном освещении ты кажешься симпатичнее. Становится понятен
твой цвет глаз. Светло-зеленый, как у кошки. Я замечаю смуглость твоей кожи и немного узковатые
глаза. Жесткие черные волосы торчат во все стороны и тебя это не смущает. Расхаживая по моему
кабинету ты еще больше тормошишь волосы, а потом этими же пальцами трогаешь наградные таблички.
- **..... - тараторит мое имя заглянувшая Света и заметив мой убийственный взгляд трусливо про-
должает - А вам кофейку...или водички не надобно?
- Нет. - говорю я.
- Да. - отвечает "милое создание" и заказывает себе кофе с молоком. Света исчезает с еще более
удивленным лицом, а ты садишься прямо напротив меня и говоришь:
- **! Вот как оказывается вас зовут.
- Да, дорогая моя. И уже 33 года. 33. - зачем-то делаю акцент на возрасте.
- А вы старая - улыбаешься ты и меня это почему-то задевает. Ведь я же должна понимать, что для
16-ти летней девчонки, для любой такой девчонки я буду старухой. Но нет, нервы пошли. Куда там.
- Если это твой способ поблагодарить меня за спасение, то я тебе очень признательна, и разрешаю
тебе покинуть мой кабинет. - да, что не слово, то всхлип.
- Не кипятитесь вы. Старая вы, ну и что с того? Это же лучше. Старое, значит проверенное временем.
- Угу...- делаю грозный вид, хотя про себя давно рвусь от смеха. Ну, как можно такие глупости
говорить с таким умным лицом. А вот и кофе подоспел. Света заходит осторожно и пятиться, обходя
странную девочку и мигом же исчезает без своих обычных вопросов про то, как кофе, не много ли
сахарку положила и так далее.
- Вкусно. - ты залпом выпиваешь кофе и вытираешь кофейные усики над губой ладонью.
- Вкусно...- задумчиво повторяю я не притронувшись к своей чашке.
- Так вы же не пили! - возмущаешься ты. - Почему вы так любите обманывать? Называться дурацкой
Герцогиней, вместо нормального имени, давать адреса работы, а не общественного места?
- Потому что...- хочу сказать что-то такое, что заставит ее замолкнуть надолго, но все маты
застревают у меня в горле, я сижу молча.
- Ну, почему? Спасли дурочку из переулочка и думаете я вам ноги лизать буду? Обойдетесь! Я сама
не хотела и поэтому не прыгнула, а вы тут непричем. Да и вам не понять. - твои глаза блестят.
Ты поднимаешься, хлопаешь чашку и она падает на пол, и подходишь к двери. И вот я рядом с тобой.
Прижимаюсь к тебе всем телом. Прячу лицо в твоей куртке, ощущая чужой, но очень родной запах.
Я чувствую твои твердые груди и мягкую кожу в разрезе маечки и мне хочется навечно остаться
так, прижавшись к тебе лицом. Ты пытаешься меня оттолкнуть, но потом же сама крепко прижимаешься.
Твои руки шарят по моей спине, а тяжелое дыхание разносится по всему кабинету. В эти минуты мы
сказали друг другу всё о чем кричали наши глаза, наши жесты и наши оскорбления.
- Там же. Завтра. В час ночи. Жду. - словно отпечатала ты телеграмму и вырвавшись из моих рук
выскочила из кабинета. Я тяжело дыша осела на кресло возле двери и услышала крик секретарши. Ты
наверное состроила страшную рожу или испугала замечтавшуюся Свету. И мне смешно. По-дурацки, но
то так приятно быть просто веселой, пускай и по-глупому. Я сажусь за свой рабочий стол и понимаю,
что буду всё это время жить ожиданием назначенной встречи.
Этим же вечером я никуда не пойду, зато отправлю радостную дочь на ту самую дискотеку и дам ей
денег чего раньше со мной не бывало. И подруга дочери уходя скажет ей, что наверно твоя мама
влюбилась, дочка рассмеется и назовет ее дурой. Но, милая моя, она не дура, она права.
Твоя мать влюбилась. Первый раз в жизни. К сожалению твое зачатие не было связанно с этим чувством, и
я так и думала, что мне сужденно любить лишь по-матерински. Но ночной вокзал и ядовитая луна
подарили мне ее - в несуразной, давно вышедшей из моды куртке и обшарпанных кроссовках с гольфами
до колен. Я влюбилась. Эти мысли я запивала глинтвейном и валилась спать.
Следующий день. Я первый раз в жизни прогуляла работу, позвонив Свете домой и намеренно тихим
и больным голосом сообщила о внезапном недуге. Света поверила, да и вряд ли такого трудоголика,
как я можно было заподозрить в обмане. Позвонившая позже дочь сообщила, что она у подруги
и долго извинялась за то, что не пришла ночевать. У меня не было никакого желания ее ругать,
девочка и так сьела всю свою совесть от предстоящей выволки со мной, поэтому я прочитала ей
небольшую нравоучительную речь и положила трубку, разрешив побыть у подруги до вечера.
Вечер наступал катастрофически долго. Мне казалось, что прошла вечность. Я набрала ванну с пеной,
где и нежилась до прихода дочурки, которая залетев ко мне стала брызгаться водой и присев на край
сообщила, что такой-то и такой-то мальчик признался ей в любви. Но сразу же добавила с необыкновен
ной гордостью, что Владик не красавец, не богат, стеснителен и короче говоря ей не пара. Причем
он учится здесь, а отношения на расстоянии самая большая чушь на свете. Я кивала слушая ее болтов-
ню и поражалась каждому слову. Но у нее есть оправдание - юность. У кого нет оправдания,
так это у меня. Мне надо опуститься под воду и там спросить себя, что же ты творишь, куда же ты
собралась в час ночи и с кем же ты там будешь? Ответы давно ясны. Творю я чудеса, от которых
много проблем бывает; собралась я на вокзал, встречать несуществующий рейс; с той самой нимфеткой,
ровесницей моей дочери, но только по возрасту.
Накормив и напоив дочку, я ушла к себе, где читала книги, слушала музыку, немного поспала, но
ровно в двенадцать часов я шагала в подземке. А через полчаса поднималась на тот самый мост.
Я пришла раньше и могла собраться с мыслями. Закурила и выпустила из горла горячий воздух.
Когда я докуривала пачку появилась ты. Без куртки. В тоненьком платьице и в босоножках. Волосы
твои были аккуратно причесаны. А дерзкие глаза смотрели через стекла очков. Но это была ты.
- Я на танцах была. - говоришь. - В нашем Доме Культуры. У меня на железке мать работает, вот
я тоже туда пошла.
- Понравилось? - спрашиваю.
- Нет.
- Почему?
- Даже такой старухе, как тебе не понравилась бы дискотека под аккордеон. Да? - ты грубишь.
- Не знаю. - честно говорю я и ты кусаешь губы.
- Холодно? - заботливо спрашиваю я.
- А ты как думаешь? - опять же намеренная грубость. Что ж отвечу тебе тем же:
- А что не взяла у своего мальчика пиджачок, чтоб согреться?
- А он пьяный валяется. Нужен мне его пиджак. Грязный весь небось.
- А остальные мальчики? Разве они отказали бы такой красавице, как ты?
- У них и спрашивай. - злишься ты.
Я чувствую, что слишком наступаю на тебя, что ты боишься не больше моего, что ты сама не можешь
понять, что же это такое. Тебе страшнее, чем мне. Я наученная опытом многочисленных романчиков
и отношений сапфического окраса. А ты обыкновенная железнодорожная девчонка, не видевшая ничего
дальше этой самой дороги. Ты не умеешь одеваться, краситься, вести себя. Но в тебе что-то есть. То,
что заставило меня прийти в эту глухомань и вести такие разговоры посреди пустынного моста.
- Хочешь согрею? - спрашиваю тебя.
- ? - ты косишься на меня и слегка киваешь.
- Вот и хорошо. - я подхожу к тебе поближе и распахиваю полы плаща, и закрываю его, скрестив руки
на твоей спине. Ты мелко дрожишь и как мне кажется не от холода. От тебя пахнет дешевыми духами,
от меня дорогим парфюмом, но вместе сплетаясь они образуют необычный аромат.
- Согрелась? - спрашиваю я через минуту.
- Да. - тихо отвечаешь ты. И где твоя грубость? Я не вижу ее.
- А хочешь согреться по-настоящему? - продолжаю я.
- Выпить? - улыбаешься ты. Нет, мотаю головой, мы уже и так пьяны друг другом.
- По-другому? - интересуешься ты.
- Именно. - говорю в ответ.
- Ну...- ты сомневаешься, а я высвободив руку поправляю твои пряди волос упавшие на глаза. Ты
вздрагиваешь и ловя лицом мои прикосновения шепчешь. - Давай!...
- Вот и хорошо, дорогая. - улыбаюсь. Я наклонила к тебе голову и ты зажмурила глаза. Как испуган-
ный котенок. Я замерла в ожидании и вот. Ты открыла глаза и встретилась с моим взглядом. Не раз-
думывая ты поцеловала меня в губы. Скорее укусила. Больновато. Но это был твой поцелуй. Твой.
Не шелохнулась. Ты не знала, что теперь будет. Но это знала я. Нежно провела пальцами по твоим
губам и впилась в них поцелуем. Лаская небо, всё внутри язычком, ощупывая им твой мягкий язычок.
Ты таяла в моих руках, иступленно подавалась моим ласкам, дышала чуть прерывисто и скоро твои руки
полезли ко мне под кофту. Они стали ласкать, щипать кожу, резко сдернули чашечки лифчика и остано-
вились на грудях. В этот же момент я оторвалась от твоих губ. Ты потянулась снова, но я отошла,
поправляя кофту. Ты ничего не понимаешь. У тебя покраснели губы. И глаза стали маслянисто-блестя-
щими. В тебе горит такое же желание, как и во мне. И это еще страшнее.
- Сколько тебе? - спрашиваю.
- 16-ть.
- А мне 33 года.
- Я знаю.
- 16-ть и 33! По-моему это нормально? Учитывая то, что мы одного пола?
- Нормально.
Я сдаюсь и подхожу к тебе. Поцелуй. Долгий. Жадный. Дорожки от касаний языка на шее. Твои всхлипы
от моих укусов и шепот, нежным голосом, под моим ухом. Я не могу понять, что ты мне говоришь. Но
то не важно. Гораздо важнее твоя нежность, твоя тоска, обернутая в фольгу страсти. Я еле успевала
отпускать твои губы из своих, как снова тонула в их мягкости.
- Ты боишься? - шепчешь ты мне.
- Боюсь. - и это так. Я боюсь своей страсти к этой доселе чужой девчонке. Я боюсь потому, что
она убила мой разум, ей удалось разбудить меня, после долгой затянувшей осени.
- Встретимся потом...мне пора. - твои руки в моих руках и я не хочу отпускать тебя.
- Пора? - как эхо повторяю я и понимаю, что в душе образуется пустота.
- Да. - серьезно отвечаешь ты опустив голову и резко прижавшись ко мне целуешь меня в шею. Я пере-
полнена этой ночью, этим вечером и твоими глазами. Я не знаю, что мне говорить. Словно не было
33-х лет, не было упорной работы, и воспитания дочки. Это было просто я. Настоящая...
- Я провожу тебя? - предлагаю я, но ты отказываешься. Наотрез. Убеждаешь меня, что здесь близко,
к тому же ты знаешь все тропинки и не к чему мое беспокойство.
- Хорошо. - соглашаюсь я. - А когда...мы снова встретимся?
- Не знаю. - разводишь руками. - Когда я захочу...
- А когда...- осеклась. Она же играет мной, а я как дура распинываюсь перед ней. Злобно говорю:
- Можешь и не появляться! Дело твое.
- Ну-ну. - смеется и мне так хочется ударить ее. Но я сжимаю ладони в кулаки и ухожу, сказав ей:
- Прощай!
- До встречи, **
Вот сволочь, ругаюсь вслух. Ведь просила называть меня Герцогиней. Так нет, она назло зовет меня
по имени и отчеству, да еще с каким-то смакованием, понятным только ей. Боже, но почему, почему
она так меня волнует? Просто тревожет. Качает. Опустив голову я шла до стоянки. Придя домой легла
на кровать и заснула. Утром проснулась от голоса дочери. Она уезжала в Москву и была очень удив-
лена моим видом. Мы опоздовали в аэропорт и времени на разговоры не было. Я вымыло лицо холодной
водой, переоделась и на минуту задержавшись у зеркала взглянула на себя. Вполне молода, красива,
элегантна. Ну, что тебе надо? Неужели то, что тебя погубит...Ты и так сама не своя. Но при мысли
о ней губы приятно теплели, а внизу живота начинало ныть. Всё, хлопнула рукой по раковине и заша-
гала к дочери, которая звала меня. Она вытащила все сумки и пыталась поладить с портье, не слиш-
ком, обрадовавшимуся таким тяжестям с утра пораньше. Но мне было всё равно. Мне ничего не хотелось.
Я довезла дочь до аэропорта. Обняла и поцеловала ее, взяв обещание вести себя хорошо.
- Мам, с тобой что-то не так. - сказала мне она.
- Я устаю на работе. - лучшая в мире отмазка, но я вырастила не глупого ребенка.
- Ладно тебе. Асема говорит, что ты влюбилась...и не возражай! - ты замечаешь мой взгляд, но в нем
больше испуга, чем возмущения. И ты продолжаешь. - Мам, ты же совсем молодая и красивая. Я буду
не против, если ты выйдешь замуж. Всё равно я собираюсь остаться в Москве и выйти замуж за Диму.
Это она о своем однокурснике, импозантном блондине атлетического строения, проживающего не
где-нибудь, а на Рублевке. Мне остается лишь растерянно улыбнуться.
После отьезда дочери квартира опустела и у меня не было стимула что-либо делать. Я питалась в рес-
торанах, начала дурную привычку курить в постели и совсем забыла о правильном питании, заедая
свою тоску сладостями. На работе я ждала ее. По десять раз в день выходила в приемную, замечая
любопытствующий взгляд Светы и удалялась к себе. За долгое время, когда от нее не было никаких
новостей я успела побывать на свиданиях с несколькими кавалерами. Все они были умны, красивы, рес-
пектабельны, но все встречи с ними заканчивались обьятьями и коронной фразой - давай будем друзья-
ми. Я сотни раз по работе приезжала на этот вокзал. Днем. И смотрела на мост. В солнечном освеще-
нии он был совсем не тот. Он терял свою красоту и загадочность. По моим щекам текли слезы.
а через неделю появилась она. Камила ждала меня в подземной автостоянке конторы, где я работала.
Она сидела на капоте и напевала песенку. Современную. Я услышала только - ...она читает Набокова,
я сижу около. Я не ожидала ее увидеть и приостановилась на пол-пути. Она крикнула мне:
- **, что же вы застряли, а?
- Ничего. - ее нахальность прежде импонировавшая мне, теперь жутко раздражала.
- Я же сказала вам до встречи. Вот и пришла. - говоришь ты.
- Вижу. Садись в машину, отвезу тебя домой. - всё это произносится очень строго.
Ты пожимаешь плечами и садишься на заднее сиденье. Я веду машину, а ты лазеешь в пакетах, что
лежат рядом с тобой, стукаешься пальцами по стереосистеме и наконец обращаешься ко мне:
- Может к тебе поедем?
- Что? - из-за этих слов я еле успела затормозить на зеленый свет, чуть не сбив пешехода, кото-
рый обегая мой автомобиль злобно прошипел:
- Не умеет корыто свое водить, так еще и дочку возит на погибель. Паскуда!
Я заливаюсь диким хохотом. Этот проклятый водитель прав. Паскуда. Но нет, скорее еще хуже, ведь
ты не моя дочка. Ты совсем другое и от этого еще горьше.
- Чего ты ржешь, как лошадь? - злишься ты.
- Прости. - я разворачиваю машину на все сто восемьдесят градусов. Мы едим ко мне домой.
Проходя мимо портье я пропускаю тебе вперед и тихонько обьясняю ему, что ты подруга дочери, и приш-
ла забрать то, что забыла отдать моя дочурка. Портье кивает мне в ответ.
В лифте ты ссылаешься на жару и снимаешь безрукавку, оставшись в одном топике. Я стараюсь не смот-
реть на тебя, изучая кнопки этажей. И вот лифт раскрывается и я первая выскакиваю из него. Дрожа-
щими руками открываю квартиру. И мы заходим. Это был последний шаг. Обратного пути не было. Я
показала тебе квартиру, улыбалась твоим улыбкам и смеялась вместе с тобой. Ты была такая настоя-
щая, не придуманная. Ты была сама собой и не играла какой-то роли. За это ты мне и нравилась.
- Почему ты хотела покончить с собой? - спросила я тебя за чашкой кофе.
- Причин много. Поссорилась с матерью, да и отчим меня особо не жалует. Всё перемешалось, к тому
же я и выпила каплю.
- А если бы я не...- мне страшно об этом подумать.
- Ну...лежала бы себе покойницей...всего-то делов. - шутишь ты по-черному и я прикрываю пальцем
твои губы. Ты смотришь на меня не мигая и умолкаешь, а я говорю тебе:
- Я тебя спасла. И я тебя спасу сотни раз, если понадобится.
- Зачем тебе это? - ты смотришь на меня и обводишь взглядом мою квартиру. Я понимаю о чем ты
хочешь мне сказать. Я ничего тебе не отвечаю. Я крепко тебя обнимаю и чувствую, что не хочу от-
пускать тебя, не хочу. Хоть волком вой, хоть кричи резанным голосом.
- А ты добрая. - смеешься ты и принимаешься за еду. Конфеты, чай, пирожные. Ты сладкоежка. Мы
пьем чай, шутим и создается ощущение семьи. Семьи 33-х летней женщины и 16-ти летней девчонки.
- Я пойду помоюсь. - сообщаешь ты и убегаешь в ванну. Полчаса я сижу, как на иголках, тыкая паль-
цем по кнопкам пульта. И вот я слышу твои шаги. Ты стоишь передо мной. Голая. В капельках воды.
С пьянящей улыбкой. Я так и вжалась в кресло, не силясь оторвать от тебя голодного взгляда.
- Ау, у тебя есть халат или полотенце большое? - дергаешь за плечо. Конечно, есть, и полотенце,
и халат. Я ухожу выключить свет в кухне и возвращаясь нахожу тебя в сиреневом халате и с белым
полотенцем на голове. Ты такая милая в этом наряде...
Я смотрю на тебя. Я безумно хочу тебя, вот, что знаешь ты. И это глупо скрывать. Ты с минуту мол-
чишь и тихо шепчешь мне, чтобы я постелила кровать для нас. Для нас. Эти два слова гулко бьют по
голове. Ничего не соображая я ухожу выполнять приказ, а ты снова запираешься в ванной.
Кровать готова, свечи зажжены, я горяча, но тебя всё нет. Ты появляешься только через час, когда
я потеряв всякую надежду на твое появление немного задремала. Я слышала тебя, но не подала виду.
Не открывая глаз, я знала, что ты присела рядом со мной. Я ощутила твой поцелуй в лоб. Очень
нежный и чистый. Слышала шуршание одежды и звук чего-то воздушного и падающего.
- Посмотри на меня. - приказываешь ты.
- Да? - я открываю глаза и вижу тебя. Твои глаза. Губы. Всё полно болью и каким-то страхом.
- Посмотри на меня. - повторяешь ты, словно я что-то сделала не так. И ты права. Только сейчас
мой взгляд падает на твои шрамы. На бедрах. На животе. На плечах. Розовые тонкие рубцы. Некоторые
совсем свежие. Я дотрагиваюсь до них кончиками пальцев как-будто не могу поверить в то, что они
настоящие. Ты дергаешься и закрываешь лицо моими ладонями.
- Кто? - глухо спрашиваю я.
- Какая разница... - плачешь ты и я понимаю почему ты хотела прыгнуть в ту ночь. Ты хотела уйти
в лучшую жизнь, а я пришла и отняла у тебя эту возможность, наивно полагая, что помогла тебе этим.
- Прости...прости...прости...- я целую твои руки, твои плечи. И плачу. Вместе с тобой.
- Ты Герцогиня...- вдруг улыбаешь ты.
- Что?
- Ты моя Герцогиня.
- Боже. - я хватаю тебя за плечи и крепко прижимаю к себе.
Чуть позже мы ложимся в кровать. Мы просто лежим. Ты обняла меня и уткнулась носом ко мне в плечо,
а я глажу твои непослушные влажные черные волосы. И мы засыпаем.
Утром мы были близки. Я проснулась от твоих ласк. Ты смотрела нежно и как бы просила не отказывать
Я желала этой близости и ответила тебе взаимностью. Я дарила всю свою страсть и ты содрогалась
в моих обьятьях. Губы шептали слова любви, но всё чаще срывались на стоны и вскрикивания.
Я проводила языком по твоей груди, по соскам и ты вздыхала и когда я снова касалась груди ты де-
лала выдох. Я догадывалась, что ты не девственница, но меня это не разочаровало. Как и ты, я зна-
ла, что у тебя это в первый раз, по-настоящему ты стала женщиной только со мной.
Полуденный зной окутал нас и мы снова заснули.
Когда я проснулась, ты спала. По-детски, свернувшись калачиком. Я поцеловала тебя в спину и натя-
нув на себя халат вышла на балкон. Наступили выходные. Солнце нещадно жарило, а внизу текла тол-
па людей, тянулись тоненькие колонны автомобилей, попавших в утренние пробки по выезду из города.
Неожиданно я ощутила огромное желание вырваться за пределы этих каменных джунглей. И непременно
с тобой. Я быстро оделась, спустилась вниз и уже через несколько минут возвращалась из супермар-
кета с пакетами, полными еды. Всю меня переполняли грандиозные планы. Я бежала к тебе, я летела
к тебе, а на подступах к лифту меня остановил портье и протянул свернутый кусочек бумаги.
- Это мне? - удивилась я.
- Да, **. Это передала девушка, которая вчера приходила с вами.
- Ясно. - хмуро отвечаю я и захожу в лифт. Мне не нужны его взгляды, двухсмысленные. Пришла вече-
ром, ушла утром. И что? Это не его забота. Нервно тереблю бумажку и только в квартире, не обнару-
жив тебя разворачиваю ее. Неровный почерк. Трудно разобрать твои каракули. Я одеваю очки.

"**, я пошла домой. Спасибо за всё. Целую. Ками."

Резкий разворот. Села на кровать и швырнула листок в сторону. Снова дурацкая манера называть меня
по имени и отчеству. Официальность тона. Легкая незримая нежность в слове "целую" и милое сокра-
щение такого любимого имени - Ками. Я вытерла слезы, подняла записку и целый час просидела над
пакетами с едой. Праздника не вышло. Выходные я провела в городе. Всё шло по обычному графику:
салон красоты с дорогостоящими процедурами, фитнесс до потемнения в глазах, десятки кругов в бас-
сейне и поход по магазинчикам с целью купить что-то и так имеющиеся и жутко бесполезное.
Вечером в последний день уйкенда позвонила дочь. Веселым голосом она сообщила, что Дима пригласил
ее к себе домой, познакомить с родителями и, что отец у него народный избранник и его часто пока-
зывают по телевизору. Не знаю зачем, но я сказала ей, что видела Владика и, что он передавал ей
привет. Дочка сразу погрустнела и быстренько свернула разговор на эту тему, переключившись на
меня. Она спрашивала, кто он, мой загадочный мужчина, из-за которого я сама не своя. Перечисляла
всех моих знакомых кавалеров и ныла, упрашивая назвать его имя.
- Ты узнаешь. Но не сейчас. - отрезала я.
- Обещаешь мне? - задорно спрашивала дочь.
- Обещаю. - отвечала я, поражаясь той глупости, которой творю. Ками была моя не первая девушка,
далеко не первая, но все они, предыдущие красотки оставались за бортом. Мой корабль спокойно при-
нимал их на борт и так же спокойно высаживал, где придется. Я никогда не думала о них, не жалела
и тем более не металась в сомнениях. Я просто утоляла свой голод и была примерной матерью, отлич-
ной бизнесвумен и покорительницей совсем не нужных мне мужских сердец. Но Ками...
Я выдержала без нее одну неделю и на следующие выходные поздно вечером поехала на вокзал. Вокруг
царила тишина. На небе горела луна. Прохладный ветер обдувал лицо. Я собиралась возвращаться на-
зад, как услышала чей-то голос:
- Вам что-то надо?
На меня смотрела пожилая женщина. Судя по униформе работница вокзала. У нее было опухшее от выпив-
ки лицо, украшенное несколькими синяками и ссадинами. Женщина притворно улыбалась, обнажая гряз-
ные почерневшие зубы, отчего мне стало не по себе.
- Да. - еле выдавила я из себя и еще более уверено добавила. - Да! Мне надо сделать звонок. Мой
сотовый телефон сломался.
- Ах вот, что оно. На вокзале та же самая история. Телефон не работает. Но я могу вам помочь.
- Помогите. - киваю я.
- Телефон есть у меня в каморке, тут недалеко от вокзала.
- У вас. - я смотрю недоверчиво и она тут же добавляет:
- Вы не бойтесь, дамочка. Я женщина честная. На чужое не зарюсь.
- Хорошо. - согласилась я и пошла вслед за ней. Она шагала быстро, по-мужски размахивая ручищами,
а я еле поспевала за ней, подскакивая на каблуках от любых неровностях дороги. Это мучение про-
должалось минут шесть. Мы остановились около одноэтажного домика, дачного типа. Женщина пропусти-
ла меня вперед, демонстрируя все навыки этикета, и зайдя вслед за мной сказала:
- Ну, вот - телефон. Звоните.
- Спасибо. - я протянула ей денежку и она без всяких вопросов припрятала ее у себя в кармане.
Я позвонила к себе в квартиру, намеренно громко говорила с долгими гудками и повозмушавшись, что
машину надо ждать полчаса повесила трубку. Женщина предложила переждать это время у нее.
- А у вас есть семья? - осторожно поинтересовалась я.
- Есть. - кивнула та и последовав моему примеру стянула из моей пачки сигарету и закурила.
- Много детей наверное? Дружная семья. - протянула я и она хрипло засмеялась.
- Побойтесь бога. Какая нахрен дружная семья? Мужа моего, законного тутоньки на путях задавило
насмерть, я еще беременная была. Второй мой, сожитель нынешний, дурак дураком, меня лупит, матом
кроет. - жаловалась она, но как-то неумело.
- А что же вы не уйдете от него?
- Дура я, что ли? Сейчас без мужика нельзя. Хоть какой, но мужик. - улыбнулась она.
- А дети?
- Что дети? У меня только дочка есть. Тоже горе ходячее. Камилкой ее звать.
Камила. Это имя полоснуло по ушам и забралось внутрь меня. Я дернулась словно по мне прошел разряд
тока. Женщина заметила мое странное поведение, но продолжала подобострастно улыбаться каждый раз,
когда мы сталкивались взглядами. Я пыталась улыбаться в ответ, но всё выходило как-то натянуто.
Мне было не по себе. Я теребила ручку сумочки, отбивала постукивания каблуками, курила. Я сидела,
окутанная своим дымом и своим же отчаяньем.
- Извините...- вырвалось из груди тусклым хрипом. Я выскочила из каморки. Как рыба долго оставав-
шаяся без живительной влаги, я дышала открытым ртом и слышала собственное неровное дыхание.
- Вам плохо? - выглянула моя "собеседница".
- Нет-нет, всё в порядке - быстро отвечаю я. Всё в порядке, повторяю про себя и пытаюсь закурить.
Пачка сигарет трясется, а зажигалка падает на землю. Я как старая сломанная кукла, не годная для
игры - ключик от завода потерян, а новый ключик так и не появится - никому это не нужно...
- Знаете...мне пора...- заглядываю в каморку. Говорю, что сотовый телефон неожиданно ожил и я выз-
вала такси. Сказав слова благодарности, убегаю. Снова неровная дорога и боль от собственной сла-
бости. Холодные руки предательски вжались в руль автомобиля; глоток воды из бутылки и со всей
силы, во всего духу прочь отсюда, прочь. Шины рвут землю, елозят, двигатель протяжно гудит - он
не понимает, что хочет эта странная женщина с перекошенным бледным лицом. Она и сама не знает.
Шелестом сорванной лозы, сквозь стены, площадки. Рвусь, плачу, не кривлю душой. Падаю на кровать
и уткнувшись лицом в подушку затихаю. А после была ночь. Одинокая ночь в одинокой квартире.
Утро пришло гудением ожившего города. Помятое заплаканное лицо. Тридцать три морщинки и грусть.
Я ушла на работу, бродила призраком по коридорам, наталкивалась на сослуживцев и проходило мимо
и всё было так пусто. А после работы я ждала. Часами стояла около машины, часами сидела внутри
нее и засыпала пока сторож не будил меня постукиванием по стеклу. А на выходных раздираемая тоской
я гуляла по городу. Улицы мелькали, светофоры меняли окраску, прохожие куда-то торопились, а я
шагала им навстречу, опустив голову, потеряв всякий вкус. Я заходила в кафешки, заказывала еды и
так не притронувшись к ней вскоре уходила оставив после себя шлейф из пыли и отчаянья. Я кормила
голубей, они садились ко мне на плечи и порхали над головой, я жмурила глаза и нежно, очень нежно
гладила их. А ночью всё повторялось - невыносимое одиночество и свернутая резкими движениями прос-
тыня. Меня несло, меня разносило, меня разбивало. Я была той машиной-неудачницей.
Пролетел месяц с момента ее исчезновения из моей жизни. Я свыклась, я намучилась. Всё шло своим
чередом. Работа, просмотр вечерних передач, редкие звонки дочери, связанные с просьбой пополнить
ее личный счет денежными единицами. Я работала, смотрела передачи, перечисляла деньги на нужды
дочери и старалась просто жить, как жила раньше.
А потом появилась она. Случайно. Нежданно.
Заболела моя секретарша. Света со свойственной ей безалаберностью умудрилась простудиться и так,
что загремела на больничную койку, о чем мне и доложила по телефону несчастным голоском. Я накри-
чала на нее, довела бедняжку до слез, после чего пожалев о содеянном сказала, что приеду проведать
ее, что и сделала. Постояла с ней в коридоре, передала гостинцев и пожелала скорейшего выздоровле-
ния. Больничный народ смотрел на меня с нескрываемым интересом - скорее всего Света успела растрез-
вонить о приезде начальства, в моем лице.
- А здесь и ваша знакомая лежит. - вдруг сказала мне Света.
- Понятно. - ответила спокойно и пару минут распрашивала про Светину родню, про их дела, судьбы.
Но внутри-то кипело. Внутри жгло и так брало, что еле держала себя в руках, мысленно боролась само
с собой. В голове наваждением стучало ее имя, ее образ. Просто была она.
- Камила. Девушка, лет 16-ти...не знаете? - это всё что я знаю о ней и всё, что я могу кинуть в
пустоту от безысходности. Но белые тени мелькают, пересекают коридоры и исчезают. Я начинаю ли-
хорадочно рыться в сумочке, вспоминая всех знакомых мне людей, которые в состоянии помочь найти
ее. Найти, сунуть мне в лапки тоненькую ниточку. Мне и этого хватит. И малости.
- Здравствуй, ** - это ты.
- ... - я молчу. Я забыла всё, что хотела тебе сказать. Всё, что в злобе и отчаяньи проговаривала
столько ночей подряд. Я приседаю на корточки, опираясь спиной об стенку и смеюсь. Тихо, вздраги-
вая плечами, а ты стоишь и пытаешься меня поднять и успокоить. Мы рвем друг друга, тянем на себя
и каждая из нас хочет что-то сказать. Вваливаемся в первую попавшуюся открытую дверь. Кладовая.
- Ты...- я толкаю тебя руками и тут же прислоняюсь сама же, всем телом.
- Ты...- тяжелый вздох и ручейки слез по щекам. Эти слезы родниковая вода. И соль.
- Ты...- я реву и не пытаюсь остановиться, я захлебываюсь в этом плаче.
А ты...Легкое вздрагивание тела, бледность вперемешку с красными пятнами на шее от волнения и
беззвучное шевеление губ. Дай напиться, дай забраться и не позволяй мне уйти...
Я не спращивала тебя почему ты ушла, почему не появлялась. Ты не говорила мне почему исчезла.
Мы сами знали ответы на эти вопросы. Мы не хотели тратить время на лишние слова, выяснения отноше-
ний. Мы просто шли по больничному коридору держась за руки. Кто-то увидев нас подумал бы - мать
и дочь, тетя и племянница. Но это шли две женщины. Ты и я...Улыбнись, Камила...
Я забрала тебя из больницы. Назвалась несуществующей тетей, что ты и потвердила. Я спросила не
будут ли тебя искать родители, а ты рванула дверцей об меня, сказав, что лежишь здесь пятый день
и они не появлялись, что пролежишь здесь конца и они не появятся.
- Садись. - проговорила я и закрыла пострадавшую дверцу и шепнула себе тоже самое. - Садись...
Метры, километры мерно отмеряли свой шаг. Я останавливала машину на светофорах, постукивала паль-
цами по рулю, поправляла солнцезащитные очки и постоянно смотрела на нее в зеркальце заднего вида.
Я была как тот ребенок, что наконец-то получил желанную игрушку и теперь боится, что она куда-нибудь
исчезнет. Он тормошит ее, тискает, прижимает к себе, чтобы быть уверенным в том, что она, его иг-
рушка, не пропадет. Но Ками не игрушка и как бы я ее не держала в своих руках...нет, она не про-
падет, она может просто уйти, оставив клочок бумажки и аромат дешевых духов.
- Отвези меня в каньон...- шепчешь ты.
- Хорошо...- киваю я.
- Почему ты делаешь это...всё - спрашиваешь ты.
- Не знаю... - и знаешь, я говорю правду...
- Красиво...- ты выходишь из машины и оглядываешься вокруг. Я стою рядом и вижу, как твоя грудь
вздымается наполненная воздухом и медленно опускается, как горят твои глаза, не тем потускневшим
светом, а новым ярким огнем, пламенем зеленоватого отблеска.
- Но ты красивее...- вдруг бросаешь ты и отходишь в сторону...
Я сажусь на капот машины и наблюдаю за тобой. Ты бродишь, собираешь камешки, иногда начинаешь
танцевать и оборачиваясь на меня ты шепчешь. - Но ты красивее...- и снова уходишь.
- Маленькая девочка...- слышу ее голос. Я перебралась в салон машины. Наступал вечер и каньон
покрывало легким туманом и прохладой. А она говорила. - Маленькая девочка в большом мире ходила
испуганной и никому не нужной. Плакала ночами, а потом встретила такую же маленькую девочку...
- Холодно. Может поедем...- предлагаю я.
- Останемся. - отвечает она и забирается внутрь машины.
- Знаешь...я перестала бояться...
- Знаю...
- Но...откуда...
- Если бы не знала, не вернулась бы...
- А ты...ты боишься...
- Боюсь...но не тебя...
- Это хорошо...
- Да, давай спать...
Я обняла ее и всю ночь слушала, как бьется ее сердечко. Когда первые лучи солнца осветили землю
я смотрела на нее спящую и водила кончиками пальцев по ее лицу...и потом заснула...
Утро.
- Если умирать, то быстро...Если жить, то ярко...Если желать, то без страха...Если быть, то со-
бой...Если закрывать глаза, то именно здесь...
- О чем ты? - сладко потягиваюсь.
- О себе. - ты касаешься подбородком колен. - Ты не спросишь почему я была в больнице?
- Спрошу, если можно.
- Я и так скажу...Выкидыш.
- Ты ждала ребенка? - держи себя в руках и не поднимай глаз - в них ужас.
- Ждала. А теперь нет. - ты говоришь всё тише и тише.
- А от кого?
- Ну, точно не от тебя...- злобно. Я задаю не те вопросы. Лучше молчать, но как смолчать.
- Мне жаль...- всё равно говорю.
- А мне нет. - рывок в сторону и шаги, вздымающие горы пыли.
- Почему ты такая? - кричу.
Ты на краю обрыва. Ты пожимаешь плечами. Это слишком запутанная сказка.
- У меня есть еда...в багажнике...я домой везла - шепчу тебе на ухо.
Мы сидим внутри салона автомобиля и жадно поглощаем пищу. Ты давишься от смеха. Я корчу разные
рожицы и довольно усмехаюсь твоему смеху. Ты запиваешь глотками молока и я осторожно касаюсь белых
следов над твоей губой, я целую тебя - какая-то секунда и всё как прежде.
- Ты бы хотела так...всю жизнь быть здесь...- спрашиваю.
- Не знаю. Но остаться здесь я хотела бы...
- Но разве это не одно и тоже...
- Нет...

Час спустя...
- Расскажи о себе.
- А что ты хочешь.
- Всё.
- Всего не рассказать.
- Тогда половинку всего.
- Попробуем. Я родилась в Алмате. У меня была самая правильная семья на свете. Замечательные ро-
дители. Только дочка у них была не подарок. Вечно выбрасывала какие-нибудь кренделя. Что еще рас-
сказать.
- Ты родила в моем возрасте.
- Да, но это...
- Да, это плохо.
- Нет, я не это хотела сказать.
- Ты часто говоришь не то, что хочешь.
- Взрослый мир построен на этом.
- Смотря чей и какой.
- Весь...он весь такой.
- Я не буду такой. - ты поварачиваешься ко мне.
- Не будешь. - улыбаюсь.
- Не буду.
- Потому что ты особенная. - целую тебя в лоб.
- Нет...просто не доживу. - отворачиваешься.
- Не говори такие глупости...не говори...не говори... - трясу тебя за плечи.
- Отстань. - через плечо и холодная горная ночь спина к спине. И молчание. И мои слезы. И твои
мысли.

На следующий день.
- Останься со мной. Я возьму тебя к себе. Ты будешь жить у меня. Мы всё всем обьясним. Всё будет
хорошо. Останься. Прошу...
Мы стоим возле машины, посреди оживленной дороги. Центр города, невыносимая жара и твои запутав-
щиеся волосы закрывают твое лицо.
- До встречи. - ты уходишь, а я кричу. Кричу раненой птицей. Кричу диким непониманием.

Прошел год. Год без тебя и с воспоминаниями о тебе. Я рвала простыни, падала на колени в душевой
кабинке, захлебывала горе бокалами вина и таяла. Ты запретила мне искать тебя, я знала.

Радостный бег. Поручение по работе. Встретить какого-то человека на том самом вокзале. Вот она
моя золотая причина, мой законный повод наконец-то впиться в тебя и не отпускать.
Я на вокзале. Сбиваю людей. Ловлю на себе недоуменые взоры. Радостный блеск в глазах. Еще минута
и ты, еще мгновение и мы...
И тут же...обухом по голове. Полгода, как нет. Полгода, как не появляется. Лишение родительских
прав. Мать в сторону. Отчим за избиения сел. Каморку снесли. А где же она...Хрипло, со страхом.
- В приемник-распределитель направили, а там уже по их усмотрению. Пока несовершенолетняя о ней
будет заботиться государство...

Я искала тебя. Я оставила всё и всех. Я трепетала, как разрезанная ленточка. На ветру, на огню.

- Мама. Это я.
Это дочь. Она вернулась. Учеба в Москве оконченна. Моя красавица - дипломированный специалист.
- Малыш. - нежно обнимаю. Она повзрослела, похорошела и смотрела на меня с тревогой.
- Ты в порядке...
- Конечно. - прошло пять лет и раны затянулись. Они болят, но редко, как говорится, на погоду.
- Я останусь здесь. - говорит дочь и я вздрагиваю. Я удивлена и дочка обьясняет:
- Я хочу работать в Алмате. Это мой город...это прекрасный город...
- А как же Москва...ты так о ней мечтала...ты так радовалась...
- Да...мечты проходят. Вверх берут реалии...
- А как же твой московский кавалер, с Рублевки. - шучу.
- Пускай сидит на своей Рублевке...не будем о нем...у меня есть другой...
- И кто же...
- Влад...
Мы пьем чай и я незаметно ложу свою руку поверх ее ладони.

Стояла поздняя осень. Мой автомобиль сломался. Я оставила его без надежды возродить. И побрела на
остановку. Села в первый попавшийся автобус, прислонила голову к стеклу и закрыла глаза. Резкий
звук открывающейся дверци разбудил меня. В автобус хлынула новая порция людей. Я уступила свое
место маленькой приветливой бабульке и прошла вперед, ища глазами кондуктора. И нашла...Ее глаза.
Замерла не веря, не давая себе поверить. Это была ты. Я узнала тебя. Те же острые зеленые глаза.
Азиатские скулы. Смуглая кожа. Я шевельнула губами и ты повторила мое движение. Боже, пять лет
как одно мгновение. Я пробираюсь к тебе, я хватаю тебя за рукав.
- Я нашла тебя...- шепчу.
- Я рада вас видеть, **.
- Не надо. Умоляю...не говори так.
- Как ваши дела...
Я сжимаю твою руку в своих руках. Тесный и душный автобус, но я вижу только тебя и не смей отводи-
ть взора. Я никогда не обманывалась, в тебе тем более.
- Держи. - к тебе подходит молодой парень и протягивает мелочь. - Заплатил, а то при выходе нач-
нется ругань...знаю я их, кондукторов...
- Ладно тебе. - ты отворачиваешься и прячешь глаза.
Он продолжает что-то тебе говорить. О делах на работе, о ссоре с каким-то Арманом Каирбековичем,
о шумных соседях. Я слышу твое тяжелое дыхание. Я смотрю на тебя. Ты киваешь ему в ответ и вытас-
киваешь из кармана свою ладонь. Я вижу кольцо. Я прижимаюсь, я сжимаюсь. Отхожу к запотевшему стек-
лу. Если были бы силы - закричала...Если бы была воля - улетела бы, но всё, что я могу это стоять.
Ты выходишь из автобуса. Он отходит в сторону, чтобы закурить. В автобус заходит следующая порция
пассажиров, а ты приподнявшись чиркаешь пальцем по стеклу и написав какую-то фразу смотришь на
меня. Тонкие мокрые линии. Они идут от твоих глаза и ниже, до самой шеи, уходя вглубь. В тебя.
Автобус отьезжает, а я срываю пелену слез в глаз читаю:

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ...

Закрываю глаза и вожу пальцем поверх свой ответ, который ты никогда не прочитаешь.

Замужество дочери, суета и беготня, вынужденные улыбки. Они спасли меня. Я жила, я терпела...

Полгода спустя. Пронзительный звонок в дверь. Я одеваюсь. Я опаздываю на работу. Открываю дверь.
- Ты обещала, что всё будет хорошо...