Глава 8
Юлиус
У городского антрепренера господина Клудиуса пальцы торчали из сандалий. Как пейсы из-под ямахи у фарисея. И так же торчал живот. Он носил только длинную и широкую пенулу, чтобы его как-то скрыть. Вбежав в вычищенные до блеска, в честь праздников, помещения для комедиантов, Клудиус зацепился одеждой за дверную защелку, чуть не упал, и, пытаясь удержаться на ногах, больно ударился большим пальцем ноги о каменный порог. Он схватился рукой за ушибленный палец, грязно выругался, извинился перед богами и закричал:
- Господа актеры! На представлении будет сам Прокуратор! Каждому добавляю по две серебряные. Авось, и мне что-то перепадет от важных господ. Все бегом туда, сядете в орхестре. Пилат говорить будет. И следите за мной: аплодировать станете по моей команде. После представления – вино!
- Хозяин пузом зацепился, - иронически заметил один из актеров, когда антрепренеру удалось успешно выдавить себя за дверь.
Актеры заезжей труппы театра Марцеллы подготовили к празднику пантомиму и балет. В запасе была и трагедия молодого римского квестора Луция Антония Сенеки.
Они накладывали на лица румяна из охры и винных дрожжей.
Музыканты подстраивали инструменты.
- Из одного можно сделать семь, - выдал один из них старую шутку.
Никто не рассмеялся, потому что даже мальчикам развратных актеров было известно, что из коровы можно сделать семь игральных инструментов:
из двух рогов – трубы, шкура шла на барабан, из костей передних ног – две флейты, прямая кишка превращалась после обработки в струны арфы, а тонкие кишки – в струны цитры.
Арфист поправил на своем инструменте бычью голову, протер ляпис-лазурит на декоре вокруг нее и направился к выходу. Музыканты похватали свои колокольчики и трещотки, бубны и лиры, и тоже направились в театр.
***
- Почтеннейшая публика!
Привет вам из Республики!
И всем на удивление
Начнем мы представление!
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
В зале захлопали и завыли.
Мы, получив зарплату,
Представим вам Пилата.
И пусть он не Сенатор
Зато он –Прокуратор!
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
Комедиант мог позволить себе такую вольность.
Пилат одобрительно подмигнул актеру и вышел на скену.
- Господа! Я рад приветствовать знаменитых людей из КесарЕи и Ершалаима.
Приветствую и самых видных священников Иудеи, Первосвященника Каифу и влиятельных раввинов двух сект.
В честь нашего праздника мы приняли решение снять со стен дворца Ирода Великого щиты, которыми уважаемые священники иудеев столь недовольны.
Тот щит, на котором упоминается божественное происхождение нашего владыки Тиберия вы внесем внутрь дворца. Рим не хочет портить отношений с Ершалаимом, исправно платящим налоги. – В зале раздался одобрительный гул. Он шел с верхних, дешевых рядов. В проходах нижних рядов, где полулежала знать и богатые зрители, мальчишки-торговцы разносили воду, вино и шербет.
Второе, - по военному сказал прокуратор, - с завтрашнего дня и на все время праздников, я перестаю судить на ристалище-гипподроме. Там будут проходить римские игры. Милости прошу.
Третье. Я начинаю строить водопровод. Он пройдет от горного источника до дворца Великого Ирода. Протяжение его – четыре стадии. Построю бани, починю канализацию в Ершалаиме, а то там все в нечистотах утопают, расчищу водоводы. Потому что, господа, если вспыхнет эпидемия, вы станете все валить на меня, захватчика, валить на федеральную власть.
А у меня – тоже проблемы. Если завтра мои солдаты обдристаются и обблюются, не вам их лечить! Рим отмалчивается, денег не дает. В Ершалаиме положение с гигиеной страшнейшее. Мы принесли вам сюда цивилизацию и культуру. Принесем и гигиену.
А деньги я возьму из Корбана – казны Второго Храма. Столько, сколько мне нужно. И казна Храма мне обязана их дать...
Наступила полнейшая тишина. Стало слышно, как шуршат крыльями в полете ночные хищники – летучие мыши.
- Бани важнее, чем храм, - ехидно закричал кто-то из знати, сидевшей в первых рядах.
В верхних рядах послышался стон. В первом же ряду, впереди орхестры, сразу за масляными лампами светильников, справа, где сидела знать Иудеи, Первосвященник Каифа и раввины сект фарисеев и саддукеев встали и молча направились по проходу в сторону сводчатого выхода из театра.
- Есть у меня еще одна новость, - продолжал прокуратор, - мои солдаты не поедут оказывать помощь Сеяну. – И чтобы закончить на веселой ноте, Пилат добавил, - Воины здесь роскошней живут, чем они могут прожить на свою зарплату в Риме, - и сам рассмеялся. – У меня всё.
Пилат повернулся, и сошел со скены.
***
Мы вышли из автобуса, не забыв взять с собой пластиковые бутылки с водой: иссушающая жара. Через минуту нашему взору открылось невероятное зрелище – театр, которому почти две тысячи лет. На современной сцене что-то происходило: готовились к какому-то собранию или концерту. В партере расставляли складные стулья. Но все остальное было таким, как в древности.
Должен сказать, что устройство театров не претерпело значительных перемен. Разве что, древнегреческая орхестра, которую значительно уменьшили во времена Рима, сейчас превратилась в оркестровую яму, сцена, как правило, возвышается над партером, а не находится в нижней точке театра, как в древности. И в театрах больше не смотрят представление полулежа.
Театр в Кейсарии чем-то напомнил мне Зелёный театр в Центральном парке культуры и отдыха им. Тараса Шевченко в Одессе. Я не пропускал там ни одного представления. Хотя район был бандитским, улица Энгельса, все-таки, бывшая Маразлиевская. Близко от порта, и рядом с Канавой. Днем там было безопасно, опасно – в сумерки и ночью. Именно там когда-то действовала банда «Черная кошка», которой нас пугали родители. Бандиты носили стальные когти, выкалывая жертвам глаза. С преступностью справились однажды совершенно невероятным способом: власти сняли каменный забор, окружавший ЦПКО, совершенно резонно рассудив, что народные гуляния, за вход на которые брали плату, бывают один раз в году, и брали какие-то копейки, Стадион любимой одесситами команды «Черноморец» все равно окружен своим забором, а все гуляния заканчивались фейерверком именно там, и можно было бы без ущерба для людей чуть увеличить плату уже при входе на стадион. Так и сделали. Преступность в кустах под бывшим забором просто исчезла.
Однажды в зеленом театре выступала обожаемая нами Жанна Агузарова, потом исчезнувшая. Она, как оказалось, давно живет где-то здесь, в Америке. По радио часто крутят ее записи. На ее концерте всегда бывали какие-то смешные чмурики, они танцевали рок-н-ролл, одевшись так же, как и их кумир: защитная гимнастерка и галифе.
Она была очень популярной в Союзе... Почему же она уехала? Деньги? Кто может это знать... И что? Одни сплетни...
А всё – доллар, рубль, евро, гривна, или как там ее по-украински...
Эх, уничтожить бы их!
Мы обошли театр и направились к ипподрому. Невероятное зрелище. Ипподром был чуть больше, чем стадион древних майя в Чичен-Итце, в Мексике. Только та победителей казнили, а здесь -... бог его знает, что было здесь, и если вы надеетесь получить точную информацию от меня, то глубоко заблуждаетесь. Я не жил в те времена, сведений сохранилось мало, а рассказ экскурсовода я не слышал: позвонил телефон, я был какое-то время на «холде», а потом включили прямой эфир... Поэтому события, происходившие на древнем стадионе, мне опять придется выдумать.
***
Юлиус перешел по мосту реку Крокодилов, свернул направо, и оказался в порту.
У позеленевшего от времени каменного причала только что пришвартовался корабль. Корабль Юлиуса.
Вот, как просто, - думал он, - хозяин подал мне эту мысль тогда, в театре, в первый день службы. ТАМ живут хуже, чем здесь, и за ту же зарплату.
Поэтому меняешь здесь у менял серебро на золото по курсу один к пяти, везешь его в Рим, там покупаешь серебро по курсу один – к четырнадцати, на корабль его, - и сюда. Спешить не нужно, жизнью не рискуешь. И все больше и больше золота прилипает к рукам... А потом одалживаешь деньги сенаторам. Через поставленного тобой ростовщика. Все ростовщики в Риме – из провинции, многие – из Иудеи. Если бы Рим был ростовщиком, деньги оседали бы там, а так, - они здесь, в Иудее.
А Рим – весь в долгах: роскошно жить привыкли. А нам роскошь ни к чему, самая малость ее нужна. Тиберий, да святится имя его, не глуп, боролся с роскошью, антиалкогольные законы издал... Да только кто их соблюдать станет? Недалеко и до заговора. Кого винить станут? Ростовщиков-жидов и Тиберия.
«Тиберия - в Тибр! Жидов – свининой кормить!», - орут заговорщики. А в голове их – Элий Сеян. Вот он и попросил помощи у Пилата. Но Хозяин осторожен, знакомств в Риме нет, никто протекцию не составит, если что случится... И нужно дать очень много денег легионерам, а взять-то их негде. Разве что, из казны храма нашего. Взял год назад - на строительство водопровода, до сих пор хлопоты...
Шпионы донесли, что мы, евреи, готовим бучу возле водовода. Пилат велел мне переодеть сотню своих солдат в местные одежды и вклинится в толпу, и если случится чего – разогнать ее. Евреи сами решат свои проблемы... Хи-хи-хи... Когда такое было?! Ладно, гуляю сегодня!
Закончив дела, он побрел в сторону города, прошел мимо гипподрома, повернул в торговые ряды. Там Юлиус, приценившись, пригласил к себе певичку-танцовщицу, не забыв напомнить ей, чтобы сходила в бассейн. Симпатичная, не очень молода, в нормальном для него возрасте. На персиянку похожа.
Он купил вина и фруктов, договорился о доставке.
Предстоял еще только один разговор – с Грахом, греком-наемником по специальным поручениям. Страшный антисемит, сволочь, бандит, но что можно сделать: служба есть служба.
***
- Завтра, - сказал он Граху, - ты и сорок самых серьезных твоих людей, переоденетесь в местные одежды. Вы отправитесь к акведуку, к ближней его части. Там соберется толпа евреев. Они станут требовать у строителей немедленно прекратить работы по водопроводу и вернуть деньги в казну Храма. Если ты увидишь, что толпа не успокаивается, разгони ее. Но людей не калечить, запаситесь плетьми. Ты понял меня, не калечить! Это – приказ Прокуратора. Но, ты же знаешь, что я на многое закрываю глаза...
- Осмелюсь заметить, жиды... – он осекся, - извини Всадник Серебряное Копьё, ты не иудей по матери. Иудеи в последнее время обнаглели: то то им не так, то это. А денег в Храме, говорят, куры не клюют. Сидят, жаднюги, менялы, в дерьме, неделями одежду не меняют, Только в храм свой ходят по субботам. Морды наели! Только по одной стороне лестницы можно подниматься... После бани. Ха! Руки моют перед храмом! И что они там делают, если бог им невиден? И имени его нельзя произнести. Да убережет меня Юпитер от такого. А ты знаешь, что часть из них никогда не работает, станут столбом, повернут свои головы в сторону какой-то горы и кланяются кому-то. Скажу тебе, между нами, мне один из наших говорил, что они на горе, на алтаре, не козочек в жертву приносят, а детишек невинных. А знаешь, как они называют камень в центре своего храма? «Пуп земли»! Вот, я бы им их пупы повыдергивал!
Я бы их всех в лилию посадил. Жиды, вот так я тебе скажу, Всадник, жиды! Ты не обижайся на меня, ты хотя и полу жид, но хороший. Наш, римский!
Вечер представлялся спокойным, веселым. Беззаботным.
Продолжение следует.