Как он оказался на маскараде, он не знал. Может быть, забыл, а может, и не дано ему было знать тайну сию. Давно это было, да и маскарад длился неизвестно с каких времен. Но ощутил он себя среди огромного множества масок, как-то вдруг, внезапно.
Вихрь движения сталкивал его, то с одними, то с другими участниками лицедейства. С одними, он был чем-то связан и неразлучен, с другими сталкивался на время и расходился, чтобы уже никогда больше не встретиться.
Разные тут были участники. И те, с кем хотелось быть постоянно, но кружение, то и дело разводило их навсегда. Были и такие, с кем хотелось побыстрее расстаться, но, то же кружение, каким-то непостижимым влиянием, прибивало этих к нему и вынужденная совместность, сильно омрачала радость маскарада.
Под многими масками, он угадывал добрые, отзывчивые сердца, радостно открывавшиеся ему навстречу, хотя и были эти маски порой грубой выделки и при первой встрече, нередко вызывали некое отвержение. Но со временем, по мере узнавания, под ними проступали тонкие, чувствительные и сочувствующие натуры, щедро оделявшие близких им людей теплом, лаской и заботой.
Были и другие. Самые разные. И красивые, и неуклюжие, И те, что полностью соответствовали своей маске, и те, что в жизни на нее, совсем не были похожи.
Немало встречалось ему масок беспомощных, масок калек и масок совершенно опустившихся натур. Он и другие, со скрытой, а то явной брезгливостью сторонились их, изредка, как-то изображали им сочувствие. Но иногда, встречались и такие, кто, этим убогим, сопереживал и помогал искренне и по настоящему.
Нередко попадались и полностью безобразные маски, от которых окружающие шарахались в страхе, а порой и в ужасе, настолько веяло от них злобой и ненавистью.
И на нем самом была маска, он, как-то случайно, обнаружил это, рассмотрел ее, и, маска ему не понравилась. Не таким он был, как выглядела его маска. Попробовал снять ее, ничего не получилось, как ни силился.
Пытались снять свои маски и многие другие, он знал это, но с таким же результатом…
Но однажды, он увидел человека без маски. Чистого, светлого, седовласого старца, источавшего некое духовное свечение, невидимое глазу, но явно ощущаемое всеми, кто соприкасался с ним. Старец сильно отличался от всех участников маскарада. Древний, с небольшим крестом, и образком Божией Матери на груди, с неподъемными веригами, он находился в дальнем, самом тихом и безлюдном месте маскарада, как бы и не участвовал в его событиях.
Однако кружение и течение событий заводили иногда к нему в уединение, то одну, то другую маску, и, некоторые из них сильно изменялись после общения со старцем.
Со временем, многие, всевозможные, маски потянулись в это тихое и уединенное место, что бы, хоть на время, но очиститься его чистотой и воодушевиться его светом.
Случилось так, что он увидел старца, увидел, как он говорит со всяким приходящим к нему, как напутствует и благословляет уходящих.
И самое поразительное для него, было то, что старец, равно ласково, с неподдельной Любовью, общался со всеми, кто бы к нему не подходил, даже с теми, у кого были, самые чудовищные, слившиеся с натурой маски.
Ну, неужели же он не видит, не ощущает, насколько носители этих масок отвратительны и безобразны?
Размышляя об этом, вспомнил какие-то, слышанные ранее рассказы о старце, о том, что он, непрестанно молясь и нося вериги, обрел некие, недоступные обычным людям, говоря обычным языком - сверх способности, а знающие люди называли их Благодатными Дарами Святого Духа.
Может быть эти вериги, как-то измождают старца, вот он и благодушествует, растеряв силы, размышлял он, в поисках ответа на столь непонятное благорасположение его ко всем без разбору, без всякой оценки их достоинств и недостатков.
Сам он, очень часто и с неподдельной убежденностью в своей правоте, где в себе, где открыто, давал и высказывал дурные оценки очень многим маскам. Да, пожалуй, что и всем, всем без исключения, находя в каждой из них хоть каплю, а то и обилие или несовершенства, или ограниченности, или лжи. Ну, всего того, что так искажает и портит в них, ощущаемый им в себе идеал человеческого совершенства.
Почему же этот, несомненно, мудрый старец, неизмеримо лучший среди масок, не отворачивается ни от кого, а так их встречает, словно это ему нужно научаться у этих уродливых, а порой и недобрых гримас?
Он пришел к старцу и спросил его об этом.
Сын мой, был ответ, подойди сюда и подержи вот эти вериги.
Он ухватился за них, потянул, потом натужился, но так и не смог даже пошевелить их на старце. Только взмок весь от напряжения.
Ладно, сын мой, тогда просто положи руку свою на эти вериги и молись со мной вместе!
Долгая и истовая молитва, какой никогда прежде у него не было, очищенная, согретая и вознесенная молитвой старца, внезапно сбросила с него маску, а вместе с ней, мутную пелену, до неузнаваемости искажающую окружающий мир.
И поразился он, насколько этот, не искаженный, а истинный мир, отличался от всего, виденного им ранее.
И припомнилась ему сказка из далекого детства, первая, из прочитанных им самостоятельно, про Аленький цветочек. О том, как только сила Любви преодолела необоримую до того черную силу и возродила миру прекрасного юношу, запеленатого злом в облик чудовища, от которого шарахались все, видевшие его.
Вот и он, сейчас, как та девушка, прозрел и увидел: как осыпались на время пелены с окружающих его людей и на месте масок: калек, уродов, опустившихся людей и всех тех, кто вызывал у него раздражение, отвращение и даже ненависть, явились прекрасные Божественные Творения, чистые своей первозданной чистотой, наполненные Любовью и Светом.
Они с первого мига своего явления были явлены таковыми, но уж очень невероятно липок был первородный грех, мгновенно обволакивающий каждую новую душу и тут же, клеящий к себе все новые и новые добровольно соделанные ею грехи, до поры никому, а то и ей самой не видимые, но все более и более скрывающие под собой истинную чистоту и совершенство Творения и помрачающие ее.
Увидел он и то, что порожденная Любовью, непрерывная молитва Старца и неподъемные вериги его, просветляли его взор, и он, очистившись ими, прозревал сквозь маски истинную, в первородной чистоте ценность бесценного Творения Божьего и не было перед его взором масок, но были чистые и светлые души, страждущие, нуждающиеся и ищущие спасения. Увидел он и то, что ни одной душе не было отказано в Спасении, и лишь только от нее самой, от ее упования или забвения Бога, от ее собственной непрерывной борьбы с наклеивающимися - на первородный, грехами - зависит, быть ей с Богом, с Его Любовью и порождаемым Им Блаженством, или отказавшись, уйти на попрание паление в средоточие всего вселенского зла, когда-либо порожденного людьми и духами злобы...
2 мая 2007г.