Этажи

 
 Все началось с того, что Анька пролила масло. Полбутылки подсолнечного масла прямо на рельсы. Это она купила мне железную дорогу. Знаете, ту, которая полностью копирует настоящую. Масштаб – один к сорока. Ничего лишнего, и все на своем месте. Протяженность рельсов – восемь метров. Я протянул их из комнаты в кухню и обратно. Не через коридор, конечно, а прямо через проход для Солнышка. Солнышко – это наша кошка. Она вся рыжая, а глаза у нее ярко-голубые. Когда она была котенком, Анька прикинула, насколько Солнышко может подрасти. Потом пришел рабочий в робе и продолбил в стенке между моей комнатой и кухней прямоугольное окошко.

 Анька вообще дура. Я не считаю тех моментов, когда в голове у нее проясняется, и она вспоминает обо мне. А тут она прямо блистала! Намазала рожу грязью. Там, вроде, даже что-то копошилось, что-то, похожее на больших микробов. Потом она решила испечь блинов. Это означало, что она смоется на все выходные, а я все эти выходные буду есть блины – сперва теплые, потом холодные, потом те, которые у Солнышка вызывают подозрение.

 Анька бегала с бутылкой, как настеганная. Как будто от ее беготни блины будут печься быстрее. Наша кухня очень маленькая для того, чтобы Анькины резкие движения закончились благополучно.

 Я в это время сидел в своей комнате и обезжиривал растворителем маленькую цистерну цвета хаки. Я хотел ее выкрасить в черный цвет, а потом вторым слоем краски сделать настоящие потеки. Как будто это нефть.

 Солнышко щурилась, сидя на стуле в нескольких метрах от меня. Ближе она не подходила, ей вроде бы не нравился запах растворителя.

 Анька кого-то ждала, это было ясно. То ли живого человека, то ли телефонного звонка, она притащила телефон в кухню. У меня совсем вылетело из головы, что весь товарный состав (кроме цистерны, конечно) и паровоз стоят на полу в кухне. Пульт для управления поездом лежал в нескольких сантиметрах от меня, но я даже пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить трагедию.

 Когда я обезжирил всю поверхность, предназначенную для покраски, то закрыл бутылку с растворителем и открыл банку с нитрой. Солнышко не выдержала очередного запаха химии и выскочила через свою дверь на кухню прямо под ноги Аньке. Я услышал грохот, громкий «мяв» и такую ругань, что мои уши налились кровью.
 - Что там такое? - Крикнул я, нагнувшись и заглянув в кухню. - Убила кошку?
 - Иди ты …! - Отозвались из кухни. И еще через некоторое время: – Можешь туда же отправить свой поезд. – И тишина. Как я раньше не понял, что этим кончится?

 В общем, моя сестра вылила солидную порцию масла прямо на рельсы. Заодно залив весь товарняк и солнышкину спину. Когда я все это увидел, то подумал, что это непоправимо. Хотя, ведь это не кислота, а масло. Но я даже не притронулся к поезду. Просто сидел и смотрел на свою еще не успевшую мне надоесть игрушку, на свою испорченную собственность. Даже не сразу заметил, что Анька уже не крутится по кухне, а передвигается медленно и прихрамывает. Она, наверно, когда падала, подвернула ногу. А на скатерти чернел круглый грязный отпечаток.

 Я поднялся с колен и стал на нее кричать. Выбирал самые уязвимые ее места (тупость, неуклюжесть и разгильдяйство). Но она не обращала на меня никакого внимания и продолжала печь свои блины. Вдруг зазвонил телефон. Она кинулась к трубке, а я за дверь. Солнышко выскочила вместе со мной.

 Мы живем на шестнадцатом этаже. Я вызвал лифт, он не работал. Я стал спускаться пешком. Обычно Солнышко идет со мной до двенадцатого этажа, а потом возвращается домой. Причем, всегда на двенадцатом она подходит к сто шестнадцатой квартире и чешет когти об мягкий желтый дерматин, которым обита дверь. И вот на двенадцатом этаже мы оба замечаем, что чесательная дверь обита деревянными дощечками и покрыта лаком. Я удивляюсь, но не останавливаюсь. Солнышко удивляется и останавливается. Дальше я спускаюсь один.

 Я не тороплюсь. Мне надо как следует обдумать, как очистить поезд от масла. Скорее всего, оно попало внутрь… И еще надо извиниться перед Анькой. Кроме нее у меня никого нет, так уж получилось. Я терпеть не могу, когда она уезжает, а я остаюсь один. И должен есть эти чертовы блины.

 … Я шел уже долго, но, заглянув вниз, понял, что еще топать и топать…
 Я вернусь и извинюсь. Может, попрошу ее сегодня не уезжать, прикинусь больным хотя бы. Она останется. Будет дуться, но останется. Потом… СТОП! Я снова выглянул в пролет. Что-то не так, как это я сразу не понял! Этажей в нашем доме шестнадцать, а я прошел их уже штук сорок. Вот, черт…

 Где-то далеко наверху заработал лифт. Я стал спускаться быстрее и, спустившись на два этажа, увидел Солнышко… Но она никак не могла обогнать меня! Я видел, как она побежала обратно домой, поудивлявшись на деревянную дверь. Я присел около нее, протянул руку. Она посмотрела на мою ладонь, потом подняла морду кверху, куда-то к потолку (я заметил, что все масло она с себя уже сумывала), посмотрела мне в глаза, а потом кааак рванет вверх по лестнице.

 Я хоть ничего и не понял, стал спускаться ниже. Надо же было выйти, наконец, из дома. На следующем этаже опять сидела Солнышко. Покосилась на ладонь, подняла морду, посмотрела мне в глаза и опять рванула наверх… На всех этажах она сидела и делала то же самое. Через восемь кошек я не выдержал и вызвал лифт. Тут же, на этом этаже лифт открылся, я хотел шагнуть внутрь и ударился о кирпичную стену. Вот тогда я понял, что попал в настоящую беду. Заглянул вниз, на следующий этаж. Никого. Никаких кошек. Лифт закрылся, но никуда не пошел.

 Я стоял на площадке черт-знает-какого этажа и думал, что навсегда тут и останусь. Потом поднял глаза и увидел дверь квартиры. И, не успев понять, зачем я это делаю, позвонил… Такое эхо, какое было от этого звонка, бывает, наверно, высоко в горах. Я понял, что там, за дверью никого нет. Стал спускаться. Вдруг – щелк! – Дверь приоткрылась. Я споткнулся, но ухватился за перила. Заглянул внутрь – никого нет. Дотронулся до двери, а она – хлоп и закрылась. Я стоял и думал, трогать мне дверь еще раз или нет. Тут она стала медленно бесшумно открываться. И когда она открылась совсем, я увидел себя там, внутри. Но испугаться не успел, понял, что это зеркало. Прямо напротив двери зеркало во весь рост. Думаю, хозяева какие-нибудь любители попугать.

 Я вошел в квартиру. За моей спиной громко открылись дверцы лифта. У меня по спине пробежал холодок. Сперва, кажется, вниз, а потом обратно. Но я не оглянулся, а просто прикрыл за собой дверь. Только хотел закрыть ее поплотней, а она не закрывается. Я поискал на стене выключатель. Зажег свет. Дверь не закрывалась из-за того, что я прищемил ею чей-то палец. Наверно, того, кто вышел из лифта. А тот, чей палец, стоит там и не пикнет даже. Я ждал, что будет дальше. Со лба на пол упала капля пота. Тут палец тихонько пошевелился и исчез. Замок защелкнулся.

 Кроме прихожей в квартире ничего не было. Это была короткая квадратная комнатка без окон, как кладовка. Я увидел телефон на полу. Набрал свой номер. Анька взяла трубку и молчит.
 - Аня, это я. Я, кажется, попал в беду. – Я это не обдумывал, просто сказал то, что первое сказалось.
 - Откуда ты звонишь? – Она немного испугалась, кажется.
 - Из нашего дома, только не знаю номер квартиры. Его нет на двери… А Солнышко дома?
 - Дома, дома. Кто там с тобой? Я слышу голоса. - Она уже серьезно испугалась.
 - Здесь никого нет, я один.
 - Какой подъезд, этаж? – Я представил, как она меня  и щ е т.
 - Подъезд наш. А этаж не знаю. – Я вспомнил, что все этажи в доме пронумерованы.
 - Ты не связан? Тебя не бьют? Ты можешь выйти из квартиры? – Я ее, оказывается, здорово напугал.
 - Со мной все в порядке, только я не понимаю, где я. Может ты…, - тут связь оборвалась.

 Я услышал звон разбивающегося стекла. Потом еще, ближе. Потом еще и еще, ближе и ближе. А потом зеркало, в котором я отражался, лопнуло, и посыпались осколки. По обе стороны: на ковер у моих ног и в дыру из-под зеркала.

 Подойдя к дыре, я посмотрел вниз. Там, внизу, виднелись разноцветные крыши, много-много крыш. У нас в городе таких крыш нет. Я вдруг вспомнил «Незнайку на луне».

 Громко зазвонил телефон. По спине опять туда-сюда пробежал холод. Я взял трубку.
 - Алло. - Тихо сказал я.
 - Алло, это я. - Анька говорила так, будто прошло очень много времени. Как будто ничего не случилось.
 - Как ты узнала номер?
 - Я тоже была там. И я за тебя не боюсь. Ничего плохого не случится. Помнишь «Незнайку на луне»? – У меня сердце прыгнуло. – Главное, не порти там ничего. Не делай ничего плохого своими руками. Тогда все обойдется.
 - А ты знаешь, что это за место? – Я почувствовал себя таким беспомощным оттого, что она за меня спокойна.
 - Нет, названия не знаю и объяснить, как следует, не сумею, но ничего плохого с тобой не произойдет, если ты сам не сделаешь чего-нибудь плохого. - Опять повторила она, как будто хотела, чтобы я это твердо запомнил.
 - А если случайно?
 - Случайно не в счет. - Сказала Анька так, как говорят «Ну, всего наилучшего!». И повесила трубку.

 Двери лифта наконец-то закрылись, и он поехал вниз. Еще ниже? А двери, через которую я вошел, не было. Там была стена, и на ней еще одно зеркало в полный рост.
Я подошел к зеркалу №1, к дыре. Внизу стало светлее. Наверно, там начинался день. Разноцветные крыши принадлежали маленьким одноэтажным домикам. Деревянным, как мне показалось. Еще я увидел коров и каких-то светлых-светлых лошадок с длинным витым рогом на лбу. Людей что-то не видно. Может, прыгнуть? Сразу, как я об этом подумал, закружилась голова. Нет, я чуть-чуть подожду, может, еще что-нибудь произойдет? И действительно, я увидел больших птиц. Кажется, это лебеди. Самое непонятное, что там, внизу, была полная тишина. Коровы открывали рты, но мычания не было слышно. Может, я оглох? Я фыркнул и услышал фырканье. Нет, не оглох.

 На этаже снова остановился лифт. Из него кто-то вышел. Я оглянулся на дверь и опять увидел себя в зеркале. Надо туда, вниз. Края дыры были острые. Зеркало рассыпалось не целиком, и острые осколки торчали в раме. Я их вынул, какие смог и положил на темно-зеленый ковер. Перекинул ноги через раму и сел в проеме, свесив ноги  т у д а. И тут же всех их услышал: и мычание, и хлопанье крыльев, и птичье пение. И еще я почувствовал, как там тепло.

 Опять зазвонил телефон. Я протянул руку к трубке, и там, внизу, опять стало тихо.
 - Алло. - Сказал я трубке. Трубка молчала. По спине опять пробежал холодок.
 - Саша? – Спросил меня женский голос.
 - Да, это я, кто это?
 - Как ты, сынок? – Я вдруг так испугался.
 -Я Вам не сынок! – Бросив трубку, я выдернул шнур телефона из розетки. Посмотрел вниз… Нет. Я не хочу туда. Не боюсь, просто не хочу и все. Я хочу домой. К Аньке. К Солнышку. Там, внизу – сказка. Но этого не может быть. Это мой дом и он не может быть таким высоким. Рядом с ним нет таких домиков, нет коров и лебедей. Нет.

 Лифт на этаже закрыл двери. А тот, кто вышел из него несколько минут назад, стал гулко спускаться по ступенькам. Лифт пошел наверх. А я смотрел вниз… Этого всего нет… Потому что такого быть не может… Я заметил, что там опять стало темнее, как в самом начале. Домики и их крыши были одного цвета, серо-синие… Опять ничего не слышно – ни коров, ни птиц… Я долго пытался рассмотреть тех маленьких лошадей, но город внизу становился все темнее и темнее. У меня стали мерзнуть ноги. Там холодно. И становилось все холоднее и холоднее.

 Я перекинул ноги обратно в комнату, сел спиной к дыре, заткнув эту дыру собой. В спину сильно дуло. Я оглянулся через плечо – там стало совсем темно. Зеркало, появившееся вместо двери, пропало. Там опять была дверь, и она была приоткрыта. Я встал, и тут опять зазвонил телефон… Я же его выключил…

 - Алло. - Опять сказал я.
 - Ты еще там? – Спросила Анька. В ее голосе было что-то обидное, как будто я оказался хуже, чем она думала. Как будто она во мне навсегда разочаровалась.
 - Да, я еще тут. Дверь сама открылась. Я сейчас выйду на площадку, а потом пойду домой. - Я вдруг подумал, что, если Солнышко, пока меня не было, опрокинула банку с нитрой, ведь я оставил банку на самом краешке стола.
 - Я сейчас уезжаю, - сказала Анька так, как будто я что-то ужасное сделал, - через два дня вернусь. Не забудь кормить кошку. И сам тоже не забывай есть. Я все оставила на столе… Ладно, увидимся. – И она положила трубку… Что я такого сделал, что она так переменилась ко мне? Я не понимаю…

 Дверь открылась нараспашку. И с силой ударилась железной ручкой в стену. Я вышел, даже выбежал на площадку. Дверь за мной не захлопнулась, она даже не дрогнула. Опять зазвонил телефон. Я нажал кнопку лифта. Он стал подниматься откуда-то далеко снизу. А телефон все звонил и звонил. В дыре, где был город, стало все черным… И вдруг я увидел лебедя. Он показался всего на несколько секунд, там, вдалеке, внутри дыры он пересекал неизвестное мне небо слева – направо… И тут пришел лифт. Открылись створки. В лифте сидела Солнышко. Я вошел в лифт и услышал, что телефон перестал звонить. Нажал кнопку шестнадцатого этажа и стал подниматься. Солнышко сидела в углу и, наверно, смотрела мне в спину. По спине бегал туда-сюда холодок. Так всегда бывает, когда кто-то смотрит в спину. Я не хотел оборачиваться и смотреть на свою кошку. Я вспомнил, как она убегала от меня с каждого этажа…

 Двери открылись. Я был на своем, шестнадцатом этаже. Отовсюду слышался приглушенный шум квартир. Дверь моей квартиры была плотно прикрыта. Я вошел. Анька уже уехала. Солнышко пробежала вперед меня на кухню, понюхала на ходу поезд, залитый маслом и помчалась к своей тарелке. Там ничего не было. Она посмотрела на меня, я налил ей молока. Потом прошел в свою комнату. Банка с нитрой была на месте, я ее закрыл. Я лег на живот и попробовал пролезть на кухню через кошкину дверь… Солнышко на секунду оторвалась от молока и скептически посмотрела на мои попытки. Я перевернулся на спину и попробовал еще раз… И застрял на полпути, как Винни-Пух… Полежал, посмотрел на перевернутую кухню: где-то слева стоял залитый маслом поезд на залитых маслом рельсах. И я подумал, что не хочу играть в железную дорогу. Что я, в конце концов, маленький, паровозики катать?... Мне вдруг стало стыдно. Не понятно толком, отчего, но очень стыдно. Я закрыл глаза. Так и лежал в кошачьем окне, ноги в комнате, руки и голова на кухне…

 Лежал и думал, чего же я сейчас хочу? Думал-думал. И понял, что я ничего не хочу.  Я  с о в с е м   н и ч е г о   н е  х о ч у .