Душа неприкаянная. Часть первая. Глава первая. ром

Предисловие автора.
Дорогие читатели, я хочу заранее попросить у Вас прощения за некоторые вольности, допущенные мною в биографиях известных нам участников Rammstein. Я не могу с уверенностью на сто процентов утверждать, что Рихард Круспе и Кристоф Шнайдер никогда не были в Перу и не знают особенностей национальной кухни, а так же местного колорита. Но, так как это произведение является полнейшим вымыслом, то они отчасти являются моими литературными героями, и я позволила себе предположить, что ни тот ни другой никогда в Перу не были, а, следовательно, все для них здесь ново и не знакомо.







Душа неприкаянная.

Часть первая.
Глава первая

***

Она знала, что смерть принесет избавление от мучений, но все равно проявляла малодушие. Сердце ее холодело, когда она понимала, что этот вечер станет последним в ее жизни. Ей уже больше никогда не увидеть прекрасных и торжественных восходов солнца и не услышать весеннее восторженное пение птиц, не почувствовать ни с чем не сравнимый аромат свежеиспеченного хлеба по утрам, когда не спеша идешь мимо старой булочной, с новыми надеждами и мечтами, рожденными пробудившимся солнцем.
В час смерти она вспомнила свой старый дом, на другом краю света. Он уже давно покосился и потерял былое величие, но оттого не стал менее любимым и родным. Все было так четко и ясно. Узкая дорожка, присыпанная гравием, который всегда так славно шуршал, когда кто-то шел по нему. Куст сирени прямо у забора, склонившийся от времени.
О, ее стремительно прошедшее детство, оставившее после себя приятный карамельный осадок в душе. Вдруг вспомнился один из летних дней, бесконечных и наполненных детской восторженностью.
Около их школы росли в изобилии кусты пахучего дикого шиповника и волчих ягод, они были там с тех пор, как она себя помнила. Но в один из жарких дней кусты срубили. Их повалили прямо у дороги, забросив и забыв. Ветки причудливо переплелись между собой, а под ними образовалась маленькая, укрытая от людских глаз, пещерка. Для нее это было лучшим местом игры. Щупленькая, юркая, она без труда пробралась под поваленные ветки, и почувствовала себя как дома. По дороге проходили люди, но они не видели маленькой девочки, спрятавшейся под срубленными ветвями. Она сняла сандалии, села прямо на землю, не страшась муравьев и закрыв глаза, представила себя пленницей в башне замка. Воображение рисовала живописные картины: огнедышащие драконы, злые колдуньи, добрые феи и бесстрашные и прекрасные принцы. Запах вялых листьев смешивался с запахами влажной земли и цветущих одуванчиков. Ветер раскачивал высокие деревья, и она слышала убаюкивающую песню листьев. Так она и уснула, а когда проснулась, уже было темно. Дома ее ждало суровое наказание, но, несмотря на это она шла домой счастливая и умиротворенная.
Но все это было в прошлом, а в будущем не было ничего…
Убийцы приближались к ней, их полуобнаженные тела, смазанные чем-то невероятно вонючим ритмично раскачивались в такт барабанному бою, ритуальные ножи сверкали на солнце, а в глазах их горел адский огонь.
-Господи, обрати к Тебе и сердца врагов наших, если же не возможно ожесточенным обратиться, то положи преграду зла и защити от них избранных Твоих. Аминь, – губы ее шептали молитву, а глаза наполнялись слезами. В последний раз обратила она очи свои к небу, и уже через секунду нож вошел в ее сердце и остановил его биение навсегда.

***

Ночь была такой темной, что за пределами машины мир словно перестал существовать. Шнайдер ехал медленно, наслаждаясь пустынной дорогой. Его отдых в Перу подходил к концу. За полторы недели он устал от экскурсий, бесконечной езды, новых лиц, величественных строений инков, опасных джунглей и теперь ему хотелось провести последние дни в тишине и спокойствие, сидя в баре отеля или в собственном номере и наслаждаясь бездельем. Он взял эту машину в аренду в своем отеле; она была уже не новой: кожа на сиденьях кое-где потрескалась, на лобовом стекле слева от него поползла тоненькая паутинка трещин, передняя дверь со стороны пассажира иногда заклинивала. Хотя бы магнитола работала исправно, но что-то неладное было с радио, периодически из динамиков раздавался страшный скрежет и шум помех, правда уже через пару секунд все смолкало и радио вновь работало в нормальном режиме. Шнайдер никогда бы не взял такую машину, будь у него выбор, но как назло прямо перед ним в отель заехали шумные американцы и успели разобрать все более-менее приличные автомобили. Он мог бы поехать в Лиму и найти машину там, но до отлета оставалась лишь пара дней, и ему не захотелось усложнять свою жизнь лишними хлопотами.
Фары освещали пустынную ночную дорогу, за два часа езды ему встретилась лишь одна машина, она летела на огромной скорости, и когда проехала мимо, радио издало свой противный скрежет и шум. Шнайдер поморщился, убавил громкость, на секунду отвлекся от дороги, а когда поднял глаза, то увидел что прямо на его пути, посреди трассы стоит одинокая девушка в белом платье до щиколоток. Фары выхватили из темноты ее узкое бледное лицо, светлые волосы, собранные в высокую прическу. Ударник похолодел от ужаса. Ее глаза, огромные и испуганные смотрели прямо на него. Шнайдер зажмурился и со всех сил ударил по тормозам, но непослушная машина проехала еще пару метров, прежде чем остановится. Он мог поклясться, что почувствовал удар, услышал крик, потом машина подскочила, словно переехала тело человека, но когда напуганный он выскочил из машины, то никакой девушки не нашел. Ее не было ни на дороге, ни на обочине, ни под колесами. Ее не было нигде - ни живой, ни мертвой. Еще пару минут барабанщик стоял, разглядывая пустынную дорогу, вдыхая пьянящий аромат перуанской ночи, а потом пожал плечами сел обратно в машину и поехал в отель.
-Кажется, нужно больше спать и завязывать с этими экскурсиями, – тихо сказал он себе под нос.
Уже через пол часа Шнайдер напрочь забыл о странной галлюцинации и, включив радио на полную громкость, покачивал головой в такт ритмичной музыке. Скоро он будет в отеле, где можно пойти в душ, а потом спуститься в бар и выпить перед сном немного красного вина, послушать местную джазовую группу, перекинуться парой слов с шумными американцами, от приятных мыслей он даже улыбнулся сам себе. И в эту самую минуту вновь увидел ту странную девушку в длинном белом платье, похожем скорее на саван, чем на вечерний наряд. Теперь она стояла на обочине дороги и энергично размахивала худенькими руками, видимо прося Шнайдера остановиться. Машинально барабанщик прибавил газа, но, проехав метров сто, подумал и притормозил.
-Да какого черта, что я не человек, глупости какие, чего мне девушки то боятся, – сказал он вслух и посмотрел в зеркальце. Странная незнакомка бежала к машине, приветливо улыбаясь. Шнайдер немного подал назад. Наконец машина поравнялась с девушкой, и та попробовала было открыть дверь, но ее, конечно же, заклинило. Пришлось Шнайдеру выходить из машины.
-Спасибо вам большое, - смущенно проговорила девушка, на чистом английском, когда Шнайдер, наконец, справился со сломанным замком и открыл дверь. - Вы меня так выручили, - она в нерешительности мялась возле машины, словно боясь садиться внутрь. – Я ехала с друзьями и поругалась с ними, вышла посреди дороги, сгоряча, и вот видите что получилось. Здесь так страшно, вы подвезете меня?
-Да садитесь уже, я бы, наверное, не стал пол часа взламывать эту проклятую дверь, если бы не собирался вас подвозить, – сказал Шнайдер. Девушка испуганно посмотрела на него, но все же села.
Некоторое время ехали молча. Шнайдеру показалось, что в машине вдруг стало невыносимо холодно, но он списал это на разыгравшуюся фантазию и недосып. Кристоф украдкой поглядывал на незнакомку. Та сидела, плотно сведя колени, и смотрела прямо перед собой. Затянувшиеся молчание начало тяготить.
-Откуда вы? – наконец спросил Шнайдер. Девушка ответила не сразу, она глубоко вздохнула, повернулась к нему и лишь, потом выговорила.
-Я из Америки, с Севера, но родители мои из России, они бежали из страны, когда начался террор. Я была тогда еще ребенком, почти ничего не помню, но говорили, это было очень страшно. Тогда все бежали, все кто хотел жить свободной жизнью. Я благодарю Господа Бога, что сейчас у меня есть такая возможность.
-Какой террор? – не понял Шнайдер.
-Красный террор, – ответила девушка и замолкла. Шнайдер изумленно посмотрел на незнакомку. На вид ей было не больше двадцати пяти лет, и она никак не могла застать волну эмиграции из России после прихода к власти большевиков. Она не могла даже застать период правления Сталина, в те годы тоже террора хватало. Он не мог понять, о чем она говорила.
-В каком это году, было? – спросил он, но девушка предпочла не отвечать.
-Сумасшедшая, – подумал Шнайдер и прибавил газу, желая побыстрее отделаться от странной попутчицы.
Девушка прикрыла глаза, откинулась на сиденье и, казалось, уснула. Шнайдер тоже вскоре расслабился. До отеля оставалось минут пятнадцать быстрой езды. И вдруг незнакомка резко открыла глаза и прямо таки подпрыгнула на сидении.
-Поворачивайте, сейчас же! – закричала она и начала вырывать руль из рук Шнайдера. У нее были очень холодные руки, как у покойницы.
-Эй, эй, успокойся, оставь руль, здесь некуда свернуть – Шнайдер пытался отбиваться и одновременно следить за дорогой. При всей ее субтильности, у девушки была железная хватка, она тянула руль на себя, тем самым подвергая их риску разбиться всмятку о первое дерево.
-На встречную полосу. Сворачивайте же, Кристоф! – она закричала прямо ему в ухо.
-Откуда она знает мое имя? – пронеслось в голове у барабанщика, он продолжал отбиваться и наконец, смог справиться с сумасшедшей.
С огромным трудом он смог вернуть машину на свою полосу и затормозить, а когда он повернулся к девушке, чтобы высказать все что о ней думает, то на пару секунд даже не поверил своим глазам. На сидении рядом с ним сидел разлагающийся труп. За одно мгновение отвратительный сладковатый запах гниющей плоти заполнил машину, в пустых глазницах покойницы копошились белые черви, падая ей на колени, они расползались по всему салону. Платье ее, еще минуту назад белое и чистое, вдруг, прямо на глазах, рассыпалось в прах, открыв взору ударника отвратительные почерневшие кости, кое-где покрытые ошметками бурого мяса. Шнайдер на ощупь открыл дверцу со своей стороны, в душе благодаря Бога за то, что с его дверью все в порядке и попытался выбраться наружу. И тут труп повернулся к нему голову, еще больше червей полезло из глазниц, из ушей и изо рта.
-О Боже, - Шнайдер все еще не мог вылезти наружу, ноги не слушались его, а труп тем временем медленно поднял руку и потянулся к нему. Вонь стала невыносимой и Шнайдер с трудом сдерживал тошноту. Белесые черви заползли на его рубашку, и он начал стряхивать их. Все же он выбрался из машины, отступил на пару шагов, и потом, развернувшись, побежал прочь. Не думая ни о чем он выбежал на встречную полосу и тут услышал шум автомобиля, а через пару секунд ночную дорогу осветили фары.

***

Самолет приземлился на маленьком аэродроме где-то на окраине Лимы. Рихард был единственным пассажиром. Нанять частный самолет для перелета из Нью-Йорка в Перу оказалось дорогим удовольствием, а лететь на старой полуразвалившейся Сесне борясь с приступами тошноты и головокружения занятием не из приятных. Он был зол и мечтал поскорее поговорить со Шнайдером – нарушителем его спокойствия. Шнайдер позвонил Рихарду вчера, связь была отвратительной, сквозь треск и шум Рихард смог разобрать лишь: - Приезжай немедленно в Лиму, прямо сейчас. Это очень важно, я встречу.
Взволнованный гитарист попытался выяснить у Шнайдера, что же случилось, но их разъединили. Он тут же перезвонил, но мобильный Кристофа уже был выключен. Рихард был не на шутку напуган, ведь Шнайдер должен был вернуться из Перу еще полторы недели назад, он знал это, потому, что они договорились встретиться в Нью-Йорке. Кристоф позвонил ему и сказал, что перед возвращением домой он хочет заглянуть к Рихарду, проведать его, поделится впечатлениями. Круспе был приятно удивлен таким поступком друга, было странно, что Шнайдер вдруг вспомнил о нем и пожелал встретиться, ведь в последнее время они почти не общались, но он не раздумывал над этим, пока Шнайдер не пропал. В назначенный день Кристоф не прилетел. Его телефон не отвечал, в отеле, где он остановился, сказали, что сеньор Шнайдер съехал три дня назад. Рихард пытался дозвониться до друга, но это было абсолютно невозможно. К удивлению лидер-гитариста другие участники группы не разделяли его опасений. Когда на пятый день после исчезновения Шнайдера Рихард позвонил Тиллю, и стал сбивчиво рассказывать о случившемся, вокалист спокойно ответил, что у Шнайдера есть право на личную жизнь. Они почти все время на публике и если барабанщику вдруг захотелось уединения и возникло желание послать всех к чертям, отключить мобильный и скрыться в Перуанских джунглях, то в этом ничего странного, а уж тем более опасного, нет и не стоит Рихарду так волноваться. Примерно тоже он услышал от Пауля и Олливера. А Флаке, так вообще назвал его параноиком и посоветовал вернуться поскорее в Берлин, чтобы избавиться от дурного влияния нервных и раздражительных жителей Нью-Йорка, для которых поход к психоаналитику такое же обычное дело как утренний кофе. На что Рихард очень оскорбился, но виду не подал. В течение следующей недели он звонил Шнайдеру почти каждый час, но ничего не менялось, телефон по-прежнему был отключен. С каждым днем Рихард все больше и больше паниковал. Воображение рисовало ему ужасные картины: Шнайдер мертвый лежит где-то в джунглях Перу и жирные мухи облепили его вздувшееся от жары тело а ночные хищники обглодали лицо и уже никому никогда не найти его. Рихард гнал дурные мысли прочь, но они возвращались с завидным постоянством. Он стал плохо спать, ему снились кошмары, где он пытается спасти ударника из когтей леопарда, но не успевает и того, еще живого, но уже обреченного на смерть, хищник утаскивает в джунгли. Он просыпался в холодном поту с мыслями о Шнайдере, весь день думал о нем и засыпал с чувством приближающейся беды. Так было, пока Шнайдер вдруг не позвонил сам. Рихард, несомненно, был очень рад, что его предчувствия не оправдались и Кристоф жив, но его слова напугали Круспе ничуть не меньше чем любой ночной кошмар.
Весь вечер, напуганный Круспе, пытался достать билет на самолет до Перу, ( ему даже в голову не приходило отказаться от поездки) но к ночи, он понял, что это невозможно, словно злой рок мешал ему. Билетов не было, ни прямых, ни чартерных, ни в бизнес классе, ни в эконом. Тогда Рихард отчаявшись, позвонил в частную компанию по газетному объявлению. Сумма, которую ему назвали, заставила его усомниться в собственном финансовом благополучии, он вежливо поблагодарил и положил трубку. Но уже через пять минут снова разговаривал с оператором и объяснял тому, куда нужно лететь. В час ночи, злой и не выспавшийся, он садился в маленький самолет на таком же маленьком и пустынном аэродроме, проклиная Шнайдера и его отпуск, в стране, куда, как оказалось, не так просто попасть.
Рихард спустился по трапу, тут же снял куртку (стояла невыносимая жара) и огляделся. Всего две посадочные полосы, разделенные дико растущей травой, которая от палящего солнца уже давно превратилась в бесцветное сено, кособокий и такой же бесцветный домишко-диспетчерская и кругом, куда не глянешь, грязно-желтый песок и все это обнесено невысоким проволочным забором. Горячий ветер подул в лицо, принеся с собой зловоние общественного туалета и протухшей рыбы. Гитарист поморщился и закрыл нос рукой. Ему срочно нужно было найти машину до Лимы и убираться из этого Богом забытого места.
-Я встречу! – вслух сказал Рихард и сплюнул в песок. – И где же ты меня встретишь?
Он достал мобильник и набрал номер Шнайдера. Телефон Кристофа по-прежнему был выключен. Тревога в душе Рихарда все нарастала. Он еще не успел убрать телефон, как почувствовал легкую вибрацию на ладони, кто-то звонил ему в столь ранний час. Рихард взглянул на экран и замер в изумлении. Это был Шнайдер. Не веря своим глазам, он нажал на кнопку приема вызова и приложил телефон к уху.
-Да? – сказал он.
-Рихард ты прилетел?
Это без сомнений был Кристоф Шнайдер, Рихард прекрасно знал его голос и не мог спутать его ни с кем.
-Да, – ответил он. – Я звонил тебе секунду назад, твой телефон был выключен
-Я знаю, он не выключен, потом объясню. Где ты?
-Не знаю, какой-то аэропорт, я летел частным рейсом, – Рихард огляделся в поисках названия или какого-нибудь ориентира, но ничего не увидел кроме одиноко стоящего домика, самолета на котором он прилетел и грязного песка. Пилот уже вышел из кабины и скрылся в неизвестном направлении, казалось, что на много километров вокруг нет ни одной живой души, ни одной заасфальтированной дороги и, конечно же, никаких такси. Немного подумав, он добавил:
-И я понятия не имею, как отсюда выбраться.
-Я знаю, где ты, оставайся на месте, буду минут через пятнадцать, - Шнайдер повесил трубку, оставив Рихарда в полном одиночестве посреди пустынного аэродрома. Несмотря на слова барабанщика Круспе просто не мог оставаться на месте – его сводили с ума запахи. К ароматам туалета и рыбы добавился запах подгорелого лука и еще едва уловимый запах пота, гитарист понятия не имел что здесь, в этом выжженном солнцем и, казалось стерильном месте, может так мерзко вонять, но мечтал выяснить, чтобы как можно дальше убраться от источника. Закинув на плечо легкую дорожную сумку, он не спеша побрел к единственному строению.
Дом когда-то был ярко желтым, Рихард понял это лишь когда вплотную подошел к нему. Под узким козырьком крыши, где всегда была тень, кое-где еще остался этот цвет, словно пятна опасной кожной болезни на бледном лице. Единственное окно изнутри было завешено облинявшей и такой же бесцветной, как и все здесь занавеской и с улицы невозможно было понять, есть ли кто внутри. Окно было приоткрыто, и занавеска зловеще колыхалась на ветру. Нерешительно Круспе подошел к двери и постучался. Постояв пару минут и так, и не дождавшись ответа, он снова постучал, на этот раз посильней. Ему показалось, что где-то в глубине дома он услышал шаркающие шаги. Сам не зная, почему Рихард похолодел от ужаса, и ему напрочь расхотелось знакомиться с обитателями этого жилища. Он повернулся, чтобы бежать и прямо перед собой увидел Шнайдера.
От неожиданности гитарист даже вскрикнул. Когда Рихард в последний раз видел ударника, это был статный цветущий красавец сорока с небольшим лет с обаятельной улыбкой и пронзительным взглядом голубых глаз. Сейчас же перед ним стоял иссушенный, загоревший дочерна, очень худой, сутулый мужчина с испуганными потухшими глазами. Рихард на пару секунд подумал, что у него начались галлюцинации или он спит и ему снится один из его кошмаров, но Шнайдер протянул руку и коснулся его плеча.
-Эй, ты чего? Это я, – сказал он и вымученно улыбнулся. Улыбка сделала его лицо еще более пугающим, она была скорее похожа на гримасу боли, чем радости.
-Что с тобой случилось? Ты выглядишь… - он хотел сказать дерьмово, но осекся.- Таким худым.
-Потом, все потом, идем скорее пока нас не увидели,– Шнайдер резко развернулся и пошел прочь.
-Постой, что происходит, объясни мне! – крикнул он другу вслед, но тот лишь махнул рукой и продолжал идти, не сбавляя темпа.
Рихарду ничего не оставалось, как пойти следом. Он нагнал Шнайдера и пошел рядом. Они вышли за забор и Рихард увидел, что к аэродрому ведет заросшая травой узкая дорога, а чуть в стороне, под единственным деревом, стоит полуразвалившаяся колымага серого цвета.
-Это что такси? – спросил он
-Да, идем быстрее, не пойму как тебя сюда занесло.
-Я летел частным рейсом, - повторил Рихард то, что уже говорил по телефону.- И, между прочим, заплатил за этот полет астрономическую сумму.
-Я отдам тебе все, если мы вернемся домой.
-Что значит если? – Рихарду не понравился тон, с которым Шнайдер это сказал, ему снова стало не по себе - Ты хотел сказать когда?
-Я сказал если? – изумился Шнайдер и, повернувшись на ходу, взглянул на Круспе, - когда, конечно когда… Хотя… Я тебе позже все расскажу, сам решай.
- Шнайдер, завязывай меня пугать, я итак здесь от страха чуть не обделался. Прилетел на какой-то заброшенный аэродром, пилот тут же убежал в неизвестном направлении, будка эта стоит сиротливая, – Рихард обогнал Шнайдера и остановился у того на пути, загородив дорогу.
-Я и говорю тебе сматываться отсюда нужно. Это опасное место, – ответил Шнайдер и, обойдя Рихарда, пошел дальше.
-Да, черт тебя побери! – разозлился Круспе. - Я лечу сюда из Нью-Йорка, бросаю все дела, всю ночь ищу билеты на этот проклятый самолет до Лимы, а их днем с огнем не сыщешь, наконец, нахожу этот, - он указал рукой на одиноко стоящий самолет, но его жеста никто не увидел, Шнайдер по-прежнему быстро шел к машине и даже не обернулся. Поняв, что кричать все равно бесполезно Рихард всплеснул руками и пошел вслед за Кристофом, продолжая бормотать себе под нос проклятия.
Рихард надеялся, что в машине Шнайдер объяснит ему, что все-таки с ним случилось, но его надежды не оправдались. За рулем старой, дышащей на ладан, пропахнувшей бензином и дешевым табаком, машины сидел такой же старый и прокуренный водитель. Когда они подошли ближе он завел машину и с огромным трудом выехал на дорогу. Рихард с сомнением смотрел на это действо, Шнайдер же не выражал никаких признаков беспокойства и когда водитель, наконец, справился со своей колымагой, преспокойно уселся на заднее сидение. Круспе с тоской оглянулся на аэродром и Сесну, которую еще несколько минут назад считал самым отвратительным средством передвижения в мире и тяжело вздохнув, сел рядом с Кристофом. Кашляя, чихая, рывками автомобиль тронулся с места.
-Вы уверены, что мы доедем, – спросил Рихард по-английски. Он попытался поймать взгляд водителя в зеркальце, но тот казалось, не понял его. Ответил Шнайдер:
-Не волнуйся нам не далеко ехать.
-Доедем хоть до Рио-де-Жанейро, если заплатите, - водитель прекрасно говорил по-английски, и было не понятно, почему ответ на такой простой вопрос занял у него так много времени
-Я раньше задохнусь, – пробурчал Рихард себе под нос.
-Нет, из Перу нам не выбраться,– неожиданно сказал Шнайдер.
Рихард тут же повернулся к нему:
-Что?!
-А? - Шнайдер удивленно смотрел на Круспе
-Ты сказал, что нам не выбраться отсюда.
-Я, разве? Нет, тебе показалось.
Но Рихард мог поклясться, что слышал эти слова, он продолжал смотреть на барабанщика, но тот отвернулся и, с деланным интересом разглядывал унылый пейзаж за окном. Подождав немного, Рихард спросил по-немецки:
-Шнай, ты не хочешь рассказать мне, что происходит?
-Не сейчас, – тихо ответил Шнайдер и покосился на водителя.
-Ты чего издеваешься?! Он же по-немецки не понимает. Куда мы едем?
-В одно хорошее место. В кафе. Я думаю, ты не завтракал сегодня, - Шнайдер повернулся к Рихарду и улыбнулся. – Здесь на завтрак подают нечто особенное.
-То-то я смотрю, ты похудел так.
-Нет, я серьезно, ты когда-нибудь пробовал чай из листьев коки, – Шнайдер перешел на английский
-Ты чего охренел, - Рихард с опаской посмотрел на водителя.
-Зря вы так, молодой человек, - тут же отозвался водитель. – Между прочим, здесь это очень популярный напиток. Кока не наркотик, она приглушает чувство голода и усталость, помогает от горной болезни. Кстати некоторые, ее используют, чтобы похудеть, - с чувством выполненного долга, водитель повернулся к Рихарду и дружелюбно улыбнулся. По всей видимости, он считал себя замечательным гидом, который обязан рассказать только что прибывшему туристу об особенностях национальной кухни.
-Нет, ну это уже слишком, - Рихард перешел на немецкий, - Тебе надо было вытащить меня сюда из Нью-Йорка, чтобы я, от какого-то таксиста выслушивал советы как мне похудеть?! Ты чего его подговорил?
-Подговорил? Зачем мне его подговаривать?
-Видимо ты получаешь моральное удовлетворение, указывая мне на мои недостатки. Я между прочим единственный из группы кто волновался и пытался хоть что-то сделать, когда ты пропал. Я летел на этом поганом самолете рисковал своей жизнью, а вместо благодарности ты и этот твой таксист попрекаете меня лишними килограммами. Да я каждый день в тренажерный зал хожу. Ну что я могу поделать, если у меня такая конституция.
Шнайдер удивленно посмотрел на Круспе.
-Рихард, а я и не знал что у тебя такие проблемы!
-Какие еще проблемы.
-Комплексы. Ты что, волнуешься, что у тебя лишний вес?
-А какого черта ты думаешь, я почти все время хожу в клеш?
-Ты знаешь, я как-то не задумывался над этим. Вообще-то, я думаю, что для мужчины его внешний вид не самое важное.
-Ага, не важно. А этот твой шарфик цвета морской волны ты надевал, потому что боялся простудить горло? А эти безумные колготки в сеточку, эти откровенно короткие шорты, которые неприлично обтягивают твою худую накаченную задницу. Тоже мне нашелся моралист.
-Рихард, ты, что завидуешь моей заднице? Это же сценический костюм. Если бы я знал, что это тебя так заденет, я бы не стал его надевать. Я никогда не считал тебя толстым. Ты прекрасно выглядишь. А по сравнению с Тиллем ты вообще…
-Хватит издеваться надо мной, – прервал его Круспе.
-И в мыслях не было. Но чай из листьев коки я тебе настоятельно рекомендую. Все-таки местная экзотика.
Рихард не нашелся, что ответить и с обиженным видом отвернулся к окну. До конца дороги он не проронил ни слова.

***

Кафе находилось на окраине Лимы, в так называемом «Аристократическом районе». Они разместились на открытой веранде, увитой цветущим плющом, Шнайдер выбрал маленький столик на двоих в самом углу. Было время завтрака, но посетителей почти не было. Лишь одинокий мужчина с сигаретой в зубах сидел за столиком в центре и читал газету.
После неприветливого, выжженного солнцем аэродрома, Рихард был поражен и восхищен открывшимся перед ним пейзажем. Все было покрыто едва заметной дымкой, казалось, что граница между небом и океаном перестала существовать. Чайки с шумом носились над безбрежными, спокойными водами охотясь на рыбу. Иногда, какая-нибудь из них, поднимала в своем сильном клюве еще трепыхающуюся рыбешку, и солнце сверкало на ее влажной блестящей чешуе. Было тихо и безветренно. Пекло нещадно и Рихард пожалел, что не захватил с собой шляпу. Город, здесь на берегу тихого океана, был прекрасен и торжественен: небольшие уютные домики утопали в цветах, тут же неподалеку работали шикарные рестораны, модные бутики. По набережной неспешно прогуливались туристы, которых в этот сезон, когда над городом нет тумана, (или как его называли здесь – гаруа) было особенно много. Рихард забыл все свои обиды, отдавшись целиком этому прекрасному месту, он вдыхал соленый, пропитанный океаном воздух, щурился от яркого солнца и чувствовал, что все это - совершенно, что все это - правильно и так должно быть всегда.
-Эй, Рихард, ты будешь делать заказ? – Шнайдер протягивал ему меню.
-Да, только никакого чая из коки.
Шнайдер не смог сдержать улыбки, но увидев, что Круспе снова готов взорваться сказал:
-Ты знаешь, я, когда только приехал сюда, мог часами сидеть на этой веранде и смотреть на океан, людей, дома, птиц, я был восхищен этой страной и готов был прожить здесь до конца своих дней, а теперь все это уже приелось. Ты даже представить себе не можешь, как я мечтаю вернуться в Берлин.
-Тогда почему ты еще здесь? – Рихард с интересом изучал меню, в этом кафе действительно подавали что-то особенное, но он не был уверен, что даже половина из предложенного будет ему на пользу.
-Я не могу отсюда уехать, – ответил Шнайдер и замолчал.
-Почему не можешь?
-Я расскажу тебе все с самого начала, иначе ты подумаешь, что я сошел с ума.
Рихард поднял глаза и встретился взглядом со Шнайдером, на пару секунд ему показалось, что ударник действительно не в себе. Эти испуганные глаза на исхудавшем лице, синяки от недосыпа, которые не мог скрыть даже загар, складка на лбу между бровей. Шнайдер отвел взгляд и стал с тоской глядеть на океан. Рихард молча смотрел на него и понимал, что здесь все не так замечательно и правильно как он думал пару минут назад, что в этой прекрасной наполненной солнцем и ароматами цветов стране с его другом произошло и, по всей видимости, продолжает происходить что-то ужасное, что-то такое, о чем он боится говорить. Круспе хотел было уже сказать Шнайдеру, что готов помочь ему, во что бы то ни стало, как к ним подошла официантка.
-Сеньоры готовы сделать заказ? – спросила она с вежливой улыбкой на ломаном английском.
-Рихард? – Шнайдер посмотрел на Круспе.
-Ты уже бывал здесь? В этом кафе?
-Да был, ты готов сделать заказ?
-Я могу тебе доверять?
-Да! В чем дело Рихард?
-Дело в том, что я хочу полностью положиться на твой вкус, только давай без местной экзотики.
Шнайдер понял, наконец, в чем дело, улыбнулся, покачал головой и, повернувшись к официантке, сказал:
-Два кофе, и яичницу с беконом для моего друга. И умоляю вас без перца.
Девушка улыбнулась и ушла выполнять заказ.
-Без перца? – Рихард с сомнением посмотрел на барабанщика.
-Местный колорит. Если ты хочешь нормально поесть, то предупреждай официантов, что перец тебе не нужен. Но я уверяю тебя, перец в твоих блюдах все равно будет, они не могут без этого.
-А что будет, если я забуду об этом сказать?
-Тогда еда будет настолько острой, что ты не сможешь проглотить и кусочка.
Официантка принесла кофе, поставила его на столик и тихо ушла.
-Ладно, давай теперь забудем о местных обычаях, и ты мне расскажешь, наконец, что происходит, – Рихард сделал маленький глоток и поставил чашку на стол.
-Хорошо, я расскажу. Умоляю тебя, дослушай до конца и не перебивай.
Рихард утвердительно кивнул, закурил и приготовился слушать.
-Это началось сразу после того как я позвонил тебе в Нью-Йорк и договорился о встрече. Утром я взял напрокат машину и поехал в Канту, это город на востоке от Лимы. Скажу тебе честно, к тому времени, я настолько устал от людей, что хотел просто побыть в одиночестве. Хотел насладиться быстрой ездой и при этом осознанием того, что ты никуда не спешишь и не опаздываешь. Хотел знать, что смогу свернуть на любую манящую меня дорогу, и никто не скажет с упреком, что это отличается от экскурсионного маршрута. Я приехал в Канту к обеду, перекусил взятыми из отеля сандвичами и с огромным удовольствием осмотрел окрестности. Боже мой, Рихард, - Шнайдер неожиданно оживился. Рихарду казалось, что ударник готов говорить о чем угодно, только чтобы не рассказывать главного. - Ты не представляешь, какие замечательные кактусы растут в тех краях, их называют колючки Раимонди. Здоровые, около десяти метров в высоту – это что-то. Это нужно видеть, незабываемое зрелище. Говорят, что они цветут раз в сто лет и после этого погибают, - Шнайдер вдруг замолчал, взял в руки свой мобильный телефон и внимательно посмотрел на экран. К ним подошла официантка и поставила перед Рихардом тарелку с горячей и аппетитной яичницей. Когда девушка отошла Рихард попросил:
-Шнайдер, продолжай.
-Да, извини. Я возвращался из Канты, когда уже стемнело, дорога была пустынной, и я развил приличную скорость. И тут прямо перед моей машиной, появилась девушка. Я ударил по тормозам, но эта проклятая развалина проехала еще пару метров, прежде чем остановиться. Я был уверен, что сбил несчастную, но когда вышел, то никого не нашел. Тогда я поехал дальше и через некоторое время снова увидел девушку, мне показалось ту же. Но я решил, что просто немного переутомился. Она стояла на обочине и голосовала. Я подобрал ее, она просила довести ее до города.
-И ты согласился?
-Да, надо было ехать дальше, но меня замучила совесть. Она села впереди, на заднем сидении у меня лежал плед, корзинка с провизией, теплая куртка, стояли бутылки с водой. Сначала все было нормально, я спросил, откуда она, оказалось из Америки. А потом… Она сказала, что в детстве бежала из России, когда начался красный террор, я еще подумал что это как-то нелепо. Она была совсем молодая и этот террор. Это ведь было в начале двадцатого века. Я решил, что она просто не в себе и молча поехал дальше, и…
Шнайдер замолк и посмотрел на Рихарда. Тот как раз заканчивал свой завтрак.
-Знаешь, ты бы доел.
-Почему? – не понял Рихард, кладя в рот кусочек прожаренного бекона.
-Дальше история будет весьма неприятной.
-Ничего, говори, я переживу.
-Ладно, как знаешь. До отеля оставалось совсем немного, и вдруг эта девушка закричала, чтобы я свернул. Я так растерялся, сворачивать было некуда, и я продолжал ехать, она вцепилась в руль и пыталась повернуть его. Тогда я остановил машину, повернулся к ней и увидел мертвеца.
-Чего?! – Рихард отодвинул тарелку и испуганно смотрел на ударника, его опасения подтвердились, Шнайдер, по всей видимости, был не в себе.
-Рихард, я же просил не перебивать меня и дослушать до конца.
-Хорошо.
-Да, я увидел мертвеца. Я не знаю как такое возможно, но эта девушка, она разлагалась на моих глазах, а потом полезли черви: мерзкие, белые, жирные. Они заползали на мою рубашку, и там так воняло, как в аду, - Шнайдер сглотнул, передернул плечами и продолжил. – Я выскочил из машины, побежал прочь и тут увидел, что по дороге кто-то едет. Я слышал шум машины, видел фары, хотел уже побежать навстречу, но тут осознал, что что-то не так. Когда я понял что происходит, было уже поздно. Водитель грузовика уснул за рулем и выехал на встречную полосу, он протаранил брошенную мной машину и проехал еще метров двести, прежде чем смог затормозить. Моя машина превратилась в груду покореженного металла, а я так и стоял на дороге с идиотским выражением лица. Но понимаешь в чем дело, если бы я не выскочил из машины или сделал бы это двумя минутами позже, то сейчас ты бы носил цветы на мою могилу.
Рихард хотел было что-то спросить, но Шнайдер остановил его рукой, сделал глоток кофе, который уже давно остыл, поморщился и продолжил:
-Поздно ночью я вернулся в отель и попытался забыть все, что со мной произошло. Это было не легко. Я долго бродил по номеру, пытался читать, смотреть телевизор, пару раз укладывался в кровать, но эта ужасная мертвая девушка стояла перед моими глазами. Тогда я пошел в бар и напился. Напился до чертиков и довольный пошел спать. Проснулся я через пару часов. Звонил телефон в номере, и я проклял того, кто посмел перевести на меня звонок в такое время. Обычно в отелях в такое время постояльцев не беспокоят, но если уж это случается, то на это должна быть какая-то веская причина, чрезвычайное обстоятельство. Все еще пошатываясь, я добрел до телефона, гадая, что же могло стрястись. Я поднял трубку и услышал женский голос. Не знаю, как я узнал его, но я был уверен, что это та самая девушка с дороги. Было очень плохо слышно, сплошные помехи и шум, но ее слова я разобрал: «Я спасла тебе жизнь, теперь ты должен дать мне успокоение. Помоги мне». Она говорила по-немецки, хотя в машине мы говорили по-английски и я не упоминал что я немец. Я закричал в трубку, чтобы меня оставили в покое и это совсем не смешно, но она уже отключилась. Я почти мгновенно протрезвел, включил свет и перезвонил портье, чтобы узнать, откуда был звонок. Но портье ничего не знал, в мой номер никто не звонил. Мне стало нехорошо, я сидел на кровати и чувствовал, как трясусь от страха. Я пытался найти объяснение, но его не было, и тогда я снова лег спать. Уснул как не странно сразу и проспал до обеда. А на следующий день я съехал из отеля и перебрался в Лиму, я ведь жил тогда не здесь, а в курортном местечке Серро Азуль, это на юге в полутора часах езды от столицы. Я решил, что последние два дня проведу в Лиме, поброжу по городу, посмотрю достопримечательности. Я поселился в отеле Santa Cruz , здесь в районе Мирафлорес. Тут всегда весело и шумно: множество ночных клубов, театров, ресторанов и главное никаких мертвых девушек. Я спокойно провел эти два дня до отлета, но мне не суждено было покинуть Перу. Я выехал из отеля заранее, за час, меня предупредили, что в Лиме из-за автомобильных пробок добраться до аэропорта весьма проблематично. Я взял такси и поехал. Но опоздал в аэропорт на десять минут, проклиная всех, я решил лететь другим рейсом, но тут оказалось, что у меня нет с собой документов, и я не мог купить билет. Пришлось возвращаться в отель. В номере еще даже не убирались, мои документы лежали на тумбочке возле кровати и я удивился, как мог не заметить их, когда уходил. Я взял документы, снова поехал в аэропорт, купил билет на ближайший рейс до Нью-Йорка, и тут началась гроза, все рейсы отменили. Пришлось сидеть в зале ожидания на своих вещах всю ночь. Наутро погода наладилась, и я уже собирался улетать, но с самолетом что-то случилось и нас попросили подождать еще. Я ждал, и тогда она позвонила снова, на мобильный, - Шнайдер все это время смотрел на океан, но тут он повернулся к Круспе, тяжело вздохнул и продолжил. - Номер никогда не определяется, деньги за звонок не снимают, я не знаю, откуда и как она звонит, я вообще не знаю, как она это делает. Прорываясь сквозь помехи, она сказала мне, что я не должен улетать. Я узнал этот голос сразу и жутко напугался. А ее слова напугали меня еще больше. Я попытался возразить, сказал, что должен улететь, но она была непреклонна.
-Если ты сядешь в этот самолет, он разобьется, - сказала она и отключилась.
-И ты сдал билет? – спросил Рихард и снова закурил.
-Да, сдал, а что мне оставалось делать?! Я сдал билет, но я не сдался. У меня было много вещей, пришлось оставить их в камере хранения. Налегке я вышел в город и пошел в контору, дающую напрокат машины.
-Ты решил, что если не можешь лететь самолетом, то сможешь уехать на машине?
-Да, прошу, не перебивай больше. Я взял машину без особых проблем, вернулся на ней в аэропорт, погрузил свои вещи и поехал. Но не успел я выехать за город, как меня задержала полиция.
-За что? – воскликнул Рихард и тут же виновато посмотрел на Шнайдера, но тот, кажется, не заметил реплики гитариста, он снова внимательно разглядывал экран своего мобильника и молчал. Прошло пару минут, Рихард молча курил и смотрел на друга, наконец, он не выдержал.
-Шнай, ты в порядке?
-Да, не хочешь еще кофе?
-Не откажусь. Ты расскажешь дальше?
-Да, конечно. Я просто очень устал, почти не сплю, все время в бегах. Я очень рад, что ты приехал, - он поднял глаза, и Рихарду показалось, что Шнайдер готов разрыдаться.
-Я не мог не приехать. Я ведь волновался.
Шнайдер жалко улыбнулся и подозвал девушку официантку.

***

-Так за что тебя задержали, - спросил Рихард, когда им во второй раз принесли кофе.
-Не поверишь, за наркоторговлю.
-Что?! Какую наркоторговлю, ты же турист.
-В том то и дело. Агентство, где я брал напрокат машину, было у полиции на крючке, через него совершалась доставка наркотиков из Колумбии, его владельцем был какой-то наркоторговец, уже не раз, судимый и отсидевший приличный срок. Выйдя из тюрьмы, он решил открыть легальное заведение для нелегального бизнеса. На машинах, в тайниках, они возили наркотики через мексиканскую границу. Сдавали машину в аренду таким идиотам как я и туристы провозили наркоту, даже не догадываясь об этом. На протяжении всего пути эти ублюдки пасли свой товар, ехали сзади на другой чистенькой машине и смотрели как бы чего не случилось. В Америке же машину уже ждали, ты приходил, сдавал документы, отдавал ключи, благодарил за чудесную поездку, даже не догадываясь, что только что совершил преступление. Все чистенько, агентство не причем. Все это я узнал уже позже, в полиции.
-Этого не может быть.
-И, тем не менее, так оно и было. Меня остановили на выезде из города, попросили предъявить документы. Я спокойно вышел из машины и тут меня скрутили. На моих глазах все мои вещи высыпали на дорогу, порылись в багажнике и в каком-то тайнике, под запаской, нашли этот проклятый кокаин. Его там было несколько килограмм. Такое можно увидеть разве что в кино. Я когда понял что это, чуть сознание не потерял. Полицейский орал что-то по-испански и тряс этими мешками у меня перед носом. Я ничего не мог понять, говорил, что не знаю языка, что взял эту машину напрокат, пытался показать им документы, но думаешь, меня слушали? Никто ничего не хотел слышать, они усадили меня в свою машину и отвезли в участок. Я просидел в камере до поздней ночи, а полицейские проходили мимо и смотрели на меня с ненавистью, будто я повинен во всех смертных грехах.
-Как ты оттуда выбрался?
-Так же нелепо, как и попал. Ночью в участок привезли того человека, который давал мне машину, его поместили в ту же камеру. Увидев меня, он сказал полицейским что я и есть тот сеньор, которому он по ошибке дал не ту машину. И тогда со мной стали говорить. Сразу нашелся полицейский говорящий по-английски, меня отвели в приличный кабинет, напоили чаем, выслушали мою историю и, извинившись, отдали вещи, документы и с миром отпустили. Правда половина вещей пропала, наверное, осталась там, на дороге, но мобильный был цел. Как только я вышел из участка, эта девушка опять позвонила и сказала, что Бог помог мне, заставил раскаяться в грехе того, кто его совершил. Но в будущем Бог не будет так добр, если я попытаюсь снова выбраться из Перу. Я смирился, сдался и спросил, чего она хочет. И знаешь, что она сказала?
-Понятия не имею.
-Ты думаешь, она объяснила мне чего ей надо? Нет, и не подумала. Она сказала мне: «У тебя была вещь, которая принадлежала мне, очень дорогая, но ты не стал брать ее, а положил туда, где нашел, и тогда я узрела тебя, и Бог узрел тебя. Бог выбрал тебя, и ты поможешь мне обрести покой» Ну или что-то в этом духе. После этого она отключилась.
-И что это значит? Какая вещь?
-Я сам не могу понять, уже неделю я ломаю голову над этим вопросом. За это время она позвонила мне лишь два раза. Первый раз она сказала, что я могу позвать одного из своих друзей, чтобы он помог мне, тогда я смог позвонить тебе, а во второй раз она позвонила за три часа до твоего прилета и сказала спуститься вниз и купить в лавке старьевщика книгу, любую.
-И чего? Ты купил?
-Купил, даже не выбирал, схватил первую попавшуюся, открыл ее и нашел карту и пару исписанных листков.
-И где это теперь?
-Все у меня, это была карта проезда к аэродрому, на котором ты приземлился, а на листках была исповедь пилота, который каждую неделю летал из Нью-Йорка в Лиму и возил наркотики на маленьком полуразвалившемся самолете.
-Что? И здесь наркотики. Шнайдер, ты, конечно, извини меня, но все это звучит как-то неправдоподобно. Это похоже на роман о Джеймсе Бонде, но никак не на реальную жизнь.
-Я прекрасно понимаю, как это звучит, поэтому я и позвал именно тебя, а не кого-то другого.
-Почему меня?
-Рихард, ведь именно ты говорил, что чувствуешь присутствие мертвецов в Берлине, поэтому не можешь писать там свои песни, я подумал, что только ты сможешь понять меня.
Рихард уставился на Шнайдера, тот говорил совершенно серьезно, ни тени улыбки не было на его лице.
-Ты же знаешь, зачем я это делаю? Это просто PR ход, это просто слова, они ничего не значат. Я могу говорить, что угодно для журналистов и это совершенно не значит, что я действительно так думаю. Шнайдер, ты же почти двадцать лет в этом бизнесе и должен понимать!
-Я понимаю, - совершенно спокойно сказал Шнайдер. - Но если ты так сказал, это уже о многом говорит.
Рихард еще раз внимательно посмотрел на друга, на этот раз он не сомневался – Шнайдер сошел с ума. Тот словно прочел его мысли.
-Считаешь, я безумен? – спросил он.
Рихард на секунду растерялся, не зная, что ответить. Он не собирался говорить своему другу, что считает его сумасшедшим, он боялся реакции, которую могут вызвать такие слова. Собравшись с мыслями, он сказал:
-Все мы немного безумцы, в той или иной мере и ты не можешь не понимать этого. Потому что мы фанаты своего дела. Я помешан на музыке, как и ты, как и Тилль, да как любой из нас. Но я считаю это, - он на секунду задумался. – Святым безумием. Благим безумием, называй, как хочешь. Что со мною стало, если бы у меня отобрали музыку? А что было бы с тобой? Я не знаю, но думаю, я был бы опустошен, раздавлен, растоптан. Лишь пустая оболочка, и ничего внутри. И думать так тоже безумие, не находишь? Но это уже неотделимо от меня, а разве в этом нет безумия? Ученые, увлеченные своей работой, исследователи, актеры и мы – музыканты. Но, черт подери, ведь это высшее счастье иметь возможность заниматься тем, что ты любишь и тем, что для тебя важно… Но твои слова. Понимаешь, если бы мне было восемнадцать лет, может они произвели бы на меня впечатление, заставили сорваться с места и с горящими глазами искать ответов. Но секреты и мистика уже не так занимают меня как раньше, и вся эта история звучит настолько книжно, настолько неправдоподобно, что я… Как бы тебе сказать, я сомневаюсь не в правдивости твоих слов, а в том, что ты все правильно понял и истолковал, - Рихард замолчал и внимательно посмотрел на Шнайдера. Он ждал, что тот взорвется, начнет кричать или обиженно отвернется, но лицо Шнайдера оставалось таким же спокойным, как и минуту назад.
-Рихард, - тихо сказал он. – Не важно, сколько тебе лет, когда ты наяву сталкиваешься с необъяснимым, то снова становишься маленьким ребенком, боящимся темноты под своей кроватью и шороха в ночи за окном. Ты не можешь поверить покуда сам не увидишь, и даже увидев все еще не веришь и сомневаешься, но потом тебе приходится мириться с необъяснимым, ты привыкаешь и тебе кажется удивительным, что кто-то не может поверить тебе.
-Уф… Шнай, извини, мне нужно срочно отлить. Все-таки мы выпили слишком много кофе, - Рихард виновато улыбнулся и встал из-за столика.
-Туалет внутри, - Шнайдер указал рукой на двери кафе. - Зайдешь и сразу налево. Там увидишь.

***

Внутри кафе оказалось огромным. Высокий потолок, украшенный рисунками ручной работы, изображающими океан во всей его красе, стеклянные круглые столы, справа на возвышении синтезатор, подключенный к двум здоровенным и неуклюжим колонкам, в глубине, почти не заметный на первый взгляд бар. Здесь пахло кофе и выпечкой. Сейчас внутри почти не было посетителей, но Рихард представил что вечерами, когда заходит солнце, нарядные туристы заполняют это кафе, на столиках горят свечи и музыка льется из открытых окон. На Рихарда никто не обратил ни малейшего внимания. Бармен продолжал лениво протирать бокалы, а официантки лишь мельком взглянули и тут же вернулись к оживленному разговору. Он повернул налево и, как и сказал Шнайдер, увидел дверь в туалет. Зайдя в кабинку, Круспе закрыл дверь на задвижку и достал мобильный телефон. Идя сюда, он был полон решимости позвонить всем участникам группы и в срочном порядке позвать их в Перу, чтобы помочь ему вытащить обезумевшего Кристофа в аэропорт, уговорить его сесть в самолет, а если понадобиться, то затащить силой. Но сейчас он не знал, что будет говорить им. Пауль, несомненно, поднимет его на смех, Флаке посоветует перебраться в Берлин, потому что на него плохо влияет не только Нью-Йорк, но, по всей видимости, и любой другой город, находящийся за пределами Германии. Олли предложит успокоиться, и поговорить со Шнайдером, а Тилль. А вот что скажет Тилль? Рихард, почему то думал, что на этот раз солист не пошлет его, к тому же он знал слабость Тилля к Южной Америке и решил сыграть на этом. Он набрал номер и стал ждать. Сначала не было даже гудков, но когда Рихард уже решил отключаться пошел слабенький сигнал. Он прикинул в уме разницу во времени – в Берлине сейчас должно быть около четырех часов вечера. Тилль, наверное, дома, смотрит телевизор, развалившись в удобном кресле - наслаждается законным отдыхом. Гудки шли, но никто не брал трубку.
-Проклятие, – тихо выругался Рихард и, подождав еще немного, отключил телефон. Он закрыл крышку унитаза и уселся на нее, не зная, что же делать дальше. Он снова набрал Тиллю, но на этот раз даже не смог дозвониться, не было сигнала. Здесь сильно пахло чистящими средствами, и Круспе чихнул. Посидев еще пару секунд, Рихард поднялся и уже потянулся к задвижке на двери, как телефон в его руке зазвонил. Он посмотрел на номер и чуть не вскрикнул от радости – это был Линдеманн.
-Алло, Тилль, я так рад, что ты перезвонил, - сказал он, не дожидаясь пока вокалист, скажет хоть что-нибудь.
-Это не Тилль, - ответили женским голосом. – Не звони ему, это бесполезно.
-Что? Кто это? Девушка, дайте трубку Линдеманну.
-Его здесь нет, слава Господу. Но он будет здесь, как и ты, правда очень нескоро.
-Почему? Где он? И вообще, почему вы пользуетесь его телефоном?
-Это не его телефон, это вообще не телефон. Ты видишь то, что хочешь видеть. В тебе сильна вера, хотя ты сам об этом не догадываешься.
-Что значит не его? И вообще, вы, что там совсем с ума все сошли. Хватит меня разыгрывать, он мой друг, меня зовут Рихард Круспе, вы должны знать кто я. Позовите Тилля, и хватит этих шуточек.
-О, маловерный, ты был призван сюда помочь, но что ты делаешь? Ты смотришь в глаза его и говоришь, что любишь его как брата, а сам бежишь прочь и хочешь словом очернить его. Покайся, приди к нему и покайся.
-Да что за бред? Где Тилль, черт подери! Прекратите эти шутки. Я не знаю, кто вы, да и не хочу знать, мне глубоко безразлична ваша судьба. Но если вы сейчас же не дадите трубку герру Линдеманну, то клянусь небом, я устрою вам такую веселую жизнь, что вам и не снилась!
-И сказал Иисус: « А я говорю вам: не клянитесь вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоска сделать белым или черным». Не делай вид, будто не понял кто я, я знаю о тебе все, все твои страхи и сомнения, все твои тайны и желания. Вернись за столик и покайся перед другом своим во лжи своей. Помоги ему, он не справится один. Его душа рвется домой, но я не могу отпустить его, пока не могу. Поддержи его, не дай сойти с ума от одиночества, не дай сотворить грех смертный. Я говорю тебе, мысли о самоубийстве уже посещали его. И посещали не раз. Не дай искусителю нашептать на ухо ему заманчивых слов. Кристоф ждет тебя, так прейди к нему.
-Я не верю в тебя! Я не верю! – Рихард отключил телефон и со всей силы швырнул его об пол. От удара телефон разлетелся на части.
-Ты не хочешь верить, но ты веришь! – услышал он. Голос шел отовсюду, из холодных бетонных стен, из кафельного пола, из вентиляционных решеток, из открытого окна, заглушая шум проезжающих машин и щебетание птиц.
-Оставь меня в покое! Замолчи, - он закрыл уши руками и снова сел на унитаз, уткнувшись головой в колени.
-Помоги мне найти успокоение, и я помогу тебе, - голос звучал теперь в его голове. - У вас есть карта, так не теряйте время.
Рихард вскочил на ноги, нащупал задвижку, выскочил из кабинки и выбежал из туалета. Официантки разом повернулись. Одна из них, та, что обслуживала их, поднялась с места и направилась к нему.
-Все в порядке сеньор? Вам плохо? Позвать врача?
-Ничего не нужно, - сказал он и медленно пошел на улицу.

***

Они сидели в маленькой уютной гостиной, склонившись над низким деревянным столом, и внимательно разглядывали мятый желтый листок, лежавший на нем. На листке синей ручкой неумело была нарисована карта. Лима была отмечена большим жирным крестом, аэродром был обведен кружком и рядом, маленьким буквами, была сделана приписка на английском языке. «То самое место» Шнайдер тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана:
-Да ни черта тут нет, - сказал Рихард через пару секунд и, схватив листок, бросил его на пол.
Шнайдер молча встал, поднял листок с пола и бережно положил обратно.
-Да выброси ты его нафиг, все равно никакого толка, - Рихард с ненавистью посмотрел на стол.
-Не горячись, нужно просто понять. Она не зря говорила про карту.
-Зря, не зря, все равно нам не понять.
-Может, стоит съездить туда еще раз. Может мы чего-то там не заметили?
-Нет! Только не туда. Мне хватило сегодня с утра.
-Рихард, может тебе поспать? Ты такой раздражительный. А вечером съездим на аэродром, посмотрим что там. Я тут уже почти две недели, а она мне ни одной зацепки не дала. А тебе открытым текстом все рассказала.
-Да прям уж и все, чего она сказала то. Карта у вас есть! И чего мне эта карта, ей разве что зад подтереть. Слушай, давай улетим нафиг. Возьмем билет и к черту эту мертвячку с ее загадками. Что я миссионер какой-нибудь, мне, что нечем больше заняться? И не будем ее слушать, самолет разобьется, пароход потонет. Плевать, поехали, - Рихард с тоской посмотрел на Шнайдера.
-Нет, я не поеду, - холодно сказал он. – Хочешь, уезжай. Я остаюсь.
-Шнай, ну… Не, ну серьезно, поедем.
-Я сказал нет, - он взял карту со стола и снова стал разглядывать ее.
-Я не могу уехать без тебя. Она, между прочим, сказала мне, что ты тут о самоубийстве помышлял. И чего, ты думаешь, я тебя брошу, чтобы через пару дней получить твое тело в гробу?
-Она так сказала? – Шнайдер удивленно посмотрел на Круспе. – Это ложь, я никогда о таком не думал.
-Да не важно, просто я без тебя не поеду.
-Да не уедем мы отсюда, - взорвался Шнайдер, - Не уедем. Мы даже позвонить не кому не можем, эта тварь словно все телефоны глушит. Я тебе все уже рассказал, чего ты еще хочешь услышать. Я не хочу сидеть в местной тюрьме до конца дней, не хочу утонуть в море или разбиться на самолете. Не хочу. Я не меньше тебя мечтаю выбраться из этого проклятого места, из этого съемного дома, за который каждый день приходится платить кругленькую сумму. Мне надоела эта жратва, мне надоел этот проклятый океан, будь он неладен. Мне надоело это солнце, я не могу его уже выносить. Мне все тут осточертело. Давай не будем тратить время на эту бесполезную болтовню и займемся уже чем-нибудь. Сказала она картой пользоваться – будем пользоваться, лишь бы побыстрее отсюда убраться. А сейчас я пойду спать, я уже две ночи на ногах и у меня все двоиться перед глазами. Если хочешь, тоже поспи. Здесь три спальни, одна наверху две внизу. Там все застелено и чисто. Я пошел наверх, меня часа три не трогай. Держи, может, чего придумаешь, - он протянул Рихарду листочек с картой и медленно пошел по лестнице на второй этаж.
-Хорошо, Шерлок, поедем вечером на этот проклятый аэродром. Я просто уверен, он засыпан уликами, стоит только в песке покопаться. Все что хочешь, можно даже прикупить пару лопат или еще лучше нанять экскаватор, чтобы откапывать улики было сподручнее, – зло сказал Рихард ему вслед. Шнайдер даже не повернулся.
-Эй, мне бы в душ сходить, где тут полотенца? – уже спокойно сказал Круспе и поднялся.
-Там в ванной, в шкафу. И ляг, поспи, а то будешь носом клевать.
-Посплю, не волнуйся, но сначала помоюсь.
Найти ванную в этом доме оказалось не таким уж простым делом. Рихард бродил по комнатам открывая двери, которые могли бы вести в нее, но как назло ему попадались кладовки, заваленные барахлом, пахнущим плесенью, стенные шкафы, пустые и оттого какие-то зловещие; он заглянул в обе спальни первого этажа и убедился что там действительно чисто, но при этом серо, убого и не уютно. Вообще дом производил гнетущее впечатление. Чувствовалось, что хозяин за красивым фасадом прятал свою становящуюся временами неприличной нищету. Он очень удивился, что Шнайдер согласился жить здесь, да еще, как говорил, платил за такое второсортное жилье кругленькую сумму. Наконец, совершенно случайно он набрел на дверь ванной.
Ванная комната оказалась маленьким и убогим помещением, заставленным пустыми бутылками из-под питьевой воды, тазами, непонятного назначения, ведрами, наполненными холодной и уже не свежей водой. В углу стоял кособокий деревянный шкаф, со скрипучей дверью. Рихард с сомнением заглянул в него, ожидая, что из-под вороха полотенец на него выскочит какая-нибудь премерзкая живность, но, слава богу, ничего подобного не случилось. Полотенца сильно пахли дешевым стиральным порошком. Он взял первое в верхней стопке и с отвращением посмотрел на него. В углу ткань прохудилась и образовалась приличная дыра, в которую без труда можно было просунуть руку, когда-то белое, сейчас оно приобрело цвет топленого молока, и на ощупь было сырым и липким. Рихард положил его обратно и закрыл шкаф. Он отдернул занавеску душа и с ужасом отшатнулся, стены были покрыты бурой плесенью, краска на потолке облупилась и местами свисала, словно лохмотья обгорелой кожи. Мыться Рихарду совершенно расхотелось.
-Рихард, - услышал он голос Шнайдера.
-Что, - отозвался он.
-Ты ванную нашел?
-Да, - раздраженно ответил он и вышел в гостиную. Шнайдер стоял на лестнице в пижамных штанах и, улыбаясь, смотрел на него. – Не вижу причин для радости, я не собираюсь мыться в такой грязи.
-Рихард, эта не та ванная. Я уже спать лег и вспомнил, что не сказал тебе - ванная прямо в спальне. Я и сам когда сюда въехал, наткнулся на это безобразие и побежал ругаться с домовладельцем, оказалось что напрасно. В спальнях чистые и приличные душевые, извини, что сразу не сказал.
-А эта мерзость здесь тогда зачем?
Шнайдер лишь пожал плечами.
-Ты уверен, что в тех ванных действительно чисто? – спросил Круспе
-Да, уверен. Там вполне чисто, конечно не номер люкс, но помыться без вреда для здоровья можно. Ладно, я пошел спать, засыпаю на ходу.
Кристоф не соврал, в спальне действительно оказалась вполне приличная душевая комната. В шкафчике лежали стопкой чистые махровые полотенца, пахнущие кондиционером для белья, на стене над умывальником весело большое зеркало в тяжелой металлической раме, под потолком ярко светила галогеновая лампа, на полу лежал мягкий, хоть и слегка истертый коврик. Рихард с опаской оглядел душевую кабинку, плесени и грибка он не нашел, зато заметил пару длинных светлых волос на стенке.
-О Боже, ну что это за дрянь, - проговорил он. Взяв чистое полотенце, он с отвращением собрал волосы, выбросил полотенце в корзину для грязного белья, вошел в душ и включил воду.
Ледяная вода с шумом, не уступающим Ниагарскому водопаду, обрушилась ему на голову. От неожиданности он вскрикнул, дернулся в сторону, но тут же сильно ударился о стенку душевой кабины, поскользнулся и больно упал на колени. Вода тем временем решила, по всей видимости, сменить тактику и из ледяной сделалась невыносимо горячей, повалил пар.
-Твою мать, - вскричал Рихард, поднимаясь на ноги. И без того скверное настроение испортилось вконец. С огромным трудом, обжигая руки, он дотянулся до вентилей крана и смог отрегулировать воду и наконец, помыться.
Из душа он вышел минут через пятнадцать, уже довольный, спокойный и расслабленный. Взяв чистое полотенце, он с удовольствием растер спину, вытер волосы. Зеркало запотело, Рихард протер его ладонью и внимательно оглядел себя. Поправив руками мокрые волосы, он уже собирался выходить из ванной, как заметил, что в зеркале за его спиной отражается девушка. Она стояла, прислонившись к стене, и пристально смотрела на него. Он замер на секунду, пытаясь осмыслить происходящее. Девушка не шевелилась, и как ему казалось, внимательно разглядывала его обнаженное тело. Он резко обернулся, на ходу прикрываясь полотенцем, но никого не увидел. Ванная комната была пуста - никаких девушек. Все еще сомневаясь, он вытянул вперед руку и провел ей в том месте, где по его разумению, должна была быть она. Ничего не произошло. Он покачал головой, и снова посмотрел в отражение. Девушка стояла там же и улыбалась. Нет, он ошибся, она не разглядывала его, она пристально смотрела ему в глаза. От ужаса он замер на месте не в силах пошевелиться, холодный липкий пот выступил на спине, в ушах зашумело, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рихард хотел закричать, но не мог произнести ни звука, хотел бежать, но ноги стали ватными и перестали слушаться его. Он не мог оторвать взгляда от ее лица, хотя понимал еще пара секунд и он грохнется в обморок. Перед глазами поплыли темные круги, рот наполнился слюной, он ухватился руками за умывальник, но не смог удержаться и медленно сполз на пол, полотенце упало рядом с ним…

Очнулся Рихард в кресле, в гостиной. Он с трудом разлепил глаза, над ним нависал Шнайдер и с тревогой смотрел на него.
-Ты чего, здесь так и уснул, - спросил он. - Почему не в кровати?
Рихард попытался подняться, но ноги затекли, и ему пришлось растирать их руками, прежде чем он смог опустить их на пол.
-Так это был сон, - тихо сказал он.
-Что сон?
-Да все это, и ванная с плесенью, и эта девушка в отражении, все сон.
-Рихард, с тобой все в порядке? Когда я видел тебя в последний раз, ты собирался принять душ и выпытывал у меня чистые ли ванны в спальнях. Так ты добрался до душа или нет? Судя по твоей прическе, все же добрался.
Рихард машинально потянулся к волосам.
-А что с моей прической?
-Видимо ты уснул с мокрой головой.
Волосы и, правда были еще влажными и спутанными. Рихард попытался расправить их руками, но они не желали слушаться и торчали во все стороны, словно растрепанное воронье гнездо.
-Шнайдер, тогда получается она и правда была.
-Кто?
-Твоя девушка, я видел ее в ванной и, по-моему, потерял сознание. Не пойму, как я очутился здесь. Сколько времени прошло? – Рихард испуганно огляделся
-Часа четыре, не меньше.
-О Господи, что же со мной было?
-Ты совсем ничего не помнишь?
-Нет, совершенно. Помню, я падал в душе, но как я добрался сюда? И когда я успел одеться, – Круспе обхватил себя руками и посмотрел на Шнайдера.
-Я не знаю, я ничего не слышал, спал как убитый.
-Едем на аэродром. Прямо сейчас, – неожиданно сказал Рихард и поднялся с кресла.
-Ты уверен?
-Да, абсолютно. Я хочу понять, что этой шельме от нас нужно, и сколько еще она собирается пугать меня и тебя, - он наклонился над столом, взял листочек с картой и, сложив его, засунул в карман рубашки.

***

Они остановили такси на улице перед домом и долго пытались объяснить водителю, куда им нужно попасть. Огромный, толстый, с черными густыми усами, торчавшими во все стороны, водитель ни слова не понимал по-английски и лишь глупо улыбался и мотал головой из стороны в сторону. Наконец Рихард понял, что нужно сделать, он достал мятую карту из кармана и, указал таксисту на точку, обозначающую аэродром. Водитель нахмурился, провел пухлым пальцем по листочку и наконец, радостно улыбнулся и махнул рукой, приглашая их сесть.
День клонился к вечеру, и город наводнили довольные и загорелые туристы. Они неспешно прохаживались по улицам, с вялым интересом разглядывая витрины магазинов, вывески ресторанов, сидели на скамейках в парках, толкались на индейских базарах, присматривая диковинные сувениры для своих родственников и друзей.
-Черт, хорошо им всем, - сказал Рихард.
-Кому? – не понял Шнайдер
-Туристам. Отдыхают, по барам ходят, а мы едем, черт знает, куда искать, сами не знаем что.
-Я тоже был таким туристом всего две недели назад. Рихард, не завидуй чужому счастью.
-Да не завидую я, так, просто обидно. Я здесь впервые и ничего так толком и не увижу, кроме этого вонючего аэродрома. Чего мы там, в темноте найдем? Ты хоть знаешь что искать, я уж не спрашиваю где?
-Понятия не имею, но мне кажется, что мы приедем на место и все сразу поймем. Ты не помнишь, эта девушка, она может тебе что-нибудь говорила?
-Я ничего не помню. Совсем. Словно стерли, чернота, пустота. Ни проблеска воспоминаний. Может я, когда падал, головой ударился? – Рихард потрогал затылок, провел рукой по волосам. Перед выходом он привел себя в порядок и даже умудрился кое-как поставить ежик.
-А голова не болит?
-Нет, разве что тяжелая, но не болит.
-Значит все в порядке, - сказал Шнайдер и выглянул в окно, город остался позади и теперь они ехали по широкой заасфальтированной дороге. Машин почти не было, лишь где-то впереди виднелся ярко освещенный экскурсионный автобус, да позади медленно ехала какая-то черная колымага с выключенными фарами. Зажглись редкие фонари, и Шнайдер видел, как в их еще пока не нужном свете вьются сотни мелких мошек.
-Мы уже скоро приедем, давай, если хочешь, когда вернемся, сходим куда-нибудь. Я же не обязан из-за этой дамочки-приведения сидеть безвылазно дома. Да и ты тоже, - сказал он, повернувшись к Рихарду.
-Нет уж, спасибо большое. Сходили с утра в кафе, очень приятно отдохнул. Мне что-то больше не хочется слышать проповеди, раздающиеся из-под крышки унитаза, хватило на всю жизнь.
-Да ладно тебе, забудь уже. Она обычно не такая шумная, просто ты зря телефон свой расколотил, видимо ей больше ничего не оставалось. Она хотела, чтобы ты поверил.
-Ну, ну… - Рихард закатил глаза – Поверил, тоже мне. Почему ты ее защищаешь? Я, между прочим, - он не договорил, потому что машина вдруг резко остановилась. Шнайдер посмотрел в окно, но аэродрома не увидел.
-Эй, в чем дело, поехали дальше, - сказал Рихард, но вспомнив, что водитель не говорит по-английски, стал махать рукой, указывая на дорогу. Но таксист сидел словно истукан, не реагируя на своих пассажиров. Вдруг он громко и как-то по-женски взвизгнул, осенил себя крестом, резко крутанув руль в сторону, вдавил педаль газа и стал разворачиваться.
-Эй, что происходит. Стой, амигос. Куда ты едешь? Тормози идиот. – Рихард перегнулся через сиденье и попытался крутануть руль в обратную сторону. Таксист повернулся и со всей силы ударил его по лицу. Рихард опешил и сел на свое место, прижимая руку к разбитой губе.
-Дьявол, там дьявол, - закричал водитель по-испански и стал указывать рукой куда-то вперед, при этом продолжая разворачивать машину. Шнайдер заметил, что старая колымага, ехавшая сзади резко остановилась и тоже сдает назад. Он посмотрел на Рихарда, увидел кровь, сочащуюся из-под его пальцев, посмотрел на широкую спину водителя, заметил, что его рубашка подмышками вымокла от пота, посмотрел на дорогу и словно во сне протянул сильные руки и, схватив водителя за шею, стал душить его. Водитель захрипел, отпустил руль, вцепился пальцами в руки Шнайдера пытаясь разжать мертвую хватку барабанщика, стал елозить на сиденье, но вырваться не удавалось.
-Выпусти нас из этой машины, сейчас же, - прохрипел Шнайдер, наклонившись к самому уху водителя.
Рихард смотрел на все это и не мог поверить своим глазам, Шнайдер вдруг, в одну секунду превратился из цивилизованного европейца в дикаря с горящими глазами и жаждой крови. Его лицо, обычно мягкое и дружелюбное, исказила гримаса злобы, глаза сделались колючими и холодными, губы растянулись в жутком оскале.
-Прекрати, прекрати Шнайдер, - закричал он и попытался оттащить ударника от уже начинавшего синеть таксиста. Он коснулся его руки, измазав ее своей кровью, и тут же отдернулся, словно получив разряд тока. Рука Шнайдера была такой горячей, что казалось еще пара секунд и кожа начнет плавиться и лопаться от этого невыносимого жара. Рихард оглянулся по сторонам, сам не зная, чего он ищет и увидел за собой, под задним стеклом машины закрытую пластиковую бутылку с водой. Схватив ее, он скрутил крышку и, не понимая, что делает, плеснул воду другу в лицо. В первую секунду ничего не происходило, Шнайдер лишь сильнее сжимал пальцы, но прошло немного времени, и Кристоф ослабил хватку, а потом и совсем отпустил несчастного таксиста. Тот тут же закашлялся и стал растирать шею.
-Что ты творишь! – прошептал Круспе.
Шнайдер медленно повернулся к нему:
-Я не знаю, - ответил он. - Не знаю, что на меня нашло, он ударил тебя, и у меня сорвало крышу, я никогда так не поступал раньше. Боже мой, Рихард, я схожу с ума. Я ведь совершенно не контролировал себя, я же мог его задушить, - он замолчал и испуганно посмотрел на водителя, который по-прежнему растирал рукой побелевшую шею и с опаской поглядывал в зеркальце на пассажиров.
-Надо выметаться отсюда, пока он полицию не позвал, - Рихард постепенно приходил в себя. Он открыл дверь со своей стороны и выбрался наружу. Шнайдер продолжал сидеть в машине, и, казалось, не собирался вылезать.
-Извините меня, простите, - сказал он водителю по-английски, но тот лишь в испуге отшатнулся, закрываясь руками.
-Ты вылезешь из этой машины или нет, - сказал Рихард, нагнувшись к открытой двери.
-Да, я уже иду, - как-то нерешительно ответил Шнайдер, и медленно выбрался на воздух.
Водитель тут же сорвался с места, даже не подождав пока Шнайдер закроет дверь, круто развернулся и умчался прочь. Они остались совершенно одни. Рихард огляделся. Наступала ночь. На горизонте, там, где пики гор казалось, касались неба, медленно угасало солнце. Широкая заасфальтированная дорога уходила вправо и тонула в вечернем сумраке, освещаемая лишь желтым светом редких фонарей. Слева, там, откуда они приехали, она делала крутой поворот и скрывалась за густыми деревьями. До поворота на грунтовую дорогу к аэродрому оставалось не больше ста метров, но она была пустынна, не освещена и совершенно не манила усталого путника.
-И что нам делать дальше, душитель? – Рихард был зол, он пнул ногой маленький камушек и тот покатился в траву.
-Я не знаю, – Шнайдер испуганно посмотрел на гитариста. - Рихард, я не знаю, что на меня нашло.
-Да хватит уже, я тоже не знаю, что на тебя там нашло, но от этого мне не легче. Лучше скажи, что нам делать?
-Пойдем пешком, здесь уже не далеко.
-Ночью, по заброшенной дороге? И куда мы придем?
-Нам все равно придется куда-нибудь идти, или обратно в город по трассе или до этого аэродрома. Там на аэродроме вроде какой-то дом стоял, наверное, диспетчерская, попробуем попросить диспетчера вызвать нам такси. Да и тебе лицо бы умыть не грех, в таком виде нас не один водитель не посадит.
-Он мне губу разбил, подонок. Завтра все распухнет нафиг, – Рихард осторожно дотронулся до разбитой губы и поморщился от боли. Кровь уже не шла, но губа действительно начала припухать. - Да ты и сам не лучше. Мокрый весь.
Шнайдер убрал со лба прилипшие мокрые пряди, попробовал отряхнуть обрызганные брюки, футболку, но потом плюнул, махнул рукой и сказал:
-А что он кричал про дьявола?
-Да откуда я знаю, белая горячка наверно началась. Там ни единой души на дороге не было, а он всполошился. И ты тоже, чего ты с ума, что ли сошел. Ты знаешь, какие у тебя были горячие руки, я чуть пальцы не обжег. Ты сам не чувствовал?
-Нет, я вообще помню все словно в тумане.
-Знаешь Шнайдер, ты, конечно, не обижайся, но я с тобой в одном доме ночевать не буду, я лучше в отеле номер сниму.
-Спальни запираются, - спокойно ответил барабанщик и, отвернувшись от Рихарда, пошел по дороге к аэродрому.
-Шнайдер, я, между прочим, не соглашался идти на аэродром, - окликнул его Круспе.
-Пошли уже, хватит трепаться, солнце уже почти село, минут через десять здесь будет кромешная тьма, а я хочу к тому времени хотя бы увидеть дорогу, по которой нам предстоит идти.

***

Когда утром они проезжали здесь на машине, все выглядело совершенно иначе. Солнце село немного позже, чем предполагал Шнайдер, оно задержалось над горизонтом еще на двадцать минут, освещая на прощанье кроны высоких деревьев, вытоптанную пожелтевшую траву, горы вдалеке, а потом погасло, оставив лишь бледно розовые краски на уже почти черном небе. Зажглись первые крупные звезды, и медленно взошла узкая молодая луна.
-Ну, по крайней мере, в темноте идти не придется, - сказал Шнайдер.
-Все равно отвратительно, меня пугает эта дорога. Ее почти не видно, заросла травой вся, того и гляди споткнешься об камень и грохнешься.
-А ты под ноги смотри, чтобы не спотыкаться.
Рихард замолчал и некоторое время они шли в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом ветра в густых кронах деревьев, да однообразным криком ночной птицы, где-то вдалеке. Шнайдер делал широкие уверенные шаги, аккуратно обходя выбоины, Круспе чуть менее уверенно шел по его следу. Тишина становилась гнетущей, Рихард тяжело вздохнул и сказал:
-Надеюсь нам не долго идти.
-С утра ехали вроде минут пятнадцать, или чуть больше. Думаю, за пол часа дойдем.
Похолодало, и Шнайдер зябко подернул плечами. Его мокрая футболка прилипла к телу, и он стянул ее через голову.
-Тебе чего, жарко? – спросил Рихард.
-Нет, футболка мокрая. Ты меня знатно облил.
-Я же тебе говорю, у тебя рука была как раскаленная сковородка, я дотронуться до тебя не мог.
-Да ладно тебе, прямо и не мог. Я бы тогда сгорел, - он посмотрел на свою руку, ища признаки ожогов, но ничего не найдя добавил.- Да и не мог я этого не чувствовать.
-И, тем не менее, я не лгу. Если найдем того водителя, спроси у него.
-Если я вдруг увижу того водителя, то я постараюсь скрыться с его глаз побыстрее, чтобы он …- Шнайдер замолк, остановился и указал рукой на дорогу. – Рихард, смотри.
-Что?
Рихард тоже остановился и всмотрелся вдаль. Спиной к ним, на дороге, стоял человек, воздев руки к небу, словно в молитве и не шевелился.
-Чего это с ним, - шепотом спросил Шнайдер.
-Не знаю, но он мне не нравиться. Может нам в сторону отойти.
Но отойти они не успели, человек повернулся к ним, сделал пару шагов и вдруг резко рухнул на землю.
-По-моему он помер, - высказал предположение Круспе. – Может это какая-то местная болезнь.
-Слушай, я вот думаю, может нам вернуться на трассу. Черт с ним с внешним видом, есть же на свете добрые люди, подвезут.
-А я сразу тебе что сказал?! Теперь уж обратно я не пойду, мы полпути протопали. Испугался?
-Не то что испугался, просто неприятно как-то. А вдруг он, правда, помер.
-И что? Помер и помер, черт с ним. Дойдем до аэродрома вызовем полицию или медиков, кого там в таких случаях вызывают.
-Катафалк, – сказал Шнайдер.
-Пускай катафалк. А если он живой, посмотрим что с ним. Может мужику плохо стало, сердце прихватило. Нечего нам двум взрослым бугаям от своей тени бегать.
-А с чего ты взял, что это мужик? - Шнайдер все еще не решался пойти дальше.
-Думаешь девушка? Нет, слишком крупный, это точно мужик. Хотя, может и девушка. Тем лучше.
Рихард пошел вперед, а Шнайдер следом. Они прошли метров сто, но никого не было видно.
-И где он? – спросил Шнайдер, машинально замедляя ход.
-Не знаю, может, уполз куда. А может это и не человек был вовсе.
-А кто? Оборотень? – Шнайдер снова остановился.
-Да, черт меня побери! – Рихард взглянул на Шнайдера, пытаясь в темноте поймать его взгляд. – Гребаный волшебный оборотень из гребаной детской сказки. Ты меня за совершенного психа держишь?
-Рихард, что ты злишься? Я просто спросил. Если это не человек, тогда кто?
-Зверь, крупный зверь. Может он стоял на задних лапах, а потом опустился и убежал. Это кстати все объясняет. Обезьяна или другая живность.
По обе стороны от дороги росли высокие ветвистые деревья, с широкими крепкими стволами. Рихард помнил, что ближе к аэродрому деревья заканчивались, уступая место выжженной солнцем траве. Было темно, но не настолько, чтобы он не увидел лежащее тело. За такое короткое время человек не смог бы уползти настолько далеко. Теория со зверем подтверждалась, но от этого было ничуть не легче. Они прошли еще метров сто, но по-прежнему никого не видели. Шнайдер молчал и озирался по сторонам, Рихард шел, рядом вглядываясь в темные стволы деревьев. И вдруг ночную тишину пронзил нечеловеческий громкий и протяжный вопль. Рихард вздрогнул и схватил Шнайдера за плечо.
-Что это? – тихо спросил он.
-Не знаю, черт побери. Те самые «звери». Валить надо и быстрее.
-Куда?
-Не знаю, сам решай или обратно, или к аэродрому бегом.
-Может напрямик, через деревья на трассу. Она должна быть не далеко. Мы же никуда не сворачивали, насколько я понимаю.
-А если ошибемся?
-Все лучше, чем здесь стоять.
Крик повторился, на этот раз звук был намного ближе. Ко всему прочему Рихард услышал шелест ветвей слева от себя. Не раздумывая, он со всех ног побежал вправо, через деревья, туда, где по его предположению была трасса. Шнайдера тоже не пришлось долго уговаривать, он побежал за Круспе и уже через пару минут обогнал его. Ветви били в лицо, под ногами что-то ломалось с противным хрустом, воздух вырывался из легких с хрипом и минут через десять Рихард понял, что не пробежит больше ни метра. Он остановился, пытаясь перевести дыхание, согнулся, пополам упершись руками в колени, и окликнул Шнайдера.
-Стой, - крик вышел слабым, но Кристоф услышал и обернулся.
-Ты чего, - испуганно спросил он и подошел к Рихарду.
-Ничего, не могу я больше бежать. Плохо мне.
-Тогда пошли медленно, не стой только. Там этот зверь.
-Да слышал я зверя, не глухой. Не могу я идти.
Но он смог рев раздался вновь (сейчас Рихард уже не сомневался, что этот леденящий душу звук – рев разъяренного зверя), теперь справа от них и Рихард побежал. На бегу, он посмотрел в ту сторону, откуда раздался звук и увидел два огромных желтых глаза. Машинально, он дернулся в сторону, споткнулся об какую-то корягу и плашмя рухнул на землю, разодрав руки в кровь. Шнайдер остановился, подхватил Рихарда и попробовал его поднять, но сам зацепился ногой и еле удержал равновесие, Рихард снова упал на землю, изрыгая проклятья. Наконец ему удалось подняться. Руки горели огнем, во рту был привкус крови, он повернул голову и увидел огромного ягуара. Зверь сидел в нескольких метрах и равнодушно смотрел на них своими огромными желтыми глазами.
-Шнайдер, - тихо позвал он, стараясь производить как можно меньше шума.
-Вижу, - отозвался барабанщик откуда-то из-за спины. – Не шевелись, может он уйдет, - голос Шнайдера заметно дрожал.
Ягуар сидел и смотрел на них, ударяя тяжелым хвостом о землю.
-Он зол, - сказал Рихард и сделал маленький едва заметный шаг назад. Ягуар тут же поднялся, хвост уже выбивал дробь на земле.
-Сказал же, не шевелись, - зашипел Шнайдер, - Они обычно не нападают на людей, если их не провоцировать.
-Откуда ты знаешь?
-Экскурсовод рассказывал, о Боже, какой он огромный.
Зверь сделал пару шагов и очутился подле Рихарда, гитарист почувствовал как липкий холодный пот потек по спине, между лопатками, он судорожно сглотнул и сказал самым ласковым, на который был только способен голосом:
-Хорошая киса, хорошая. Иди отсюда, уходи, я тебя не трону. Уходи, пожалуйста.
Но ягуар не собирался уходить, он обнюхал брюки гитариста, ткнулся носом в его дрожащую руку, и, обойдя его, подошел к Шнайдеру. Круспе не мог видеть, что происходит у него за спиной, но он слышал тяжелое учащенное дыхание ударника и чувствовал спертый запах звериной шкуры.
-Рихард, он схватил мою футболку, - услышал он тихий шепот Кристофа.
-Отдай ее, может он уйдет, - Круспе не решался повернуться. Через минуту он услышал недовольное ворчание.
-Что он делает? – осторожно спросил он
-Жует мою футболку, - шепотом ответил Шнайдер.
-Он отошел?
-Да, давай медленно уходить.
Рихард, наконец, обернулся. Ягуар лежал на земле, в паре метрах от них, зажав в лапах, то, что еще минуту назад было футболкой Шнайдера, и яростно рвал ткань зубами.
Казалось, что он потерял всяческий интерес к людям и очень увлечен своим занятием. Медленно, стараясь не споткнуться, Рихард стал отступать назад. Шнайдер по-прежнему стоял на месте, но вот и он повернулся и пошел вслед за ним. Ягуар поднял голову, посмотрел на них, а потом снова принялся с усердием пережевывать ткань. Отойдя на сотню метров, они прибавили шагу. А чуть погодя, не сговариваясь, побежали.
Вскоре они увидели дорогу и побежали быстрее, боясь оглянуться, боясь увидеть зверя преследующего их по пятам. Когда они подбежали ближе Рихард заметил машину, она стояла на обочине, черный старый, полуразвалившийся форд, но в тот момент она показалась ему самой прекрасной машиной на свете. Он закричал, и замахал руками. Окно со стороны водителя было приоткрыто, и он видел, что внутри кто-то есть. Но как только он выскочил из леса, машина рванула с места, подняв в воздух столб пыли и скрылась из виду за поворотом. Шнайдер выбежал вслед за ним.
-Они уехали, они не захотели нам помочь, - Рихард повернулся к барабанщику.
-Да вижу я. А ты бы не уехал? Выскочили какие-то бандиты из ночного леса и орут еще как ненормальные. Рихард посмотри на нас, я в одних брюках, у тебя все лицо в крови. Кто нас повезет?
-И что ты предлагаешь? Вернуться туда, - он указал рукой на деревья. – Забрать твою долбаную майку?
-Не кричи на меня, я не виноват, что этот ягуар сжевал мою майку. Я не виноват, что таксист ударил тебя, я не виноват не в чем. Я здесь такой же заложник, как и ты.
-Извини, - Рихард немного успокоился, - Да, ты не виноват. Но мы же хотели поймать машину до города.
-Хотели, может и поймаем. Давай пойдем по дороге, вдруг повезет. Тут хотя бы нет голодных хищников.
Рихард посмотрел на пустынную, плохо освещенную трассу и с ужасом понял, что не знает в какую сторону им идти. Он вообще не был уверен, что это та самая дорога, по которой они приехали. Ему казалось, что на той было больше фонарей, и она была намного шире.
-Шнай, а куда идти то?
-Как куда, по дороге в город.
-Да я понял, что в город, а где город то? В какую сторону?
Шнайдер удивленно посмотрел на Рихарда, не понимая вопроса, потом перевел взгляд на дорогу и наконец, понял.
- О, черт! – выругался он.

***

Его звали Иисусом, и это было его проклятием. Родители, помешанные на Библии христиане, назвали так ребенка, в надежде, что это принесет в их разорившуюся и живущую на грани нищеты семью, удачу, не понимая очевидного. Белый мальчик в неблагополучном черном районе Лос-Анджелеса и так будет страдать от притеснений чернокожих малолетних преступников, а с таким именем ему вообще проходу не дадут. И его били, били нещадно, в школе, во дворе, на баскетбольной площадке, везде, куда бы он ни пошел. И так продолжалось бы вечно, если бы не случай. У него не было друзей, не было даже хороших знакомых, потому что дети боялись дружить с ним, зная, что он изгой, козел отпущения. Боясь, что те, кто бьет его, ополчатся и против них, и они тоже будут приходить, домой утирая сопли, перемешенные с кровью. На улицу он старался не ходить, зная, что почти наверняка за первым же углом встретит одного из тех уличных хулиганов, которые так любят практиковать на нем свои удары, но и сидеть дома тоже не мог. Его родители постоянно пытались наставить его на путь истинный. Они без конца поучали его, цитирую приличные куски из, ставшей уже ненавистной ему, Библии и призывали к смирению. Смирения не было, а была лишь обида, страшная, затаившаяся злоба, ненависть ко всем на свете и еще страх.
«Возлюби ближнего своего» - говорил отец, а он не любил, он боялся и ненавидел, и, засыпая, мечтал о том, как подрастет, купит себе огромный револьвер и убьет всех тех, кто причинил ему столько неприятностей. Когда ему становилось совсем плохо, а это происходило все чаще и чаще, он уходил на крышу их многоэтажного дома и подкарауливал там дворовых котов, чтобы с изощренной детской жестокостью убивать их. Коты уже знали о нем и избегали. Но иногда какой-нибудь еще наивный и глупый котенок забредал на его крышу и приманенный угощением подходил к мальчику, вот тогда он отрывался. Он вспоминал лица тех, кто издевался над ним и кромсал тельце несчастного животного, уродовал совершенную, созданную ненавистным ему Господом Богом форму, и потом воровато прятал следы своих зверств, выбрасывая их с крыши в узкий безлюдный переулок. Если бы его родители узнали о странном и жестоком увлечении сына они немедленно отправили бы его в мужской монастырь. По крайней мере, отец всегда угрожал ему этим. Но они не знали и от этого, убивать котов было лишь приятней. В один из таких вечеров он сидел на крыше и ждал. И вдруг услышал голоса. Он спрятался за большой бетонной трубой и замер. Через пару минут на крышу по пожарной лестнице забрался чернокожий подросток. Иисус помнил его, это был один из тех хулиганов, которые наводили ужас на жителей окрестных домов. Парень был напуган, он вылез на крышу, огляделся и побежал прямиком к тому месту, где прятался Иисус. Одного взгляда на накаченные руки парня хватило, чтобы Иисус понял, что ему несдобровать. На этот раз он не отделается разбитой губой и синяком под глазом, на этот раз его исколошматят так, что мать родная не узнает, а если и узнает, то непременно отправит в мужской монастырь. Он хотел было побежать к выходу с крыши, к спасительной маленькой дверце, ведущей на чердак, а оттуда вниз, но заметил, что по лестнице поднимается еще кто-то. Мелькнула форменная фуражка, и на крышу грузно спрыгнул толстый полицейский.
-Стой, паскуда, - закричал он чернокожему парню. Тот обернулся, подвернул ногу и распластался по крыше. Полицейский настиг его и стал избивать дубинкой. Фуражка слетела с его головы, но он даже не заметил. Парень поджал колени, закрыл голову руками и молча терпел избиения.
У Иисуса была припрятана большая чугунная труба, он нашел ее на свалке, недалеко от своего дома и принес на крышу, чтобы проламывать головы котам. И теперь он вспомнил о ней. На цыпочках, чтобы никто не заметил, он вышел из своего укрытия и тихо прошел к перилам. Труба лежала там, где он ее и оставил. Он поднял ее (с трубой в руках он чувствовал себя лучше и сильнее), подкрался к копу сзади и, сделав сильный замах, ударил его по голове. Это оказалось не сложнее чем бить котов. Удар пришелся в висок, это получилось случайно, Иисус понятия не имел о том, что это, пожалуй, единственный способ убить взрослого человека. Коп дернулся, попытался повернуться к Иисусу, но не смог и рухнул прямо на чернокожего пацана.
Иисус положил трубу и подошел поближе. Полицейский был мертв, он лежал без движения, дубинка выпала из его рук и валялась тут же, рядом. Еще минуту назад это был сильный и опасный противник, но один удар Иисуса навсегда вывел его из игры. Мертвая плоть, много мертвой плоти, созданной его волей. Это зрелище заворожило Иисуса, он нерешительно протянул руку, желая прикоснуться к мертвецу, но тут чернокожий парень пошевелился и издал неопределенный звук, то ли слабый крик, то ли громкий стон. Иисус хотел было убежать, но потом передумал и попытался оттащить мертвеца - с первой попытки сделать это ему не удалось. Полицейский и при жизни был тучным малым, а после смерти казалось, он набрал еще килограмм пятьдесят. Но со второго раза Иисусу удалось приподнять мертвеца, он взял трубу и, используя ее в качестве рычага поднял тело, а чернокожий парень отполз в сторону. Иисус отпустил трубу, и полицейский плюхнулся на крышу, словно пыльный мешок набитый потрохами.
-Ты же убил его, твою мать! Ты крут, приятель, – сказал парень, с трудом поднимаясь на ноги. – Я Гектор, а ты кто?
-Я, Иисус, - сказал он и тут же поджался, ожидая удара.
Но Гектор не собирался его бить. Он восхищенно разглядывал белого щупленького мальчишку и наконец, улыбнулся и протянул ему руку: - Ты, чувак, спас мою черную задницу, значит теперь ты мой белый брат. И ведь не засрал же, грохнул этого паршивого белого ублюдка.
Все еще не веря, Иисус протянул свою маленькую руку, и она утонула в широкой черной ладони его нового приятеля.
-Ну, Иисус, и чего теперь с трупом будем делать?
-Скинем с крыши, - простодушно предложил он.
-Ага, и сюда сбегутся все копы этого сраного города. Нет, так не пойдет. Нас тут же накроют. Надо его спрятать. Тут есть укромное местечко, - Гектор огляделся.
-Есть, - тут же отозвался Иисус, - На чердаке. Там куча хлама всякого: крысы дохлые, матрацы дранные, бумага какая-то газеты.
-А он вонять начнет, и тут же соседи копов вызовут.
-Не вызовут, у нас в доме и так воняет. А под чердаком квартира пустует. Никто ничего не узнает. – Иисус впервые в жизни почувствовал, что кто-то слушает его, почувствовал, что кто-то интересуется им, спрашивает его совета и, не важно, каким образом он смог добиться этого. Важно было то, что с этого дня все у него пойдет по-другому. Так и случилось.
Он начал с малого. Теперь, когда за его спиной стоял Гектор, он мог хотя бы с чего-то начать. Поначалу он торговал наркотой на углах. Маленькие кулечки с марихуаной, которые он прятал в карманах брюк. Их всегда приносил Гектор и требовал вернуть ровно столько денег, сколько он скажет, а говорил он всегда чуть меньше, чем выручал Иисус. Тогда у него появились первые личные деньги. На первую выручку он купил пачку дешевых крепких сигарет и коробок спичек. Спрятавшись в подворотне, где его никто не видел, он попробовал курить и это ему жутко не понравилось. Табачный дым заполнил легкие и вырвался оттуда с надрывным кашлем. Но он не сдался. Все ребята, которых теперь он называл «мои друзья», курили, и он не хотел выделяться на общем фоне. Вторая сигарета пошла лучше, а с третьей он научился не кашлять. И уже этим вечером, после того как он рассчитался с Гектором (они собирались на заброшенном складе, на окраине Лос-Анджелеса), он вместе со всеми сидел в кружке и с видом заправского курильщика тянул противный и горький табак.
Денег стало больше, когда Гектор стал брать его с собой на дело. Они ходили к каким-то черным, взрослым ребятам, брали там целлофановые мешки с травкой и, возвращаясь на склад, расфасовывали их по маленьким кулечкам, предварительно перемешивая с зеленым чаем в пропорции один к десяти и потом торговали шмалью на углах. Расплачивались они за килограмм травы, а продавали чуть больше. Причем за продажу им тоже платили. Гектор отдавал Иисусу третью часть денег, но и этого вполне хватало, чтобы он мог купить себе нормальные шмотки (нормальные в его новой компании) и курить приличные сигареты.
-Если кто узнает, каким дерьмом мы тут занимаемся, нам эти сраные уроды яйца открутят к такой-то матери, - поучал его Гектор, когда они перемешивали траву с чаем. У Гектора все было с ароматом говна. Он жил на говеной планете, населенной сраными людьми, ходящими на дерьмовую работу, трахающими говнистых задастых белых баб по засранным квартирам, покупающими поносные шмотки в пропахших белым говном бутиках. И солнце было сраным, и дождь тоже пах фекалиями.
Если бы Иисус мог выбирать он бы, наверное, никогда бы не связался с таким человеком как Гектор, но он не мог, поэтому фекалии постепенно вошли и в его речь.
-Да, дерьмово будет, брат, - отвечал он, раскладывая смесь по пакетикам.
Им везло, им всегда необычайно везло. Как говорил Гектор:
-Какое бы говно не случилось, мы всегда выходим чистенькими, даже не заляпав ботинки.
И это было правдой. Гектор думал, что везение пришло вместе с Иисусом, он приписывал его имени все их удачи и говорил, что Бог наконец-то обратил на него внимание. ( При всем злословии Гектор постоянно вспоминал Бога, но иногда и Бог был у него с ароматом фекалий). А Иисус в свою очередь думал, что именно Гектор помог ему выбраться из полной жопы. После двух лет дружбы с Гектором он даже начал скверно думать, и уличный сленг постепенно прижился в его мыслях, став чем-то обыденным и обыкновенным.
Они продолжали торговать разбавленной марихуаной на улицах, но уже стали подумывать о более серьезном бизнесе. Гектору уже было пятнадцать, а Иисусу должно было исполниться тринадцать. Гектор решил, что пора действовать, Иисус не был против. У них были нужные знакомые, (если с малолетства торгуешь шмалью по подворотням, то к пятнадцати у тебя оказывается полно нужных и полезных знакомых) и Гектор пошел к одному из них. Иисуса он не взял, побоялся что белокожий, субтильный мальчик (Иисус так и не смог накачать мышцы как у друга, хотя каждый день по пятьдесят раз отжимался от пола, перед сном ) не выглядящий даже на двенадцать лет может спугнуть серьезных людей. Иисус не обижался. Он знал, что Гектор уважает его, он знал, что Гектор даже побаивается его. Иисус был очень жесток, и эта холодная жестокость не могла не внушать страха. После того полицейского Иисус убивал еще два раза. Однажды он голыми руками задушил сопляка, который попытался стащить у них товар. Они пришли на заброшенный склад чуть раньше обычного и увидели черного мальчика, который стоял на коленях, запустив руку по локоть в их сделанный в полу тайник. Иисус узнал его, этот пацан учился с ним в школе и он иногда видел его на переменах бегающим по двору и играющим с такими же, как он мальчуганами. Парню не было и десяти лет, но это не могло остановить Иисуса. Его никогда ничего не останавливало, ни раньше, ни намного позже, когда он уже стал большим человеком в наркобизнесе и прослыл самым жестоким наркобароном современности. Он в два шага пересек разделявшее их расстояние и, схватив мальчика за тоненькую шейку, принялся его душить (отжимания, хотя и не придали рельефа мышцам, зато сделали его руки очень сильными.). Пацан вырывался, сучил ногами, размахивал тоненькими худыми ручонками, хрипел, пускал слюни, Иисус же все сжимал и сжимал его шею. Наконец что-то хрустнуло, и парень обвис у него в руках. Он равнодушно отшвырнул тело, вытер руки о штаны и, повернувшись к стоящему с приоткрытым ртом Гектору, спокойно сказал:
-Падла товар стащить хотел, гаденыш мелкий.
-Ты задушил его брат, что это за дерьмо.
-Да дерьмо брат, но что ж поделать, сам же говорил жизнь - дерьмо.
-Но ты же убил его, брат. Он же совсем ребенок.
-Да срать я на это хотел. Этот мелкий гаденыш хотел кинуть нас.
Уже потом, через много лет убивая очередного человека, (уже не своими руками), посмевшего выступить против него, он каждый раз говорил: - Этот гаденыш хотел кинуть меня.
Они спрятали тело на складе, завалив его всяким хламом и мусором, а тайник пришлось перепрятать. С тех пор Иисус заметил, что Гектор иногда с опаской поглядывает на него и ему это понравилось.
Он никогда не убивал специально, у него не было жажды крови, он никогда не испытывал морального удовлетворения видя как его жертва корчиться в предсмертной агонии. Иисус всегда был холоден и равнодушен. Единственное что его интересовало и что занимало его мысли, были деньги. Сами деньги никогда не манили его. Он не видел смысла в накоплении. Иисус любил тратить. Он с жадностью покупал новые вещи, всегда яркие и кричащие, одежда черных, как называл это Гектор. Но пока он жил с родителями носить их не мог. Однажды он пришел домой в огромных безразмерных джинсах, провисающих на заднице до самых колен и ярко салатовой (цвет был таким насыщенным, что даже резал глаза) майке, нелепо висящей на его узеньких, почти женских плечах и мать устроила скандал. Она вопила, словно сам Сатана явился пред ней и предложил увеселительную прогулку в ад. Иисус даже не догадывался, что его набожная мать знает столько грязных и крепких ругательств. Она заставила его переодеться в «угодную Господу нашему» одежду и больше он никогда не рисковал появляться дома в таком виде. Он прятал свои вещи на заброшенном складе и, приходя из дома, переодевался в то, что нравилось ему, а не его набожным родителям.
Второй раз он тоже убил ради денег. Это было жарким июльским днем, когда над городом стояло облако вонючего смога и асфальт, казалось, готов был расплавиться от невыносимой жары. Они с Гектором торговали на углу, марихуана уже почти закончилась и им осталось продать всего пару пакетиков когда к ним подлетел разъяренный «торчок» ( Иисус называл всех своих покупателей только так) и потребовал вернуть ему деньги за ту шмаль которую они продали ему.
-Это дерьмо! - орал он, брызжа слюной и размахивая здоровыми кулачищами перед их лицами. – Это полная туфта и это никуда не годится. Я не знаю, с чем вы мешаете вашу траву, но это уже не трава. Это говеный жасминовый чай.
Наркоман достал из кармана маленький сверток и швырнул Гектору в лицо.
-Прекрати заливать, брат, - немного растерянно сказал Гектор и наклонился, чтобы поднять кулек с земли. «Торчок» не долго думая двинул ему ногой в челюсть. Гектор вскрикнул, закрыл лицо руками и выплюнул на дорогу два зуба вместе с кровавой слюной.
-Охренел, тварь дерьмовая, - сказал он, после потери двух передних зубов его речь стала малопонятной.
Иисус молчал. Он мог бы достать свою пушку (пистолетом он обзавелся еще полгода назад, в его компании это было обычным делом) и пристрелить торчка прямо на месте, но он прекрасно понимал к чему это приведет. Они потеряют бизнес. В таком деле как наркоторговля слухи разлетаются с колоссальной скоростью, и уже через месяц у них бы не осталось ни одного клиента. Все бы говорили, что они не просто разбавляют траву, но еще и мочат своих клиентов прямо на улице. Иисус был умным парнем. Он легонько отодвинул разъяренного Гектора в сторону и абсолютно спокойно сказал:
-Прости, чувак. Лажа вышла. Я верну деньги, не буксуй. Добро?
-Вернешь? – удивился наркоман, и посмотрел на худенького Иисуса сверху вниз - Все деньги. Я же скурил маленько.
-Все, не вопрос. Трава лажа, значит верну.
Конфликт был исчерпан. «Торчок» забрал свои деньги и ушел. Гектор с ненавистью смотрел ему вслед, когда парень скрылся за поворотом, он спросил:
-Какого хрена?!
-Ты тоже не буксуй, это правильно вернуть деньги. А вот кинуть нас было неправильно.
-Кто нас кинул?
-Тот, кто намешал в траву чая с жасмином.
Иисус достал из кармана кулек с травкой, ногтем продырявил целлофан и понюхал. «Наркоман» был прав, трава пахла жасмином.
Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, кто их кинул. Они брали траву у Саймона, а он в свою очередь покупал ее у более серьезных людей, которые не стали бы марать руки таким мелким дерьмом. Саймон был большим, накачанным, украшенным с ног до головы татуировками и дешевыми цепями, негром, брившим свою шишковатую и не красивую голову наголо, и считавшим себя самым крутым бандитом во всей округе. Иисус так не считал. Иисус решил, что убьет его - и убил. Он подкараулил Саймона в туалете занюханного кафе на автомобильной стоянке, куда он приехал вместе со свое грудастой и безобразной чернокожей подругой, чтобы перед бурной и развратной ночью перекусить. Иисус знал, что Саймон каждый вечер возит свою женщину сюда (он следил за ними уже полторы недели), и к тому моменту, когда они с шумом и хохотом вошли в дверь, он уже сидел в кабинке, держа большой черный и тяжелый пистолет в маленькой худенькой руке. Иисус был терпеливым парнем, он просидел в кабинке, вдыхая ароматы испражнений, перемешанные с хлоркой, больше трех часов и мог просидеть еще столько же, да только этого не понадобилось. Когда дверь туалета хлопала, Иисус вставал на унитаз, заткнув пистолет за пояс, и выглядывал из кабинки. Он сделал это уже девять раз и все девять впустую. В туалет заходили разные, незнакомые и совершенно не интересовавшие его люди. Они шли к писсуару, поворачивались к нему спиной, расстегивали ширинку, и Иисус слышал, как они мочатся. Тогда он тихо спускался с толчка, вытаскивал пистолет и снова ждал. Саймон был десятым. Он был уже сильно навеселе и нетвердой походкой вошел в туалет, огладывая пустое помещение затуманенным взором. Иисусу не нужно было вставать на толчок, чтобы понять, что это Саймон, он почувствовал резкий запах его дешевой туалетной воды, но все же решил проверить. Сомнений не осталось, когда пацан увидел лысый шишковатый затылок. Он аккуратно спрыгнул на пол, достал пистолет, и бесшумно открыв задвижку, вышел из кабинки. Саймон даже не повернулся, он насвистывал себе под нос какой-то веселый мотивчик и спокойно мочился, не зная, что за его спиной стоит Иисус с заряженным пистолетом.
-Ты размешивал шмаль с чаем, - спокойно сказал Иисус.
Саймон резко повернулся, забрызгав мочой свои штаны и пол под ногами.
-Иисус?! Какого дьявола ты здесь делаешь, ты мелкий ублюдок, - начал было Саймон, ну тут заметил пистолет в руке пацана. – Эй, какого черта? Ты что мерзавец, грохнуть меня удумал?
-С жасминовым чаем, безмозглая скотина, - продолжил Иисус и поднял пистолет, сняв с предохранителя.
-Не смей, мерзавец поганый. Тебе тут же голову твою безмозглую оторвут. Ты что, совсем страх потерял, падла. Отдай пушку и я прощу тебя. Забуду, что видел сегодня, сделаю вид, что все это привиделось мне спьяну. Пошел вон, давай пушку и пошел вон, - Саймон протянул руку, густо украшенную татуировками.
-Ты хотел кинуть нас? – Иисус был абсолютно спокоен и Саймон понял, что парень не шутит, что парень нажмет на этот проклятый курок и грохнет его в этом вонючем туалете. И тогда он испугался, по-настоящему, настолько чтобы забыть о том, что он самый крутой бандит в округе, настолько, чтобы забыть о гордости и чувстве собственного достоинства, о том, что ему уже двадцать три, а Иисусу нет и тринадцати. Все это померкло и потеряло значение, когда он заглянул в ствол направленного на него пистолета и когда увидел, как оттуда ему подмигнула смерть.
-Нет, я не собирался кидать тебя, это не я. Такой товар пришел, я же не проверяю его, значит, его разбавили где-то в другом месте. Не нужно, брат. Не нужно убивать.
Иисус очень по-взрослому усмехнулся и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, и на белой футболке Саймона расползлось кровавое пятно… Но он не умер. Парень дотронулся до раны на животе, со стоном выдохнул и поднес руки к лицу. С пальцев капала кровь. Глаза его и без того большие сделались огромными, изо рта пошли кровавые пузыри. Иисус молча смотрел как умирает человек не испытывая никаких эмоций, его волновало только то, что это длиться слишком долго, кто-нибудь мог войти и увидеть их, ведь не смотря на громкую музыку выстрел все равно могли услышать. Тогда он поднял пистолет и выстрелил во второй раз, теперь он целился в голову. Пуля прошла навылет, пробив лоб почти, что в центре, негр дернулся и осел на грязный пол. Теперь он был мертв, а Иисус - доволен. Он убрал пистолет за пазуху, предварительно поставив его на предохранитель, и спокойно вышел из туалета, а потом из кафе и растворился в ночи. Ему снова повезло, никто даже не обернулся и не взглянул на него. Но для Лос-Анджелеса это было обычным делом, здесь редко совали нос в чужие дела.

***

Иисусу уже исполнилось пятнадцать, он по-прежнему оставался щупленьким, белобрысым пацаном, выглядящим моложе своего возраста, а Гектор возмужал, окреп, и мог похвастаться горой накаченных мускулов. У него было много женщин (в основном шлюхи, но Гектора это не смущало), куча денег и новенький красный Плимут, но у Иисуса было нечто большее - мозги. И постепенно Иисус стал лидером в их тандеме, незаметно для обоих Гектор стал спрашивать у него совета и с обожанием смотреть на него. Иисус, как впрочем, и всегда, был не против. Они уже не торговали сами, а использовали мальчишек, таких, какими они были сами пару лет назад. После смерти Саймона ниша пустовала, и Иисус с Гектором тут же заняли ее. Они занялись более серьезными делами, и это стало приносить заметную прибыль. Тогда-то Гектор и подсел на наркоту. Как и все он начал с травы, потом перешел на кокаин, и уже через некоторое время стал колоться. Иисус смотрел на своего друга и понимал, что если он хочет двигаться дальше, (а он хотел, еще как хотел) то с Гектором придется расстаться. Он мог бы тоже начать принимать, и забыть о своих мечтах, но видя как Гектор, после очередного укола, лежит с блаженной улыбкой на лице и мочится себе в штаны, он испытывал презрение. Иисус презирал слабость, презирал с детства, а Гектор стал слабаком. За пару лет из здорового, красивого, переполненного тестостероном подростка Гектор превратился в привидение с впалой грудью и трясущимися руками. Он по-прежнему смотрел на Иисуса с обожанием, но иногда в его взгляде читался неподдельный страх, ведь он не мог не понимать, что тот скоро уйдет.
Иисус ушел, когда подвернулась первая возможность. Теплым июньским вечером ему позвонил один из тех, кого он называл нужными людьми и сказал, что им заинтересовался некто Раймон, и очень хочет поговорить с ним завтра утром. Иисус не был знаком с этим мужиком лично, но был наслышан. Раймон был правой рукой влиятельного наркобарона Лос-Анджелеса и прослыл человеком жестоким и расчетливым, но при этом он был щедр. Его люди ездили на дорогих машинах, трахали дорогих баб и жили в дорогих домах в районе Беверли Хиллз. Это было то, о чем мечтал Иисус с самого детства и он пошел на встречу, надеясь, что Раймон предложит ему работу, и он не ошибся. Уже на следующий день он стал человеком Раймона, оставив Гектора за бортом своей жизни.
К двадцати трем годам Иисус стал главным поверенным Раймона. Он поселился в шикарном доме, ездил на новой Тойоте и содержал дорогую чернокожую любовницу, которая по утрам варила ему кофе, а ночами ублажала его в постели. Но ему было мало, и он попробовал взобраться выше, но сорвался.
Иисус попытался провернуть аферу за спиной босса, чтобы спихнуть того с места и занять его положение, да только прочитался. В один день из человека Раймона он сделался дичью Раймона, и ему пришлось бежать. Собрав все деньги, он купил билет до Каракаса и улетел ночным рейсом, а там пересел на частный самолет и скрылся в Лиме.
В Перу Иисус тут же занялся привычным для него делом, он без труда нашел нужных людей, без проблем вошел в их бизнес, а через пару лет, организовав небольшую заварушку, стал главным наркобароном в Лиме.
Он прошел долгий путь, начав его с грязных улиц Лос-Анджелеса, и закончив в особняке, в аристократическом районе Лимы, и за все это время он ни разу не сталкивался с чем-то таким, что он не мог бы понять и объяснить, поэтому сейчас он был зол и напуган. Что-то пошло не так, где-то в его четко отлаженной схеме произошел сбой, и он не знал, как это исправить. И причиной всех его проблем был человек по фамилии Шнайдер, заезжий немец и, как выяснилось, музыкант.
-Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость, - кричал Иисус на своего помощника.
Всего их было трое: Санчо, Родригес и Алехандро. Все трое мексиканцы, все трое отъявленные головорезы, все трое молодые и безбашенные кровные братья. Он подобрал их на улицах Лимы, когда они попытались обчистить его средь бела дня. В то время они называли себя «Дерзкие братья Борхес» и не лукавили. Иисусу понравилась их смелость и желание добиваться цели, во что бы то ни стало, а им понравилось работать на него, потому что Иисус много платил. Никто из них никогда не смел противоречить ему, но сегодня Алехандро взбрыкнул. Он вызвал их всех к себе в офис и приказал следить за неким Шнайдером, снимающим частный дом в районе Мирафлорез, и если они заметят что этот хмырь как-то связан с полицией, тут же на месте прикончить его. Алехандро как-то не по доброму посмотрел на Иисуса, нахмурил густые брови, опустил глаза и твердо сказал, что ни за что не станет этого делать. Братья были удивлены не меньше самого Иисуса, они испугано переглянулись и не сговариваясь отступили от Алехандро на шаг.
-Что ты сказал? – переспросил Иисус и приподнялся в кресле, опершись руками на широкий дубовый стол.
-Я не стану убивать Шнайдера, - упрямо повторил Алехандро и поднял глаза.
-Почему же? – Иисус вышел из-за стола и не спеша подошел к наглецу, желая влепить ему хорошую пощечину.
-Простите босс, но он не просто какой-нибудь парень. Я знаю, о ком вы говорите, и я видел его в городе. Это барабанщик известной группы Rammstein.
-Чего? Правда? А чего ты нам не сказал? – спросил Санчо, но увидев, что Иисус повернулся к нему, тут же замолк и потупил взор.
-И что? – холодно спросил Иисус. Он передумал бить Алехандро и вернулся в кресло. Не смотря на то, что этот сопляк дерзил ему, он говорил умные вещи. При всей своей власти и могуществе, Иисус действительно не мог безнаказанно убивать музыкантов с мировым именем, не потому, что он боялся полиции (полиция давно работала на него), а потому, что это могло привлечь лишнее внимание к его персоне и его бизнесу, а это было последним из того, что ему сейчас было нужно... Словно прочитав его мысли Алехандро сказал:
-Таких как он нельзя убивать безнаказанно.
-Да мне глубоко насрать на то, что он мировая знаменитость, - заорал Иисус и снова поднялся на ноги. Алехандро попятился к двери.
-Чего ты дергаешься? – уже спокойно сказал Иисус и подойдя к побелевшему от страха помощнику похлопал того по плечу. – Ты откуда узнал, что этот немец известный?
-Я, ну… - Алехандро глупо улыбнулся. – Я немного фанатею.
-Фанатеешь? – Иисус улыбнулся, а потом с размаха ударил Алехандро по лицу ладонью, - Маленькая гнида! Нечего тебе фанатеть от тех уродов, которые мешают мне зарабатывать деньги.
Алехандро судорожно сглотнул и снова попятился к двери, его братья отступили на пару шагов, почти упершись спинами в стену, но Иисус уже успокоился. Он вернулся к столу, достал сигарету и закурил.
-Если бы я хотел грохнуть этого Шнайдера, я бы сказал тебе грохнуть его, - сказал он и снова повернулся к Алехандро. – Но я приказал следить за ним, не так ли?
-Да, босс, вы так именно и сказали, - ответил за брата Санчо.
-Заткнись, - коротко оборвал его Иисус и продолжил, обращаясь к Алехандро. – Ты, полагаю, думаешь, что я тупая безмозглая скотина, которая забралась на самый верх и теперь сидит и наслаждается своей властью? Ты, наверное, мечтаешь достать свою пушку и пристрелить меня?
-Нет, - тихо отозвался напуганный парень.
-А я знаю, что мечтаешь, потому что сам был таким. Молодым и горячим. И я убивал, но помни, что если я умру, умрет и этот бизнес. И тогда ты, и твои сосунки братья вернутся на улицы, чтобы обирать безмозглых туристов. Нечего перечить мне, идите и сядьте на хвост этому немцу. Пошли прочь, все. Хотя нет, Родригес, ты останься.
Родригес был самым старшим, ему недавно исполнилось двадцать три. Это был здоровый, худой и очень некрасивый парень с прыщавым лбом и кривым носом. Обычно он почти всегда молчал и смотрел в пол, но Иисус знал, что в деле от него больше толку, чем от двух других братьев. Родригес был жесток и холоден и не знал пощады, чем и привлекал Иисуса. Когда Санчо и Алехандро вышли, бесшумно прикрыв за собой тяжелую дверь, Иисус взял со стола пачку сигарет и предложил Родригесу. Тот молча взял одну и спрятал за ухо.
-Садись, - Иисус указал парню на стул, а сам сел напротив. Родригес сел и уставился на свои ботинки.
-Твой брат глуп, - сказал Иисус. – Глуп, потому что он еще молод. Сколько ему? Семнадцать?
-Восемнадцать, - сказал Родригес, так и не поднимая глаз. У него был хриплый глубокий голос, казалось, что он говорит из-под подушки, щедро набитой пером.
-Я в восемнадцать тоже много глупостей делал. Но дело не в этом. Понимаешь, какое дерьмо у нас получается. Мой парень, Ральф, тот придурок, которому я поручил бизнес с этими сраными агентствами аренды машин, вдруг без разумных причин сдался властям. И зачем? - Иисус замолчал, но Родригес не собирался отвечать и он продолжил. – Не знаешь? И я вот не знаю, и не могу понять, какого хрена он вдруг ломанулся в участок. Чтобы вытащить этого немца? А на кой дьявол он ему сдался? Парень, между прочим, только недавно вышел, и не думаю я, что его ностальгия замучила. У нас схема была налаженная, если что мы не причем, все сваливаем на туриста и Ральф прекрасно знал это. Товар я бы вернул, это пустяковое дело, а вот вытащить его самого мне уже не удастся. Хотя я бы не стал этого делать, даже если бы и мог. А я не могу. Даже я не всесилен. Полиция Лимы, это конечно свои ребята, но там приехали детективы из Америки и я уже ни хрена не могу сделать. Мне остается только сидеть и ждать что будет, ну еще я могу прикончить этого Шнайдера. Только толку то?
-Наверное, его кто-то прижал, парня вашего - предположил Родригес
-Вот и я так подумал. А кому это надо? Шнайдер этот никому не звонил, я спрашивал у наших, телефон у него отбирали. Никто не знал что он там, если только он не приехал специально, чтобы кинуть меня.
-А на фига?
-Хороший вопрос. Музыканту не зачем в наркобизнес лезть. Он должен музыку совою говеную играть, а не в бизнес мой лезть. Поэтому я и хочу чтобы вы пока только следили. Понял?
-Понял, - ответил Родригес и собрался уходить, но Иисус жестом остановил его.
-Еще кое-что, чтобы вы не увидели, Шнайдера не убивать. Твой бестолковый брат дело говорил, такие люди бесследно не исчезают и мне этот геморрой на задницу нафиг не нужен. Увидишь чего, звони, но сам на рожон не лезь. Ясно?
-Ясно.
-Как эта сраная группа называется?- спросил Иисус.
-Какая?
-Где этот Шнайдер играет?
-Rammstein
-Хорошо, иди и смотри без лишнего рвения.
Родригес кивнул головой и тихо вышел, оставив Иисуса в одиночестве.
Иисус докурил и сел за компьютер. В поисковике он набрал Rammstein и погрузился в чтение. Он предпочитал знать своих врагов в лицо.