"Я не умею читать молитв — я просто чувствую боль." (с) Анна Ширяева.
А знаешь, я устала. От этой ноши. В моих руках тяжестью повис ребенок: маленькая девочка прижимается ко мне и плачет... Дитя, рожденное от моей любви и твоей нелюбви — моя боль...
Вот уже очень много дней ты делаешь мне больно. Против своей воли — но делаешь.
Я могу хоть тысячу раз простить тебя. И вина твоя будет снята. Но не моя боль... Как ни расставь запятые. Но казнен должен быть только один. Ты — милован. И иначе никак, обмен ролями невозможен. Да я и не хочу этого. Не хочу и не могу винить тебя.
Вот уже много дней время болезненно пульсирует, минуты растягиваются в безвыходную бесконечность, дни пробегают, как одна монотонная минута.
Каждую секунду скучаю по тебе. Физически ощущаю неумолимым холодом все километры-метры-сантиметры расстояния, все эти мучительные мгновения, разделяющие нас...
И кто придумал, будто время лечит? Время с жестоким равнодушием разлучает, уносит нас все дальше друг от друга и от нашего чуда... Оно давит на меня всей тяжестью триллионов ранящих секунд, всей своей необратимостью...
Небо затянуто пустыми, безжизненными проводами. По ним — бесконечным импульсом боль...
Все это время я живу сквозь боль, дышу сквозь спазмы. Все внутри сжимается в тугой пульсирующий комок боли — кажется, почти готовый взорваться, — сгибающий в конвульсиях, выжимающий из горла и глаз горький сок полыни... И рыдания — в голос. Когда спазм выдавливает из едва дышащих легких голос, низами прорывающийся сквозь гортань, бьющийся протяжным, безысходным, густым грудным стоном...
И маленький подкидыш цепляется своими тисками-ручонками, не отпускает меня, камнем висит на шее и плачет...
И я сама, точно потерянный ребенок, беспомощная девочка, уставшая от слез, испуганно тянусь и льну к теплу...
И кто бы ответил лаской на ее мольбу...
25.09.2007.