Снегурочка, стр. 7

Дмитрий Писарев
Гулко свалилась на пол подушка.
Она вздрогнула, захлопнула крышку ноутбука.
Еще не вернувшаяся из напряженного состояния, раскрасневшаяся, смущено забралась под одеяло
к снежному человечку.
Тесно прижавшись, просунула руку к его животу и виновато уткнулась носиком в плечо.


В самом начале, когда еще только делала неуверенные шаги в управлении миром, людьми, событиями, она трусихой пряталась в своем уютном мирке.
Но сила ее постепенно увеличивалась. Она становилась опытнее и мудрее. Постепенно взяв под контроль сначала свои чувства, желания, мысли, мечты. Потом окружающие ее вещи и предметы, которые раньше довольно редко слушались ее, оказываясь в ненужных местах, исчезая – из нужных, падая, ломаясь, разбиваясь…
Через некоторое время обнаружила, что видит и слышит мысли людей, ощущает их эмоции, ауру, состояние, недуги, болезни. Поняла, что может влиять на их состояние. Сколько раз в городской толпе, в очереди в супермаркете или общественном транспорте она снимала нервозность и головную боль, уменьшала изжогу и снижала давление, согревала ладони и делилась хорошим настроением с окружающими людьми.
Она, словно вынырнувшая в подпространство, двигалась вне потока этой жизни.
«Как-то восторгаясь встречей, подошла ко мне дама. Называет по имени, спрашивает о жизни офиса.
«Вместе работали?»
Потом начинает перебирать общих школьных друзей…
Ни одного из них не помню. Хочется сказать ей: все это не про меня, Вы ошиблись… А она так искренна в своей радости, что становится неловко мешать этому потоку приятного прошлого.
«Где же мои воспоминания? Где я в ее картинке?»
 И от бессмысленности ситуации начинаю ее разглядывать. Думаю о своем и смотрю в когда-то светлые глаза. Теперь они, как выстиранные джинсы, почти что белесые. Когда-то рыжие волосы теперь стали химической завивкой трех волосин в шесть рядов. И такие милые мелкие-мелкие морщинки. Вот беда-то! Некогда женщине следить за собой, разве что химию раз в полгода делает. А ручки-то ручки! Наверное, она по сию пору картошку на огороде тяпкой тяпает. И румянец не пробивается сквозь веснушки, потому что это просто курочка-ряба, с ярко-рыжей кожей.
Тараторит без умолку, не дает времени на размышления, чуть умолкнет и опять – сопли-вопли.
Вижу: камешек в левой почке, легкие грязные – курит много. Две девочки. Младшенькая, зеленоглазая рыжая красавица-кудряшка, наверное, в папу. Старшая – каштановая чучелка. Но это временно, станет в будущем такой видной дамой, как мама. Вижу, а вот вспомнить никак не могу.
Кто она?»

В конце концов, обнаружив способность предугадывать события, влиять и менять реальность, даже не удивилась.

«Особенно стремительно езжу в общественном транспорте. Так здорово не замечать ничего вокруг и постоянно подниматься над суетой. Роскошь момента очистила голову напрочь. Дела-заботы кажутся теперь посторонними. Неужели это я? Можно долго копаться в себе. Можно разобрать по косточкам собственную сущность, но появились новые жизненные признаки, о которых давно забыла. Раньше я просыпалась ночью и всегда чего-нибудь хватала из холодильника. Теперь просыпаюсь в страстной тревоге и частенько просто не могу заснуть. Много курю и пью кофе».


В свое дежурство, или когда задерживался, или же после осмотра Максиму Федоровичу нравилось оставаться и поболтать с ней.
Она была удивительно красивой женщиной. Когда поднимала и закалывала непроглядного глубокого черного цвета волосы, была похожа на древнеегипетскую царицу Нефертити. Внимательные, пронизывающие глаза, в которых скакали озорные бесенята и светился незаурядный интеллект. Высокий лоб, маленькие ушки, губы, вырезанные гениальной рукой Мастера. Отсутствие макияжа. Отстраненные светские черты лица. Смуглая, словно загоревшая, кожа. Мягкая душистая теплая энергия переполняла ее, от чего фигурка ее вибрировала и казалось, – она окружена облаком..
В общем-то, что не удивительно, он увлекся ею, тщательно это скрывая. Ее состояние абсолютно не смущало его. Даже, наоборот, необходимость предупредительно заботиться наполняло его невыразимой теплотой и нежностью.

Больше, конечно, говорила она. Может быть, она просто любила это дело – рассказывать, может быть, ее статус «больной» открывал ворота откровенности – мы же часто говорим врачам то, что даже себе боимся сказать.
– Тебе нужно писать, – говорил Максим Федорович, когда глубина описываемых ею картин, сюжетов, ситуаций достигала предельной реальности и образности.
Она же в ответ только хитро улыбалась.

Однажды, в его дежурство у нее резко и сильно поднялось давление. Он всю ночь пробыл рядом, хотя информация о состоянии мгновенно отображалась на мониторе в кабинете дежурного врача.
Утром ситуация нормализовалась. Ей принесли завтрак, ему – чай с лимоном.
– Я давно хотела тебя спросить. Тебе нравится то, что ты делаешь?
Максим Федорович широко заулыбался. Вспомнил, однажды одна неугомонная сучка после того, как он ответил на такой вопрос «конечно, нравится», обвинила его в домогательстве, обозвала молодым извращенцем и грязным похотливым садистом.
– Да… Дело свое люблю. Один из моих друзей называет меня садовником человеческих жизней. Посадил семечко и поливаешь, а потом, о! чудо! наблюдаешь, как оно, протаранив землю, является на свет. Видеть, присутствовать, участвовать, быть третьим главным героем в этом процессе – это что-то волшебное.
– Почему третьим?
– Мама и ребенок, все-таки главные герои.
– А Бог?
– Бог? Нет… Только будущая мама и дитё. Они в этот момент и есть Бог!
– Ты не веришь в Него?
– Мне нельзя в него верить, я верю только в свои знания и руки – ошибка невозможна и непростительна…
– Ты увлечен и одержим, – улыбаясь, проговорила она, – тебе, наверное, известно что-то такое…
– Видишь ли… Мне кажется, что почти разгадал тайну Мадонны Лизы. Колоссален и могуч был Леонардо. Конечно, это мое видение, мое решение загадки. Но, думаю, что очень-очень близко подошел к истине.
Мне приходилось столько раз видеть лица родивших женщин. Матерей, первый раз прикладывающих малышей к груди. Одухотворенные, светлые, спокойные, расслабленные, горящие глубинным опаловым огнем лица, ничем абсолютно не озабоченные. Именно в этот момент они соприкасаются с недоступной простым смертным Тайной Жизни, олицетворяя смысл Бытия.
У девочек десяти-двенадцати часов лица, точно такие же, как у мам, потому что они тоже носительницы этой Истины. Их взгляд, улыбка – словно сама Вселенная, сама Природа смотрит на нас и улыбается. Невозможно вглядываться в их глаза долго, теряется разум, растворяются границы мира и логики.
Кстати сказать, мальчики так не улыбаются.
Думаю, что, скорее всего, великий Leonardo di ser Piero da Vinci, в силу своей природной любознательности и жажды познания, не раз присутствовал или принимал роды и видел лица женщин и новорожденных девочек, их глаза и улыбки. И, как гений, просто не мог не заметить этого сияния, этого Чуда и, тем более, не мог пройти мимо, не передав своим потомкам этого знания…