Снегурочка, стр. 3

Дмитрий Писарев
Максим Федорович, как всегда, неслышно появился в ее палате, оторвав от изучения вызубренного наизусть пейзажа за окном, который в течение двух месяцев так и не изменился: «Ну что, дорогуша, сегодня у нас с тобой решающий день. Поэтому готовься, если что, мы будем действовать по плану «Б».
Максим Федорович обладал, в общем-то, заурядной внешностью. Своеобразный овал лица и чуть оттопыренные уши делали его слегка похожим на совенка, очки лишь усиливали этот эффект. Обезоруживающее детское выражение лица, взгляд сквозь стекла, который придавал ему выражение человека, пытливо слушающего собеседника, усиленно пытавшегося понять, что и о чем говорит собеседник.
Если вы встретите Максима Федоровича где-то в толпе в городе или на вечеринке у друзей, то никогда и ни за что не обратите внимания на него. Но, пообщавшись даже полминуты, запомните обязательно. Такая неопределенная парадоксальная внешность его всегда смущала окружающих. И тем более вы никогда не сможете даже представить, сколько женщин он спас, сколько женщин, обезумев от боли, стискивали его руки и впивались в плечи, сколько малышей увидело свет при его участии.


Ужас первых родов надолго отбил какие-либо желания, превратив ее в бесполое, абсолютно не переносящее интимных прикосновений, существо. Но природа свое дело знала хорошо. Психическая травма элиминировалась, отторжение каких-либо сексуальных действий трансформировалось в страх снова «залететь». Однако, она твердо решила, что обязательно попробует родить еще раз. Конечно, подойдя к тому моменту во всеоружии. И, безусловно, только в идеальных условиях.
Поэтому на следующий день, когда узнала о своей беременности, начала основательно готовиться: читать литературу, собирать материалы в Интернет, изучать рейтинг и статистику родильных домов и отзывов подруг и знакомых, полностью погружаясь в процесс родов.

С Максимом Федоровичем она познакомилась, по рекомендации своей подруги зайдя на кафедру акушерства и гинекологии. Был обед. Он сидел за компьютером и увлеченно играл, рядом стоял остывший забытый кофе.
– Здравствуйте, доктор.
Он не обратил на нее никакого внимания, лишь еле заметно кивнул головой, продолжая играть. Только через пару секунд он, с сожалением глядя в монитор, повернулся всем телом к ней. Хлебнул кофе, поморщился.
Она улыбнулась – тоже не любила холодного кофе.
– Слушаю Вас. – По-ученически сложил локти.
– Доктор, я знаю точно, что беременна, знаю, кто у меня будет и когда она родится.
Внутренне она ожидала удивления, но Максим Федорович лишь сосредоточенно внимательно смотрел ей в глаза. Она смутилась, замолчав. Немой вопрос так и читался в выражении ее лица: «Вы не удивлены?»
– Ну-у-у… Женщины очень часто это знают…
– Даже через минуту после полового акта?
– Люба, сделай, пожалуйста… – бросил взгляд на посетительницу.
– Если можно, без сахара.
– … Два кофе, один без сахара.

Она рассказывала о своей предыдущей беременности, о страхах прошлого, об опасениях и беспокойстве за будущее.
Еще три раза лаборантка Люба делала кофе.
– Хорошо… Вы сможете прийти завтра ко мне в Центр? – Протягивая свою визитку, спросил Максим Федорович.
– Да.
– Тогда я жду Вас… после 18. И захватите свою медицинскую карту.

И теперь, через пять месяцев, она уже третий месяц лежит в Центре матери и ребенка.

– План «Б»??!!
– Ты что это перепугалась? Мы же с тобой обо всем договорились. Давай-ка я тебя осмотрю.
Бояться нечего. Я буду все время рядом. И, если что, оперировать буду я. Удивительно так получилось, но сегодня вечером заступает смена из самых лучших. Лучший педиатр, самый лучший анестезиолог, Андрюшка, реанимист, – просто профи, ну, Аннушку ты знаешь лучше меня.
Максим Федорович глянул показания компьютера. Положил руку ей на лоб.
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Да ты и сама это прекрасно знаешь.


Ожидание – это тяжелый и порой невыносимый труд, даже если знаешь, когда оно должно закончиться.
Ожидание – это серьезное испытание души и тела.
Сон, чтение, просмотр фильмов, телепередач, прослушивание радиоканалов и музыкальных альбомов.
Человек пытается спасти себя, спасти тающее в ожидании время, поддержать остановившиеся дела.
Но очень часто не помогает ни одно лекарство. Нестерпима становится сама мысль об ожидании. В душе что-то переворачивается, но изменить ничего нельзя. Ждать или не ждать – альтернатива отсутствует.
Как эмоциогенные обмороки защищают сознание, так и воспоминания, размышления ограждают нас от разрушающих атак ожидания.

Ей много было что вспомнить, было о чем размышлять.

Детство в Египте, где работали родители.
Оттуда она унаследовала смуглую кожу, жаркий неутолимый характер, страстную натуру, любовь к шоколаду. Еще тогда, в детстве, вгрызаясь зубками в плитку шоколада, она осознала, что, чем меньшие кусочки от лакомства откусывать, тем дольше сохранится наслаждение.
Первый осознанный день рождения. Родители подарили ей сандалового дерева музыкальную шкатулку. Она долго зачаровано смотрела на балеринку, танцующую под загадочную мелодию. Любимая игрушка…
Школьные годы. Юность. Первая любовь.
Муж будущий украл ее с выпускного бала, красивую, счастливую, в розовом бальном платье. И на десятке мотоциклах с друзьями повез в ЗАГС. Стоял на коленях перед ней с огромным букетом гладиолусов у закрытых дверей, в облаках фиолетового дыма и свете фар окружившей их трещащей техники.
Потом он снова украл ее, когда она летом подрабатывала в маленьком кафе официанткой.
Где-то достал шикарную ковровую дорожку, выстелил ее от дверей в кафе до автомобиля, украшенного лентами и шарами. Договорился с сестрой, которая работала в детском саду. Нарядные, сияющие и очарованные происходящим девчушки, в огромных бантах и ярких легких платьицах, с ромашками в ладошках, стояли по обе стороны осыпанной розами дорожки.
Он ворвался между столиками, поднял ее на руки и, как она была в официантской одежде, под удивленные взгляды посетителей, понес к машине.

Только на пятый раз она дала свое молчаливое согласие…
А потом развод…
Бегство из родного города…

Жизнь швыряла, била, пинала, поднимала и опускала. Она набиралась опыта, мудрости. Становилась черствее и тоньше, мягче и жестче. Она шла, шла вперед. Требуя от жизни свое. Требуя и получая. Получая и анализируя, размышляя, сопоставляя.
«Когда-нибудь понимаешь, что брать на себя много не следует. Свыше все равно предопределено, что и как. Но ощущать себя полным болванчиком в чьей-то игре – неприятная штука. Всегда хочется самой вершить судьбу. Судьбу свою, судьбу людей, близких и не очень.
Люди же вокруг как-то выкручиваются. У них получается. И, видишь, что им, таким же смертным, все удается. Где легко, где с трудностями. Но они стремятся к своим целям, воплощают задуманное, получают вознаграждения, имеют желаемый результат. Он может быть материальным, моральным, эфемерным или конкретным. Но он есть.
И тебе хочется равняться на чьи-то достижения: почему же не я? Неужели не смогла бы также чего-то достичь?!
В желании великого надуваешь щеки, поступаешься своими принципами. Бывает, что предаешь. Бывает, что лжешь или лукавишь. Есть цель. И тебе кажется – она спишет все прегрешения.
Так может казаться, если хоть чуть-чуть анализируешь свои шаги.
Но мы только предполагаем. Располагает жизнь. В ее круговерти меньше и меньше становится времени на оглядку. Не хватает его на рассуждения и размышления. Стремительность гонки заставляет не думать о возможных мелких потерях. Приходится невольно расставлять приоритеты. С уверенностью знатока ты определяешь главное и отсеиваешь второстепенное. Что-то любишь, кого-то считаешь авторитетом.
Но так ли права?
Никто не может сказать.
Хотя…
Есть только два существа, способных ответить: ты и Бог.
Но Он далеко. И поэтому никто не решит за тебя твоих проблем. У всех свои насекомые в голове.
Да и решать-то с каждым разом все труднее и труднее. Только расставишь фигуры очередной партии, каждая – на своей клеточке, каждая – на своем месте. Но вдруг налетит ветер, смешает все в кучу. Поди, разберись потом с тем же первоначальным азартом. И не только желания нет второй раз расставлять пешки в свой ряд, коней и слонов – в свой. Но и меньше уверенности в правильности собственных определений.
Куда идти?
Кому довериться?
На что держать ориентир?
Нет ответа».

Она научилась быть жесткой и жестокой, любить и дарить любовь. Она умела изменять, если надо, открыто и нагло, если надо – тихо и безызвестно. Знала, как скрывать свою доброту и неразделенную нежность, нереализованную ласковость и тактильную депривацию. Когда надо, была холодной, неприступной, отчужденной, отстраненной и отстраняющей.
Она дарила мужчинам частичку себя, но когда они полностью отдавались ей, просто уходила. Уходила, если вдруг что-то ей не нравилось и чувствовала себя неуютно.
Все всегда делала четко, хорошо, красиво и надежно, с тонким чувством дегустатора вин. Была неутомимым трудоголиком, но при этом отчаянно ленивой сибариткой, изредка страдающей легкой депрессией.
Она любила большие веселые компании, однако ей регулярно требовалось уединение. Исчезновение, растворение в чистых святых местах. Небо и солнце, трава и деревья, шуршащие листья или ядреный снег.
Ей было хорошо и тепло. И ничего не хотелось менять…