Дождь лил, как из ведра, и ему было плевать на зонтики и непромокаемые плащи. Поезд показал свой хвост и уехал дальше, на север. Она некоторое время еще постояла, глядя ему вслед, а потом побрела по перрону, незаметная среди толпы других, таких же, как она, провожающих. Хрупкая фигурка в черной куртке, под несоразмерно большим зонтом.
Поезд ушел, зеленые глаза-бирюза,
И мокрая с зонтом - это я,
А ты там за стеклом уезжаешь от меня навсегда,
Со мною остаются слова,
Которые тебе так и не смогла я...
Сумка болталась на боку, а в ней лежал маленький кусочек мечты - исписанный неразборчивым почерком листочек-письмо, который ей запретили читать до того момента, пока она не выйдет из помещения вокзала. Вокруг сновали люди - с сумками и без, уезжающие, приезжающие, провожающие, встречающие, какая к черту разница... Она даже не могла причислить себя к какой-либо категории из них - то ли она провожающая, то ли уже проводила, и теперь просто прохожая.
Про-хо-жая... Она даже произнесла это слово вслух и покатала его на языке, как леденец. Холодное слово и соленое, совсем как слезы. Ведь у слов, созвучий, букв тоже есть вкус, и разный.
В голове вертелись какие-то ненужные слова, которые она так и не смогла сказать - испугалась ли, побоялась ли, теперь это неважно. Уже ничего не важно.
Я хочу в твои глаза!
Кому бы рассказать
О том, что я не я
Уже четыре дня,
А ты не угадал,
Ты так и не узнал,
А поезд уезжал
Всё дальше-дальше...
Случайная песня, доносящаяся из окна проезжающей мимо машины. Улавливая лишь обрывки пропеваемых неизвестной певицей фраз, она закусила губу, чтобы не разрыдаться тут же, на месте. Она сильная. Она не умеет плакать. Никогда не умела.
А еще она не умеет говорить людям, что любит их...
Все говорят:
"Забудешь, будешь снова собой,
И кто-то под названьем другой
Откроет целый мир ощущений
И тепла для тебя!"
Но это всё глухие слова,
Не слышу, не хочу, не могу!
Мне б только подойти и сказать ему, как...
Вокзал остался позади. Она оказалась на улице, под струями ливня. Зачем-то закрыла зонтик и мгновенно почувствовала, как промокает красный берет в французском стиле и кончики волос, торчащие из-под него. Капли бежали по лицу, как слезы, но они были не настоящими. Все вокруг казалось ненастоящим.
Девушка расстегнула молнию на боковом кармане сумки и достала сложенный вчетверо листочек, развернула и принялась вчитываться в каждую строчку, внимательно, боясь пропустить какой-нибудь оттенок, намек... Какой? Не знала еще.
Обычные, ничего не значащие фразы. "Уезжаю", "буду скучать", "я обязательно вернусь"... Есть ли в них смысл, или это просто обман?
Я хочу в твои глаза!
Кому бы рассказать
О том, что я не я
Уже четыре дня,
А ты не угадал,
Ты так и не узнал,
А поезд уезжал
Всё даль-дальше...
Его подпись, размашистая, состоящая из заглавных букв первого и второго имени. Все? Она облизнула и без того мокрые и холодные губы, стараясь подавить в себе жгущее изнутри разочарование. Сложила исписанный листочек и уже собиралась убрать его в карман, но успела выхватить краем глаза маленькую надпись. Поморгала, отказываясь верить. Перед глазами все еще стоял отъезжающий от перрона поезд. Поезд, который увозил от нее на север единственного и самого любимого человека во Вселенной. Человека, который за три дня так и не сказал ей ни слова о том, что он чувствует, и чувствует ли что-нибудь вообще.
Ей показалось, что залитый дождем перрон помог ему сжечь за собой все мосты, и поэтому написанная крошечными, едва разборчивыми буквами фраза не сразу дошла до ее сознания.
"Я тебя люблю...".