Часть 1
Девочка родилась в Покров, 14 октября.
- Какая красивая девочка! – Восхищалась акушерка. – Пригожая, беленькая, чисто ангелочек. То-то мамке будет задача. Как назвать такую принцессу?
За окном дул ветер, колкие льдинки бились о стекло. Низко клонились ветви деревьев, стремительно слетала, кружась в потоках стылого воздуха, яркая листва. Принцесса лежала в стеклянной кроватке, морщила лобик и смотрела на маму голубыми глазами.
- Я назвала уже. Ее зовут – Таисия. В честь игуменьи Таисии, настоятельницы Иоано-Предтеченского Леушинского первоклассного женского монастыря.
- Откуда ты знаешь такое?
- Я, знаю. Когда выбирала имя, много литературы перечитала. Игуменья Таисия родилась благодаря молитвам своей матери, которая обещала Богородице вложить в сердце ребенка веру и любовь к Богу. А само имя Таисия, редкое, но очень заметное. А сколько разных вариантов имени! Таиса, Тася, Тая, Таюша, Таюня, Таиска, Таисьюшка.
- В кого же такая красивая доченька, - разглядывая худенькую маленькую миловидную маму, поинтересовалась акушерка, - наверное, в папу?
- А нет у нас папы.
- Как же, нету, а по документам я видела, значится?
- То-то и оно, что значится. Она в маму, только в маму!
Акушерка вышла из палаты, и Полина осталась наедине с дочерью. Приближалось время кормления, девочка стала крутить головкой и тянуть ручку в ротик. Полина взяла малышку на руки и та сразу начала искать грудь. Нашла, схватила сосок маленькими губками и принялась активно сосать.
- Тасенька, доченька, девочка моя ненаглядная, куколка моя, - разговаривала она с дочкой и мысленно отвечала за нее.
- Вот такая я куколка! Могу строить рожицы, могу зевать, могу пальчик пососать или ручку в рот засунуть. А ты кто? Женщина с лицом ангела и добрыми глазами?
- Я твоя мама, а ты моя доченька Таисия. Обещаю тебе, моя дорогая, что всегда буду рядом с тобой, буду оберегать тебя, заботится о тебе. У тебя будет все самое, самое лучшее.
- А где же мой папа?
- Это ничего, что нет папы, я заменю тебе его. Я дам тебе столько любви, что и за папу и маму хватит.
Полина понюхала головку ребенка, втянула в себя необыкновенно притягательный волнующий аромат, сочетающий в себе множество оттенков: материнского молока, детских волосиков, нежнейшей кожи головы малышки, и поняла, что легко узнает этот запах из тысячи других. Она с интересом рассматривала своего ребенка и слушала внутренний голос.
- Вот она, твоя малышка. Чудо, рожденное тобой, которое жило в твоем животике 9 месяцев и появилось на свет. Что ощущаешь ты, став матерью?
- Что ощущаю? Любопытство и страх. Она такая крошечная и хрупкая, кажется, что жизнь ее висит на волоске, особенно, когда смотришь на ее темечко и видишь, как тонка кожа под светлыми волосиками, и как пульсирует под кожей жизнь.
Акушерка была права. Маленькая девочка была самым очаровательным младенцем. Если бы новорожденным присуждали звания, то она была бы – «Мисс Новорожденная». Глядя на тонкие белые волосики, небесно-голубые глаза, прямой носик и, словно нарисованные рукой гениального художника, кукольные губки, Полина сразу вспоминала его лицо. Это был, несомненно, ее ребенок и, хоть это отчаянно не хотелось признавать, немножечко его. И это, немножечко, явно бросалось в глаза.
Еще до того, когда она его не видела, она услышала разговор двух девушек в раздевалке тренажерного зала:
- Я просто таю, плавлюсь, как эскимо, когда вижу, как он переодевается.
- Ты подглядывала за ним?
- Ну, да. Я узнала, его зовут Клим.
- Клим? Какое странное имя.
- Ничего, не странное. Тимирязев тоже был Клим.
- Сравнила! Нашла, кого вспомнить! Да он просто Аполлон. Самый красивый древнегреческий бог. Бог света и солнца, предводитель муз. Прекрасен и страшен! Оживляет и сжигает! – Девушка при этом жестикулировала в воздухе, пытаясь передать всю глубину ощущений, которые вызывал у нее внешний вид парня из тренажерного зала.
«Ну и что, - подумала Полина, которую трудно было чем-либо удивить. – Сюда не ходят тощие компьютерные мальчики. Здесь качаются настоящие мужчины»! Она бы скоро забыла этот разговор, но, то тут, то там слышала: «Клим, Клим, Клим». «Господи, да какой же он, неуловимый Клим? Миф и легенда, молодой человек, о котором говорят все девушки. И так томно вздыхают при этом, что хочется посмотреть на него и рассмеяться прямо ему в лицо! Ненавижу красавчиков! Такие дураки»! Вскоре она узнала, что фамилия у Клима – Черный, что он похож на Джуда Лоу , предпочитает в одежде черный цвет и ездит на вместительном Мерседесе. Что Клим божественно красив, элегантен, как принц крови, общителен и очень любит собак. Собака у Клима – золотой лабрадор ретривер, по кличке Кайли. Очень часто она слышала слова: «Он разговаривал со мной»! Бурный восторг и потоки слез. И было понятно, что Клим разговаривает почти со всеми девушками, не выделяя особенно ни одну из них. У девушек из тренажерного зала наблюдалась очень интересная болезнь, которая называлась: Климомания. А Полина не хотела быть как все, она думала, что она особенная и чувства у нее особенные, и уж если она полюбит, то не общественно признанного принца, а своего, самого обыкновенного парня. Того, который будет любить только ее, а она только его, и между ними не будут стоять толпы блондинок и брюнеток модельной наружности. Занимаясь спортом, Полина чередовала занятия йогой, аэробикой и силовой нагрузкой на тренажерах. Она была уверена, что красивое тело – это тренированное тело. Но она не была красавицей, 1м 60см ростом, она была самой маленькой среди знакомых девушек, у нее была очень маленькая грудь, и при этом очень широкие бедра. Занятия спортом не изменили рельефных линий фигуры, они сделали их более точными, упругими, подтянутыми. Ее фигура не стала эталоном красоты, она стала совершенной из того материала, который был.
Она приняла душ после занятий и вышла в пустынный коридор. Был субботний полдень, самого обычного осеннего дня. Все побежали обедать, и наслаждаться свободой выходного дня. Он стоял один в коридоре, напротив большого окна и с интересом что-то разглядывал на улице. Он не заметил ее и у нее было время, чтобы рассмотреть его, потому, что когда она его увидела, ей захотелось получше рассмотреть, как картину в музее, гениальную, прекрасную и потрясающе безупречно-идеальную. Где-то 1м 80см ростом, с короткими, немного вьющимися, русыми волосами, голубоглазый молодой мужчина. Его профиль: линия лба, бровей, прямого носа, небольших, плавно очерченных губ, подбородка – воплощение чувственности и мужественности. Молодой человек был в черном тонком джемпере, обтягивающим рельефные мышцы накачанного тела, голубых джинсах и черных, кожаных, дорогих ботинках. Он, наверное, почувствовал, что кто-то стоит рядом, повернул лицо, увидел Полину и приветливо улыбнулся. Это было так неожиданно, что девушка чуть не задохнулась от волнения и краска ярким румянцем заполыхала на ее щеках.
- Какой замечательный день! – мечтательно сказал молодой человек, обращаясь к Полине так, как будто был давно знаком с ней. – Бабье лето! Идите скорее сюда, посмотрите, как красиво во дворе! А вы не хотите пойти со мной пофотографироваться, у меня фотоаппарат в раздевалке.
- Хочу, - самым банальным образом ответила она.
- Так идите одеваться, я вас на крыльце подожду, на улице.
Полина побежала одеваться и тут подумала, что с ней происходит что-то странное. Какой-то незнакомый молодой человек, и она, которая сразу побежала. Нужно было поломаться, хоть для приличия. Но ломаться не хотелось, закрадывался страх, а вдруг он передумает. Или, вот просто пошутил над ней. Она прибежит, а он будет наблюдать, и смеяться над ее доверчивостью. Чем больше она сомневалась, тем медленнее шла к выходу, и уж совсем ей не хотелось выходить на крыльцо, и выглядеть глупо и смешно. Она открыла дверь, но он действительно стоял на крыльце, в не застегнутой черной кожаной куртке и цифровым фотоаппаратом которым нетерпеливо помахивал, держа его за шнурок.
- Как долго вы собираетесь! – Упрекнул он. – Что там было одевать? – Ласково улыбаясь, спросил ее, и потрогал тонкое кашемировое короткое пальто. – Давайте знакомиться. Меня зовут Клим. Наверное, лицо девушки было наполнено таким бескрайним удивлением, что он пояснил. – Родители постарались. Редкое имя. А вас? – Видя ее замешательство, спросил он.
- А меня – Полина.
- Красивое имя. Полина – посвященная Аполлону. Сокращенная форма от Аполлинарии. Вы знали об этом?
- Нет, я думала, что Полина от латинского слова – маленькая.
- Да, ты маленькая. – Глядя на ее невысокую, детскую фигуру подтвердил он. Смотри сколько листвы! Особенно листья клена, очень красивые, яркие, красно-желтые. Пойдем под клен. Там поснимаемся.
Клим потащил ее под клен, нагнул самую красивую ветку, заставил ее держать около самого лица и фотографировал ее, потом она его. Они кидали листья клена, и фотографировали, как листья падают. Он показывал ей разные осенние мелочи и просил обратить внимание.
- Скоро выпадет снег и так красиво уже не будет. Нет, будет, - поправлял сам себя он, - будет, но по-другому. Не так как сейчас. Другие будут краски. Зимние.
Потом ему нужно было уже идти.
- Я скину фотки тебе на диск, - пообещал он. И ушел.
Он ушел и унес с собой большую часть той красоты, которая выпала на этот осенний день. Он оставил пустоту и неясность в душе. Там в душе было все непонятно и запутанно. Она, как бабочка, чувствовала, что попалась в невидимые сети и трепыхала крылышками, но попалась уже. Увязла окончательно. Без возврата назад, к той светлой и спокойной жизни, что была у нее до этой встречи. «Его нельзя не любить. – Сделала вывод Полина. – Такому можно простить все, лишь только за один взгляд, за одно слово, за одну улыбку». Но ведь было мало! Как было мало! Как наркотик, к которому возвращаешься вновь и вновь, не в силах прекратить это движение к смерти. Она понимала, что эта боль теперь с ней навсегда. Что ей не удастся вырваться из этого потока, что захватил ее, душа ее страдала, но это страдание было приятным, томным, горьковато-сладким. И все внутри ее жило только одной мыслью, что она скоро увидит его вновь, ведь обещал же он ей фотки. И, наверное, она понравилась ему. Он так легко и непринужденно вел себя с ней. И тут же закрадывалось сомнение, а могла ли она понравиться? Что в ней такого необычного, на что он мог обратить внимание? Он – такой красивый, и она – мышь серая! А может, в ней тоже была своего рода привлекательность, видимая одному только его глазу? Утешала она сама себя. И теперь только и делала, что разговаривала сама с собой, смотрела в пустоту невидящим взглядом. С трудом, заставляя себя жить давно налаженной жизнью. Эта налаженность позволяла ей не выбиться из привычной колеи, и делать все, так же как и всегда. Вставать утром, умываться, чистить зубы, пить чай. И только когда она вместо зубной пасты выдавила из тюбика на щетку крем для лица, и стала механически чистить зубы, почувствовав во рту странный вязкий вкус, увидела, что держит в руках совсем другой флакон, она поняла, что свихнулась окончательно. Влюбилась…
В палате появился странный запах. Сначала Полина подумала, что у нее послеродовые галлюцинации. Она потрясла головой, пытаясь отогнать навязчивые ощущения, ей показалось, что в палате необычно туманно. И тут она ясно ощутила запах дыма. Раздался звон бьющегося стекла и истеричный визг. Полина вздрогнула и поняла, что творится что-то неладное. Прижимая сонную малышку к груди, она выглянула в коридор.
Из палат выглядывали женщины, они тревожно переговаривались, спрашивали: «Что случилось»? Закричал малыш, кто-то побежал узнавать. Палаты находились на втором этаже здания.
- ПОЖАР! – Разнеслось по коридору.
Полина с Тасенькой на руках, выскочила из палаты и побежала по проходу. Молодые мамочки суетились, сталкивались и падали. Одни бежали в одну сторону, другие в другую. Началась паника. Кричали женщины и оглушительно орали дети. Стоял невообразимый шум и хаос. Ступеньки вниз, а впереди толпа матерей с новорожденными на руках, пытающихся сломать закрытую дверь. Полина повернула назад, ведь в другом конце здания, возможно, была другая дверь и другой выход. Она понеслась вверх по лестнице и назад по проходу, споткнулась на бегу и чуть не упала, чудом удержав малышку. Дыма уже было намного больше. Кто-то стал задыхаться. Матери метались, с другой стороны тоже бежали и кричали, что выхода нет, закрыто и тоже дым.
Полина вошла в свою палату и крепко заперла дверь. Шум немного поутих, кровь пульсировала у нее в ушах, словно стучали тысячи маленьких молоточков. На удивление, словно ничего не произошло, Таисия спала безмятежно. Полина подошла к окну и распахнула рамы. Дышать стало легче, но морозный воздух ворвался в палату, и сразу стало холодно. Полина завернулась в одеяло и выглянула в окно. Горел первый этаж с другого торца здания. Пожар быстро распространялся. Слышались жуткие крики и вой пожарной сирены.
- Господи помоги! – шептала испуганная женщина и понимала, что надеяться им не на что. Ей не спрыгнуть со второго этажа и даже если она все-таки спрыгнет, то, что будет с ребенком? Сердце ее бешено колотилось.
- Спокойно, спокойно, - командовала она себе, пытаясь взять себя в руки. Мозг лихорадочно искал варианты спасения, но ничего, кроме того, что нужно сидеть и ждать помощи, не приходило ей в голову. Дрожь сотрясала ее тело, из окна тянуло холодом и едким дымом. «Хорошо, что девочка спит», - подумала Полина. Она опять выглянула в коридор. Там лежали потерявшие сознание женщины, и она поняла, что выходить очень опасно. Полина плотно закрыла дверь.
Так прошло какое-то время, дышать уже было практически невозможно, горло раздирал кашель, слезились глаза и, глядя на мирно спящую маленькую девочку, мать с ужасом подумала, что дочь задохнулась. Но, Слава Богу, малышка просто спала. В эти минуты решалось - жить им или не жить, а ничего не происходило, и никто не спешил на выручку. Пожарные и скорые собрались с другой стороны здания, хорошо были слышны сирены. Там, с другого торца, наверное, жарче, чем здесь. Что можно сделать в такой ситуации? Остается только прыгать. Но когда отважиться на столь отчаянный шаг? Где та точка отсчета, которая определяет момент решительных действий? Ведь пламя может так и не подойти, а они просто задохнутся в дыму. Можно потерять сознание и тогда предпринимать что-либо будет поздно. Ожидание было таким сильным, чувства обострились, каждый шорох или звук за дверью ощущался оглушительно сильным. Полина ждала, что придут люди и спасут их. Она готова была вскочить, когда кто-то тихонько поскребся в дверь, и та стала осторожно открываться.
На пороге стояла женщина в черном монашеском одеянии. На фоне черной одежды выделялись светлыми пятнами: лицо, не молодой женщины, два больших креста на груди и кисти рук, которые едва виднелись из широких рукавов ее платья, в которых она держала аметистовые четки. Черты вытянутого овального лица ее, обрамленными черным монашеским убором, были не красивыми и строгими. Наружность женщины была, если не учитывать необычность ее появления, совершенно ординарной. Ни высокая фигура, ни крупные черты лица, не представляли ничего останавливающего на себе внимание; но в серо-голубых глазах ее под сдвинутыми бровями светились большой ум и решительность.
- Ты просила о помощи? – серьезно спросила она.
- Да, конечно! Но чем вы можете помочь? Здание горит! Выходы закрыты! Мы задыхаемся! Вы находитесь в такой же опасности! Я просто не знаю, что делать!
- Все возможно, с Божьей помощью, дочь моя. Я игуменья Таисия. Ты назвала свою дочь моим именем, и я пришла к ней на помощь.
Игуменья подошла к Полине, заглянула в лицо спящей девочки, и темная тень упала на ангельское личико.
- Я вижу судьбу ее, как на ладони. У девочки сложная судьба. И больше всего сожалею я, что не всегда ты будешь рядом с ней, не всегда сможешь помочь своей доченьке. Окружать ее будут совсем другие люди, но это еще не скоро. – Игуменья перекрестила девочку. – О, как велико милосердие Божье к нам. – Прошептала она. – Спаси и защити Господи рабу твою, Таисию.
- Но как мы можем спастись? Мы не можем спрыгнуть, очень высоко!
- А ты выгляни в окно, внимательно посмотри, может, что-то увидишь. Там ваше спасение! Спеши, девочка может задохнуться!
Полина быстро подошла к окну и пошире открыла рамы. Прямо около окна, вдоль по стене, проходила металлическая лестница, которая тянулась от земли до самого последнего этажа. Сердце ее бешено застучалось. «Чудо! Чудо! – Думала молодая женщина. Какое чудесное чудо – эта лестница»! Мать, схватила простыню, привязала ею ребенка к груди, и смело полезла на подоконник. Вспомнив о игуменьи, она повернула голову и увидела, что никого в палате нет.
Ветер колол, обжигал, бил по лицу, развивал полы коротенького фланелевого халатика. Железные перекладины лестницы оледенели, руки стыли и отказывались повиноваться. Высота оказалась довольно таки большой, и спускаться было страшно. Но она уже почти не боялась, и чувствовала, что им с дочерью подарен шанс и душа ее ликовала! Она обязательно доберется до земли, и девочка будет спасена. Как и все матери, Полина просто не представляла свою жизнь без дочери. Эта дорога до земли стала самой длинной дорогой в ее жизни. Перекладина, остановка, еще перекладина и еще остановка. «Только не смотреть вниз, только не смотреть! На волосок от гибели! На один волосок»! И вот последние ступеньки и женщина коснулась земли. Ноги не слушались, и она почти рухнула на землю, присела, но удержалась и не упала. Из последних сил она стала отходить от здания, побежала. Уже на значительном расстоянии обернулась и расширенными от ужаса глазами увидела ужасную панораму событий. Здание роддома охвачено огнем, горел почти весь первый этаж. Женщины кричали, лезли из окон и выпрыгивали вместе с детьми. Но так, на расстоянии, когда им с дочкой ничего не угрожало, все казалось просто феерической ирреальной картиной, страшной и величественной одновременно.
К Полине бежали люди. Женщина еще раз взглянула на здание, и ее сердце испуганно сжалось. Там на стене что-то должно было быть! Что? ЛЕСТНИЦА! Лестница, по которой она спускалась! Но никакой лестницы не было. Стена около окна ее палаты была абсолютно голой и пустой.
- Но она была там! – Закричала Полина и стала вырываться из рук людей. – Она была там! Была!
Приняв состояние обезумевшей женщины за истерический припадок, ей сделали успокоительный укол и отвели в скорую. Полина впала в забытье…