Часть третья.
I
Как и предсказывала Нина, пионерский лагерь «Юный нефтяник» покидали многие со слезами. Громче всех рыдала Тамара. А мне казалось до этого, что она вообще никогда в жизни не плачет. К нашим ажурным воротам подогнали всё те же восемь автобусов, только уезжать предстояло уже не колонной, а по трём разным направлениям: Краснодар, Троицкая, Славянск. Анна Аркадьевна подходила к каждому пионеру и, выяснив место жительства, отводила в соответствующий автобус.
- А ты у нас откуда? – спросила она меня.
- Из Крымска.
- Ну, и куда прикажешь, тебя сажать?
- В Троицкую.
- Почему именно туда? С подружкой расставаться не хочется? – воспитательница недоверчиво осмотрела меня и стоящую рядом Лизу, с которой мы уже договорились сидеть вместе.
- Там мой папа работает. В конторе, - объяснила я.
- В какой конторе? – Анна Аркадьевна усмехнулась, - Их там, в Троицкой несколько.
- Не знаю, - я неуверенно пожала плечами.
- Ну, вот, привезут тебя в Троицкую, и будешь по незнакомой станице непонятно какую контору искать, пока окончательно не заблудишься.
- Она не заблудится, - уверила Лиза, - я нашу станицу хорошо знаю, я ей помогу, папу найти.
Воспитательница какое-то время раздумывала, потом, махнув рукой, разрешила сесть в автобус вместе с Лизой. Водитель уже включил мотор, когда она снова показалась в дверях и подскочила ко мне:
- Ты от нового кладбища у вас в городе дорогу найдёшь?
- Я не знаю, где у нас новое кладбище. Я никогда там не была.
Анна Аркадьевна выбежала, приказав водителю немного подождать, потом появилась снова.
- А от базара добраться сможешь?
- От базара смогу, - ответила я, не зная, зачем ей понадобилась обо мне такая информация.
- Тогда пойдём, - сказала воспитательница и, взяв меня за руку, потащила вместе с чемоданом за собой, поясняя ситуацию. – Тут мальчишка один есть, он тоже из Крымска. Вы с ним поедите на Славянск.
- Но мне не надо в Славянск, - возразила я.
- Слушай, не перебивай меня, - прикрикнула воспитательница. - Автобус мимо вашего города проходить будет, там вас возле нового кладбища высадят. До базара этот парень тебя доведёт, а оттуда уже сама дорогу найдёшь.
В моём воображении возраст попутчика должен был соответствовать первому или второму отряду, раз этот тип так хорошо ориентируется в нашем городе, но он оказался чуть моложе меня.
- Я напротив базара живу, - затараторил мальчишка, как только я уселась рядом, - а на новом кладбище мы в прошлом году дедушку хоронили...
Он был очень интересным собеседником, потому что много болтал, и даже на вопросы, которые порой задавал, умудрялся сам же и отвечать. Вся дорога прошла, как одно мгновение. Мой новый знакомый показал дом, в котором живёт, потом проводил до самых ворот рынка, где мы расстались, пообещав друг другу, на следующий год снова поехать в лагерь и попроситься в один отряд. Далее я брела одна, представляя себе, как Полкан приветливо залает, Дрындя выбежит с поднятым вверх хвостом, а потом на пороге появится Маня, с нескрываемым восторгом от моего возвращения.
Однако двор меня встретил странным молчанием, а вместо Дрынди выскочила мать, удивлёно размахивая руками.
- Почему ты так рано? А где папа? Как ты добиралась?
Когда поток её вопросов остановился, я подробно рассказала о своём маршруте домой.
- С ума сойти! – возмущалась Маня, - Высадить двух несовершеннолетних детей на окраине города, да ещё и возле кладбища! Мало ли, кто там ошивается. Ведь запросто двух малышей могли бы обидеть.
Я молча слушала эту насыщенную эмоциями речь, озираясь по сторонам во дворе, от которого уже успела немного отвыкнуть.
- Мам, а где Полкан? – удалось задать вопрос, пока мать на минутку замолчала.
- Полкан? – Она грустно улыбнулась, - Полкан, тут, однажды заболел, и мы его отвязали, чтобы мог немного побегать. Он убежал, а домой не вернулся. Через несколько дней нам сказали, что он дохлый в чужом дворе на улице Ленина валяется. Папа его забрал, потом у нас на огороде закопал. Жалко пса, умный был. Эдик даже плакал.
Мне тоже стало жаль Полкана, и я понимала брата, который плакал. Ведь знал он собаку на два года дольше, чем меня. Интересно, а если бы со мной что-нибудь случилось, Эдька бы расстроился?
Эдька заехал на мопеде во двор, не выключая мотора, но, поравнявшись со мной, резко остановился.
- Привет! Уже приехала? Ну, как, понравилось тебе там? – в его глазах было удивление, любопытство и даже немного радости.
- Понравилось, - честно призналась я.
- Да, ну брось. И что, на следующий год опять поедешь?
- Если папа мне путёвку достанет. Мы уже с одним мальчиком, он тоже из Крымска, договорились в один отряд проситься.
- Ничего себе, - усмехнулся брат. – А я думал, что мама, когда она поехала тебя проведывать, вернётся уже вместе с тобой. Так ты, правда, домой не хотела? Неужели не скучала?
- Скучала, конечно. Но там тоже здорово было. Дома я ещё целый год буду, а там только месяц.
- Нда, - пожал плечами Эдик, - всё равно хорошо, что я уже из этого возраста вырос.
В конце рабочего дня отец от калитки не шёл, а почему-то бежал. Увидев меня, он вдруг раскричался:
- Чего это ты не поехала вместе со всеми в автобусе?
Я только открыла рот, чтобы повторить историю, рассказанную несколько часов назад Мане, но она взяла инициативу в свои руки, и уже со своими комментариями, объяснила Борису, что произошло. Её пристрастие много говорить, на этот раз меня очень даже обрадовало. Потом Борис рассказывал, как бегал от одного автобуса к другому, но нигде не мог меня найти, а сопровождающие лица только руками разводили. Тогда он стал расспрашивать обо мне у детей, ещё не успевших разойтись по домам. Одна девочка, скорее всего это была Лиза, сказала, что меня увели в какой-то другой автобус.
- В Краснодар позвонил, сказали, что её там нет. Уже думал, что сейчас в Славянск поеду, забежал тебя предупредить, - сказал в конце Борис со вздохом облегчения.
Родители ещё долго «мыли косточки» беспечным и безответственным воспитателям, а я, хоть и считала, что всё произошло из-за чрезмерного внимания Анны Аркадьевны к моей особе, в разговор родителей предпочла не вмешиваться.
Дрындя до конца дня так ни разу и не показалась, ни в доме, ни во дворе.
- Мам, а где наша кошка? – спросила я у Мани.
- Странное явление. Кому рассказать – не поверят. В тот день, когда папа закопал на огороде Полкана, она куда-то исчезла, и никто больше её не видел.
Дрындя с Полканом своей дружбой полностью опровергали поговорку «как собака с кошкой». В ненастье кошка ночевала в будке, а когда было жарко и пёс, развалившись, лежал на солнышке, кошачьи когти под громкое мурлыкание расчёсывали его шерсть. Они даже кушали иногда из одной миски, правда Дрындя порой наглела, тогда Полкан своим рычанием просил её уйти. Временами возле собачей конуры валялась дохлая мышь, которую пёс, если Маня не успевала препроводить её в помойную яму, зарывал «на чёрный день». Любила ли Дрындя кого-нибудь сильнее Полкана? Кто её знает? Но котят, несмотря на то, что была представительницей женского пола, ни разу нам не принесла. Интересно, что думала Дрындя, уходя от нас навсегда? Может быть, не поняв, что случилось с Полканом, пошла его искать?
Без кошки и собаки не только двор, но и дом показались мне чужими. Несмотря на усталость, накопившуюся в течение насыщенного впечатлениями и приключениями дня, уснула я в тот вечер с большим трудом.
На другой день Галя встретила меня у калитки своего двора с радостной улыбкой, но потом сокрушённо развела руками:
- Я сейчас выйти не могу. Мне Маринкины пелёнки и ползунки стирать надо
- Ты умеешь стирать пелёнки?
- Да, нет, не совсем. Мама их с мылом стирает, а мне надо прополоскать и вывесить. Это уже не сложно и не трудно.
Вернувшись домой, я выкатила свой любимый велосипед и рванула на улицу. За плетёным забором Люська махнула мне рукой:
- Свет, если тебе делать нечего, заходи ко мне.
Катание на велосипеде было любимым моим занятием, но тут я всё-таки выбрала человеческое общение.
- Щас, Люсь, велик только отвезу.
Люска домывала полы в их небольшом домике и попросила меня пару минут подождать, потом мы с ней расположились на толстом бревне возле деревянного сарая. В тени ветвистой яблони было не так жарко, лёгкий летний ветерок мягко гладил наши детские тельца. Я начала свой рассказ о лагере. Люська меня внимательно слушала, порой задавала вопросы, и по её глазам я видела, что она мне завидует.
- А Галка стала редко выходить, - сообщила Люська, когда мои воспоминания уже истощились.
- Понятно. Она даже сейчас пелёнки стирает.
- Уже за Маринкой как мамаша ухаживает, а всё не знает, от чего дети получаются, - с надменной улыбкой произнесла подруга. - Всё говорит, целоваться для этого надо.
Я кивнула, про себя отметив, что мои сомнения в Галиных утверждениях были не напрасны. Люська же скептически на меня взглянув, спросила:
- Ты-то знаешь?
- Конечно. Они сами по себе получаются, когда мужчина и женщина вместе живут.
- Смотри, - она усмехнулась, - выйдешь замуж, целая дюжина получится.
- Не-е, Люсь, у меня будет только трое детей, - объявила я, считая это количество оптимальным.
- А я, вот, двоих хочу. Мальчика и девочку. Чтобы дети получились, нужно просто ****ься.
Я удивлённо посмотрела на подругу. Где-то это слово мне уже приходилось слышать. Но где? В той песне «Ча-ча-ча», которую когда-то пела Галя, его точно не было. И всё-таки оно было немножко знакомо. Ну, конечно же! Я вспомнила. Тётя Лида, когда ругалась с Маней, многократно, в разных склонениях повторяла это слово. Но если сопоставить утверждение Люськи и фразы соседки, то получалось, что Маня хотела иметь детей от тёти Лидиных мозгов? Чушь какая-то! А ещё тётя Лида обвиняла мать в том, что та делает это со всем городом. Даже если бы Маня захотела иметь детей от всего города, то тётю Лиду это должно было мало волновать. Кроме того, я же сама однажды слышала, как мать признавалась соседке, что детей рожать, вообще больше не хочет. Значит, Люська тоже сейчас насчёт происхождения младенцев что-то выдумывает.
- Ну, чего молчишь? - подружка усмехнулась, - Знаешь, что это такое?
- Знаю, - зачем-то соврала я, - но мои родители этим не занимались, а мама всё равно забеременела. Правда, мальчик потом мёртвый родился.
- Ты не видела, что твои родители делали, для того чтобы мама забеременела? - очень серьёзно спросила Люська.
- Нет, - уверенно ответила я.
- Скрип кровати тоже никогда не слышала? – теперь она хитро улыбнулась.
Я промолчала. Конечно же, скрип кровати поздно вечером или ночью доносился порой до моих ушей, но это происходило и после тех трагических Маниных родов. Однако количество детей в нашей семье не прибавлялось, поэтому Люськино утверждение оставалось внутри меня по-прежнему под сомнением.
Подруга же, вдруг отвлеклась от основной темы разговора и стала что-то выковыривать из-под бревна.
- Ой, смотри, - сказала она радостно, заполучив наконец-то предмет, - мамкина старая губная помада. Мамка её ещё в прошлом году потеряла. Интересно, как она тут оказалась? Васька, паразит такой, наверное, тайком утащил, и здесь выронил.
Люська раскрыла футляр. Содержимое оказалось размазанным по всему корпусу.
- Надо попробовать отмыть, - сказала она, направляясь к умывальнику.
- Зачем тебе эта помада? – поинтересовалась я, - Ею, ведь, уже нельзя пользоваться.
- Мало ли что, вдруг пригодится.
Люська долго счищала с пластмассового корпуса жирную массу, потом всё смывала с применением мыла и вдруг закатилась весёлым смехом.
- Ты чё, Люсь?
- Смотри, - девчонка сняла колпачок, тут же его одела, потом повторила эти движения, но быстро и многократно, продолжая смеяться, она сказала, - а потом дети получаются.
Вспомнив коренные отличия мужчины и женщины, я понимающе кивнула. Мне вдруг тоже стало смешно.
Повертев в руках уже отмытый пустой пластмассовый цилиндрик, Люська задумчиво произнесла:
- Ты права. На кой чёрт мне эта помада?
В глубине двора красовалась небольшая кучка сухих веток и бумажек. Она засунула свою находку в самую середину.
- Папка сегодня или завтра костёр будет жечь, пусть и она там сгорит.
- Разве пластмасса горит?
- Не столько горит, сколько воняет. Представляю, как папка будет при этом материться.
Мы вышли на улицу, где присоединились к, сидящей прямо на траве, разновозрастной детворе. В центре, рассказывая сказку про Серого волка, расположилась трёхлетняя Юля. Её шипилявый говор время от времени вызывал у окружающих смех. Увидев во дворе дядю Сашу и тётю Лиду, Юлька закричала:
- Бабуфка, а фто вы делаете?
- Да, вот, в дом идём. Во дворе уже жарко. Хочешь с нами?
- А фто вы в доме делать будите?
- Перепихиваться, - очень тихо сказал Колька, и мы засмеялись.
- Ты то, чего смеешься? – обратилась ко мне Нюрка. - Можно подумать, знаешь, что это такое.
- А, между прочим, знает, - ответила за меня Люська.
- Чё, правда знаешь? – уточнил Витька, а я, поняв о чём идёт речь, утвердительно кивнула головой. – Чё, видела, как твоя мама с папой этим занималась? Или с дядей Колей?
- Зачем ей от дяди Коли дети? – выпалила я, решив, таким образом, либо свою эрудицию продемонстрировать, либо Люську на чистую воду вывести.
- Ты даже знаешь, что от этого дети могут быть? - присвистнул Витька, почёсывая затылок. – Ничего себе - тихоня.
Я же потом несколько дней себя ругала. Почему не призналась Люське, что ничего в этой области не знаю? Наверняка она бы мне всё объяснила. Говорить же о своей неосведомлённости задним числом было не безопасно, это могло вызвать насмешки всей улицы на длительное время. Так что ничего мне теперь не оставалось, как довольствоваться очень скудной информацией и догадками.
(продолжение следует)