Принцессы возвращаются домой 5

107.

Асканий не знал, что ему теперь предпринять.
Убежать от толстухи не составляло большого труда – надо было всего лишь дождаться прогулки, а потом рвануть по дворам, переулкам и скверам к фургону (дорогу он хорошо разглядел и запомнил). Но что он будет там делать в собачьем обличии и без пульта, даже если сумеет пробраться внутрь и включить монитор?
А если сначала сбегать к метро за своими вещами? Только что это даст? Остаться в облике пуделя и тащить весь пакет через город к стоянке? На такое чудо природы кто-нибудь обратит внимание – вечерами Москва всё ещё многолюдна, да и ночью здешние улицы не бывают совсем уж пустынными, разве что часа в три-четыре утра. Дождаться глухого предрассветного времени?..
Да, но как же таинственный след принцессы? Она была в этом доме. Причем (Асканий теперь это чётко знал) не та принцесса, с которой он говорил в её спальне, а другая. Обликом они были неотличимы друг от друга, но запахи-то у них были разные! Варвар не лгал!
Это значило, что во дворце обретался двойник. Настоящая же принцесса жила или просто бывала в неуютном и грязном московском доме.
И что же теперь было делать Асканию? Ждать, когда она ещё раз появится – или всё же бежать за своими пожитками и пытаться проникнуть в фургон, чтоб успеть вернуться в Мидонию и разоблачить самозванку?..
Мучительные сомнения великого мага разрешились сами собой.
«Ну вот», – сказала ему, улыбаясь, хозяйка. – «Сейчас мы тебя помоем, посушим, причешем, а завтра сведём к Айболиту, проверим здоровье, прививочки сделаем и запишемся на операцию»…
Поймав его недоумённый взгляд, она пояснила: «Не боись, Королёк! Достоинство останется при тебе, но за сучками увиваться больше не будешь. Зачем они тебе, скажи на милость? Одно беспокойство. А мне неприятности».
Выбор был сделан мгновенно: бежать!


108.

Первым местом, куда прямо среди ночи отправился Лапушкин, был зоопарк. Его долго не хотели впускать, но милицейское удостоверение и чин капитана всё-таки убедили охранников, что щекастый дяденька в джинсах и ковбойке весёлой расцветки, приехавший на частной и не самой богатой машине – не пьяный шутник или псих, а сотрудник на спецзадании.
– Где козёл? – первым делом спросил он у дежурного зоотехника.
– Какой… козёл? – изумился тот. – У нас много разных пород: горные, винторогие…
– Нет! Обычный, домашний! Которого вам вчера доставили из Первоапрельского отделения!
– А, «оборотень в погонах», – не слишком деликатно пошутил зоотехник.
– Так где он?
– В карантине, а где же ещё! Мало ли, чем он может болеть… Да и характерец – ого-го! Боевой. Как очнулся от дозы – попытался снести ограждение.
– Проведите меня к нему! И быстрее! – скомандовал Лапушкин.
Через несколько минут очень быстрой ходьбы они оказались в карантинном отсеке, куда не пускали обычных посетителей.
– Вот! – сказал зоотехник, посветил фонариком и позвал: – Яшка, Яшка!...
– Яшка?! – несказанно удивился Лапушкин.
– Да он знаете, как орал? «Йя-я! Йя-я!»… Мы решили: быть ему Яшкой.
– Йя-я!!! – раздался отчаянный вопль из загона.
На Лапушкина уставились серо-зеленоватые зенки с совершенно оторопевшим, но вполне человеческим взглядом.
Николай Евгеньевич быстро вынул из кармана магический пистолет и выстрелил прямо в упор, прошептав: «Мардохеев!»
– Вы что?! – взвился перепугавшийся зоотехник, спешно вытаскивая мобильник, чтоб вызвать охрану.
– Тише! – крикнул Лапушкин, наводя на него оружие. – А то будет хуже… Смотрите!
Козёл завертелся на месте, заблеял, замекал, заверещал своё «Йя-я!», и… спустя считанные минуты превратился в сержанта Якова Климовича Мардохеева.
– Ой! – хрипло выдохнул зоотехник, сползая по стенке загона на пыльную траву.
– Яша, плесни на него водичкой, – велел Николай Евгеньевич.
Бывший козёл схватил поилку и опрокинул её на голову зоотехника. Тот зажмурился и затрясся, словно пытаясь стряхнуть наваждение.
Лапушкин взял его за плечи и властно поставил на ноги.
– Открывайте загон!
Тот покорно лязгнул задвижками, и Мардохеев вышел на волю.
– Вот что, милейший, – внятно и наставительно обратился Лапушкинк зоотехнику. – Если не хотите оказаться завтра в психушке, запомните: вы ничего не видели. Когда мы пришли к загону, козла уже не было. Как подбросили, так и похитили. Компетентные органы разберутся, в чём дело. Поняли?.. Ночью сюда приходила милиция. Двое. Один из сотрудников в форме, другой в гражданском. Осмотрели загон, сняли у вас показания и уехали. Это – всё.
Тот безмолвно кивнул.
Но зубы во рту у него отбивали чечётку.
– Ну, пошли! – поторопил всех Лапушкин.
Трое двинулись к выходу. Охранник слегка удивился, обнаружив, что зоопарк покинуло больше милиционеров, чем вошло полчаса назад, но понимающе кивнул в ответ на туманное пояснение: «Секретная спецоперация».
Сев в машину, Лапушкин обратился к Мардохееву:
– Быстро рассказывай, как всё было.
А когда тот, мекая и запинаясь, кое-как поведал о вчерашних событиях, Николай Евгеньевич включил зажигание и решительно взялся за руль:
– Всё ясно! Ищем чёрного пуделя!


109.

Где искать, Лапушкин представлял себе приблизительно. Равно как и кого искать: пуделя или великого мага. Впрочем, он почему-то был уверен, что Асканий предпочтёт передвигаться по городу в облике симпатичного умного пёсика, а не человека, на которого ныне охотится вся городская милиция.
Пудель не мог уйти слишком уж далеко. Трудность заключалась лишь в том, что такую собачку вполне могла приютить любая из сердобольных старушек, нервных дам переходного возраста или балованных девочек, обожавших животных. Да и мужчины запросто поддались бы чарам смышлёного пёсика: Мардохеев вот не устоял… Если пудель сейчас мирно спит в квартире на пуфике возле миски с едой, колесить по улицам и переулкам района бессмысленно. Однако нельзя исключать и того, что никто его не подобрал или сам Асканий не захотел воспользоваться навязчивым гостеприимством завзятых собаколюбителей. Не собирался же он, в самом деле, оставаться в этом обличии дольше, чем необходимо!
Асканию позарез нужно было проникнуть в фургон, чтоб вернуться в Мидонию и сорвать испытание принцессы – или осложнить его так, чтобы Клава не справилась.
Это значило, что караулить его надлежало возле фургона.
И, пока никто не знал о счастливом преображении Мардохеева, а ночь ещё длилась, Лапушкин погнал машину к кольцевой железной дороге, возле которой на пустыре возле насыпи находилась стоянка арестованных транспортных средств.


110.

Асканий едва дождался, покуда толстуха посмотрит по телевизору все свои сериалы, поужинает, поболтает по телефону с приятельницей и наконец-то отправится с ним на прогулку. Возле дома она держала его на поводке, опасаясь, что на него нападут бультерьеры, овчарки и стаффордширы из прочих квартир (каких только жутких тварюг не держали дома мирные московские обыватели!). А ещё она, вероятно, боялась, что новообретённый питомец сбежит от неё. Стремясь развеять эти страхи, Асканий держался паинькой – жался к ноге при виде встречных клыкастых монстров, игриво прыгал, когда их не было рядом, ставил метку у каждого столбика...
Хозяйка привела его на бульвар. Там тоже гуляли собачники, но в достаточном отдалении. Он слегка заскулил, призывая дать ему волю, и натянул поводок.
«Не сбежишь?» – спросила толстуха.
Он возмущенно замотал головою и встал на задние лапки.
«Ах ты лапушка мой!» – в очередной раз умилилась она. – «Ну ладно, Королёчек, побегай»…
Карабин поводка был отщёлкнут.
Желая на прощание сделать хозяйке подарок, Асканий решил показать ей простейшие фокусы. Нашел на газоне палку, принёс ей. Она обрадовалась как ребёнок и кинула палку вдоль дорожки. Он азартно пустился вскачь за добычей – и снова принёс. Так они поиграли минутки три, покуда толстуха не выдохлась. Грузно опустившись на лавочку, она махнула рукой: «Ну, побегай немного, а я посижу – аж сердце запрыгало»…
Еще немного Асканий побегал вокруг неё.
Потом круги стали понемногу расширяться.
И в какой-то момент, очутившись в тени кустов, он рванул со всех ног.
«Король! Король! Королёчек! Домой!» – раздавались отчаянные призывы толстухи.
Он даже не оборачивался.
Разве так надлежит говорит с королями?..


111.

Клава всё-таки поспала часа три, но проснулась ещё до рассвета от нервного возбуждения.
Она так и не придумала, чем бы таким поразить королеву, совет и народ. Перед сном она обложилась учебниками и конспектами теоретической и практической магии, но ничего подходящего случаю подыскать не смогла. Большинство описанных там заклинаний и манипуляций были совершенно заурядными экзерсисами, справиться с которыми могли бы любая уличная гадалка или бродячий чревовещатель. Выступать с этим в качестве доказательства своих сверхобычных способностей было бы всё равно, что требовать профессорской кафедры после сдачи экзамена за начальную школу.
Тихонько умывшись холодной водой из кувшина, она снова села за стол, на котором стояло зеркало и лежали пульт для настройки связи с иной реальностью и посредствующий аппарат – Лялин мобильник с сильно подсевшей зарядкой. Включить, что ли, связь? Но что ей могли посоветовать Ляля, Родион или Громовы? Она должна была справляться, как умеет, сама.
Ничего другого, кроме обратного превращения бившейся в клетке вороны в противную даму Норберту, она не изобрела. Коричневый шарик у неё ещё оставался, и его можно было использовать.
Или, – усмехнулась она своему отражению, – предложить это хрусткое лакомство кому-то другому и взглянуть, что получится?..
Портал, впрочем, можно включить – так, на всякий случай. События ведь развиваются по обе стороны монитора.
…Клава вновь открыла учебник, пытаясь выискать что-то нетрудное, эффектное и оригинальное, и, углубившись в чтение, не заметила, как на стол тихо вспрыгнул рыжий кот и потянулся к своему отражению…
«Не мешайте, пожалуйста, Ваше величество!» – попросила она и мягко смахнула кота на ковёр.
Она даже не поняла, что случилось.


112.

«План такой», – сообщил Николай Евгеньевич всё ещё пребывавшему в шоке Мардохееву, подъезжая к стоянке. – «Паркуемся. Объясняем, что пёс – дрессированный и натаскан на поиск опасного оборудования, находящегося в фургоне. Ты остаёшься в машине: пуделю незачем видеть ни тебя самого, ни твою милицейскую форму. Сидишь, затаясь. Увидишь собаку – сообщишь мне по рации. Я буду ждать внутри, а там, как ты знаешь, темно. Главная трудность – схватить и суметь удержать стервеца; он ведь будет кусаться… Но ничего, пудель – не бульдог, как-нибудь скручу… Приготовь верёвку и сними с сиденья чехол – используем то и другое как тару для перевозки. Понял?»…
Мардохеев ответил – «Так точно!».
«Повтори!»… – Лапушкин хотел убедиться, что мозги у напарника всё-таки человеческие, а не козлиные.
Яков пересказал инструкцию, слегка запинаясь, но в общем почти дословно.
«Действуем!»..
Простенькой детской рацией китайского производства они обзавелись по дороге в салоне связи, который, на их удачу, работал круглые сутки. Иначе пришлось бы туго: сотовый Лапушкина остался в квартире, а сотовый Мардохеева – на столе в отделении. На покупку же двух телефонов, пусть самых дешёвых, денег у Лапушкина не хватало.
Первый этап операции прошёл как по маслу: охрана спокойно впустила милиционеров и дала им припарковаться так, чтоб машина была не видна от ворот, зато из неё хорошо бы просматривались и ворота, и зелёный фургон, расположенный прямо под фонарём.
И вот тут стряслось неожиданное.
Когда Лапушкин выходил из машины, за ним устремился неизвестно откуда взявшийся… рыжий кот! Тот самый, которого он видел у Громовых и которого так упоённо тискали возле озера Даша и Маша. Видимо, зверь увязался за Николаем Евгеньевичем и сумел в потёмках забраться в автомобиль. А поскольку Лапушкин и Мардохеев ехали спереди, они не заметили, что творилось на заднем сиденье.
«Кыш!» – махнул на него рукой Николай Евгеньевич.
Но кот даже не собирался ни бежать куда-либо, ни возвращаться в машину. Он с наглой уверенностью двигался вместе с Лапушкиным к фургону.
«Ну, чего тебе надо?!» – спросил раздражённо Лапушкин и присел перед непрошеным гостем на корточки.
Его глаза встретились с фосфорецировавшими в полумраке кошачьими.
Он обомлел.
Имея недолгий, но впечатляющий опыт общения с оборотнем, Николай Евгеньевич понял, что это… не кот.
«Господи, сила твоя!» – вспомнил он почему-то бабушкино присловье.
И больше не возражал, когда кот вместе с ним прошмыгнул в фургон и занял удобное место за занавеской близ монитора.


113.

 Тащить к фургону большой пакет с одеждой и прочими принадлежностями было всё-таки слишком трудно и небезопасно – собаку с такой поклажей легко бы заметили, догнали, схватили, отняли вещи…
Асканий решил ограничиться самым необходимым: пультом настройки портала и сухариками превращения, которых оставалось всего-то три штучки. Он всё рассчитал: оказавшись в кустах, он быстро придаст себе человеческий облик, затем упакует пульт и оставшийся катышек в целлофан и привяжет свёрток к ошейнику (спасибо толстухе, снабдившей его столь полезным предметом!) – а затем вновь станет собакой, добежит до фургона, как-нибудь просочится внутрь, и там уже, совершив последнее превращение, возвратится, наконец-то, в Мидонию…
Жизнь жестоко порушила этот спасительный замысел.
Добежав до грязного скверика, расположенного между входом в метро, киосками и туалетом, Асканий с ужасом увидел бомжа, мирно спавшего на растерзанной картонной коробке у ларька с шаурмой. Одет этот бомж был в брюки с эмблемой «Версаче», кремовую рубашку, ботинки, носки и чёрную шляпу Аскания. Шляпа, правда, лежала рядом на тротуаре, и в ней под тусклым энергосберегающим фонарём поблескивали брошенные жалостливыми прохожими копейки.
Асканий едва удержался от порыва немедленно броситься на похитителя и перегрызть ему горло.
«Спокойно, может быть, всё ещё поправимо!» – сказал себе он и нырнул в кусты. Бомж мог взять одежду, но не обратить внимания на непонятный прибор и на вскрытый кулёк с сухариками «Собачье счастье». Его, несомненно, должны были больше заинтересовать перстень, выглядевший безвкусно-шикарным, и часы с тремя циферблатами – их можно было успешно продать местным жуликам, и купить на шальные деньги вволю выпивки и шаурмы… Вероятно, этот тип так и сделал.
Великий маг начал яростно рыться в отбросах, ежеминутно чихая от гнусного смрада, особенно невыносимого для тонкого псиного нюха. Чего тут только не попадалось! Дерьмо, окурки, объедки, жестянки из-под дешёвых пахучих напитков – и даже миниатюрные красные женские трусики… Скоро вся эта дрянь исчезнет отсюда трудами усерных темноликих уборщиков, заступающих на работу ещё до восхода солнца – и тогда Асканий уже ничего не найдёт…
Нет, фортуна его пока не оставила!
Вот он – заветный прибор!
Бомж, конечно, не смог догадаться, что это такое – и бросил находку в кучу хлама, ха-ха…
В крайнем случае, небольшую коробочку можно просто взять в зубы.
Но нужно ещё поискать – вдруг хотя бы один сухарик куда-нибудь закатился…


114.

Удача!!..
Их было всё-таки два! В почти напрочь растерзанном целлофановом пакетике перекатывались два последних, неровно-округлых, сухарика!!..
Пока Асканий лихорадочно соображал, как ему разумнее ими распорядиться, за спиной послышался истерический лай, и в его левую заднюю ногу впились чьи-то острые зубы.
Он коротко взвыл и завертелся, пытаясь стряхнуть вцепившуюся в него жутко грязную псину – несусветную помесь таксы с болонкой. Асканий пытался по-собачьему объяснить этой сучке, что он вторгся на её территорию поневоле, и что его совершенно не интересует никакая еда, кроме жалких остатков сухариков… Но она как взбесилась!
Сцепившись в комок, они драли друг друга, катаясь по мусору.
И в какой-то момент оказались – морда к морде, глаза к глазам.
Асканию стало не по себе.
Он понял, что сражался не просто с голодной дворняжкой, а с бывшей обладательницей красных трусиков – вероятно, гулящей подружкой бомжа. Который вчера опрометчиво скормил ей в качестве закуски к водке сухарик.
Это значило, что она явилась сюда за тем же, что и он сам!
Драка возобновилась с прежней яростью.
Ни один из соперников не хотел уступать.
И тогда хитрющая сучка применила коварный приём: притворилась, будто сдаётся и просит пощады. Асканий на секунду ослабил хватку. Она извернулась – и быстро схрумкала один из сухариков!
Великий маг мог лишь жалобно выть, наблюдая за тем, как из нелепой бродячей псинки мучительно, но неотвратимо получается уличная проститутка непонятного возраста – скорее, видимо, ещё пока молодая, чем старая, судя по блондинистым волосам, заколотым разноцветными шпильками…
Не стесняясь рыдавшего от отчаянья мага, она победоносно надела свои красные трусики. Отряхнула бывшую когда-то белой футболку и джинсовую миниюбку. Отыскала в куче отбросов туфли-шлёпанцы на высокой платформе.
А потом случилось нежданное.
Она присела перед пуделем, завывавшим по-псиному, но плакавшим человеческими слезами.
«Эх ты, бедолага!», – покачала она головой и погладила его по изрядно истерзанной шерсти. – «Тоже вляпался, да?»…
Он, не веря возможной удаче, кивнул.
«Ну, не дрейфь, там ещё один лядский шарик остался!» – ободряюще сказала она. – «Фить, ищи!»…
Асканий не заставил себя долго упрашивать и положил перед нею прибор и шарик.
«И чё? Жрать не будешь?», – удивилась девица.
Он показал ей лапой на шарик, прибор и ошейник.
Как ни странно, она поняла. Отыскала в отбросах более или менее целый кусок чёрного пластика, заботливо упаковала в него прибор и – отдельно – сухарик, поместив его в маленький прозрачный кулёк, для надёжности сколотый её собственной шпилькой – и затем прикрепила всю эту поклажу к ошейнику пуделя.
Асканий галантно лизнул ей руку.
Так и есть: на пальце дамочки красовался его магический перстень, позволявший читать в человеческих и нечеловеческих душах.
Эх, жалко, перстень бы мог пригодиться…
Но ему уже было не до таких мелочей.
Он вильнул ей хвостом – и скрылся в ночи.
Воистину неисповедимы пути милосердия!..


115.

«Объект появился!» – зашипела под ухом у Лапушкина китайская рация.
«Вас понял. Готов!» – ответил он и отключил передатчик.
Он напрягся. Глаза уже привыкли к мраку, тем более, что в фургоне всё-таки не было абсолютно темно: свет фонаря попадал аккурат в единственное окошко у входа и отражался в кривых зеркалах.
Николай Евгеньевич приготовил фонарик, захваченный с дачи.
«Ну, чего тебе, псинка? Еда, что ли там?» – раздался из-за двери фальшивовато-умильный голос охранника.
Дверь открылась.
В узкой полосе неживого фонарного света стоял пуделёк с неестественно толстой шеей. Вероятно, к ошейнику было что-то прикручено, и Лапушкин даже подозревал, что именно.
Чётко проинструктированный охранник стоянки тотчас захлопнул дверь.
Лапушкин в ту же секунду включил фонарик, направив лучик на пуделя и собираясь вступить в решающий поединок с коварным Асканием.
Но он не успел даже двинуться с места – на пуделя прыгнул из своего укрытия кот, вцепившийся ему прямо в морду.
Пудель взвыл человеческим голосом: «Ой-ой-ой!!»…
После этого Николаю Евгеньевичу оставалось лишь подойти и взять добычу голыми руками, замотав кусачую пасть и беспомощно молотившие лапы скотчем из бардачка. Пакет, отцепленный от ошейника, был отложен на всякий случай подальше.
«Мардохеев! Сюда! Объект захвачен!», – скомандовал по рации Лапушкин.
Пока Мардохеев шёл, Лапушкин быстро раскрыл пакет и достал пульт и оставшийся драгоценный сухарик. Поскольку обездвиженный пудель явно не мог дотянуться до пульта, он оставил его на полу, а сухарик бережно сунул в карман ковбойки, застегнув на пуговицу.
Возясь с карманом, Лапушкин не заметил, как кот подвинул пульт к экрану и умело нажал на нужные кнопки.
Монитор замерцал.
В нём возникло изображение принцессы, сидевшей над старинными книгами.
Рядом с нею у зеркала восседал рыжий кот.
Два кота протянули лапы навстречу друг другу.
«Не мешайте, пожалуйста, Ваше величество!» – попросила принцесса и мягко смахнула одного из котов на ковёр.
Лапушкин даже не заметил случившегося.
Когда он взглянул в монитор, там осталась лишь Клава.
«Всё в порядке, Клавушка», – улыбнулся ей он. – «Асканий в наших руках. Он больше не помешает!»
В этот миг в фургон вошёл Мардохеев с самодельным мешком и верёвкой, и сеанс прекратился.


116.

Испытание всегда проводилось прилюдно.
Публика – королева, совет, правительство, двор, послы иностранных держав, знать, купечество и придирчиво отобранные из тысяч желающих простолюдины – толпилась на склонах замкового холма. Для самых важных особ были воздвигнуты ложи с удобными креслами и балдахинами, защищающими от дождя или солнца. Уважаемые господа сидели на временно возведённых скамьях, покрытых бархатными подушками, а над их головами держали зонтики слуги. Зрители третьего сорта ни зонтов, ни слуг не имели, но размещались на грубо сколоченных досках, которые могли по желанию облагородить принесёнными из дому ковриками. Прикрывать свои головы им дозволялось лишь зелёными ветками или букетами летних цветов (шляпы в присутствии венценосных особ были строго запрещены). Наконец, всякий сброд ютился на травке и на голой земле. Из удобств в этом ярусе допускались лишь сено под задницу и лопухи вместо зонтиков и опахал. Но как раз отсюда чаще прочего слышались взрывы весёлого смеха и восторженные приветствия в адрес юной принцессы.
Ровно в девять утра зазвенели фанфары и зарокотали литавры.
Её величество Килиана заняла свой временный трон и милостиво подала знак к началу торжеств.
Под бодрящий марш волынок, шалмеев и флейт из дворца показалась принцесса со свитой. Она была с ног до головы в чисто белом, и лицо её было бледным – слишком уж выделялись на нём наложенные спозаранку румяна.
Принцесса сделала низкий реверанс королеве и подставила ей лоб для напутственного поцелуя.
Потом она медленно вышла на середину круглой площадки, оставшись там совершенно одна.
 Придворный церемониймейстер огласил не менявшийся веками порядок прохождения ею положенного испытания – со ссылками на параграфы древних законов и установлений с поправками.
Затем глава совета, граф Серпент, произнёс напыщенно-официальную речь, во время которой важные лица откровенно зевали, едва прикрываясь веерами, а простолюдины грызли орехи, плевались скорлупками и довольно громко переговаривались.
Шум стих, лишь когда королева обратилась к принцессе со словами:
– «Ваше высочество, какое магическое умение соизволите вы показать нам, дабы подтвердить ваше право на звание нашей наследницы и на трон ваших предков?»…
Принцесса сделала вид, будто на минуту задумалась, а потом изрекла:
– Пусть это будет чудо преображения! Принесите из зверинца клетку с пойманной вчера вороной!
Клетка, видимо, была наготове, поскольку она появилась на арене почти немедленно. Заодно принесли и круглый столик, на который она была чинно водружена.
Птица, находившаяся в клетке, уже не металась, не каркала, а сидела, выражая всем своим видом надменное презрение к происходящему.
Принцесса приблизилась к ней, незаметно вынула из перчатки коричневый катышек, положила его в выдвижную кормушку и, наставив на ворону волшебную палочку, приказала: «Стань тем, что ты есть!»…
Но ворона даже не думала притрагиваться к предложенной пище.
«Бери же, бери!» – прошипела принцесса.
Никакого внимания.
Птица гордо смотрела ей прямо в глаза и злорадствовала, уверенная, что сумеет сорвать испытание, и принцессе уже никогда не стать королевой.
По рядам прокатился гул, преисполненный смешанных чувств: часть публики изнывала от страха за будущее симпатичной принцессы, другая часть издевалась над её неумелостью, третья судачила о причинах такого конфуза, четвёртая мрачно пророчила гибель страны…
Килиана, сохранившая видимость хладнокровного самообладания, обратилась к принцессе с вопросом:
– Ваше высочество, не хотите ли вы испробовать что-то ещё, может быть, не столь затруднительное?
Но, прежде чем принцесса сумела собраться с мыслями и ответить, с места для самых почётных гостей вскочил принц Перотин и торопливо напомнил во всеуслышание:
– Кажется, в рекомендациях великого мага речь шла вовсе не о вороне, а о драконе!
Королева метнула в него взгляд, подобный пропитанной ядом стреле с пылающим оперением.
Откуда этот слизняк мог прознать о драконе, если речь об этом шла лишь на тайном заседании государственного совета?! Значит, кто-то из членов совета подкуплен или не в меру болтлив?!..
– К сожалению или к счастью, драконы в нашем королевстве не водятся, – отчеканила королева.
– Но быть может, принцесса, наделённая, согласно мнению великого мага, выдающимися способностями, сможет сотворить его хотя бы в виде иллюзии? – подал голос граф Серпент.
Ах, предатель!
Килиана была уверена, что эти двое, Перотин и Серпент, находятся в гнусном заговоре и теперь у всех на глазах осуществляют свой план, чтобы бросить Эвлалию в объятия брагарского принца, а Серпента назначить первым министром!
Борясь с поднимающимся валом жаркого гнева, королева заставила себя сосредоточиться и сосчитать до десяти, прежде чем достойно ответить на провокацию – но принцесса опередила её.
– Хорошо! Я попробую! – с отчаянной отвагой выкрикнула она.
И, наставив волшебную палочку в небо, быстро оттарабанила нужное заклинание на неведомом языке, и призвала уже по-мидонски:
– Дракон! Появись!
«Ох, как глупо», – подумала, прикусив губу королева. – «Ну, Серпент, не радуйся раньше времени, я тебе отомщу… А тебе, Перотин, теперь не видать моей дочери!»…
Многотысячная толпа, притихнув, уставилась в чистое небо.
Оно было ярко-синим и безмятежно пустым. Не виднелось ни облачка, ни дымка, ни даже какой-нибудь крупной птицы – лишь ласточки неустанно вычерчивали круги, вылавливая из эфира невидимых мошек…
Принцесса упрямо ждала, так и не опуская волшебную палочку.
Дурочка, она не понимала, что всё уже кончено…
Килиана увидела, как по щеке Эвлалии прокатилась сиявшая, как алмаз на солнце, слеза.
«Дочь! Принцессы не плачут!» – негодующе выдохнула королева.
Но та её не услышала.


117.

Реплика королевы утонула в нарастающем гуме и гаме.
На западе появилось непонятное летучее тело.
Сначала это была лишь крупная тёмная точка. Через несколько минут – сильно вытянутый треугольник. Ещё через некоторое время приближающийся предмет сильно напоминал большого воздушного змея. Большого, очень большого, громадного, тёмносапфирового с золотыми когтями и гребнем…
«ДРАКОН!!!» – заорала, завизжала, запричитала толпа.


118.

Многие разбежались, оставшиеся же забрались повыше или спрятались под укрытие крепостной стены, – среди них были граф Серпент и принц Перотин.
На арене осталась лишь белая фигурка принцессы, то ли остолбеневшей от страха и изумления, то ли упрямо решившей дождаться развязки и встретить неизбежную гибель с гордо поднятой головой.
Дракон, с шумным свистом кружа над площадкой, снижался.
Можно было уже хорошо рассмотреть его синюю, отливавшую бирюзой, чешую, растопыренные могучие когти и царственный гребень.
И тут с королевой начало происходить нечто необъяснимое и не предусмотренное никаким протоколом. Она быстро приблизилась к клетке с вороной, что-то вынула оттуда, сунула это в рот и…
Ветер, поднятый крыльями подлетающего дракона, взметнул почти до неба пурпурный шёлковый шлейф и пышные многослойные юбки пунцово-алого платья Килианы. Поэтому те, кто ещё отваживался наблюдать за творящимся на площадке, даже не уловили тот миг, когда их королева преобразилась в сияющую, как златоалый костёр, драконицу.
Два дракона — синий и красный — встали друг против друга, ощерив пасти и опаляя своим огнетворным дыханием белое платье принцессы.
Оба были готовы к схватке, но ни один её не начинал.
Вдруг откуда-то снизу холма появились, поспешно карабкаясь вверх и что-то крича, двое никому не знакомых мужчин – рыцарь и простолюдин.
Они выбежали на арену и встали: простолюдин – между пришлым драконом и принцессой, юный рыцарь – между нею же и драконицей-королевой.
«Дорион! Вольдемар!» – пронзительно завизжала от счастья принцесса.
– Вольдемар, отдайте шарик! – приказал Дорион. – Пусть принцесса решит, кому он достанется!
Вольдемар вопросительно посмотрел на дракона. Тот едва заметно нагнул свою страшную голову с огненным взором.
С тяжким вздохом Вольдемар вынул из ладанки, висевшей у него на груди, коричневый катышек – и протянул его принцессе: «Ваше высочество, судьба ваших родителей – в ваших руках. Другой порции снадобья нет».
– Родителей?.. – удивилась она. – Неужели это…
– Ваш отец, король Вассиан, – подтвердил Вольдемар.


119.

Никогда ещё она не была в столь ужасном и тягостном положении.
Она редко видалась с отцом, но всегда в душе восхищалась его тягой к подвигам и приключениям. Килиана же, как оказалось в решающий миг – неистово страстная мать, готовая сразиться за своего ребёнка хоть с адским чудовищем, а потом уже – королева и просто честолюбивая женщина.
Как теперь выбирать между ними?..
И имеет ли право – она – выбирать?..
Ведь она – не Эвлалия, и эти двое великолепных, сильных духом и готовых к любому риску людей – не её родные родители.
Она – Клавдия Соколова, и её ожидает возвращение в девятиэтажку на Нижней Первоапрельской, к маме – участковому врачу из районной больницы, и папе – бывшему инженеру, а ныне водителю междугородних автобусов…
В этот миг она сама не знала, чья она дочь и желает ли куда-либо возвращаться.
И, запутавшись в непосильной задаче, принцесса просто-напросто поднесла ладонь к своим собственным губам – и втолкнула сухой коричневый катышек внутрь, и решительно хрустнула, перемалывая зубами.
Будь, что будет!..


120.

…И в небе над королевским дворцом закружились три разноцветных дракона – пламенный, сапфирово-золотой и серебряный.
Королева. Король. Принцесса.


121.

Николай Евгеньевич понимал, что, если он явится в отделение с пленным пуделем и заявит коллегам, что это животное – великий маг и опаснейший оборотень, уже совершивший глумливое превращение милиционера в козла – то его, капитана Лапушкина, непременно ждёт койка по соседству с Клейнтойфелем, разве что не в столь комфортабельном боксе. Свидетельство же самого Мардохеева лишь усугубит ситуацию: помешательство, как известно, бывает и коллективным.
А ведь, кроме пуделя, с ними был и таинственный кот!.. Который, якобы, прошлым вечером доверительно сообщил малолетним сестрёнкам Лапушкиным, что он явился, дабы вернуть домой заплутавшую между мирами принцессу.
И кто же, скажите на милость, в такое поверит?
Слегка поразмыслив, Лапушкин решил, пока ещё не совсем рассвело, привезти всю компанию к себе домой. Им с Мардохеевым очень не помешал бы горячий душ, бритьё, крепкий кофе и яичница с сыром. Пуделя запереть на застеклённой лоджии, а кота оставить его сторожить. Утром придётся идти на работу, сочинив что-нибудь более или менее правдоподобное насчёт исчезновения и внезапного возвращения Мардохеева. Скажем, тот втайне от капитана затеял розыск бандита Хрякова и рыскал всю ночь по московским задворкам, преследуя подозрительного по внешности, но, как оказалось, невинного человека. А козёл – это просто дурацкая шутка братков.
Так на том и решили.
Пока Мардохеев, блаженно постанывая, мылся в ванной, Лапушкин заточил на лоджии своего лохматого пленника и обратился к коту: «Ты знаешь, как работают с пультом?»… Кот внимательно посмотрел на него и… ничего не ответил. Или он разговаривает лишь с принцессами?
Лапушкин включил чайник, вынул из холодильника яйца, сыр, молоко, приготовил смесь для омлета, вынул турку для кофе, нарезал хлеб…
«Уф! Хорошо! Будто снова родился!» – сказал вошедший на кухню распаренный Мардохеев.
«Яш, присмотри за яичницей, пока я ополоснусь», – попросил Николай Евгеньевич. – «Если сможешь, и кофе свари. А коту налей молока – вот, на блюдечко».
Отдав все эти распоряжения, Лапушкин оставил грязную одежду на кресле в комнате, взял из шкафа всё чистое и отправился в ванную.
А когда он вышел оттуда, его ждал чад и дым от сгоревшей яичницы и сбежавшего кофе, кошачье фырканье, сильно напоминавшее сдавленный смех, нецензурная брань Мардохеева и…
Чёрный косматый козёл на лоджии.


122.

– Идиот! Ты что натворил?! – набросился на Мардохеева рассвирепевший Лапушкин.
– Коля… Я… Он… Эта тварь начала визжать и скулить… Время – шестой час утра, из верхней квартиры позвонили соседи – сейчас, мол, вызовем милицию… Я сказал – мы сами милиция! А они: тогда общество защиты животных! Я пытался покрепче ему пасть замотать, он меня куснул… Ну, я и вышел совсем из себя – решил, чего с этой падлой цацкаться, пристрелить – и делу конец… Из твоей ковбойки торчал пистолет – я схватил и пальнул…
– Говорил ты при этом что-нибудь?
– Кажется, да.
– Что?
– Нехорошее слово на «б». И ещё… А, вот: «Я те щас покажу, как делать из человека козла!»…
– Всё ясно. Иного и быть не могло.
– Коль, а… что это?
– Обычная магия.
– Ё-моё!..
– Я забыл тебя предупредить, чтобы ты не притрагивался ни к чему, что лежит у меня в карманах.
– И что ж теперь делать? Этот скот разнесёт вам всю лоджию!
– Думать надо было, родной!
Козёл, словно бы в подтверждение слов Мардохеева, издал воинственный клич и принялся таранить рогами стекло.
Рассуждать было некогда.
Лапушкин схватил пистолет и, направив на разбушевавшегося Аскания, выпустил последнюю пулю, крикнув: «Стань»…
Кем? Чем?..
Превратить великого мага в нечто неодушевлённое – например, табуретку или мусорное ведро – Николаю Евгеньевичу не пришло даже в голову: всё же он был человеком незлобным и совестливым.
«Черепахой!»… – властно выкрикнул Лапушкин.
Через полчаса порядок был кое-как восстановлен. Мардохеев вымыл плиту и по-новому соорудил омлет и две чашки кофе. Лапушкин вымел разбитые стёкла и устроил черепахе жилище в картонной коробке из-под телевизора, поставив туда плошку с водой. Чем кормить черепах, он не знал, но решил, что до вечера новый питомец посидит на диете.
Ухмылявшийся кот получил свою порцию сыра и молока.


123.

Аркадий Сергеич был сильно встревожен тем, что никто не выходит на связь. Относительно Клавы тут всё было более или менее ясно: принцессе в день испытания явно не до шушуканий со своим отражением в зеркале. Но Лапушкин мог бы хоть позвонить! Между тем наступило утро, близился полдень, а известий ни от кого ещё не было.
К тому же и кот Родионов пропал. Вчера ночью он мирно тёрся то одному, то другому о ноги. А потом в суматохе куда-то исчез. Думали, ушёл погулять по окрестностям. Сам Родион полагал, что тот решил вернуться домой, как нередко бывает с кошками, увезёнными из родного жилища. Но по дороге с ним могло случиться всё, что угодно!
Аэлита Касимовна заставила-таки ребят засесть за историю, дабы чем-то занять их и заглушить тревогу и страх. Они повторили все основные даты и начали обзор ключевых фигур и событий каждого века – и тут, наконец, зазвонил телефон.
Это был Николай Евгеньевич.
Дела в Москве были плохи. Единственной утешительной вестью оказалось нежданное превращение Аскания в буйствующего козла и затем – в безобидную черепаху. Но белые шарики у Николая Евгеньевича закончились. А коричневый остался только один. И хранить его надлежало как драгоценность: мало ли, что…
Остальные события были неутешительными. Сержант Мардохеев не удержался и ляпнул секретарше Лесе Птицыной про ночь, проведённую в зоопарке, и про мага-оборотня. Добрая девушка, испугавшись за здравость рассудка Якова Климовича, вызвала скорую. И, как предсказывал Лапушкин, Мардохеев стал товарищем по несчастью Клейнтойфеля. Допрос с пристрастием учинили и Лапушкину, однако тот стойко держался рациональной версии всего случившегося. Дескать, Яша в погоне за бежавшим бандитом угодил в притон к наркоманам, и там ему, вероятно, вкололи какую-то гадость. Лапушкин отыскал его в полувнемяемом состоянии и забрал к себе на квартиру, чтобы привести хоть немножечко в чувство. Помыл, накормил. Мардохеев немного побуйствовал (выл, визжал, ругался с соседями сверху, стекло на лоджии расколотил), но потом дал себя отвезти в отделение. Никаких собак и козлов в квартире Лапушкиных никогда не держали. Черепаха – да, он хотел доставить её в субботу на дачу, но второпях позабыл. Пистолет – игрушечный, пластиковый, никакие пули к нему не подходят. Можно для смеху зарядить конфетками «драже в шоколаде» или шариками из жёваной бумаги. Лапушкин отнял его у дочек, которые слишком уж баловались.
Остальное звучало неутешительно. Помимо Мардохеева, список пациентов психушки пополнился неким бомжом, уверявшим, что вчера его подружка, съев собачий сухарик, превратилась в белую сучку – помесь таксы с болонкой, – а также дежурившим ночью сотрудником зоопарка, который был не в себе и рассказывал, будто его подопечный козёл сделался милиционером и уехал на спецзадание.
Поскольку никто из разумных людей не мог поверить в подобную чушь, то возникла версия, будто в Москве неизвестные злоумышленники разбросали и распылили мощное психотропное средство, вызывающее стойкие галлюцинации и причудливый бред. Высокопоставленный представитель городского правительства выступил по телевидению, призвав москвичей к бдительности и спокойствию – это лишь способствовало возникновению паники. Все сухарики «Собачье счастье» были изъяты из продажи; образцы свезены на экспертизу. Мнительные пенсионеры обрывали телефоны милиции, сообщая об иностранных диверсантах, разбрасывающих ядовитые конфетки в песочницах, или о соседях, занимающихся подозрительными делишками; шкодливые анонимы звонили с уличных таксофонов, вызывая психнеотложку к личным недругам или к начальству; журналисты толпились у психиатрических отделений больниц, пытаясь добыть сенсационную информацию о новых жертвах неизвестной заразы; семья Клейнтойфеля, спасаясь от вампиров с камерами и диктофонами, улетела в Германию; в газетёнке «Шабаш» появилось интервью сатаниста, назвавшегося Азазелло, который всерьёз уверял, будто происходящее – лишь прелюдия к неизбежному появлению в первопрестольной самого Господина: «Он имеет обыкновение посещать этот город летом, накануне ночи Ивана Купалы, когда жители наиболее восприимчимы к черной магии»…
И самое худшее: единственным реальным подозреваемым в организации всей этой дьявольской свистопляски оставался отовсюду сбежавший Асканий Гроссмагус, как две капли воды похожий на Аркадия Громова. А поскольку великий маг пребывал теперь в образе черепахи, запертой на лоджии Лапушкина, то первый же встречный, взглянув на Аркадия Сергеича, мог запросто сдать его правоохранительным органам. А уж те были так сердиты на пресловутого деятеля, что не стали бы кропотливо вникать в безупречную биографию и исправнейшие документы его двойника.
Значит, Громову нельзя было появляться в Москве. Да и оставаться на собственной даче было не совсем безопасно.


124.

Время на глазах сжималось в пружину.
Аркадий Сергеич настроил портал и сидел, ожидая, что в Мидонии кто-нибудь да проявится. Не могла же Клава забыть о них всех; она знала, как сильно они волнуются, ожидая известий об итогах её испытания.
Иногда главу семейства заменяли у монитора Наташа и Аэлита Касимовна (Родиону и Ляле было велено, пока есть такая возможность, зубрить все восстания, от Болотникова до Деникина, поскольку школьная историчка Роза Карловна, воспитанная в традициях советского революционного романтизма, питала чисто женскую слабость к мятежникам и бунтарям).
Но монитор лишь загадочно и туманно мерцал. С той, другой стороны, никто к нему не приближался и не нажимал на заветные кнопки.
Аркадий Сергеич даже пообедал, почти не выпуская пульт из руки.
И его терпение было вознаграждено!
В половине четвёртого экран замерцал интенсивнее прежнего (казалось, что из него сейчас посыплются искры), побежали цветные полосы, как будто кто-то мучительно экспериментировал с настройкой параметров, потом что-то пискнуло – и перед Громовым появился неизвестный хмуроватый дяденька в серой одежде.
– Кто вы?! – изумился Аркадий Сергеич.
– А вы?! – в свою очередь, оторопел его визави и уже потянулся к пульту, чтобы немедленно выключить связь…
– Стойте! Я не Асканий! – замахал руками Громов. – Я всё объясню, только не уходите от монитора! Ляля, Родя – сюда!
К счастью, те как раз спустились выпить чаю с печеньем, чтоб заесть чем-то вкусненьким восстание декабристов.
– Здравствуйте, Вольдемар! – бросилась к экрану Ляля. – Что у вас происходит? Где Клава? Она выдержала испытание?
– Более чем! – мрачно хмыкнул Вольдемар. – Ах, Ваше высочество, лучше было бы вам тут остаться!
И он своим лающим голосом рассказал, как Клава ухитрилась вызвать дракона, в которого, благодаря Вольдемару, превратился король Вассиан – а королева, естественно, ничего не зная об этом и думая, что дракон растерзает или похитит принцессу, решила спасти свою дочь, став драконицей – и тогда заметавшаяся между ними несчастная Клава взяла да и съела последний коричневый шарик и…
Тоже сделалась серебристым дракончиком.
И вся эта троица улетела теперь неизвестно куда.
В результате вся страна пребывает в полнейшем смятении. В столице то там, то сям возникают волнения, во дворце – безумный хаос. Власть, оставшуюся без присмотра, захватил граф Серпент. Поговаривают о возможной войне с Тиманской унией или о протекторате над королевством со стороны Раштарской империи.
Пользуясь царящим везде беспорядком, Вольдемар и Дорион пробрались в лабораторию мага, и бывший оборотень, посвящённый в некоторые делишки хозяина, сумел кое-как включить монитор.
– Что нам делать, Ваше высочество? – в отчаянии воззвал он к Эвлалии. – Может быть, Вы всё же вернётесь?..
Она колебалась.
Долг велел ей спешить на помощь стране, которая не могла существовать без законной принцессы. Но тот же долг заставлял её оставаться верной слову: она обязалась сдать экзамен за Клаву – точно так же, как та прошла испытание вместо неё.
Из сомнений Лялю вывел Аркадий Сергеич.
– Знаете, что? Давайте-ка, я попробую вмешаться в эту игру.
– Как?! – ахнули в один голос все по обе стороны монитора.
– Здесь мне всё равно не сделать ни шагу, не подвергаясь риску быть арестованным. А в Мидонии я спокойно сойду за великого мага Аскания!
– Папа, но ты не умеешь творить чудеса! – закричала Наташа.
– Это я-то?! Ха-ха! Да любой современный компьютерщик средней руки наворотит таких чудес, что никакому магу не снились!
И Аркадий Сергеич, не слушая никаких возражений, нацелил экран прямиком на зеркало – и решительно преодолел границу между мирами.
Очень вовремя.
В двери уже стучала милиция: кое-кто из соседей посмотрел телевизор и опознал в злоумышленнике Гроссмагусе респектабельного мужчину с участка номер тринадцать…


126.

С милицией объяснялась не Аэлита Касимовна, нарочито громко ворочавшая кастрюлями и тарелками, а Наташа, сумевшая сохранить невозмутимо философический вид.
«Папа?.. Знаете, его нет. Он уехал. Поздно вечером. Дедушка позвонил из-под Новомухранска – видимо, папа отправился прямо туда. Мы не знаем, на чём, сейчас лето, с билетами трудно. Иногда он просто платит проводнику и ютится в служебном купе. Но кажется, теперь туда ходит и междугородный автобус, только тот ползёт двое суток. Быстрее всего самолётом, вполне возможно, что он сел на чартерный рейс – впрочем, папа не любит летать. Нет, пока ещё не сообщил… Сами ждём. Кто на даче? Моя мама, Аэлита Касимовна, и мои друзья по бывшей школе. Больше нет никого, хотите – ищите. Внизу – терраса, столовая, кухня, кладовка, вверху – три спальни и лестница на мансарду. Всё открыто, пожалуйста, только малость неприбрано – мы не ждали гостей»…
Её молодость, томная красота, тихий, но внушающий уважение голос, и уверенный тон порядочного человека, оскорбленного беспардонным вмешательством в свою частную жизнь, осадили ретивых служак. Без конца извиняясь, один из них всё-таки быстро заглянул во все комнаты, а также в гараж, туалет и сарай во дворе.
Разумеется, никого не нашли.
«Вот и всё», – сказала Наташа, когда незваные посетители удалились.
«Иногда они возвращаются!» – ответила с желчной иронией Аэлита Касимовна. – «А до этого учиняют слежку за домом и прослушивают телефоны».
Она была из семьи диссидентов и знала, о чем говорила.
«Но у нас теперь есть интернет!» – возразил Родион. – «Попробуем-ка связаться с мнимым магом по мылу!»…
«Бред какой-то», – показала головой Аэлита Касимовна. – «Электронная почта в сказочном царстве?»…
«А почему бы сперва не попробовать?», – присоединилась к Родиону Наташа. – «Ты умница, Князев! Давай!»…


127.

Очутившись в лаборатории мага, Аркадий Сергеевич решил первым делом ознакомиться со всем, что там находилось. У него это получилось намного быстрее, чем накануне у Ляли, поскольку он заведомо лучше её разбирался в технических штучках, которыми помещение было буквально нашпиговано от пола до потолка – только многие были замаскированы под обычные принадлежности колдуна, ведуна и алхимика. Волшебная палочка оказалась прибором, считывавшим показания с датчиков, расположенных на котлах и ретортах, а также управлявшим процессами и реакциями. Система неоновых лампочек вкупе с микрофонами и динамиками, искусно встроенными в чучела, статуи и черепа, создавала жутковатые аудиовизуальные эффекты при попытке случайного гостя вторгнуться в хозяйство Аскания. В метлу был вмонтирован мощный, но маленький реактивный двигатель – вероятно, новейшая разработка авиа- или космоконструкторов. Далеко улететь на таком снаряде было вряд ли возможно, но сразить наповал ротозеев, сделав круг над дворцом – это запросто. А уж всяких облегчающих жизнь мелочей вроде фена, тостера, кофе-машины, микроволновки и электронного отпугивателя насекомых и грызунов, было пруд пруди – Асканий тащил к себе всё, что плохо лежало на складах или, может быть, на свалках подержанной техники. Вероятно, многое он собирал (по инструкциям или наитию) из купленных в «Самопале» деталей и корпусов. Во всяком случае, зеркало-монитор явно было не серийной продукцией, равно как пульт к нему. В магазинах таких вещей не водилось – Аркадий Сергеевич это знал на собственном опыте.
Кое-что понять помог Вольдемар – свидетель упорных опытов мага с энергией, пространством и временем. Бывший человекопёс объяснял, для чего Асканию требовались те или иные вещества и предметы, не знакомые людям XXI века, но вполне заурядные для более древних эпох.
Картина складывалась потрясающая, и Аркадий Сергеевич ни капли не пожалел, что взял да скакнул, словно хулиганистый любопытный мальчишка, в иную реальность. Он даже зауважал своего двойника (если только Асканий сам придумал и сотворил все имевшиеся в лаборатории хитроумные диковинки). Да и жалко стало великого мага, чьи далеко идущие замыслы оказались порушенными компанией, состоявшей из кучки рисковых тинэйджеров, бывшего оборотня, флегматичной студентки-философини, простодушного милиционера Лапушкина, самого Аркадия Сергеевича, многих простых, совершенно чуждых и науке, и магии, москвичей и…
И – кем бы он ни был – Гронта?


128.

Лапушкин с головой погрузился дела, работая как проклятый за себя и за Мардохеева. У него даже не было времени пообедать – спасибо Лесе Птицыной, что поделилась с ним бутербродом и заварила вкусного чаю. Нервные переговоры с начальством, ответы на беспрерывно раздававшиеся звонки, допросы свидетелей, потерпевших и подозреваемых, пара выездов на места происшествий, кипы рапортов, справок, доносов, запросов, отражение нескольких атак снимающей и пишущей братии…
Уфф!!..
К вечеру стало немного полегче, но со службы не отпускали: приказом сверху вся городская милиция была переведена на особый режим работы; отдыхающие были отозваны из отпусков и отгулов, не слишком серьёзно больные – с диванов, пенсионеры, способные дать дельный совет – со своих садовых участков…
Но когда часам к девяти Лапушкин начал засыпать прямо над телефоном (сказалась бессонная и суматошная ночь), начальство смилостивилось и велело ему отправляться домой, чтобы завтра как штык явиться к восьми в отделение.
Мозг его уже почти не справлялся с нагрузкой, однако Николай Евгеньевич всё же зашёл в огромный универсам и купил немного продуктов себе, а животным –нужного корма.
Поднявшись в квартиру, он первым делом зашёл на лоджию и едва не обмер: черепаха не подавала признаков жизни. Голова её безвольно висела, вывалившись из-под панцыря, глаза были затянуты мутной плёнкой, лапы не шевелились, хвостик напоминал увядший кончик заплесневевшей свеколки…
Как бы Лапушкин ни относился к Асканию, его гибели он, разумеется, не хотел.
Второпях накачавшись крепчайшим кофе, он схватил бездыханную тварь и помчался к ветеринару, благо, клиника находилась недалеко и работала круглосуточно.
Кормить кота было некогда.
Да и не было больше в квартире никакого кота…


129.

 – Папа!!..
Ляля давно так не радовалась при виде отца, хоть и знала теперь, что Василий Петрович – не её, а Клавин родитель.
– Ты принцесса моя!! – раскрыл он ей объятия.
Катерина Витальевна суетилась между кухней и комнатой, тихо смахивая с сиявшего счастьем лица набегавшие иногда шальные слезинки.
Простенький халатик с оборочками сидел на ней, словно бальное платье.
И тут только Ляля поняла, как она любит этих людей.
А мысль о том, что придётся, сдав последний экзамен, вернуться в Мидонию, показалась ей глупой и дикой.


130.

Родион ухитрился добраться до дома раньше брата и матери. И поэтому он первым увидел на коврике возле двери… слегка потрёпанного, чуть обиженного, но здорового и невредимого Кешку.
– Нашёлся!! – ахнул Родион, бросил вещи прямо на лестничной клетке и прижал к себе рыжего друга.
Но кот тотчас высвободился и снова спрыгнул на коврик, отогнув лапой край.
Под ковриком лежал какой-то крохотный целлофановый свёрточек, сколотый дамской шпилькой.
Родион нагнулся, взял его и осторожно развернул, бросив грязную шпильку на серые плитки. Внутри виднелся коричневый катышек – сухарик, выявляющий в людях их животные сущности. Или наоборот.
– Кеш, откуда ты это взял? – удивился Родион. – Ну, давай сначала войдём, а потом побеседуем…
Он открыл ключом дверь, впустил Кешку, закинул внутрь свой рюкзак, сменил кроссовки на шлёпанцы, зашёл на кухню, включил чайник и присвистнул: «Ой, а жрать-то нам почти нечего! Я забыл купить даже хлеба. А старый заплесневел. Подождёшь немного, Кешан?»…
Родион снова переобулся и ринулся в магазин, чтоб разжиться хлебом, молоком и картошкой.
У подъезда его окликнула толстая и крикливая, но беззлобная Октябрина Иванна с двенадцатого этажа:
– Родинька, ты случайно не видел нигде такого чёрненького пуделёчка, похожего на мою Карменситу?
С тех пор, как её обожаемая пуделиха умерла от обжорства, несчастная тётка была слегка не в себе и склонна к внезапным истерикам.
– Нет, Октябрина Иванна, – вежливо ответил Родион. – Меня не было тут два дня, а сегодня я никаких пуделёчков не видел.
– Если вдруг встретишь, верни его мне! – взмолилась толстушка. – Он такой… умненький, игривый, забавный, фокусы разные знает, только что не разговаривает… Отзывается на имя Король, Королёк… Наверное, большие псы его напугали – сбежал от меня на бульварчике… Ты узнаешь его – на нём Карменситин ошейник, помнишь, розовый с перламутром.
– Хорошо, – обещал Родион. – Извините, Октябрина Иванна, я спешу в магазин, пока не закрылся, а то дома шаром покати.


131.

Он успел.
Когда в квартиру вернулись брат Санёк, а затем и донельзя усталая мама, на столе дымилась свежесваренная картошка с отваренными сосисками, был порезан салат из огурцов с помидорами, заварен чай и выложено на блюдце печенье, – на большее Родиных денег уже не хватило. Зато брат привёз огромный пряник с орехами и вареньем, а мама из Твери – кусок домашнего окорока. Так что ужин был сытным и вкусным.
Они даже не догадались, что он уезжал, а он решил пока ничего не рассказывать.
Уединившись в своей комнате с Кешкой, Родион набрал номер Ляли:
– Привет! Ты как?
– Нормально, – ответила она каким-то непонятно отчуждённым голосом.
– Случилось что-нибудь? – насторожился он.
– Папка вернулся. Живой и здоровый.
– Так это же замечательно! И у меня хорошие новости: Кешка, как ты и предсказывала, притрюхал домой. Судя по скорости, с которой он добрался сюда из Лесного, он воспользовался электричкой. Хитрющая тварь! И принёс в зубах пакетик с коричневым шариком. Похоже, тем самым. Откуда взял, непонятно – сам-то не говорит.
– Ты бы Громовым позвонил, – напомнила Ляля, но голос её оставался до странности безучастным.
– Ляля, что с тобой? Тебя как подменили.
– Подменили. Когда-то. Но это уже не имеет значения. Видишь ли, Родион… Я решила, что больше туда не вернусь.
– Да ты что?! Ведь ты – принцесса Эвлалия!
– Не хочу я больше быть никакой принцессой. И вообще сомневаюсь, что я когда-то ею была. В конце концов, у меня нет ни склонностей, ни способностей к магии. Притворяться немножко умею, но это могут все девочки, чтоб ты знал. Так что всё получилось правильно: настоящая принцесса – Клава, и она это доказала. А я… просто дурочка, возомнившая бог знает что.
– Ляль, ты явно перезанималась. Очнись! Мы не можем оставить Клаву в виде дракона.
– А может быть, ей самой так больше нравится, откуда ты знаешь?
– Чтобы выяснить, её надо хотя бы найти!
– Так ищи. Ты ведь к ней, вроде, неравнодушен. Отыщешь – скорми ей свой шарик. А я повторю даты войн XX века и лягу спать. Уж этот экзамен я обязана сдать на отлично.


132.

«Тепловой удар», – констатировал врач.
И набросился на Николая Евгеньевича: «Что ж вы так, чудак-человек? Разве можно в нынешнюю жару оставлять живое существо в такой душегубке, как застеклённая лоджия? Попробуйте сами побыть там полдня! И ведь вы не первый – каждый день сюда мчатся с псами и кошками, запертыми в машинах на солнцепёке –ладно, если вовремя схватятся, но чаще всего привозят труп и рыдают: спасите!… А что я могу? Я не маг, не кудесник… Хорошо ещё, что черепахи привыкли к экстремальной жаре – но в пустыне, к вашему сведению, они днём куда-нибудь прячутся. Нет, но как это можно – заводить животное и не знать, где и как его содержать!»…
Жалкий лепет Лапушкина о том, что черепаху он не заводил, и лишь взялся за ней присмотреть, вызвал лишь новую вспышку праведного возмущения: «И хозяева хороши! Экономят на всём! Черепах приличные люди содержат в террариуме, чтобы там был песок, обогрев и тенёк, а также кювета с водой, которую, между прочим, нужно часто менять. Это вам не игрушка, а экзотическое земноводное, мало пригодное для разведения в наших широтах!»…
Еле вырвавшись от назойливого Айболита и заплатив по счёту немалую сумму, Николай Евгеньевич с кое-как очухавшимся от удара Асканием поспешил, наконец, домой.
И лишь тут обнаружил, что кот пропал. Видимо, выскочил через форточку на козырёк подъезда (этаж был всего лишь третий, для кота – пустяки) – и рванул наутёк.
Лапушкин сел прямо на пол и застонал от собственного бессилия.
Черепаха косо взглянула на него немигающим взглядом рептилии и, шаркая когтистыми лапами, поплелась к блюдцу с оставленным утром для кота молоком.


133.

Аркадий Сергеич был почти что счастлив. Кажется, он сумел разгадать тайну действия портала. Конечно же, ничего сверхъестественного тут не было: просто невероятная концентрация в лаборатории различных электромагнитных и силовых энергий создавала столь перенасыщенное информационное поле, что граница между мирами стиралась. А благодаря изогнутым сводам и замкнутости полуподвального помещения возникал резонанс, увеличивавший и без того немалую мощь передатчика.
Поэтому основной портал находился именно здесь. А другие были вроде как вспомогательными. Видимо, они были связаны в помощью хитроумно проложенных и замаскированных кабелей. Или Асканий сумел овладеть и беспроводной технологией?
Наверное, он был всё-таки гением, угодившим не в ту эпоху.
Вроде Леонардо да Винчи, напридумывавшего аквалангов, танков, парапланов и вертолётов, никому не нужных в феодальном пятнадцатом веке и оставшихся лишь в его чертежах. Хорошо ещё, что флорентиец не изобрёл им атомной бомбы или космического корабля!
Кстати, вот что забавно: среди машин и приборов Аскания тоже не наблюдалось особо убийственных. А ведь ныне скачать из сети рецепт химической бомбы или самодельного пулемёта способен любой недоумок – и некоторые ведь скачивают…
Интересно: а интернет тут работает?
Аркадий Сергеич вынул из кармана коммуникатор.
Он спокойно включился, что, в общем, и ожидалось – аккумулятор был с ночи под завязку заряжен.
Ура! Сеть нашлась!
Он открыл свой почтовый ящик.
И обмер: среди прочих писем были два отчаянных послания от Родиона.
Суть первого: кот пропал.
Суть второго: кот отыскался, но Ляля, то есть принцесса Эвлалия, не желает теперь даже говорить о Мидонии и не выйдет больше на связь.


134.

Он едва успел написать несколько ободряющих слов Родиону и короткое жизнерадостное сообщение своим, чтоб не сильно за него беспокоились – как в дверь лаборатории застучали… хотелось подумать, прикладами, но, вероятно, это были рукоятки мечей и обухи топоров.
«Именем верховного правителя, Его светлости державного князя Серпента, откройте!» – раздалось из-за двери.
Аркадий Сергеич превосходно понимал, что сдаваться на милость узурпатора было бы верхом идиотизма. Граф – а ныне самозваный державный князь – Серпент ни за что не оставил бы в живых столь опасного человека, как великий маг Асканий. Однако и дверь, хоть была сработана из дуба, окованного пластинами меди, и снабжена новым кодовым замком, могла не выдержать, если бы её решились упорно и тупо таранить.
Громов вопросительно посмотрел на своих помощников.
Дорион в замешательстве начал шарить взглядом по стенам и инстинктивно схватился за свой полудетский меч.
Зато Вольдемар молча указал ему на обычный стеллаж, уставленный книгами и закопчёнными склянками.
Стеллаж был замаскированной дверью в потайную соседнюю комнатку.
Все трое укрылись там.
Аркадий Сергеич обнаружил стол и кресло – вероятно, ещё один пульт управления, снабжённый к тому же камерами слежения, позволявшими видеть всю лабораторию, динамиком, дававшим возможность слышать творившееся извне, и микрофоном, снабжённым трансформатором тембра. Вольдемар столь же беззвучно, как прежде, обозначил последовательность кнопок, которые, видимо, Асканий нажимал в таких ситуациях.
Первым делом в действие был приведён красовавшийся прямо напротив главного входа скелет, одетый в мантию и чёрную шляпу. У скелета загорелись глаза, он поднял костлявую руку и сказал многократно усиленным голосом мага Аскания: «Обождите немного, друзья мои! Сейчас дверь откроется».
Затем – после нажатия второй кнопки – синеватыми призрачными огнями засветились другие предметы, а по сводам пробежали зловещие тени. Откуда-то зазвучала мрачная и монотонная электронная музыка.
Третья кнопка открыла дверь.
В лабораторию шумно ввалился сам Серпент и целый отряд вооружённых слуг и охранников.
– Где Асканий? – взревел узурпатор.
– Я слушаю вас, – металлическим баритоном ответил скелет, приподняв одной рукой свою чёрную шляпу.
Охранники выронили топоры и мечи.
– Прекратите ваши фокусы! – разъярился Серпент и пнул ногою муляж.
Раздался лёгкий взрыв и посыпались искры – Серпента, очевидно, тряхнуло разрядом тока. Не удержавшись на ногах, тот неловко рухнул на одно колено.
Охранники с дикими воплями устремились за дверь и затопотали вверх по каменной лестнице.
– Мне кажется, что вы могли бы проявить ко мне чуть больше почтения, – заметил Аркадий Сергеич в микрофон. – Я не звал вас, я очень занят, я уважаемый человек…
– Вы преступник! – взъярился Серпент. – Я сейчас арестую вас и отдам под трибунал за измену отечеству! Вы обязаны были присутствовать на испытании! Вы дезертир! Заговорщик! Вы сами подстроили это, чтобы дорваться до власти!
Аркадий Сергеич понял, что приговор великому магу Асканию был уже и составлен, и утверждён.
Разговаривать было больше не о чем.
Оставалось нажать ещё одну кнопку.
– Я готов опровергнуть все эти наветы, – дружелюбно заметил устами скелета Аркадий Сергеич, и принялся велеречиво и нудно разглагольствовать о трудностях своего ремесла и превратностях рока…
Тем временем лабораторию постепенно наполнял какой-то газ.
Граф Серпент начал вдруг улыбаться, затем хохотать, потом неудержимо зевать – и наконец, рухнул на пол, сражённый наркозом.
Видимо, это был просто азот, который прежде использовали в медицине при операциях.
Громов включил вентиляторы и проветрил лабораторию.
А потом, выйдя из тайного бункера, невозмутимо вызвал стражу, не осмелившуюся ему прекословить – и велел отнести арестованного узурпатора в самое глубокое подземелье, где ему предстояло дожидаться суда.
Через час великий маг Асканий занял место Серпента и возглавил королевский совет, превращенный во временное правительство.
Вольдемар стал его помощником по особо важным делам, а рыцарь Дорион – начальником личной охраны.
Оставалось вернуть на место принцессу.


135.

«Ну, теперь можно справить и Лялечкин день рожденья», – сказала за ужином Екатерина Витальевна. – «Как сдадут они завтра экзамен, накроем стол и отметим на славу!»…
«А если и не сдадут – что же, не отмечать?» – усмехнулся Василий Петрович. – «Экзамены – это одно, а день рожденья нашей принцессы – другое!»
«Вася, ты рассуждаешь непедагогично!», – погладила его по золотистой макушке жена.
Ляля слушала разговоры родителей и смущённо помалкивала, наслаждаясь домашней стряпнёй и почти уже позабытым ощущением радостной теплоты и взаимной защиты. Она была настолько сильно вовлечена в нервотрёпку с экзаменами и в водоворот фантастических приключений в Мидонии, что не соотносила завтрашнюю годовщину с обычными житейскими хлопотами: закупками праздничной провизии, суматошной готовкой, выбором платья, приёмом гостей и горою подарков…
А ведь завтра ей будет шестнадцать!
– Лялечка, – обратилась к ней мама. – Ты кого пригласишь? Я к тому, на сколько народу готовить и как размещать. Будь квартира побольше, позвали бы целый класс, но ребята, надеюсь, простят…
– А когда ты собираешься всем этим заниматься? – спросила Ляля. – Ты же работаешь.
– Договорилась! Выцарапала отгул. Ещё в пятницу. Я тогда так психанула, что главврач сама предложила мне отсидеться лишний денёк… Ну, так что? Кого будем звать? Родиона – само собой, а ещё?..
Ляля сникла. Сейчас ей совсем не хотелось обсуждать свои отношения с Родионом. Равно как и видеть его на своём дне рождения.
– Может, Громовых? – продолжала перебирать варианты Екатерина Витальевна. – Предложить бы надо, а придут, не придут – как получится. Заодно бы и мы посмотрели на это семейство.
– Аркадий Сергеич срочно уехал. Прямо с дачи, – ответила Ляля. – Аэлита Касимовна будет целый день на работе, Наташа… Не знаю, какие у неё там планы на завтра.
Она изо всех сил пыталась сохранять безоблачный вид, хотя все эти напоминания резали её сердце как ржавая бритва.
– А может, устроим пикник на природе? – предложил Василий Петрович. – Парк-то рядом. Помнится, возле большого пруда была поляна, где мы загорали и играли в бадминтон.
– Ты отстал от жизни, – сказала Ляля. – Теперь на этом месте летняя забегаловка. Тент, холодильник, мангал и несколько столиков. Шашлыки, пиво, соки, мороженое и прочая ерунда. Снакерсы-сникерсы.
– Может, снимем всё заведение, а продукты принесём и докупим свои – пирожки, закуски, салатики, тортики? Какая владельцам разница, если в выручке они даже выгадают? – подал новую мысль Василий Петрович.
– Ты что, олигарх?! – изумилась Екатерина Витальевна. – Давай уж, сразу арендуй ресторан или яхту!
– Почему бы и нет! – озорно встряхнул он отросшими волосами. – Катя, шестнадцать лет в жизни бывает лишь раз!
– Это же не совершеннолетие, – возразила Екатерина Витальевна.
– Всё равно! Дата – сказочная! – настаивал он. – Ресторан нам, конечно, не по карману, но с кафешниками я завтра утром поговорю. Ну, сколько они с нас запросят за пару-тройку часов пикника? Что, у них такая гигантская выручка в середине дня в понедельник? Не думаю!
– Может быть, подключить Николая Евгеньевича? – спросила Екатерина Витальевна. – Помнишь, того, из милиции, который помог тебя вызволить?
– Ты… с ним знакома? – изумилась Ляля. – Как, когда?...
– Он здесь был, когда ты уехала. Вась, не рыпайся, ничего не случилось – Лялечка потеряла в аттракционе одну вещицу, и он помог отыскать. Очень милый, порядочный и отзывчивый человек. И фамилия подходящая – Лапушкин.
– И красавец, должно быть! – ревниво фыркнул Василий Петрович. – Эх, женщины, стоит только хозяину отлучиться из дому…
– Да ну тебя, Вася, придумаешь бог знает что! У него семья, трое маленьких деток. Просто… ну такой необычный милиционер. Мы ему – совершенно никто, а вот ведь, не поленился зайти, расспросить обо всём, позвонить, куда надо… Мир тесен, Васенька, я тебе говорила – оказалось, тот Грымзин его однокурсник. Я думаю, будет правильно, если мы пригласим Николая Евгеньевича. Хотя бы из благодарности.
– Если нужно – давай, приглашай, – согласился без энтузиазма Василий Петрович.
Ляля чувствовала себя, как со всех сторон обложенный охотниками зверь. Разве что охотники не желали ей зла, а напротив, думали, как бы лучше отметить её день рождения.
Может быть, ничего из всех этих замыслов не получится? Забегаловку им не сдадут, Громовы не смогут прийти, Лапушкин будет гореть на дежустве, Родион, обидевшись, перестанет с ней разговаривать…
«Утро вечера мудренее», – подытожила она разговор и отправилась спать в обнимку с пособием по отечественной истории.


136.

– Я, кажется, знаю, куда улетели драконы, – сказал Дорион.
– И куда же? – спросил Аркадий Сергеич, облачённый в мантию мага.
– На тот остров, откуда я родом, и где теперь властвует король Вассиан. Остров Бурь, переименованный им в Остров Радости.
– Он что его, завоевал?
– Не совсем. Просто жители устали от междоусобиц и беззакония, и когда он там разогнал пиратов и работорговцев, они сами признали его законным монархом.
– Полагаю, что в виде дракона он им вряд ли так сильно понравится, – заметил скептически Громов.
– К драконам у нас привыкли. Раньше они нагоняли ужас на всю округу, но теперь их осталось немного, и людей они обычно не трогают. А люди стараются не соваться в окрестности потухшего вулкана, где они обитают и выводят потомство. В той части острова нет поселений, зато много непуганой дичи. Драконам – достаточно.
– Ничего себе заповедничек! – удивился Аркадий Сергеич. – Обычно драконы питаются не иначе как молодыми девицами, предпочтительно из королевского дома.
– Не знаю, – пожал плечами Дорион. – Наши обходятся дикими свиньями, горными козами и косулями. Ну, иногда заблудшую корову могут задрать.
– Представляю себе принцессу, которая рвёт когтями добычу, – усмехнулся Аркадий Сергеич.
Дорион побледнел и взмолился:
– Ваша светлость! Сделайте что-нибудь! Никогда бы не стал никому говорить, но сейчас не до правил вежества: я бы жизнь отдал, чтобы расколдовать принцессу Эвлалию!
– Мальчик мой, ты забыл: я – не маг. И к тому же чужой в вашем мире. Я понятия не имею, где находится этот остров и как вернуть человеческий облик королевской семье.
– Но в лаборатории, помните, ещё оставались коричневые шарики!
– Нет, – подал лающий голос Вольдемар. – Эти олухи из охраны Серпента растаскали всё по карманам. Вы думаете, Ваша светлость, они просто так разбежались, побросав свои цацки? Разве вы не заметили, что многие не вернулись на службу, зато во дворце поприбавилось крыс, дворняг, тараканов и летучих мышей?
– Какой ужас! – воскликнул Аркадий Сергеич. – Пусть они и дурные, но всё-таки люди…
– Не жалейте о них, Ваша светлость, – возразил Вольдемар. – Я, как бывший оборотень, уверяю вас: лучше быть хорошей крысой, чем дрянным человеком. Так правильнее.
– Неужели совсем ничего нельзя больше сделать? – спросил Аркадий Сергеич.
– Может быть, какие-то шарики закатились за зеркало там, в фургоне, – вспомнил Вольдемар. – Если только их не подобрали. Тогда, вероятно, в Москве тоже стало на парочку мелких хищников больше.
– Надо будет связаться с Лапушкиным, – сказал Аркадий Сергеич. – Только он сумеет войти в фургон совершенно легально и сделать там тщательный обыск.
– Или выпытать у Аскания рецепт волшебного снадобья, – предложил Дорион.
– Вся надежда на вас, Ваша светлость! – по-собачьи взглянул на мнимого мага бывший оборотень Вольдемар.


137.

«Нервное истощение», – гласил старомодный, но верный диагноз, поставленный Лапушкину.
Утром он не смог подняться с постели: одолело головокружение, сердце билось, на глаза то и дело наворачивались беспричинные слёзы.
Зато теперь у него в кармане был законный больничный листок, о чём он не без удовольствия сообщил по телефону начальству. «Нашёл же время болеть!» – рявнула в ухо трубка. Но какие тут могли быть возражения? Леночке он не стал звонить – к чему её беспокоить, раз помочь она всё равно не могла. Не помчится же она в Москву электричкой, метро и троллейбусом – с тремя малышами!
После укола, сделанного врачихой, ему стало полегче. Сердцебиение улеглось, в голове перестало ходить ходуном, а после порции валерьянки даже нервы немного угомонились. Осталась лишь общая слабость и медлительность соображения.
Он встал, принял душ, облачился в футболку и шорты, заварил чайку (кофе ему докторица строго-настрого запретила), съел бутерброд и йогурт «Пупсик».
Вышел на лоджию. Черепаха сидела смирно. Он поменял ей водичку, положил капустный листок и маленькую морковку. Та, словно нехотя, принялась жевать растительный завтрак.
«Вот так-то, великий маг!» – назидательно молвил Лапушкин и прикрыл край коробки влажной тряпочкой, чтобы солнце не напекло.
В комнате зазвонил телефон.
Он с опаской взял трубку, ожидая чего угодно.
Но это была Екатерина Витальевна. Она страстно и сбивчиво благодарила его за спасение мужа из новомухранского КПЗ и приглашала сегодня в парк на пикник – на день рождения Лялечки, который решено отмечать на природе, в летней кафешке у озера. «Если сможете, приходите пораньше: пока дети сдают экзамен, мы всё подготовим, а заодно и поговорим»…
Лапушкин понял, что и тут его помощь могла оказаться нелишней.
Знал он этих владельцев кафе …
Идти ему никуда не хотелось, однако он тщательно выглядил и надел светлосерые брюки и голубую рубашку с короткими рукавами.
И, немного подумав, положил-таки в верхний карман милицейское удостоверение.


138.


Отказать в просимой аудиенции принцу Перотину Брагарскому верховный правитель Асканий, конечно, не мог. Это было бы полным нарушением дипломатических правил. Впрочем, аудиенция должна была носить сугубо приватный характер – на этом настаивал принц.
Аркадий Сергеич принял его в бывшем кабинете мятежного графа Серпента. Обстановку менять не стали, разве что вместо родового герба Серпентов (змеи, обвивавшей скипетр) на стене теперь красовалось панно с атрибутами магического искусства, а на столе лежал прикрытый чёрной бархатной салфеткой громовский коммуникатор.
– Рад видеть Ваше высочество, – любезно улыбнулся он Перотину, вставая с роскошного кресла.
– Позвольте выразить Вашей светлости искреннее восхищение той уверенностью, с которой Вы правите осиротевшей страной, не давая подданным впасть в отчаяние и смятение, – с ядовитой учтивостью заявил Перотин.
– Я делаю то, что должен, и что в моих силах, – скромно сказал Аркадий Сергеич.
– И стало быть, прежние договорённости будут выполнены?
– Какие именно? – полюбопытствовал Громов.
– Любые. И официальные, и сугубо конфиденциальные.
– Не могу поручиться, не зная точно их содержания. Королева отнюдь не всегда посвящала меня в свои тайны.
– Её величество королева обещала мне руку принцессы Эвлалии.
– Если обещание было сделано устно, ничем не могу Вам помочь: с точки зрения права, это не подлежит исполнению, ибо неподтверждаемо.
– Не лукавьте, Ваша светлость! Существует и письменный документ. Подписанный Вами и мной. Вы забыли?
– Принц, он – при Вас?
– Разумеется.
Перотин протянул ему мятый пергамент. Кажется, нечто похожее Аркадий Сергеич видел мельком в архиве Аскания, но не придал тогда этому никакого значения. А сейчас, пробежав глазами, слегка ужаснулся: маг давал согласие на брак Эвлалии с Перотином, при условии, что потом Перотин не станет препятствовать браку Аскания с Килианой.
Оружие было обоюдоострым: ни один из них не мог предать бумагу огласке, поскольку она равно компрометировала и принца, и мага.
– Но условия изменились, – с затаённым самодовольством произнёс Аркадий Сергеич. – Так сказать, форс-мажор. Или Вы полагаете, что я где-нибудь прячу сиятельных дам?.. Уверяю Вас, это не так. А поскольку в наличии нет ни принцессы, ни королевы, договор недействителен.
– Вы же – маг! К тому же, если это не пустое слово – великий! – взвился принц. – Вы обязаны их отыскать и вернуть им истинный облик!
– А откуда Вы знаете, какой из их обликов – истинный? – хладнокровно осведомился Аркадий Сергеич. – Может быть, Вы хотите стать супругом драконицы? Лично я, извините, нет. Тем более, что королева пока ещё замужем. Так что, Ваше высочество, мой Вам добрый совет: сожгите эту нелепую грамотку, пока она не попалась кому-нибудь на глаза.
– Но у Вас – второй экземпляр!
Аркадий Сергеич позвонил в колокольчик. В кабинет вошёл Вольдемар: «Что прикажете, Ваша светлость?»… – «Будь любезен, сходи в мою мастерскую и найди вот такой документ».
– Как Вы смеете! – замахал руками разгневанный принц. – Посвящать простолюдина в такие дела!
– Успокойтесь, Ваше высочество. Вольдемар не умеет читать. Он найдёт бумагу по запаху. Сверните её, пожалуйста, чтобы не было видно букв.
Вольдемар взял маленький свиток, принюхался и отправился выполнять приказание.
Дожидаясь его возвращения, Аркадий Сергеич решил развлечь посетителя светской беседой:
– Принц, скажите, Вы любите музыку?
Кислое вытянутое лицо Перотина вдруг озарилось тихим сиянием:
– О! Я жить без неё не могу.
– Может быть, Вы сами играете на каком-либо инструменте или поёте?
– Я – мастер! – гордо стукнул себя в узкую грудь Перотин. – Гильдия королевских и храмовых музыкантов Брагарии единогласно присвоила мне это звание! Я владею органом, арфой, флейтой, псалтерионом и тромбамариной! Мне известны все песнопения, и я сам слагаю искуснейшие мотеты на три и четыре голоса! Мной придуман изоритмический метод политекстовой композиции на кантус фирмус – впрочем, вряд ли Вам что-либо скажут эти понятия…
– Кое-что я тут понимаю, – осторожно заметил Аркадий Сергеич. – Дуплум, триплум…
– Квадруплум! – победоносно изрёк Перотин. – У кого Вы учились, коллега?
– Маги сведущи понемногу во всём, – уклонился тот от прямого ответа.
От дальнейших расспросов его спас возвратившийся Вольдемар, принесший свёрнутый в трубочку документ.
«Благодарю, ты пока свободен», – отпустил его Аркадий Сергеич.
Сличив экземпляры и убедившись в их идентичности, они одновременно бросили их в камин, где плясало специально зажжённое по этому случаю пламя.
– И всё-таки я претендую на руку принцессы! – заявил Перотин.
– Ваше право, – ответил мнимый Асканий.


139.

«О, какое счастье! Свобода, простор! Я пьяна океаном и небом!»…
«Всё – тебе! Ты прекрасна, моя королева!»…
«Чудесно, чудесно! Я не знала, как славно летать!»…
«Ты не знала – себя, Килиана!»…
«И – тебя, Вассиан! О, единственный мой!»…
«Я дарю тебе Остров Радости – а впридачу весь мир! О, любимая!»…
«Так – помчимся туда! Детка, не отставай!»…
Принцесса-драконица наслаждалась полётом между морем и солнцем, стараясь не отдаляться от упоённых свободой и светом родителей. Размах её серебристых крыльев был меньше, нежели у взрослых драконов, и потому король с королевой летели чуть медленнее, чем могли бы – но зато предавались в пути совершенно ребяческим шалостям, то подныривая под шипящий гребень особо высокой волны, то совершая кульбиты в течениях воздушных потоков, то понарошку пугая команду одинокого парусника…
– Лали, ты не устала?, – подлетел к ней отец.
– Нет! Устану – скажу! – обещала она.
– Тебе нравится?
– Ещё бы! Я даже не думала, что быть драконом – так здорово!
– На любом корабле этот путь занял бы целый месяц, а мы долетим уже к вечеру!
– Жаль, что люди не могут летать!
– Не дай бог! Тогда всем драконам – конец!
Тут принцесса задумалась: в её памяти нарисовалась картина – сверкающий в солнечном свете самолёт в подмосковном небе, а за ним – золотистый, змеистый клубящийся след… Папа прав: в мире, где человеки владеют искусством полёта, места для таких, как она, просто нет – и не стоит жалеть о своём мгновенном решении: больше не возвращаться туда… Копошение потных тел и нечистых душонок, козни, дрязги, грызня и возня вокруг всяких побрякушек и не различимых с теперешней высоты кусочков металла и засаленных пёстрых бумажек, бесконечное кровопролитие ради лишней пяди чёрной грязи или глупого деревянного кресла – какое безумие! И какой из миров ни возьми – всюду только одно, и нигде никакого исхода…
А здесь – лучезарный эфир, и нежнейшая взвесь облаков, пронизанных запахом солнца и моря, и прозрачная бирюза тёплых волн, и тонкий посвист ветров под могучими крыльями…
Остров Радости!
О спасибо искусству Аскания – если б не жалкий коричневый катышек, принцесса Эвлалия никогда б не изведала этого счастья!..


140.

Как Николай Евгеньевич и предвидел, зашедшие было в тупик взаимного непонимания переговоры четы Соколовых с Шахрияром Баязидовичем, владельцем кафешки «У озера», быстро достигли желаемого результата при демонстрации Лапушкиным служебного удостоверения. «Для хороших людей я готов поступиться и выгодой!» – заявил бизнесмен.
Вообще-то он блефовал. Дела его после аврально-скандального открытия конкурирующего кафе «Ай-лю-лю» шли неважно, и он был лишь рад предложению выкупить столики с четырех до восьми часов вечера – солидная щедрая публика летом стекалась в кафе лишь на самом закате и гуляла почти до полуночи, а до этого изредка забредали бабульки с детишками – выпить сладкой водички и скушать мороженого, или парочки бедных студентов, бравшие один шашлычок на двоих, а то и вовсе бутылку пива и чипсы… Всё равно спиртным крепче пива торговать сейчас запрещено. Одно разорение! Кассирше, официантке и посудомойке – плати; холодильник, жрущий уйму энергии, включён целый день, а ещё, упаси Аллах, нагрянет какая инспекция…
Когда начали появляться гости, настроение Шахрияра Баязидовича поднялось ещё больше. Ай, какие чудесные девушки! Розы, персики, райские гурии! С именами как сладкая песня – Иоланта, Карина, Марина, Ангелина, Елизавета… И виновница торжества хороша как принцесса в своём пышном розовом платье, а зовут её, кажется, Лялей… Да и мальчики славные, интеллигентные, все в приличных костюмах, аккуратно причёсанные, разговаривают меж собою без матерных слов… В это общество Шахрияр Баязидович не постеснялся бы отпустить даже собственных сыновей, которых воспитывал в патриархальной строгости, не дозволяя им знаться с московской шальной молодёжью.
– Выдержала? – бросилась к дочери Екатерина Витальевна.
– Да! Пятёрка! – показала для наглядности Ляля раскрытые пальцы.
– А Родинька?
– Баллом ниже. Срезался на дополнительном вопросе. Видно, недоучил.
– Всё равно молодец! Родя, Родя, иди сюда, дай, поздравлю!.. Что такой хмурый?
– Мало спал, Катерина Витальна. Зубрил.
– Хочешь, закажем тебе кофейку?
– Нет, спасибо.
– Ты не стесняйся, всё выкуплено, муж сказал – гуляем по-царски… Кстати, надо тебя познакомить… Вася, Василий Петрович, подойди на минутку – вот тот самый герой, который вытянул нашу Лялю на четвёртку по химии! Родион… как тебя там по батюшке?… Александрович?.. Князев!
Лялин отец, крепкий золотоволосый мужчина лет сорока, пожал ему руку:
– Ну, будем дружить!
Родион смущённо кивнул.
Ему очень нравились старшие Соколовы, но Ляля в последние дни и часы стала просто невыносимой. Она высокомерно взирала на него, как на глупого мальчика, впавшего в детство и бредящего какими-то сказками. Этой девушке он никогда бы не стал помогать, никогда бы ради неё не впутался в несусветную авантюру, никогда не ввёл бы в дом Громовых… Бедный, бедный Аркадий Сергеич – утром он прислал эсэмэску, что вынужден был превратиться в великого мага Аскания… Неужели уже навсегда? И возврата не будет? А как же Наташа и Аэлита Касимовна?!.. И всё из-за этой капризной и легкомысленной дуры, вздумавшей примерить корону принцессы, а потом вдруг решившей, что ей она не к лицу!..
Он хотел отказаться от приглашения, но случайно узнал, что там будет Лапушкин и, возможно, кто-то из Громовых – этих людей он очень хотел повидать, чтобы договориться, как действовать дальше.
Родион подсел к Николаю Евгеньевичу, приютившемуся в тенёчке со стаканом холодной минеральной воды.
– Здравствуйте, – чуть натянуто обратился он к Лапушкину.
– А, привет! – улыбнулся тот, словно бы не помня их пикировки. – Верный рыцарь прекрасной принцессы… Родион, если не ошибаюсь?
– В моём имени – не ошибаетесь. Остальное же… Лучше не будем об этом.
– Почему?
– Я такой же рыцарь, как Ляля – принцесса. Ерунда это всё.
– Интересно! А психушка, забитая жертвами экспериментов Аскания – тоже, по-твоему, ерунда?
Родион немного смутился, но ответил встречным вопросом:
– Кстати, а есть какие-то сведения, где Асканий? Пусть бы этот диверсант-самоучка и восстановил статус-кво!
– Проблема, милый мой, в том, что сперва придётся вернуть в статус-кво его самого.
– ??...
Николай Евгеньевич наклонился поближе и сказал почти шёпотом:
– Я поймал его. Он у меня. Сидит в картонной коробке под тряпочкой.
– ?????...
– Мне пришлось пальнуть в него последним белым патроном и превратить в черепаху.
– П-почему – в ч-черепаху? – спросил совершенно опешивший Родион.
– Так уж вышло. Попался-то он в виде пуделя. Ну, и начал скулить и кусаться. А потом мой напарник нечаянно выстрелил, выругавшись – «Сам козёл!» – и Асканий стал крупным и агрессивным животным. Выхода у меня просто не было. Черепаха – создание мирное, молчаливое, тихоходное и нехищное. Никуда не сбежит, никому ничего не расскажет. Но зато теперь и ничего не исправит. Ведь оставшийся коричневый катышек у меня куда-то пропал. Он, знаешь ли, был в целлофане, заколотом женской шпилькой – наверное, выскользнул из кармана где-нибудь по дороге…
– Николай Евгеньевич, кажется, этот шарик теперь у меня.
– Как?! Откуда?!
– Мой кот притащил. И упрятал под коврик у двери.
– Кот был… рыжий?
– Конечно! Да вы ж его видели там, на даче…
– Я не знал, что он твой. Думал, Громовых. Странный кот!
– Жутко умный, – согласился гордый владелец. – Только не говорит.
– А скажи, он давно у тебя?
– Да уже… лет одиннадцать! С самого детства – моего и его!
– Вы купили его? Подобрали?
– Ни то, ни другое. Мама подрабатывала тогда уборщицей в Доме культуры, там устроили новогоднюю ёлку – ну, и мне перепал бесплатный билетик. Прихожу – и вдруг дико хочу в туалет, а там очередь, но мама тихо шепнула: «Беги на второй этаж, там есть ещё один, для сотрудников, если кто спросит – скажи, ты мой сын»… Я тихонько – туда, а там, в коридоре у батареи – большая коробка из-под ксерокса, и в ней – трехцветная кошка с тремя котятами. Крохотными, но уже открывшими глазки. Ну, когда я покончил со своими делишками, я про ёлку напрочь забыл – меня никак не могли оторвать от коробки. Местные тётеньки уговорили маму, чтоб она разрешила мне взять котёночка – рыженького. Все смеялись, до чего он был похож на меня самого. Имена у котят были очень смешные – Ксива, Факсик и Ксерокс. Мой был Ксерокс, но я не мог это выговорить и называл его Кешкой.
– А ничего необычного раньше за ним не замечал?
– Ну, не знаю… Я всегда обращался с ним не как с животным, а как с приятелем. Брат-то старше меня на шесть лет – в детстве это очень чувствительно. А с котом... Вместе спали, делили каждый кусок колбасы, однажды я даже наелся из его миски…
– Видишь ли, Родион, мне сдаётся, что это – примерно такой же кот, как Асканий – пудель или черепаха. После нескольких дней общения с оборотнями я уже научился видеть их по глазам.
Родион недоверчиво посмотрел на Николая Евгеньевича. Невозможно было представить себе, чтобы взрослый нормальный мужчина, к тому же образцовый семьянин и безупречный милиционер, нёс такую нелепицу. Кешка – оборотень?!.. И в кого же он, интересно, преображается?..
– Он прокрался в тот вечер ко мне в машину, добрался со мной до Москвы и активно участвовал в поимке Аскания: если бы не помощь кота, я не знаю, чем бы это закончилось. Наконец, убедившись, что Асканий больше не представляет опасности, он вернулся к тебе и зачем-то утащил с собою последний коричневый шарик. Не слишком ли много странностей, а, Родион?..
«Николай Евгеньевич, Родя, внимание! Первый тост! Выступает отец именинницы!», – раздался весёлый и звонкий голос Екатерины Витальевны.
Тут же к их столику подсела элегантная, в белом, Карина Галстян, и разговор сам собою прервался.
Шахрияр Баязидович лично принёс почётным гостям (разумея под оными прежде всего капитана милиции) шашлычка и красненькой рыбки; на столе уже красовался помидорный салат и тарелка с фирменными пирожками Екатерины Витальевны; в кувшине под видом виноградного сока ароматно плескалась слабоалкогольная сангрия; на стойке негромко гнала какую-то импортную попсу похожая на луноход магнитола…
Родион вдруг понял, что жутко проголодался – его завтрак состоял из овсянки и кофе, а с тех пор прошло уже много часов. Он накинулся на еду, благо, всё было свежим и вкусным.
Потому не заметил, как подошла к кафешке Наташа.
Невзирая на радостный повод и тёплый ласковый день, она была в чёрном, но с огромной тигровой лилией, несомой перед собою как факел.
«Вах! Какая красавица!», – ахнул про себя Шахрияр Баязидович и спешно набрал на мобильнике номер старшего из своих сыновей: «Камиль, приходи, тут пируют такие девушки – мечта падишаха!»…
Мечта падишаха чинно поздравила Лялю, вручила ей лилию, побеседовала с родителями именинницы – и, увидев Родиона и Лапушкина, направилась прямо к ним.
«Наливайте штрафную!», – воскликнул Василий Петрович. – «Дорогая Наташа, с вас за опоздание – тост!»…
Едва успев повесить на спинку красного пластикового стула свою чёрную сумочку, Наташа встала, подняв стакан, и сказала без тени улыбки:
– Желаю нашей принцессе отыскать, наконец, своё место в жизни!
– А я его уже отыскала! – ответила с вызовом Ляля. – Оно – рядом с папой и мамой! Вот здесь!..



141.

Через час все темы для поздравительных тостов были исчерпаны, закуски и горячее съедены, девушки отщипывали виноградинки, юноши начинали травить школьные байки и почти взрослые анекдоты… Славка Юрченко отошёл покурить, именинница помирила едва не поссорившихся Иоланту и Вову… Сёстры Лиза и Лина Татарские унеслись в туалет отмывать пятно от кетчупа на Лизиной юбке…
Магнитолу включили погромче, и пока Шахрияр Баязидович, официантка и кассирша прибирали столы и готовили сладкое – торты, печенье, мороженое – молодёжь устроила танцы на зелёной лужайке у озера. Прохожие, наблюдая за весельем со стороны, подбадривали их хлопками и комплиментами, а некоторые детишки, просочившись за ограждавшую территорию кафе полосатую ленту, сами пустились в пляс.
«Разрешите пригласить любую из ваших дам?», – осведомился у Николая Евгеньевича и Родиона симпатичный молодой человек благородной кавказской наружности. – «Они обе так ослепительны, что выбор сделать я не берусь!»…
– Извините, я не танцую, – с равнодушным видом сказала Наташа.
– А я не могу танцевать с незнакомыми, папа не разрешает, – кокетливо улыбнулась Карина.
– Удивительное совпадение! Мне мой – тоже! – засмеялся находчивый кавалер. – Но сегодня он делает исключение: так вы все ему нравитесь!
Юноша заговорщически кивнул в сторону стойки, за которой хлопотал Шахрияр Баязидович.
– Камиль Шахриярович, – галантно представился сын бизнесмена. – Можно просто – Камиль. Студент финансовой академии.
– Карина Вартановна, – ответила гордо его избранница. – Можно просто – Карина. Пока ещё школьница.
– Потанцуем, Карина?
– Охотно, Камиль!
…И свежеиспечённая парочка примкнула к Ляле, танцевавшей с собственным папой, Марине Агеевой, отплясывавшей с Володькой Барыкиным, и Иоланте Дадаевой, которую пригласил давно влюблённый в неё Слава Юрченко… Не выдержав искушения, сам Шахрияр Баязидович вытащил в круг зардевшуюся Екатерину Витальевну…
Кульминацией стал запоздалый приезд ослепительной Иры Малышко с водителем и охранником – «Лялечка, извини, я только что со съёмки, раньше никак не могла… Поздравляю, желаю счастья и – вот подарок!»…
В золотистой бумаге, перевязанной пурпурной лентой, оказалось… вишнёвое бархатное кимоно!..
Гости дружно захлопали и заахали.
«Всё. Можно поговорить», – сказала Наташа.


142.

Жизнь в Мидонии понемногу входила в привычную колею.
Обыватели вернулись в повседневным занятиям. Ведь, какие бы события ни потрясали страну, невозможно было взять да забросить поля, сады, мастерские, хлева, лавочки, школы, таверны… А придворные, слегка пошумев, предпочли покориться не слишком законной, но, как торжественно объявлялось, сугубо временной власти великого мага Аскания. Верховный правитель из принципа не проводил никаких приёмов и заседаний в тронном зале дворца и тем более не садился на трон и не пользовался предметами, принадлежавшими королевской семье. Лишь большая печать безусловно перешла в его ведение.
Аркадий Сергеевич работал почти без отдыха, и поэтому за кратчайшее время успел переделать множество важных дел: притормозил развитие конфликта с Тиманией, начал долгие, но ни к чему не обязывающие и заведомо никуда не ведущие переговоры с Раштарией, подписал договор об отсутствии территориальных претензий к Дакрийскому княжеству, сумел не поссориться с принцем Перотином, но притом нейтрализовал его матримониальные замыслы…
Граф Серпент томился в темнице. По справедливости, его бы следовало осудить и казнить за доказанную узурпацию власти. Но Аркадий Сергеич считал, что он не имеет права вершить приговоры. Нужно было дождаться возвращения хоть кого-то из венценосных особ – короля, королевы либо принцессы.
А вот как это сделать, великий маг совершенно не знал.
Даже если догадка Дориона была и верна – что с того? Путь на Остров Бурь (он же Остров Радости) был неблизок и довольно опасен. А добравшись туда, кто бы мог отыскать принцессу-драконицу и заставить её вновь принять человеческий облик, чтобы занять мидонский престол? Да и так ли это было нужно для общего блага? Изменения в её психике могли оказаться необратимыми; одно дело – девушка, в душе которой втайне от неё самой дремлет сущность дракона, другое – дракон, вынужденно принявший обличие девушки…
И что прикажете делать с Лялей-Эвлалией? Насильно тащить её в иную реальность? Отнимать у родителей, лишать привычного круга друзей и учителей, вовлекать в интриги, перед которыми опустили бы руки многие взрослые? Ляля правила бы несравненно мягче, нежели Клавдия, однако – зачем, если это не принесло бы ей счастья?..
Аркадий Сергеевич видел только один-единственый выход из положения, внушённый опытом просвещённого человека Новейшего времени.
В Мидонии нужно сменить государственный строй.


143.

– Я попробовала написать продолжение этой истории, – сказала Наташа, озабоченно глядя на Николая Евгеньевича и Родиона.
– И… что? – спросили они, поскольку она сделала долгую паузу.
– Ничего хорошего. На всякий случай, я придумала несколько вариантов. И ни один мне не нравится. А значит, ни один не является истинным и единственно вероятным.
– Расскажи, подумаем вместе, – предложил Родион.
– Я затем и пришла. Не плясать же и не есть пирожки, хотя они вкусные… А обсуждать всё это по телефону с каждым отдельно – сложно и долго. Так вот. Первый вариант: посылаем двух претендентов-соперников, Дориона и Перотина, в экспедицию за одраконившейся принцессой. Плюсы: новый виток увлекательных приключений, морские гонки и битвы, а также, возможно, отчасти благоприятный исход – не даст же Клава погибнуть храброму мальчику, который оказался подлинным рыцарем… Минусы: все мы помним, что Дорион был влюблён не в Клаву, а в Лялю. У Клавы же были… другие симпатии.
Тут Родион покраснел, как яблоко, лежавшее перед ним на тарелке.
– И хотя две девушки внешне неотличимы, – продолжала Наташа, – механически заменить одну на другую нельзя, если речь пойдёт не о власти, а о человеческих чувствах. Придурковатому Перотину, пожалуй, почти всё равно, но обоим нашим рыцарям – думаю, нет. Иначе бы Родя Князев зажигал сейчас на лужайке с Лялечкой Соколовой.
– Ладно, ясно. Давай про второй вариант, – прервал её Родион.
– Пожалуйста. Оставляем принцесс на своих местах, если им обеим так нравится. Допускаем, что личные склонности Дориона и Родиона не имеют большого значения; первый жаждал лишь подвигов, а второй просто намеревался помочь однокласснице, оказавшейся в непростом положении. В конце концов, оба очень юны, и у них всё ещё впереди. Дорион со временем обретёт настоящую даму сердца, а Родион встретит девушку, способную оценить его по достоинствам. Тут и сказке конец.
– Как?.. А Аркадий Сергеич? – всполошился Лапушкин.
– Для меня это – главное. Папу надо оттуда вытаскивать. Только я понятия не имею, как. Похоже, он по уши погрузился в мидонскую жизнь и всерьёз замышляет там основательную реформу правления с постепенным переходом от архаической матриархальной монархии к представительной демократии во главе с верховным правителем. И… мне показалось, что вынужденно присвоенная роль «отца нации» ему очень пришлась по душе. Вероятно, способности к дипломатии и политике, которым не дано было развернуться в этой реальности, проявились там в полной и даже несколько преувеличенной мере. В последнем письме он сообщил нам с мамой, что работает над проектом конституционного акта, проводит консультации с представителями всех сословий и редактирует свод мидонских законов – потому не может позволить себе бросить всё и вернуться в Москву, не доделав начатого.
– Ну и ну! – присвистнул Николай Евгеньевич.
– Это ещё не всё, – горько усмехнулась Наташа. – Он зовёт нас – туда.
– Тебя и Аэлиту Касимовну? – спросил Родион.
– Не только. Вам, Николай Евгеньевич, он предлагает пост министра внутренних дел. Разумеется, предполагается, что вы заберёте с собой и семью. Климат там, дескать, хороший, природа приятная, детям будет привольно, а Елене Семёновне жить станет легче – министерский оклад позволит нанять целый штат служанок и нянь.
Лапушкин аж поперхнулся своей минералкой.
– Что касается тебя, Родион, – продолжала Наташа, – то всё оставлено на твоё усмотрение. Папа был бы рад заполучить тебя в свои личные ассистенты с перспективой стремительного служебного роста.
– У него же есть мой тамошний дубль – Дорион!
– Дубль неточный, как ты уже мог заметить. Дорион замечательный парень, но в точных науках – полнейший профан. В детстве он был учеником менестреля (отсюда витиеватый слог его писем), затем стал оруженосцем короля Вассиана и воином. Возможно, турнир женихов он бы доблестно выиграл, но подпускать его к компьютеру я бы не посоветовала.
Родион покачал головой:
– Нет. Не выйдет. Я не могу бросить маму. Санёк собирается ехать на стажировку в Америку, и вообще он в последнее время как-то сам по себе, но я…
– Маму тоже можно забрать. Уж в Мидонии ей не придётся вкалывать на грошовых грязных работах. Она станет весьма уважаемой дамой.
– Наташ, издеваешься?..
– Просто передаю поручение папы. Ты-то сегодня был вне досягаемости, а я не вылазала из интернета. Три письма пришло, одно интересней другого.
– Мне кажется.. Ты извини… У него там немного поехала крыша.
– Вот именно. Магия власти, как наркотик, сводит с ума. Поэтому предлагаю свой вариант, уже третий по счёту: вернуть на место Аскания. В конце концов, там – его мир, его родина, его дом… Он получит желаемое. Станет если не королем, то верховным правителем почти с теми же самыми полномочиями.
– Скажи вернее, тираном. Нрав-то у мага – не сахарный, – покачал головой Родион.
– Насчёт его нрава у меня особое мнение, – возразила Наташа. – Однако главная проблема, как его отыскать.
– Никакой проблемы! – заверил Лапушкин. – Я уже рассказал Родиону, что Асканий мирно жуёт капустный листок у меня на лоджии. Мне пришлось превратить его в черепаху. Наверное, в этом облике он понравится всем.
– А последний коричневый шарик лежит у меня, – добавил Родион. – Кот мой, Кешка, принёс.
– Что ж, тем лучше, – усмехнулась Наташа. – Так вот, насчёт нрава Аскания: если истинная его сущность – шустрый и обаятельный пудель, то он уж явно не может быть кровожадным диктатором. Скорей, технократом с экспериментаторской жилкой, что совсем неплохо для тамошней жизни. Кроме того, насколько я поняла по тексту «Принцесс», превращения не проходят бесследно для личности. И нынешний опыт пребывания под черепашьим панцирем должен сказаться на характере мага умиротворяюще. Я думаю, после всего пережитого здесь, он стал мудрее, самокритичнее и терпимее к людям.
– Может быть, – согласился, подумав, Лапушкин; Родион же лишь ухмыльнулся, но возражать не стал.
– Ну, что? Принимаем? – спросила Наташа.
– Да! Пожалуй! – ответили оба.
– Значит, нужно немедленно действовать, а то папа и вправду настолько увязнет в мидонских делах, что всерьёз превратится в мага Аскания, и тогда мы не сможем его убедить поменяться местами с его двойником. Родион, ты можешь настроить портал?
– Я… не пробовал. До сих пор это делал Аркадий Сергеич. Я лишь теоретически знаю, что нужен компьютер, зеркало, пульт или, если нет пульта, мобильник. Но как собрать их в систему, понятия не имею. Он мне не сказал.
– А может, просто воспользуемся монитором в фургоне? – предложил Николай Евгеньевич. – Пульт сейчас у меня.
– Вы умеете приводить его в действие? – спросила Наташа.
– Нет, но…
Лапушкин вдруг совершенно отчётливо вспомнил, как рыжий кот, словно бы забавляясь, прыгнул, что-то нажал, и на экране возникло изображение Клавы, сидящей за книгами…
– Когда я там был, это сделал – твой кот, Родион!..
– Значит, нужен и Кешка, – пожал плечами владелец кота. – Нет проблем. Сажаем его в ту же сумку, в которой он ездил на дачу – и вперёд.
– Николай Евгеньевич, – почти умоляюще взглянула на Лапушкина Наташа. – Пожалуйста, давайте не будем откладывать, ситуация слишком быстро меняется…
– Я с сегодняшнего дня на больничном, и ордер добыть не удастся.
– Сотрудникам той стоянки это незачем знать!
– Да, пожалуй. Давайте сделаем так. Выпьем чаю с тортом и тихонечко, по одному, попрощаемся с Лялей и прочими. Я возьму черепаху и заеду за вами, Наташа. Потом заберём Родиона с котом. И отправимся на стоянку.
– Спасибо! Дивный вы человек! – в первый раз за весь вечер улыбнулась Наташа.
– Замётано! – подмигнул Родион.
…«Дамы и кавалеры, прошу вернуться к столу!», – раздался голос Екатерины Витальевны. – «Не пропустите самого главного!»
Самым главным был торт с шестнадцатью свечками.
Он проплыл над головами празднующих, несомый могущими руками Шахрияра Баязидовича, и приземлился, как инопланетный летательный аппарат, перед Лялей.
«Ой! Я столько враз не задую!» – засмеялась она.
«Мы поможем!» – весело гаркнул Василий Петрович. – «А ну, дамы и кавалеры, на выручку нашей принцессе!»…
Родион, Наташа и Лапушкин, сидевшие дальше других, подойти не успели.
Свечки были погашены, и начался весёлый делёж воздушно-фруктового лакомства под нестройное и непременное «Happy birthday to you»…


144.

Хотя Шахрияр Баязидович вовсе не торопил «драгоценных гостей» (он с большим интересом следил за тем, как Камиль галантно ухаживает за черноволосой красоткой Кариной в безупречно белом костюме), ровно в восемь чета Соколовых подала персоналу кафешки сигнал, что пора убирать со столов. Часть гостей уже удалилась (первой – Ира Малышко со свитой, за нею – Лапушкин, Родион и Наташа), Карина сказала, что сын хозяина довезёт её до дому на своей машине, а сёстры Татарские заявили, что преспокойно доедут сами на трамвае или троллейбусе. Марина с Вовой и Иоланта со Славой, покушав торта, пошли кататься на лодке.
«А почему бы и нам не последовать их примеру?» – предложил Василий Петрович жене и дочери. – «Время – детское, мыть посуду, к счастью, не надо, сумки из-под еды можно бросить здесь и забрать потом»…
«Да! Хочу!» – откликнулась Ляля.
И они, захватив лишь цветы и пакеты с подарками, пошли вдоль пруда на лодочную станцию, и взяли себе симпатичную синюю плоскодонку с жёлтым брюшком, присвоив ей за это весёлое имя – «Синичка», а Василий Петрович, сидя на вёслах, любовался почти уже взрослой дочерью, на которую очень даже неравнодушно поглядывали молодые люди с прочих лодок и катамаранов, однако не решали отпускать грубоватые комплименты или лезть с неприличными предложениями, видя, что девушка – при отце, и весьма ещё крепком отце… Пару раз они нагоняли лодку, в которой увлечённо беседовали одноклассники Ляли, бросали им шутливые реплики, обменивались впечатлениями о несомненно удавшемся празднике…
В середине пруда был остров. Судя по идеально округлой форме, не естественный, а насыпной, с укреплёнными берегами. Там росли деревья – берёза, ольха, осина, ива, кусты и некошеные влаголюбивые травы. «Высадка запрещена» – строго предупреждали таблички. Работники лодочной станции предупреждали, что за нарушение неминуемо взимается штраф, потому что на острове гнездятся утки и певчие птицы. Вот и сейчас расточал свои трели никем не тревожимый соловей, а ему, точно в басне, отвечала кукушка…
«ОСТРОВ РАДОСТИ» – вдруг прочла Екатерина Витальевна.
– Где? – удивилась Ляля.
– Вон там, между теми берёзами, видишь?
Надпись была свита на проводах с помощью лампочек, почти не заметных днём, но ярко вспыхивавших вечерами.
– Надо же! – удивилась Ляля. – Раньше не замечала. Впрочем, я же здесь по ночам не бываю. И на лодке давно не каталась. Наверное, просто не видела.
– Развлекают народ, как могут, – сказал Василий Петрович. – Музычка, иллюминация… Скоро, наверное, включат гирлянду, будет мигать и сиять, огоньки отражаться в воде, дамы – охать и ахать, их спутники – бегать в кафе к Шахрияру за пивком и мороженым…
– Сейчас самые долгие дни, вряд ли мы дождёмся иллюминации, – с некоторым сожалением сказала Екатерина Витальевна. – Ну и ладно, нам и так хорошо, правда, доченька?..
Ляля ей не ответила.
Она изумлённо смотрела на остров.
Там, на травке у бережка, сидел… рыжий кот. И пристально следил за «Синичкой».
– Мам-пап, давайте подъедем поближе! – взволнованно попросила она. – Мне кажется, это… кот Родиона. Кеша, Ксеркс, Кс-кс!..
Кот то ли умыл свою морду, то ли призывно махнул ей лапой, но не двинулся с места.
– Как он там оказался? – удивилась Екатерина Витальевна. – Родя вроде бы приходил без кота?
– Может, он его отпустил погулять, пока мы праздновали? – предположил Василий Петрович.
– В парке многие ходят с собаками, но с котами я пока никого не видала, – заметила Екатерина Витальевна.
– Если его напугали собаки, он мог прыгнуть в лодку, и какие-нибудь шутники завезли его на остров и высадили, – сказал Василий Петрович, направляя «Синичку» к бетонному парапету «Острова Радости». – Жаль животное, надо забрать. Да и птичкам от такого соседа не поздоровится!
Он подгрёб к парапету и позвал кота: «Кис-кис-кис!»…
Кот, однако, лишь фыркнул и немного попятился.
Василий Петрович, оглядевшись, нет ли поблизости лодки спасателей, следивших обычно, чтобы граждане не нарушали запретов, быстро выбрался на бережок, но кот сиганул от него вглубь кустарника. Ляля остановила отца: «Пап, не надо, дай я, ты его напугаешь, а меня он всё-таки знает». С помощью Василия Петровича она выпорхнула из лодки, а он снова сел на вёсла, сказав: «Ты недолго, а то нас накроют и вытрясут штраф!»…
Она маленькими шажками приближалась к коту, стараясь наступать на сухие кочки, и тихо звала: «Кеша, Кешенька, Ксеркс»…
Кот столь же медленно отступал от неё, как будто нарочно уводя в середину острова.
«Глупенький, ну не бойся, иди ко мне», – уговаривала она, продолжая следовать за котом.
И в какой-то момент поняла, что не видит больше пруда и не слышит ни голосов родителей, ни – что казалось более странным – громкой навязчивой музыки, раздававшейся из прибрежных динамиков якобы для услаждения слуха катающихся.
Тишина была оглушительной.


145.

Ляля вспомнила.
Она шла тогда за огромным рыжим котом. И звала его: «Киса, кисонька, кс-с»…
Кот оглядывался, будто ведя её, но дотронуться до себя не давал.
Они пробирались по какому-то закулисью. Там были кусты из алюминиевых прутьев с пыльной пластиковой листвой, невесомые – ибо матерчатые – стены замков, чучело чёрной вороны, лунный диск на верёвочке, огромная, нечеловеческих размеров, метла, пригодная разве что для полётов Бабы-Яги, картонная лодка с бутафорскими вёслами и полусдувшийся резиновый Змей-Горыныч…
А за всеми этими страшновато-забавными чудесами стояла огромная ёлка – уже украшенная, но ещё не светящаяся.
Кот вёл её прямо туда.
Ляля не удивилась, обнаружив под ёлкой, как она думала, Деда Мороза. Она так и сказала ему, когда он спросил, знает ли она, кто он такой. «Только», – сказала она, – «почему у вас, дедушка, шуба серебряная, как у Снегурочки?»… – «Потому что зима», – ответил ей он. – «А ты кто такая – ты знаешь?»…
«Я принцесса», – ответила Ляля.
Так её нарядили, и так называли мама и папа. На ней было пышное, почти до полу, нежнорозовое полупрозрачное платье на атласном чехле, украшенное снизу фестончиками, на концах коротких рукавчиков кружевами, а на лифе – розочками. Головку же девочки венчала корона из золотой бумаги, державшаяся на резиночке, пропущенной под косой и совсем незаметной, если не взглядываться.
«Принцесса Эвлалия!» – всплеснул руками Дед Мороз. – «Просто вылитая!»…
«Элалия? Кто это?» – удивилась Ляля.
«Сейчас покажу», – улыбнулся он.
Они обогнули ёлку. С другой стороны было зеркало. Оно не просто блестело, а мерцало, распространяя вокруг себя серебристый туман.
Ляля стала разглядывать это удивительное зеркало и не сразу обратила внимание на собственное отражение, которое вдруг заговорило с нею: «Привет!»…
«Привет!» – улыбнулась она, помахав рукой. Но девочка с другой стороны почему-то не повторила это движение, а присела в лёгком поклоне.
«Ты кто?» – изумилась Ляля.
«Принцесса Эвлалия», – ответила девочка из зеркала. – «А ты?»…
«Я… тоже. Так сказал Дед Мороз».
«Дед Мороз?... Ты что, не узнала Гронта?»…
«Кого?»…
«Вот глупенькая! Он самый великий волшебник!»…
«Ну да, и зовут его Дед Мороз».
«А где ты?»…
«На ёлке в доме культуры».
Другая девочка засмеялась: «Как – на ёлке? Ты же – под ёлкой!»…
«Ёлка – это праздник такой. Новогодний. Я тут с папой и мамой. Просто папа сдаёт в гардеробе наши шубы, а мама стоит за подарком. А ты-то откуда взялась?»
«У меня первый бал во дворце».
«Вот здорово! Я туда тоже хочу!»
«А давай поменяемся? Посмотрим, смогут ли нас различить!»
Две девочки протянули навстречу друг другу ладошки и…
Ляля очутилась в зале, стены которого были украшены зеркалами, а на стенах мерцали горящие свечи. От такой красоты у неё просто дух заняло!
«Лали, Лали, ты где?» – послышался за спиной озабоченный голос темноволосой красавицы в пурпуре. – «Идём к гостям, озорница!»…
Королева взяла её за руку и отвела в другой зал, гораздо огромнее первого, но не такой восхитительный. Там сияли сотни свечей, было жарко и шумно, танцующие дамы в длинных платьях и кавалеры в разноцветных камзолах танцевали странные танцы…
«Принцесса, принцесса!», – обрадовались они, увидав её. И она танцевала, пусть не очень умело, но весело, и слышала за спиной – «Ах, какой прелестный ребёнок!»… «Чудо-девочка!»… «Личиком – в короля, но фигуркою – в мать»…
Эти слова ей напомнили про папу и маму.
Она испугалась. Что она скажет, когда после долгих поисков её не найдут ни в зале, ни на сцене, ни за кулисами?
Улучив момент, она выскользнула из чьи-то рук, прошмыгнула между танцующими и со всех ног понеслась мимо слуг, сновавших с подносами, полными сладостей и напитков, в зал с зеркалами.
Она видела издалека, как навстречу ей с другой стороны бежит её отражение.
«Уф! Успела!», – запыхавшись, сказала другая. – «А то поменялись бы навсегда!»…
«Не хочу!», – испугалась Ляля. – «Верни меня к маме и папе!»…
«Давай скорее, глупышка!»…
 Девочки вновь соприкоснулись руками и… очутились каждая на другой стороне.
«Лали, что за фокусы!» – вновь раздался теперь уже рассерженный голос королевы. – «Опять ты крутишься перед зеркалом? Ты достаточно хороша, чтобы даже не думать об этом!»…
Ляля и Лали отпрянули в сторону.
«Странное зеркало», – сказала, подойдя, королева. – «Какое-то мутное. В нём всё искажается. Надо бы заменить, оно портит весь зал».
«Ваше величество», – попросил подоспевший откуда-то сзади человек, похожий, как теперь понимала Ляля, на мага Аскания. – «Если оно Вам не нужно, подарите это зеркало мне!»… – «Вам? Зачем?»… – «На память об этом сказочном празднике». – «Оно же испорченное, а я не привыкла делать такие подарки!» – «О нет, я не буду смотреться в него, оно пригодится мне для моих научных занятий, тут такое необычное преломление спектра»… – «Как вам угодно, мой друг». – «Друг? И… только?»… – «Вы забываетесь». – «Я желал сказать, что являюсь вернейшим и преданнейшим Вашим слугой, моя королева»…
Ляля краешком глаза увидела, как королева с дочерью удалилась, а за ними следовал тот человек – высокий, красивый, но чем-то ей не понравившийся…
Дед Мороз улыбнулся ей и сказал про себя: «Что же, действует превосходно. Но пока ещё рано решать окончательно, кто есть кто».
Он взмахнул волшебной палочкой и прошептал над головкой Ляли: «Спи, забудь»…
Папа с мамой нашли её мирно дремлющей на толстом ватном слое снега под ёлкой.
Лялю даже не стали ругать. Посмеялись, назвали «спящей красавицей», поправили помятое и слегка запылённое платье – и папа на руках понёс её в зал, где через пару минут должно было начаться праздничное представление.
А когда оно завершилось, и похищенная Змеем Горынычем принцесса Снежинка была спасена, превратившись в Снегурочку, и ёлка под дружные крики зала зажглась, Лялю, как и прочих детишек, повели под сверкавшее сотнями лампочек дерево – фотографироваться…
Совсем забыть про свои приключения в зазеркалье она не смогла.
Но все думали, будто она сочиняет. Или пересказывает сон, увиденный под еловыми лапами.
И, в конце концов, Ляля и сама стала думать, что всё это ей померещилось.
Только с тех пор она втайне присвоила себе это красивое имя – Эвлалия, и порой возвращалась к мысли о том, что она – потерявшаяся принцесса…

 
 146.

В середине острова возвышалась огромная, почти чёрная, ель.
У её подножья было маленькое, совершенное круглое, болотце с неподвижной водой, не тревожимой даже росчерками жучков-водомерок.
А под елью стоял глубокий старик с седой бородой, в серебристом длинном наряде и с серебряным посохом. Рядом с ним сидел рыжий кот – Ляля точно знала теперь, что это вовсе не Кеша, а помощник архимага Гронта, царственный Артаксеркс.
– Добрый вечер, принцесса, – приветствовал её архимаг.
– Добрый вечер. Но я не принцесса, – возразила она.
– Ты уверена?
– Да.
– И никогда не пожалеешь об этих словах?
Ляля немного помедлила, прежде чем ответить.
Маг сделал взмах тонкой палочкой, и поверхность болотца отразила не тёмную зелень и не вечернее московское небо, а городок с черепичными крышами и кривыми мощёными улочками, высокий холм с королевским дворцом, где можно было различить даже окошко спальни принцессы и белых голубей, копошившихся на подоконнике…
– Нет, – сказала решительно Ляля.
– Почему? – усмехнулся архимаг. – Надоело? Боишься не справиться?
– Я люблю своих маму и папу.
– Они будут с тобой не всегда.
– Так тем более.
– Воля твоя. Выбор, собственно, был уже сделан. Я лишь хотел ещё раз убедиться, что всё было правильно.
– А зачем вы это затеяли?
– Если ты не принцесса, то я тебе отвечать не обязан. То – сугубо наши дела. Можешь думать, что то новогоднее приключение было шуткой. Маги тоже любят шутить.
– А вы знаете, что принцесса стала драконом?
– Она всегда им была. Как и всякая, в ком течёт кровь Крылатого Вестника.
– Он был… не человек?
– Не совсем человек. Как и та, кого называют Святою Праматерью. Их потомица родилась из яйца. Но про это впоследствии избегали рассказывать. Знали только, что способности к магии передаются в королевском роду лишь от матери к дочери. У принцессы они оказались, похоже, чрезмерно сильны, потому что король Вассиан тоже внёс свою лепту: он не маг, но по сути – неукротимый дракон, и ему было невыносимо в дворцовых стенах…
– Что же будет с Мидонией?
– Тебя это не должно волновать.
– Но всё же?..
– А как ты сама полагаешь?
– Я думаю… если она настоящая, то… страны не исчезают – они, как и люди, могут стать другими, сменить имена и правителей… У каждой, как у человека, своя судьба.
– Ты, я вижу, неплохо учила историю.
– Да. Мне нравится узнавать про другие эпохи и страны. Но жить я намерена здесь и сейчас.
– Хочешь, я напоследок покажу тебе твоё будущее?..
Ляля едва поборола искушение посмотреть на болотную гладь.
– Нет, спасибо, – сказала она. – Или жить будет неинтересно.
– Что же, и этот экзамен ты выдержала, – усмехнулся маг. – Ты свободна, Эвлалия!
– Ляля. Клавдия.
– Мне лучше знать, кто есть кто, ибо я имею дело не с оболочками – с сущностями…
Постепенно из окружавшей их тишины начали проступать отдельные звуки: слабый шелест ивовых веток и нежный звон осиновых листьев, крик кукушки, посвисты зябликов, смутные обрывки весёлых мелодий, приглушённые девичьи взвизги…
– Прощай, и будь счастлива, – улыбнулся ей архимаг. – Наша сказка подходит к концу. Больше мы никогда не увидимся.
– Что ж, прощайте, – кивнула она. – Хорошо, что вы всё-таки были. И тогда, и сейчас.
– Артаксеркс, проводите Её высочество, – попросил архимаг кота.
– Извините, а кот Родиона – он тоже магический? – спросила Ляля.
– Немагических котов не бывает, – ответил вдруг Артаксеркс. – Пойдёмте, принцесса, Вас ждут, а у нас с архимагом ещё много дел на сегодня. Он отбывает из этого мира навеки, и нужно распутать все нити судеб, чтоб они его не удерживали.
Музыка стала громче, голоса на пруду отчётливей, а сквозь заросли показалась лодка, колыхавшаяся под сенью склонившейся ивы.
– Дальше я не пойду, – сказал Артаксеркс. – Прощайте, Ваше высочество. Рад был Вас повидать ещё раз. Передайте привет и поклон моему сиятельному кузену.
– Вы… в родстве с Ке… Ксерксом?
– Все цари между собою в родстве. Вам бы надо знать из истории, – фыркнул кот. – Прощайте, принцесса!
Он подал ей лапу, и она бережно пожала её.
Кот исчез.


147.

 «Ну, что?» – спросила Екатерина Витальевна.
«Он взобрался на дерево», – сочинила мгновенно Ляля.
«Ладно, пусть посидит! Надоест – кто-нибудь его подберёт и доставит на берег», – сказал Василий Петрович. – «Прыгай в лодку, Ляля, а то нас застукают!»…
Она прыгнула, опираясь на сильную папину руку.
Села на корму.
И… заплакала. Как ребёнок: беззвучно, но с потоками слёз.
«Что ты, детка, из-за кота?» – удивился отец. – «Выше нос! Принцессы не плачут!»…
«Пусть поплачет», – сказала Екатерина Витальевна. – «Нам, девочкам, иногда это нужно. День-то в жизни какой!»…



148.
 
Войдя в квартиру, чтобы переодеться, Наташа столкнулась с удручённо-взволнованной матерью.
– Наконец-то! А я уже собиралась тебя разыскивать! – сказала Аэлита Касимовна.
– Мама, в чём дело? Время – всего лишь начало девятого.
– Вот, едва ты ушла, принесли телеграмму… Дедушка твой в больнице, очень плох, он хочет видеть всех нас…
– Что с ним?
– Не знаю. Вряд ли он давал телеграмму сам – вероятно, упросил медсестру или соседку. Если он в реанимации, то с ним так просто не свяжешься – с мобильниками туда не пускают. А телеграмма нужна, чтобы продали без очереди билеты.
– Заказывай. Вылетаем, как только сможем собраться.
– А… папа?..
– Я сейчас еду с Родионом и Лапушкиным к фургону, чтобы вытащить его из этой истории. Надеюсь, вернёмся вместе.
– Когда?
– В лучшем случае – через пару часов. В худшем – возможно, к рассвету. Сейчас я пошлю ему сообщение. Кстати, дай телеграмму, я её отсканирую – она может сильно помочь.
– Я сама, ты пока переодевайся…
Через двадцать минут Наташа уже сидела в машине рядом с Николаем Евгеньевичем. Они вместе заехали за Родионом, который ждал их с тяжёлой сумкой внизу, у подъезда.
Когда он втаскивал переноску на заднее сиденье, из дома вышла Октябрина Иванна с собачкой – чёрненьким пудельком.
«Познакомься, Родинька, это – моя Мальвина!», – с сияющим видом заявила толстушка.
Родион сказал – «Поздравляю. Очень хорошенькая. Извините. Спешу» – и нырнул в салон.
Коробочка с черепахой перекочевала на колени Наташе.
«Знал бы маг», – усмехнулся Родион, – «что покоится на коленях у Гронта»…


149.

Когда они подъезжали к штрафной стоянке, небо над городом начало меркнуть и затягиваться предгрозовой чернотой.
Непонятная сонная одурь овладела охранниками. Они вяло взглянули на удостоверение Николая Евгеньевича и равнодушно открыли ворота.
– Командир, а когда заберут-то эту шарагу? – поинтересовался главный. – Надоела уже!…
– Вероятно, завтра, – ответил Лапушкин. – Для того мы и здесь.
– А девушка и молодой человек – тоже ваши сотрудники?
– Свидетели. И участники следственного эксперимента. А в коробке и сумке – наш реквизит.
– Понятно… Ну, снимаем печати?…
– Снимаем. Спасибо, больше ваша помощь не требуется. Разве что… если фургон обесточен, присоедините к сети.
Совершенно не желая быть замешанным в уголовное дело и ходить потом в суд, охранник молча сделал, что ему было велено, и скрылся в сторожке.
Путь в фургон был открыт.
Там с последнего визита Николая Евгеньевича всё осталось по-прежнему. На старые, а вдобавок искажающие, зеркала никто не польстился. Занавесочка у монитора была порвана во время схватки с озверевшим Асканием. Вонь немного ослабла, но всё-таки чувствовалась.
– Наташа, зажгите, пожалуйста, свечи – попросил Николай Евгеньевич.
Как заправская ведьма, она вынула из пакета несколько плоских свечей, расставила их на полу и зажгла.
Обстановка с мерцающими свечами, отражёнными в кривых зеркалах, сразу сала таинственной.
– Выпускаем животных, – скомандовал Лапушкин.
Родион расстегнул молнию на переноске и вызволил Кешку, а Наташа вытащила из коробки черепаху.
– Кеша, будь начеку, – приказал Родион. – При попытке к бегству – хватай.
Кот заухмылялся в усы, будто понял.
– Начинаем? – обратился к спутникам Николай Евгеньевич. – Все готовы?..
При затаённом дыхании всех остальных, Лапушкин обратился к неподвижно лежавшей в кругу свечей черепахе:
– Маг Асканий! Мы знаем, кто вы. И могли бы навеки оставить вас в этом виде. Но мы, посовещавшись, решили вернуть вам человеческий облик с тем условием, что вы никогда не явитесь больше в наш мир. Так сказать, депортировать вас без права возврата.
Черепаха, подумав, кивнула.
– После вашей депортации портал должен быть уничтожен.
И снова – кивок.
– Ну вот, а вы думали, что рептилии не говорят! – вторгся в их диалог Родион. – На уровне элементарного программирования – запросто! Плюс – минус, да – нет…
– Не мешай! – сердито одёрнула его Наташа. – Это же не простая рептилия.
– Маг Асканий! – продолжал Николай Евгеньевич. – Вы дадите подписку и клятву…
Черепаха приподняла свою лысую голову и, иронически склонив её набок, недоумённо уставилась на Лапушкина.
– Подписку и клятву, – повторил решительно Лапушкин, – что договор будет неукоснительно выполнен!
Николай Евгеньевич вынул из внутреннего кармана ветровки две половинки листка, на которых был отпечатан одинаковый текст. Под бумагой уже стояла подпись Лапушкина; вслед за ним подписались Наташа и Родион.
Лапушкин достал из другого кармана штемпельную подушечку, откинул крышку и поставил перед черепахой.
Заколдованный маг превосходно понял, что от него требовалось. Он неловко подполз к подушечке, приложил одну лапу к прочерниленной губке – и шваркнул ею по обеим копиям договора.
Неожиданно Кеша выскочил в круг и совершил то же самое – правда, не без брезгливой мины на мордочке, поскольку был чистоплотен и мазаться не любил.
За стенами фургона заворчала приближавшаяся гроза.
– Родион, давай шарик! – велел Николай Евгеньевич.
Тот дрожащими от нервного напряжения пальцами вытащил пакетик из джинсов.
– Он не сможет его проглотить, – с жалостью покачала головою Наташа. – Надо бы растолочь и смешать с водой, как таблетку.
– Вода есть, у меня в переноске, взял для Кешки, – сказал Родион, вытаскивая пластиковую бутылочку и блюдце.
Наташа раздробила шарик прямо в пакетике и высыпала сухое, приятно пахшее вещество, в блюдце с водой, едва прикрывавшей донце. Чтобы черепахе было удобно хлебать, Наташа присела на корточки и наклонила посудинку.
Черепаха безотлагательно принялась втягивать в себя этот супчик.
За стенами уже грохотало нешуточно.
– Если вырубится электричество, то портал может и не открыться, – заметил озабоченно Родион. – Или там стоит мощный аккумулятор?..
Черепаха спешила, как только могла.
Но процесс превращения начался прежде, чем питавшая его жидкость иссякла.
Глазам трех экспериментаторов предстало ужасное зрелище: черепаха раздулась в размерах, панцирь её истончился, но не отпал, а из-под него торчали руки и ноги с острыми коготками на неповоротливых пальцах, и – самое страшное – человеческая голова…
– Помогите! – хрипло выкрикнул маг. – Не хочу оставаться таким!..
Наташа поднесла к его рту остатки спасительной жидкости, и Асканий жадно вылизал всё до капли.
Его пальцы стали немного длиннее, а когти расширились, превращаясь в ногти, но решающих изменений не произошло.
– Вероятно, я что-то просыпала на пол, и доза оказалась неполной, – сокрушенно сказала Наташа.
Маг, не стесняясь своего отчаянья, плакал.
– Давайте поищем за монитором и зеркалами, – предложил Родион, – может, там завалялся ещё один шарик.
– Он меня не спасёт! – простонал Асканий. – Я превращусь в чудовищного черепахопуделя! Это хуже, чем смерть! О-о-о!...
Однако Кеша, словно бы выполняя приказание Родиона, принялся обнюхивать закоулки фургона – и при очередном раскате грома выкатил лапкой… белый кругляш.
Лапушкин перехватил его прежде, чем кто-либо успел поднять этот шарик.
– Дайте его, дайте мне! – взмолился Асканий. – Спасите!.. Я сделаю всё, что прикажете, я стану вашим рабом…
– Мне рабы не нужны, – возразил Николай Евгеноьевич. – А вот вашей стране очень нужен мудрый, дельный и справедливый правитель.
И, торжественно провозгласив – «Стань таким!» – он вложил белый шарик в скривившийся от рыданий рот мага.
Тот немедленно хрустнул оболочкой и проглотил содержимое.
А всего через пару минут перед ними стоял маг Асканий – совершенно голый, но с вдохновенно-просветлённым лицом.
Николай Евгеньевич быстро сдёрнул с экрана защитную занавеску, и маг сделал из неё нечто вроде набедренной повязки.
– Извините, моя одежда досталась бомжу, – произнёс он застенчиво. – Но я не жалею, она мне уже не понадобится… А перстень я подарил одной милосердной даме – надеюсь, судьба её сложится счастливо, она сможет теперь зарабатывать как гадалка…
– Включайте портал! – приказал Николай Евгеньевич, перекрикивая очередной взрыв грома и протягивая Асканию пульт.
Асканий решительно подошёл к монитору, что-то пробормотал, сделал несколько пассов, потом щёлкнул нужными кнопками…
Монитор замерцал, время от времени тревожно потрескивая от бушевавших вокруг фургона разрядов.
Постепенно среди всевозможных помех проступило лицо и фигура Аркадия Сергеича в наряде великого мага.
– Папа! – закричала Наташа, выскакивая вперёд. – Скорей возвращайся! У нас такая гроза, что в любой момент всё замкнёт!
– У меня на завтра назначен совет, – развёл он руками. – Не могу же я просто исчезнуть!
– Тебя заменит Асканий! – возразила она. – Он здесь, и готов поменяться с тобой!
– Этот… мелкий бес? Проходимец и интриган?.. Никогда! – с жаром возразил Аркадий Сергеич.
– Он исправился! – вступил в разговор Николай Евгеньевич.
– И подписал договор! – добавил Родион.
– Папа, дедушке плохо! – запричитала Наташа. – Вот копия телеграммы, нам надо срочно лететь, чтоб успеть повидаться… Мама уже заказала билеты…
– Иду! – воскликнул Аркадий Сергеич.
Они с Асканием встали по обе стороны монитора, внимательно посмотрели друг другу в глаза, протянули руки и…
Грянул гром.
Монитор взорвался и задымился.
Тотчас вспыхнуло всё, что могло загореться.
Они еле успели выскочить из фургона.
От которого через несколько минут остался лишь пламенеющий остов.
Беспощадно хлещущий ливень погасил пожар и не дал ему перекинуться на другие машины.
Охранники с перекошенными от ужаса лицами следили за происходящим из оконца сторожки.
Похоже, они даже не обратили внимания на то, что в автомобиль, припаркованный у ворот, сели уже не трое, а четверо – не считая вымокшего до последней шерстинки и весьма недовольного этим кота…
 

150.

Над Москвой всю ночь бушевала чудовищной силы гроза.
Утром стали известно о потерях, разрушениях и необъяснимых явлениях.
Выгорел бесхозный фургон сбежавшего фокусника. Сам фокусник или похожий на него человек, бомжевавший возле киосков у метро, был найден мёртвым под упавшим рекламным щитом. Вероятно, он даже не понял, что с ним произошло, поскольку находился в состоянии глубокого опьянения. Обрушилась также пластиковая крыша у только что открытого кафе «Ай-лю-лю» – при этом находящееся по соседству кафе «У озера» нисколько не пострадало. На искусственном острове, расположенном на пруду, рухнула вековая огромная ель и была сорвана ветром подвесная иллюминация.
Зато в психиатрической клинике произошли настоящие чудеса. В некоторые палаты проникли шаровые молнии, полетавшие над койками и скрывшиеся через отвертия в унитазах и раковинах. Пациенты под воздействием пережитого шока, как ни странно, пошли на поправку. Уже утром был отпущен домой профессор Клейнтойфель, который после восстановительного лечения в санатории собирался вновь занять свой пост главврача. Решался вопрос о выписке сержанта милиции Якова Мардохеева и двух других недавно поступивших на лечении гражданах, страдавших острой формой шизофрении. Бред у них совершенно прошёл, и они теперь сами дивились тому, как могли нести несусветную чушь, зафиксированную в историях их болезни.
Правда, один пациент, принятый в клинику аккурат этой ночью, городил нечто ещё более невообразимое. Якобы, некий милиционер превратил его в дикого вепря и велел провалиться на месте, и его пронесло сквозь толщу земли и воды, а очнулся он в неведомом царстве, где жили драконы, которые устроили на него охоту, вынудив его скрыться в пещере, через которую он опять летел как живая ракета и очнулся в тоннеле метро – но уже в человеческом облике… Своё имя несчастный забыл, хотя по приметам сильно смахивал на объявленного в розыск гражданина Рогдая Хрякова…
Дело Гроссмагуса было закрыто.
Николай Евгеньевич Лапушкин согласился с мнением экспертов о том, что мошенник, вынужденный стать бродягой, погиб от собственной неосторожности и больше уже никому не причинит неприятностей.
После этого Лапушкин написал начальству заявление об отпуске, которое после некоторых колебаний было удовлетворено – и отправился за город, к жене и детишкам.


151.

Утром Родион заставил себя набрать Лялин номер.
– Ляль, ты уже проснулась?
– Я вообще не спала.
– Может быть, тебе это уже безразлично, но… у Громовых дедушка умер. Мне Наташа звонила. Они вылетели туда.
– Жаль. Я знала, что этим закончится. Но… он уже был готов к такому исходу.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ним говорила вчера.
– Где?..
– На озере. Там есть остров, на острове ель, – ну, почти как у Пушкина… Белки, правда, не видела, но кота учёного – да, и даже с ним побеседовала.
– Что ты болтаешь!..
– Родион, теперь уже можно сказать: Гронтом был всё-таки – он.
– То есть – писателем?..
– Архимагом. Волшебником. Изобретателем. Фантазёром. Сочинившим всю эту историю.
– Для чего?
– Как ты думаешь, для чего светит солнце, дует ветер, бушует гроза?
– Это всё – природа, стихия…
– Мы про природу-то знаем не всё. А душа, сознание, воображение, память, жажда узнать неизведанное, тяга к риску, любовь…
– Но ведь есть какие-то незыблемые законы!
– Даже в физике, насколько я в ней разбираюсь, законы действуют лишь при неких условиях. А в игре и в искусстве они всякий раз создаются заново. И всегда остаётся выбор. Который каждый из нас сделал сам для себя.
– Значит, Клава… останется в шкуре дракона?
– Клава – это я, Родион.
– А Эвлалия?..
– Безусловно, она. Это мы вчера окончательно выяснили. А уж быть ей навеки драконицей или нет – пусть решает сама.
– По-моему, волшебные шарики кончились. Мы вчера скормили Асканию два последних.
– Асканию? Он нашёлся?
– И занял высший пост в Мидонии. Знаешь, он стал совсем другим человеком – мудрым, честным и сострадательным.
– Как это вам удалось?..
– Ляль… Обсуждать это по телефону как-то трудно… Может быть, встретимся?
– Ну, давай. Где, когда?
– Пойдём к Шахрияру? Выпьем кофе с мороженым.
– Да, и надо забрать оттуда наши пакеты – вчера началась гроза, и мы прямо с лодочной станции побежали к машине…
– Значит, через часок? Прямо там?
– Мы заедем к тебе. Папа подбросит нас до парка, возьмёт барахлишко – и отправится по делам.
– Хорошо. Буду ждать!
– Кстати: Ксерксу – сердечный привет от кузена.
– Какого кузена?
– Царя Артаксеркса. Помощника Гронта. Однажды решившего, что ему приятнее и удобнее жить в рыжей шкуре кота.
– Чудеса!
– Так что я совершенно правильно обращалась к Ксерксу со всей надлежащей почтительностью.
– Надо будет спросить на досуге, зачем он всё-таки сгрыз тогда кабель.
– Вряд ли он тебе скажет. У волшебников есть свои тайны.
– И приколы.
– Возможно. Пока!..


152.

…Серебристой драконице временами снились странные сны. То пышная ель, увешанная стеклянными шарами, то шумный город, полный огромных рогатых карет, то учёные дамы, сидящие возле длинной настенной доски, у которой стоит серьёзная светловолосая девочка, то повозка из множества сцепленных между собою фургонов, называемая смешным словом «электричка»…
Родителям, упоённым собственным счастьем – вновь найти и открыть друг друга – она этих снов не рассказывала.
Особенно, если ей снился не высокий уродливый дом со зловонной подъёмной кабинкой, а рыжеволосый юноша в синих потёртых штанах и рубашке – наряде, совершенно не подходившем для рыцаря, хотя в том, что он рыцарь, драконица не сомневалась – только имя забыла…
Дори… Роди… Нори… Рони…
Жаль, что он всего-навсего человек.
Им было бы вместе так весело.


153.

– Ваша светлость!
Великого мага окликнул рыжий мальчик, безумно похожий на того, что был с ним в фургоне. Разве что этот не носил очков и выглядел помускулистее.
– Что тебе угодно, мой милый?
– У меня к Вам огромная просьба.
– Я слушаю.
– Извините за дерзость, но не могли бы Вы… меня… превратить… в дракона?
– Я?!..
– О, я знаю, что Вы этим не занимаетесь, но если пошарить в Вашей мастерской… Вдруг найдётся ещё один шарик?
– Зачем нам, скажи на милость, дракон?
– Я немедленно улечу, клянусь, Ваша светлость!
– Куда?
– На родину, Остров Радости, где живут другие драконы! Сердце мне говорит – там принцесса! О Ваша светлость, я… жить без неё не могу!
– Это очень опасно. Кто может ручаться, что ты ей так же дорог, как и она тебе? Женщины, друг мой, совершенно непредсказуемы, а принцессы – вдвойне и втройне.
– Мне приснилось, будто я ей приснился. Если дама зовёт – рыцарь должен повиноваться!
– Что ж, я думаю, она оценит твой образ мыслей и твой поступок.
– И Ваше искусство.
– О да, если шариков не обнаружится, мне придётся делать другие, а это очень непросто. Вряд ли их стоило тратить на шутки с козлами и черепахами.
– Черепахами? Вы о чём, Ваша светлость?..
– Пустяки, Дорион, ни о чём… Я сейчас просмотрю вот эти бумаги, и пойдём с тобой в мастерскую.


154.

…На рассвете в розовом небе над королевским дворцом взвился шафраново-золотистый – а точнее, огненно-рыжий – дракон. Он сделал круг над башней, на которой стоял верховный правитель Асканий, помахал ему сверкавшим свеженькой чешуёю крылом – и отправился к югу, искать своё счастье…
«Интересно, какие же будут детишки?» – подумал Асканий со жгучей и нежной тоской. – «Что ли, радужные?»…


155.

 Николай Евгеньевич дал себе время выспаться, чтоб не вышло аварии за рулём, и поехал на дачу. О несчастье у Громовых он уже знал от Ляли и Родиона – сначала ему позвонил он, а позже она.
Он прибыл в Лесное уже поздним вечером, хотя солнце ещё не зашло – ночи в Подмосковье стояли почти что белые, и совсем темнело лишь после двенадцати. Поэтому крепко спал лишь маленький Пашка, а Даша с Машей сидели с мамой на терраске и ждали отца.
– Безобразие! Быстро баиньки! – невсерьёз рассердился он, прижимая к себе девчушек и целуя проборчики, носики, ушки и щёчки.
– А вкусненькое? – спросила Маша. – Привёз?
– Привёз. Так и быть: по куску пастилы – и в кроватку!
– С чаёчком, папа, с чаёчком!
Пока Лена грела чайник и раскладывала на тарелки пастилу для своих сладкоежек и быстрый ужин для себя и для мужа, Николай Евгеньевич посадил на каждое колено по дочке и начал с ними болтать ни о чём.
Машенька весело щебетала, пересказывая деревенские новости – «А мы ёжика видели!.. А у Щукиных кошка ворону убила!.. А нам теперь носят козлиное молоко!»… А Дашутка почему-то молчала – не угрюмо и не обиженно, а словно бы зачарованно, как будто слышала нечто, не слышимое другим…
Лена мыла девчушек по очереди в тазике на терраске – сначала старшую, потом младшую. Когда Маша пошлёпала к маме совершать омовение, Даша, уже лёжа в постели, спросила у Николая Евгеньевича:
– Пап, а знаешь, что тот кот мне сказал?
– Знаю, да, что он должен вернуть принцессу домой…
– И другое ещё. Только мне. На прощание.
– Что же?
– Что принцесса – я, и зовут меня на самом деле – Дарина.
Он почти что не удивился, в глубине души уже ожидая чего-то подобного.
– Спи, – сказал он. – Лет через десять выясним, кто твой рыцарь и где королевство.
– Я хочу, чтоб там были ещё и драконы, – пожелала она.
– Без драконов нельзя, – согласился он.
– А ещё мне нужен волшебник.
– Найдём и волшебника.
– Только, чур, доброго! А то злых я боюсь.
– Никого не надо бояться. Твой папа – милиционер!
– У принцесс не бывают папы-милиционеры. Ты должен стать королём.
– А если не захочу?
– Тогда сказка испортится.
– Хорошо, пусть будет по-твоему…
Голос Даши становился всё тише, и когда рядом с ней улеглась чисто вымытая сестра, она тихо спала, держа Николая Евгеньевича за руку.
Он сидел и молчал.
Долго-долго.




Лето 2007