Противный моросящий дождь настаивал:
- Да, ты не ошибся, лето закончилось!
Ему тихо вторили только что купленные зимние сапоги, уютно лежавшие на дне коробки. Ах как скоро им придется месить этот московский грязеснег с какой-то губительной для сапожной кожи солью. И эта едкая соль, растворяющая лед, разъедающая покрышки нахохлившихся автомобилей, проникая сквозь подошвы, впитывалась в пятки и поднималась вверх, кристаллизуясь на языке белым простудным налетом.
Лето прошло - это факт. Ну и хрен с ним, с летом! Еще будет. Прошла любовь. А будет ли еще – неизвестно. Любовь прошла. Алексей понял это, почувствовал за мгновение до того, как переступил порог студии, ставшей их общим жилищем. По возвращении из экспедиции он собирался убрать часть подрамников на чердак, чтобы не спотыкаться в темноте. Но сейчас подрамники выглядели очень недружественно. И не то, чтобы обладательница студии и повелительница подрамников была ему не рада – объятья были какими-то механическими, поцелуи - дежурными. И даже соприкосновения тел, когда-то решавшее все проблемы и сближавшее без лишних слов, без анализа постоянных «что и почему», близость, перед которой все казалось мелким и незначительным, не принесла былой радости: это был не секс, не трах и уж не любовь – это было совокупление женской и мужской особей, которых природа обрекла на продолжение рода. Но именно эти особи как раз ничего продолжать и не собирались! Совокупление…Слово-то какое! Медицинское. Термин из категории копуляция, дефлорация, эмансипация. Да, эмансипация, стремление к независимости, к свободным отношениям, к отсутствию обязательств…
***
- О чем ты так напряженно думаешь, Ле?
- О том же, о чем и ты.
- Гениально! Я думаю о том, что было бы неплохо, если бы ты оторвал свою красивую попочку от дивана и принес мне сигарету.
Леша нехотя опустил ноги на ковер (из какого только музея извлечена эта старая пыльная рухлядь!), и вышел на балкон. Ночь была тихой, лунной. Нагое тело, подхваченное неведомым космическим ветром, в мгновение унеслось далеко от этого дома, от этого балкона, от этой кровати, в которую не хотелось возвращаться.
- Так я получу сигарету?! - Требовательно. Просительно. Капризно.
Или умру от деникотинизации!
- Ты не умрешь, об этом можно было бы только мечтать. Ты переживешь Млечный Путь!
- Ну, допустим, века переживут только мои картины.
Огонек зажигалки вспыхнул, осветив улыбку на привлекательном женском лице – нос с горбинкой и вьющиеся волосы делали Ма (по паспорту Марию Ломохович, по профессии – свободный художник) похожей на любимую наложницу какого-нибудь просвещенного римского императора. Интересно, были ли римские императоры просвещенными? Скорей, грубыми и невоздержанными, как Тиберий, возведенный на трон штыками гвардии. Может, Диоклетиан?
- Ма, а были ли среди римских императоров просвещенные люди – писатели, поэты, философы?
- Конечно. Цезарь, например.
- А Диоклетиан?
- Диоклетиан был философски настроенным тираном. А на старости лет сажал капусту. Может, тебе почитать Светония? Откуда такой интерес?
- Ты похожа на наложницу императора, на Мессалину какую-нибудь!
- Ну, во-первых, Мессалина была женой, императрицей. А, во-вторых, распутницей. Так на кого я похожа: на жену или на распутницу?
- Такие женщины как ты не могут быть женами, ты должна принадлежать всем. И при этом оставаться ничьей. Ну, и шлюхой тоже не быть.
- Это намек? Упрек? Я же всегда говорила, что не смогу принадлежать только тебе. А ты рассказывал, что сам гедонист и что прекрасно меня понимаешь и принимаешь. Гандонист ты!
- В смысле?
- Разве я не вижу, что ты вернулся из экспедиции перевернутым. Что случилось? Нашел самый большой в мире алмаз? Влюбился в повариху?
- Перестань.
- Что перестать – перебирать твои кучери? Лазить к тебе в трусы?! Так там все бездыханно! Скоро перед приходом домой тебе придется заходить в аптеку за «Виагрой»! Ни что так не оскорбляет женщину, как оскорбление бездействием. Жаль афоризм не мой. Зато жизненный.
- Я скучал по тебе в тайге.
- Я тоже скучала! Но мне еще нужно, чтобы ты восхищался не только моими картинами, а и моими ногами, грудью, задницей, наконец. Чтобы ты любил меня, как королеву, и трахал, как революционно настроенный матрос. Или революционно настроенный матрас – полосочки те же, только забавней. Я устала от твоей вежливости, депрессии и мелочных измен на стороне!
- Ты так никогда со мной не разговаривала.
- Не обижайся, мне тоже тяжело. Не уверена, что смогу доходчиво все объяснить: я люблю тебя, люблю очень сильно, но… Я больше не могу находиться с тобой рядом! Исчезни, растворись, дай мне свободу, дай мне отвыкнуть от твоих рук, от твоего запаха. Ты как наркотик – зависимость уже есть, а для ощущения счастья мне нужна все большая и большая доза. И мне нужно лечиться – не видеть тебя, не впиваться в твои губы. Все три недели твоего отсутствия я пыталась отвыкнуть от тебя!
- У тебя получилось. Ты сегодня в постели хуже мороженой трески. А обо мне ты подумала?! Я же люблю тебя!
- Да, подумала. Я, как обычно, подумала за нас обоих. Может, твои чувства и есть разновидность любви, но, скорей привычка, привязанность, сыновья благодарность. Любят не так, страсть не может раствориться бесследно. Иначе это сигнал, что влюбленность прошла, так и не став любовью. У тебя было увлечение. Я же видела, как ты влюбляешься, как дрожишь у телефона, как пишешь в туалете, прячась, пошлые сообщения, а потом онанируешь в душе.
- Почему пошлые?
- Я их листала.
- В моем телефоне?! Сука!
- Вот видишь! Защищая блеянья трехлетнего имбицила, которыми ты засыпаешь своих пассий, я удостоилась высокого звания Суки! Но мы не будем ссориться: мы – друзья, я мудрей и я люблю тебя.
- Все равно сука!
Леша произнес последнюю фразу уже без обиды в голосе. Ма так приучила его, что он если и обижался, то по-детски («Вот умру, а вы все будете плакать и жалеть, что были ко мне несправедливы!») или не обижался вовсе.
- Короче, любимый, мы расстаемся, и тебе возвращается прежний статус - Дон-Жуан, приходящий по собственному желанию.
- А кто же будет домашним, если я приходящий?
- Это место вакантно. Объявляется конкурс на его замещение.
- А одиночества не боишься?
- Честно? Боюсь. Но, одиночества вдвоем боюсь еще больше.
***
Дождь усиливался. Ле прижался к такому же мокрому и одинокому фонарю, и поднял вверх мокрое лицо. Что сейчас делает Ма? Наверное, расставляет в галерее своих безумцев и уродцев. И где она только находит такие рожи? Наверное, в Кащенко.
Они не виделись уже два месяца. Ле достал полученный утром пригласительный билет на выставку с жуткими мордами даунов и олигофренов, напечатанными на обложке.
Уважаемый… Приглашаем Вас на биенале «Московский авангард» и презентацию нового цикла картин художника Марии Ламохович «Безумие. Бег по кругу». А ниже, таким знакомым почерком, размашисто, насмешливо:
Экс-любимому не мужу,
Мы с тобой, как прежде, дружим!
Приходи на биенале. И с цветами, твою мать,
Чтоб талант оригинальный
Гормонально поддержать.
Ма.
Сука! Но какая обаятельная! А дождь? Что дождь. Он когда-нибудь обязательно кончится.