В поисках Демиурга 4

86.

Незнакомка выглядела безвозрастной, как нередко бывает с деревенскими бабами. Ей могло быть и сорок с хвостиком, и за шестьдесят. Суховатая, крепкая, неказисто, но удобно одетая: длинная, ниже колен, тёмносерая юбка с оттянутыми карманами, из-под которой виднелись мужские кирзовые сапоги; болотного цвета штормовка советских времен; под штормовкой – клетчатая рубаха. Из-под линялой зеленой косынки выбивались черные с проседью волосы. И глаза у пришелицы были черными. В одной руке она держала корзинку, прикрытую листями папоротника, в другой – посох. За спиной висел небольшой рюкзачок – старый «сидор». По грибы, что ли, отправилась? Или по ягоды?
– Здравствуйте… – обалдело изрек Денис. – Вы… кто?
– Ведьма я, – горделиво и строго ответила тётка. – Акулина Фоминична.


87.

– Сгинь, исчадие адово! – ринулся к ней Алёша, размахивая самодельным крестом из веток и не менее самодельным кадилом из черепа игуанодона.
– А что б ты сам сгинул! – цыкнула на Алёшу ведьма, стукнула оземь посохом и пробормотала какое-то заклинание.
– Э… э… э… – хватал Алёша воздух ртом и вдруг жалобно заблеял тенором: – Ме-е-е!...
Алёнушка бросилась к нему, обняла и, заплакав, запричитала:
– Тётенька! Не гневитесь, он млад еще, неразумен, помилуйте…
– Вот и вижу, что неразумен! – фыркнула Акулина Фоминична. – Не умеет вести себя по-людски, пусть поблеет козлом!
Алёша попытался сотворить крестное знамение, но ведьма наставила на него свой посох, и рука его бессильно повисла, как будто скованная параличом.
– Братец миленькой! – повисла на нем Алёнушка. – Не перечь ты ей, ради Бога святаго! А вы, тётенька, понапрасну озлились, ничего бы он вам не сделал, бо праведен и человеколюбив…
Ведьма слегка всхохотнула:
– Ишь, заступница! Хочешь, жабой тебя оберну?
– Воля ваша, – храбро рекла ей Алёнушка, – хочь жабою, хочь звероящерицей, да только Алёшеньку отпустите! Христом Богом молю!
– Ну, для первого раза прощу и отдам тебе на поруки, – усмехнулась Акулина Фоминична. – Поучи его, милая, как надлежит говорить со старшими. А словами-то не бросайся, касатка, думай, что кому говоришь…
Ведьма щелкнула пальцами. Алёша оторопело пошевелил ожившими пальцами и, сглотнув козлиное «ме-е-е», произнес через силу: «Спаси…бо».
Подобрав крест и паникадило, он бросился прочь, укрывшись за оградой лагеря; Алёнушка побежала, как собачонка, за ним.


88.

– Что ж, теперь в самый раз познакомиться, – обратилась ведьма к остолбеневшим Викусе, Анне и Маше с Денисом. – Я себя назвала, а коли невнятно, могу повторить: Акулина Фоминична, здешняя ведьма. А вы кто будете?
– Маша Ярцева. Школьница. Выпускница. Этим летом жила на даче близ Коловратова. Денис Орлов – мой троюродный брат и… жених. Студент из Москвы. Приехал готовить меня к экзамену. Анна Петровна Казенина – дочь помещика из имения Броды. Вышла на прогулку с собачкой и исчезла в 1886 году. Виктор Савельев – ее жених. Он… пропал тридцать лет назад, еще мальчиком, в 1976. Алёнушка наша – сбежала от барина. В году, вероятно, 1776 или 1786. А может, и в 1796 – в общем, эпоха Екатерины Второй. Алёша же – из времени Ивана Грозного. Сын опричника, царский крестник. Год не знаем, но, похоже, 1566 или 1576.
– Эк ты всё разложила! – удивилась Акулина Фоминична. – Головастая девка, далече пойдёшь…
– Да куда уж дальше, – сострил по привычке Денис. – Собиралась в РГГУ на истфак, угодила в Юрский период…
– Умник! – фыркнула ведьма. – Сам, небось, девушку в лес завёл?
– Нет, мы вместе купаться пошли, – поспешила заверить Маша.
– Надо видеть, куда наступаете.
– Кто же знал!
– А кому и знать, как не ведьме, – усмехнулась хитро Акулина Фоминична. – Ну, пойдемте в ваши хоромы, отдохну маленько с дорожки, да и закусить бы не худо, чем тутошняя земля таровата…


89.

Алёши в лагере не было.
«В схимники удалился!» – в слезах объяснила Алёнушка. – «Не желаю, мол, с ведьминским племенем знаться, лучше иноком сделаюсь – изыду в глухие леса грехи замаливать да единаго Бога славить… Я уж было с ним снарядилась, а он… не благословил, говорит: дщерь ты Евина, станешь мене аки змий искушати»…
– Рехнулся, – покачал головою Денис.
– Просто стресс у него, – возразила Маша. – Пусть побудет один.
– А вдруг ящер съест? – испугалась Аннушка.
– Туда и дорога, – в сердцах махнул рукою Денис. – Надоел хуже горького хрена со своими молитвами!
– Ну, вреда от молитв не бывает, – заметила ведьма.
– Вам видней, – огрызнулся Денис. – То-то вы его сразу заклятием!
– Не за молитвы, молодой человек. За невежливость. Я всё-таки много старше его. И я – женщина.
– Ба-ба! – радостно вспомнил еще одно слово Викуся. – Здрра!...


90.

Вместо праздничной трапезы в честь Викусиного крещения получился нерадостный завтрак с самозваной гостьей. Акулина Фоминична, не стесняясь, брала лучшие куски, снисходительно одобряя Аннушкину и Алёнушкину стряпню. То, что мясо было от звероящеров, нисколько ее не смущало. Разговор же как-то не клеился. Алёнушка ведьму явно боялась, Анна не знала, как с ней держаться, Викуся мечтал лишь об Анне, а Маша с Денисом хотели бы задать Акулине Фоминичне несколько важных вопросов, но желательно не при всех.
После завтрака такая возможность представилась.
Алёнушку отправили к ручью оплакивать участь Алёши, пасти Забаву и мыть посуду.
Викуся и Анна занялись окончательным обустройством будущего семейного гнёздышка: он носил ей подсушенный на солнце тростник, а она плела очередную циновку.
Насытившись, Акулина Фоминична сняла штормовку и, подложив под голову рюкзачок, прилегла в тени ограды.
Денис и Маша подсели к ней.
– Ну, спрашивайте, коли надо чего, – снисходительно разрешила она. – Я же ведьма не злая, а поемши – особенно… Спрашивайте!


91.

– Акулина Фоминична, – робко спросила Маша. – Извините, это, случайно, не вы – Демиург?...
– Кто? – удивилась ведьма.
– Мы с Денисом так называем того, кто, видимо, придумал всю эту историю. Ну, весь мир и всех нас.
– Бога, что ли?
– Нет. Не совсем. Бог – он где-то там, далеко, и мы его понимаем предельно условно… Мы же современные люди и не можем, как Алёша с Алёнушкой, верить в седобородого старичка, живущего на облаках и мечущего в непослушных детишек громы и молнии.
– Отчего же? – лукаво прищурилась Акулина Фоминична. – Чай, не видали, как я давеча образумила посохом вашего малахольного неуча? А ведь я-то не Бог, сошка мелкая, деревенская ведьма…
– Так тем более. Несерьёзно это для Бога – следить за каждой безделицей и тратить молнии по пустякам, – гнула своё терпеливая Маша. – Демиург же вполне способен сочинить себе некий мир, запустить туда нужное число обитателей и творить с ними всё, что захочет. Знаете, словно в книжке, в кино, в театре…
– Да так ли уж?
– По крайней мере у нас с Денисом возникла такая гипотеза.
– Чё?...
– Ощущение, предположение, домысел… Слишком странно выходит всё, что с нами случается. Так не бывает! Вот мы и подумали, что, наверное, кто-то так забавляется. Акулина Фоминична, правда, не вы?...
– Нет, ребятки. Не я. Куда мне – миры сочинять! Самой бы отсюда выбраться.
– Вы… шутите! Вы же… ведьма! Вы знали, что существует темпоральный портал!
– Непонятное ты говоришь, Машутка.
– Портал – это ход, лаз, дыра, отверстие, соединяющее две реальности… Или – два мира, два времени… Или даже – много миров и времен. Понимаете? Детскую пирамидку видели? Много колечек нанизаны на стерженек… Если вынуть – получится длинный тоннель. И, похоже, мы все оказались внутри вот такого тоннеля.
– Поняла, поняла, не считай меня дурочкой!
Ведьма села, сняла косынку, поправила волосы, забранные в седоватую косу и призналась:
– Есть такая дыра. Даже знаю, где. В моем собственном погребе. Только там не всегда и не всякий пройдет. И где очутится – предсказать не берусь. И не знаю, возможно ли воротиться назад. Так что я, дорогие мои, вряд ли вам помогу.
– Вы же… пользовались этим лазом? – включился в беседу Денис.
– Я, не я, а бывало всякое, – вздохнула Акулина Фоминична. – Ремесло наше, знаете ли, таково, что гонителей и ненавистников больше, чем благодарных – а ведь мы и людей исцеляем, и скот захворавший пользуем, и разные вещи отыскиваем…
– В наше время такие, как вы, очень даже в почете! – заверила Маша.
– А откуда ты знаешь, какого я времени?
– Как? Разве вы… не та Акулина, про которую мне баба Катя на даче рассказывала?
– Мало ли Акулин на Руси!
– Лично я ни одной не знаю, – заверил Денис, – хоть старинные имена нынче в моде. Насти, Даши, Ксении, Евдокии, Василисы, Ульяны – эти есть, а вот ваших тёзок никогда не встречал.
– В нашем ведьминском роду, милый мой, все всегда звались Акулинами. И про диковинный погреб передавали друг дружке от матери к дочери. Когда люди по злобе задумывали извести нас мечом и огнем, мы – молва ходила – под землю проваливались. Ибо так ведь и было. Чуть что – княжьи отроки, царевы опричники, стражи всякие, околоточные жандармы, комиссары, чекисты и прочая вражья напасть, – ведьма в погреб, и поминай как звали. Избу, бывало, дотла спалят, а никого не найдут. Ни одежки, ни косточек. Мать моя, будь земля ей прахом, тоже от душегубов спасалась. А когда я в Алёнушкиных примерно летах была, показала мне лаз, но строго-настрого заповедала не соваться туда понапрасну, без великой нужды.
– Вы же… здесь?
– Оттого, что ослушалась. И не раз. Вперворядь сошло мне с рук, возвратилась цела в свой закут, хоть и страху изведала: очутилась в пустынном краю, на острове каменном, а кругом только волны шумят, и конца им не видно. Я и – нырь в земляную дыру, из которой вылезла, и скорее назад.
– Вероятно, Акулина Фоминична, вы попали в еще более раннюю эру, когда вся эта местность была под водой, – заметил Денис. – Между прочим, море тут недалеко, мы пришли как раз с той стороны.
– Вдругорядь, – продолжала ведьма, не слишком довольная тем, что ее перебили, – укрывалась я от милиции, и в подвал спустилась по надобности. Прошла через лаз – вижу, лес дремучий кругом, и люди ходят косматые, дикие… Вроде вашего Виктора, да только намного свирепее и неразумнее.
– Каменный век, – вновь явил Денис свою эрудицию.
– Помолчи! – ткнула его Маша в бок. – Акулина Фоминична, ну и что же дальше?
– Я хотела сразу назад, да не тут-то было! Лаз пропал, будто схлопнулся! Стою одна на прогалине, эти бесятся – кто ярится, кто воет от страху, кто наземь упал и взывает о милости… Хорошо, я тогда уже поднаторела в моем ремесле, заклинания нужные знала… Управилась. Кого напугала вусмерть, кого вразумила, кого лаской взяла… Десять лет прожила среди дикого племени. Я у них там богиней слыла. «Мать Земли» меня звали. Воздвигли мне капище прям на том самом месте, жертвы разные приносили. Ихний вождь меня не любил, но боялся изрядно. Зато сын его – в ножки кланялся. Я ж тогда была молодая, собою приглядная. Ну и… не сдержалась, взяла того парня в мужья. Нарекла его Мишей – он был вправду малость медведистый. Дочку от него родила – Акулину, вестимо, Михайловну… Тут старик и начал всё племя подзуживать: дескать, Мать Земли породила другую богиню и должна возвратиться в мир духов. Сжить меня со свету, негодяй, решил. Ведь и сжил бы, да я побежала в то капище, прыгнула на высокий алтарь – и – глазам не верю: предо мной опять деревянная дверь, а за нею подвал, и избушка моя, обветшалая, но целехонькая… Только матушки нет, померла…
– Боже мой, а… девочка? – с состраданием спросила Маша.
– Там осталась, – смахнула невольно выступившую слезу Акулина Фоминична. – Я с тех пор всяко пробовала отыскать ее и забрать к себе, но куда уж там! Либо лаз не желал открываться, либо я попадала в неведомые времена. Как-то раз открываю дверь – а за нею горница маленькая, чистенькая, вся светлая, но совсем без окон, без утвари, и шириною чуть больше, чем гроб!
– Лифт, скорее всего, – объяснила Маша. – А попали вы в отдаленное будущее. По крайней мере в начале XXI века в этих местах, как мы знаем, небоскрёбами даже не пахло. В Углегорске выше пятиэтажек ничего не строили, а в них даже стареньких лифтов нет.
– А может, совсем и не лифт, – предположил Денис, – а капсула сверхскоростного летательного аппарата. Возможно, лет через двести это будет самый обычный транспорт, как для нас электричка. «Углегорск – Мадрид» – ради бога, полчаса – и гуляй…
– Ой, не знаю, – сказала Акулина Фоминична. – Там какие-то кнопочки перемигивались, я их жала и жала, творя заклинания… Уж отчаялась, как вдруг створки раскрылись – и я опять попала к себе. Вроде бы зареклась с того случая искушать судьбу – но как вспомнится дочка моя, Акулинушка, так подумаю: попытаться бы хоть в последний раз, вдруг получится… Некому ремесло передать, рожать я стара, а теперешние девчата в ведьмы нейдут, хоть талант у многих отменный – да им всё хорошую жизнь подавай, и чтоб сразу… Вот и вздумала поискать еще разик родную кровинушку.
– Не получилось, – подытожила грустно Маша.
– Хуже того, – вздохнула Акулина Фоминична, – лаз опять затворился.
– И… места того уже не найдёте? – спросил Денис.
– Найду. Только без толку это. Я уж пробовала. Больше месяца там просидела. Все припасы поела, пошла промышлять хоть чего и… на вас набрела. Человечий-то дух сразу чуется.
– Вот и славно! – ободряюще улыбнулась ей Маша. – Вместе мы обязательно что-то придумаем!


92.

В общем, Акулина Фоминична оказалась хоть и не Демиургом, но тёткой, что надо. К походной жизни ей было не привыкать – не такое видала. Собственно, собираясь в очередное темпоральное путешествие, она позаботилась о снаряжении: в рюкзачке и в карманах юбки у нее обнаружился дельный набор самых нужных предметов: зажигалка, спички, огниво и трут, хороший охотничий нож, жестяные кружка и миска, фонарик, связка свечей, солдатская фляга с водой, бутыль самогона, коробочка с рыболовными крючками, гребень и зеркальце. Еще она захватила с собой кой-какое бельишко и запасные шерстяные носки.
Денис и Маша не имели ничего против ее присутствия в лагере. Но Анна смотрела на ведьму настороженно, а Алёнушка избегала ее. Лишь Викуся был преисполнен радушия – впрочем, он был бы счастлив и без Акулины Фоминичны, ибо Аннушка обещала, что скоро будет жить только с ним…
– Поди-ка, мил человек, – подозвала его ведьма.
– Га – Ик Саве! – гордо напомнил ей он.
– Знаю, знаю… Дай-ка, язык тебе развяжу, бедолага…
– Что вы собираетесь делать с Витенькой? – всполошилась Анна.
– Не бойся, красавица, выправим тебе жениха, будет по-людски говорить, а то всё мычит и рычит хуже тех, косматых и диких…
– Пусть попробует, Аннушка, не мешайте ей, – попросила Маша. – Ничего плохого она с ним не сделает, но, похоже, она владеет внушением или гипнозом, что поможет восстановить его память и навыки…
Анна нехотя разрешила Викусе приблизиться к ведьме.
Та усадила его напротив себя. Поставила между ними миску, в миску – свечку. Основание свечки залила водой. И начала делать руками какие-то пассы, бормоча непонятные заклинания.
Викуся легко поддался ведьминым чарам. Он сидел, неотрывно гляда на пламя и ритмично покачиваясь в такт ее напевным речам.
– Слушай и отвечай! – резко и повелительно произнесла вдруг ведьма по-русски. – Как зовут?
– Ви..тя… Саве…льев, – не совсем еще послушным языком выдал Викуся.
– Где живёшь?
– Мос…ква… Бакун…ская…
– Бакунинская, – поправила автоматически Маша.
– Дом… Не помню… Ква…тира… восемь… Телефон… шесть… семь, сорок пять… забыл…
– Акулина Фоминична, стойте! – закричал Денис. – Прекратите сеанс!
– Не мешай! – набросилась на него чуть ли не с кулаками Маша. – Он сейчас всё вспомнит!
– Вот именно! – рявнул Денис. – Она вытащит на поверхность память шестилетнего мальчика! Это называется замещением личности! Анна, остановите ее: она не понимает, что делает!
– Где моя мама? Где папа? – растерянно спросил очнувшийся от гипноза Викуся и обвел туманным взглядом присутствующих.
Анну он не узнал.


93.

Свадьба если не отменялась, то несомненно откладывалась.
Викуся мог теперь говорить и даже вспомнил начатки грамоты, которым его обучили в старшей группе детского садика, но почти напрочь забыл обо всем, что случилось с ним после того, как он некогда отошел в кусты, снял штанишки и канул в темпоральный провал.
«Наша Таня горько плачет!», – громко декламировал он детские стишки, упиваясь своим безупречным произношением и тут же переходил на песенки из мультфильмов про крокодила Гену… Добравшись до многострадального учебника математики, он исчеркал его неумелыми изображениями ракет, машин, человечков и своими автографами: «ВИТЯ С.». Обретение способности петь, говорить, рисовать и даже писать печатными буквами привело его в такой экстаз, что он не желал больше заниматься ничем – ни охотиться, ни таскать дрова для костра, ни отправляться на поиски невесть куда запропастившегося Алёши… Да он и не помнил, кто такой этот Алёша!
Анна рыдала, забившись в угол их хижины. Алёнушка сидела рядом и гладила ее по плечам.
Денис и Маша не знали, что делать. Они пытались поговорить с Викусей, но он всё время сбивался на детские игры и шалости.
Акулина Фоминична чувствовала себя виноватой. Наверное, она бы могла попробовать вернуть Викусю в его первоначальное полудикое состояние, но Анна с Денисом восприняли эту идею в штыки, опасаясь, что Викусина психика может второго эксперимента не выдержать.
Оставалось лишь ждать.
Но чего?

94.

К вечеру Алёша не появился.
Всем стало тревожно, включая незлую, в общем-то, ведьму. Юный опричник, конечно, имел уже опыт выживания в доисторических джунглях, и, покидая их становище, догадался прихватить с собою огниво, лук и один из топориков. Но нигде поблизости не было видно даже намека на дым от костра. И не слышно ничего похожего на его заунывное пение. А ведь он не мог пропустить вечерней молитвы!
Алёнушка собралась уж на поиски – еле отговорили подождать до утра, чтобы идти если не всем, то еще двум-трем человекам.
Не желая ложиться спать под одним кровом с Акулиной Фоминичной, девочка удалилась почивать в загончик к Забаве: «Не впервой, она у меня как подушка – мягкая, тёплая»…
Анна увела Викусю в их гнёздышко, наплевав на приличия – может, если бы он покусился на ее добродетель, она бы только обрадовалась, но Викуся лишь попросил рассказать ему «сказку про остров Буян».
Акулина Фоминична улеглась в опустевшей общей хижине.
Маша с Денисом, вызвавшись покараулить, уселись под звёздами возле маленького костерка.


95.

– Ничего себе положеньице, – помолчав, заметил Денис. – После этого так и хочется отмотать немного назад и вырезать сцену появления среди нас этой ведьмы.
– Ты, вроде бы, возмущался Алёшиным фанатизмом, – напомнила Маша.
– Я бы… перетерпел. Зато Анна с Викусей были бы счастливы. И Алёнка довольна. А там, глядишь, и до нас бы дошло: повенчались бы, отделились и стали бы жить-поживать и добра наживать.
– Что теперь говорить! Демиургу, похоже, больше нравятся острые повороты сюжета. Интересно, он сам-то представляет себе расклад или просто импровизирует? Впочем, если, как ты однажды предположил, там сидит и ваяет команда или трудится полчище «негров», то неудивительно, что у нас тут пошла чехарда – видимо, там цейтнот и запарка, не успевают концы подчищать… В отпуск, что ли, торопятся? Лето ведь…
– Маш, послушай. У всякой игры существуют некие правила. Вероятно, они есть и у этой. Кое-что уже можно понять: информации мы накопили достаточно.
– Ну, и что же ты понял, Эйнштейн?
– Не Эйнштейн, а Фонштейн, как ты знаешь – по батюшке.
– Мне без разницы. Излагай!
– Изволь, дорогая моя: здешний темпоральный тоннель имеет структуру гораздо более сложную, чем нам сперва показалось. Это не одна-единственная «дыра», а по меньшей мере несколько. Потому что Викуся, мы с тобою и Анна провалились в Мезозойскую эру на том берегу, Алёнушка с Акулиной – на этом, а трое опричников – пересекая Змеиху. Если попробовать соединить все точки на карте, мы получим кривую. Вернее, ступенчатую систему – зигзаг. А не тот прямой тоннель, о котором ты говорила, приводя в пример пирамидку с кружочками.
– Разве это так важно?
– Я думаю, да. Речь идет не только о времени, но и о пространстве. Поэтому структура тоннеля должна выглядеть гораздо более сложно, чем простая «дыра». А конфигурация изломов зигзага может быть обусловлена геотектоникой.
– Чем?
– Процессами образования и смещения колоссальных массивов и плит под земной поверхностью. Ты на географии глазки мальчикам строила, что ли? Или вас плохо учили? Вспомни, как выглядит глобус: видно же, что Австралия «уплыла» когда-то от материка, и что Южную Америку запросто можно «придвинуть» к Африке – как части паззла… Таких расколов и в наше время немало, и все они продолжают куда-то ползти, расширяться, сужаться – именно там образуются так называемые аномальные зоны, где бесятся компасы и выходят из строя приборы, исчезают не только отдельные путешественники, но и целые экспедиции – корабли, самолеты… Потому что именно сложность и подвижность структуры зигзага объясняет практическую невозможность или крайне малую вероятность того, что попавший туда человек сможет выскочить в нужное место и время.
– Ты думаешь, что в районе Змеихи…
– Теперь уже знаю. И предки наши об этом помнили. Недаром же за Углегорском вдоль Змеихи, как ты говоришь, не строили никакого жилья…
– Да ведь там заболочено!
– А избушка ведьмы?
– Денис, ты совсем меня сбил с толку! То сам говоришь, что это – всего лишь игра, то теперь утверждаешь, что Демиург ни при чем, и мы все угодили в Бермудский такой треугольничек в родном Подмосковье! А ведь мы с этой мысли когда-то и начали!
– Правильно. Аномалия может быть настоящей. Природной. События и персонажи – придуманными. Ведь писатель тоже может взять совершенно реальный фон и по собственной воле поместить в него хоть себя самого, хоть совсем мифических личностей. И заставить их делать всё, что захочется его левой ноге. Или перемешать так, что и концов не найдёшь.
– Нет, Денис, всё немного не так. Полнейший сумбур в искусстве почти невозможен. Всегда есть какая-то связь между разными элементами целого. Попробуй-ка сам сходу назвать три предмета, которые не имеют друг к другу ни малейшего отношения.
– Ну… скажем, так: динозавр, компьютер и… лавочка.
– Элементарно! Сидя на лавочке, палеонтолог моделировал на карманном компьютере скелет динозавра. Или так: на лавочке стоял компьютер, на мониторе которого высвечивался динозавр. А можно и так: неся домой новый компьютер, человек присел отдохнуть на лавочку, зеленую, как динозавр.
– Эти связи не существуют сами по себе, их создает твое собственное сознание.
– Именно! Потому что мозги и психика у нас устроены так, что мы обязательно ищем какие-то связи. Даже когда об этом нарочно не думаем. Абсолютно бессвязной может быть только речь сумасшедшего. Впрочем, говорят, что в безумии тоже есть своя логика, только другая, вывихнутая…
– Стало быть, Демиург у нас – псих. Утешительно!
– Нет, Денис, получается, никакой не псих! Если есть система в вычисленном тобою зигзаге, то должна быть и закономерность в отборе людей, попадающих внутрь аномалии. Раньше мы думали, принцип – в парности и в том, что мы все – относительно молоды и предприимчивы. Но, скорее всего, мы все еще каким-то образом связаны.
– Естественно, связаны: прежде всего, языком и культурой – ни татар, ни поляков, ни французов, ни немцев Демируг сюда пока не послал, хотя мог бы…
– А возможно, связь еще глубже. И находится на уровне генов.
– Ну, Машуня, если копнуть, то опять уткнёмся в Адама и Еву!
– Нам это не нужно. Поищем поближе, руководствуясь фактами. Мне кажется, что ключом может стать покойный Савелий Матвеич. Помнишь, ты тогда брякнул, что Викуся, возможно, угробил своего прапрапращура?
– Было дело. Но это, я думаю, невероятно.
– Почему, Денис?
– Потому что, случись такое, самого Викуси бы не родилось.
– А откуда мы знаем, вдруг у Савелия Одихмантьева имелись старшие сыновья, и потомство пошло от них?
– Допускаю. И что?
– То, что изъятие из нашего мира Викуси было… хочешь – кровным возмездием, а хочешь – восстановлением равновесия.
– Бред несёшь, дорогая, шла бы ты баиньки…
– А подумай, подумай, возможно, не бред! Только в самом деле, Денис, выражаюсь я путано, видно, вправду устала, пойду посплю…
Утро вечера мудренее.


96.

Она поцеловала его и ушла.
А Денис еще долго сидел, погрузившись в престранные размышления. Он уже много раз убеждался в том, что Маша способна походя высказать очень ценные мысли, но не всегда способна привести их в систему.
Итак. Нужно выявить принцип отбора участников эксперимента и логику связей.
Один из принципов лежит на поверхности: в Мезозой попадают попарно. Он – она, либо вместе, либо врозь, но почти одновременно. Маша – Денис, Витя – Анна, Алёша – Алёнушка…
Стоп. Акулина Фоминична спутала карты. Алёша куда-то исчез, зато женщин стало в избытке. Что это значит? Сбой в системе? Или… следует ждать появления еще одного игрока?
Что ж, поживем, посмотрим.
Едем дальше. Как насчет кровных связей?
Маша с Денисом – троюродные брат и сестра. Это факт. Но, насколько обоим известно, ни в одной из их семей не было прежде ни ведьм, ни опричников, ни бояр, ни помещиков.
У Викуси – вполне могли быть. Он – Савельев. Как и несостоявшийся Аннин сосед и жених. При этом Савелием звали Алёшина батюшку. Что-то слишком много Савельевых, ведь фамилия эта, не будучи редкой, все-таки не на каждом шагу попадается. Может, и впрямь, все они – пращуры и потомки Савелия Одихмантьева? Тогда отчасти понятно, почему Викуся запал на Аннушку. Реализует ту ветку судьбы, которая оказалась обломанной в XIX веке.
Снова – стоп. Если там у них не получилось, то как выстроить эту линию? И куда девать Акулину с Алёнушкой? Алёнушка – крепостная, бежала в лес от какого-то барина…
Между прочим, бежала – к ведьме. Чтобы стать ее ученицей. А местные ведьмы всегда звались Акулинами.
В самом деле, какие-то колдовские круги, спирали и ленты Мёбиуса – как ни выверни, непременно окажешься в той же точке, где был…


97.

– Денис, дорогой, можно, я к вам присяду? – послышался тихий страдальческий голос.
Он вздрогнул от неожиданности, но охотно подвинулся.
Несчастная Анна, видимо, так и не сумела уснуть. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Лучше бы, видимо, с Машей, но для такого случая и Денис подходил.
– Аннушка, – начал он первый беседу. – Скажите пожалуйста, тот сосед ваш, Савельев, где он жил?
– Разве я не рассказывала? – удивилась она. – Почти против нас, за рекою.
– Значит, на этом берегу, не на том?
– Нет, мой друг. Прежде их земли простирались по обе стороны Углегорска, да еще при государе императоре Николае Павловиче часть имения конфисковали, поскольку тогдашний глава семейства в опалу попал: в революции 25 года участвовал…
– Декабристом был, значит?
– Да, некоторые их так называли. После той конфискации фамилия если и не впала в ничтожество, то обеднела заметно, и при дворе уж никто из них не был принят, сделались домоседами. А к чему вы спрашиваете, Денис Григорьевич?
– К тому, дорогая Анна Петровна, что, получается, и обиталище ведьмы должно было находиться на старых землях Савельевых, и Алёнушка наша могла быть их крепостною крестьянкой…
Тут вдруг Дениса как молнией ошарашило:
– Анна, больше того! Нельзя исключать того, что Алёнушка – барская дочь! И тот барин, увидев ее, пожелал увезти в Петербург не затем, чтобы сделать своею игрушкой, а чтоб воспитать как барышню!
– Ох, Денис, вы так романтичны, – покачала Аннушка головой.
– Да вы же сами дивились, – настаивал он, – ее облику! Деревенские девочки даже в этом возрасте обычно бывают крепче, грубей, незатейливей!
– Что ж, изысканные цветы вырастают порой и в бурьяне, – заметила Анна. – Но, возможно, вы правы. Алёнушка – чудо как хороша. И черты лица у нее словно тонким пером прорисованы, и движения от природы изящны, и косточки хрупкие…
– Вероятно, все они – родственники.
– Кто – они? – удивилась Анна.
– Алёша. Алёнушка – ведь недаром она звала его «братцем». Ваш прежний сосед. И… Викуся. А может, и Акулина Фоминична. Мы не знаем, от кого родились ее бабка, прабабка и иные предшественницы, но, коли в этих местах испокон веков находились и земли Савельевых-Одихмантьевых и изба деревенской ведьмы, то нельзя исключать того, что некоторые из Акулин были отпрысками помещиков. Никакой деревенский мужик не женился бы на ворожее. Их боялись пуще огня. А хозяин имения мог, охотясь, забрести к ней на огонек. Просвещенному аристократу было даже, пожалуй, забавно, побеседовать с настоящей колдуньей. И уж если она оказывалась молодой и приглядной, между ними мог завязаться роман. Вот вам, кстати, разгадка того, почему здешних ведьм не особенно рьяно преследовали. Дозволяли жить, как им нравится.
– Может, правда и ваша, Денис. Да только что нам в ней?
– Вам, быть может, и «что». Потому что, если Викуся – потомок Савельевых, то он – из древнего знатного рода…
– Ах, Денис, нынче мне всё равно, какого он рода! Лишь бы он сделался прежним, каким я любила его!
Анна снова расплакалась.
– Сделается, – обещал Денис. – Нужно только немного выждать. Парень он башковитый, развиваться будет стремительно, как царевич Гвидон.
Слёзы Анны превратились в неостановимый поток.
Денис прикусил язык. Надо ж было такое сморозить. Помнил ведь, что Викуся просил ее перед сном рассказать ему сказку «про остров Буян» – это же Александр Сергеевич, «Царь Салтан»! И похоже, Анна и впрямь перед сном читала ему нараспев своим упоительным голосом: «Ты, царевич, мой спаситель»…
– Да, вот именно, – решительно заявил ей Денис. – Вы с ним Пушкина поизучайте. Это у всех у нас в подсознании. Только дети воспринимают лишь сказочный слой, а взрослые – и философский. Понимаете? Пушкин может стать мостиком.
Озадаченная и немного утешенная, Анна осталась сторожить у костра.
А Денис, наконец, отправился спать.
И уже в забытье у него крутилась в мозгу его собственная смешная и непонятная фраза «Пушкин может стать мостиком»…

98.

Рано утром на поиск Алёши отправились четверо: Маша с Денисом, Алёнушка и неотвязная Акулина Фоминична. Ну, и Цезарь – куда ж без собаки? Хотя ведьма ручалась, что умеет ходить по следу не хуже охотничьего пса, Цезарь мог пригодиться.
Он и бежал впереди, принюхиваясь к невидимым для двуногих отметинам. За ним поспешала, помогая себе посошком, Алёнушка, время от времени оглашая джунгли пронзительно-звонким «ау-у!».
Акулина Фоминична шла вроде бы неторопливым, но размашистым шагом, выдававшим в ней опытную путешественницу. И когда даже Цезарь сбивался со следа, она останавливалась, дула себе на ладонь, шептала что-то, а потом направляла посох в нужную сторону.
Петляли они изрядно. Видно, Алёша метался по лесу кругами, поначалу сам не зная, окончательно он покинул стан или всё же намерен вернуться. Неоднократно вставал на молитву – трава и глина сохранила отпечатки колен. Отдыхал у крохотного озерца. Потом, спохватившись, начал делать зарубки в виде крестов на стволах и ветвях. Но – ни слуху, ни духу.
«Знаю, где он!» – заявила вдруг Акулина Фоминична.
«Где, где, где?!» – подскочила Алёнушка.
«У меня, касаточка. Коли цел еще»…


99.

Ведьма вывела их к небольшой полянке.
– Вот тут моя изба, – сообщила она Денису и Маше.
– Изба? – удивились они.
На полянке красовалось лишь беспорядочное нагромождение рухнувших и полусгнивших стволов, увешанных лианами и покрытых косматыми мхами.
– Сейчас увидите, – пообещала ведьма.
Она вынула из кармана кожаный мешочек с какими-то порошками, огниво и мелкую плошку. Набрала мха и хворосту, измельчила, посыпала своим снадобьем, запалила огонь. По полянке пополз удушливый зеленоватый дым, от которого Алёнушка, Денис и Маша закашлялись, а Цезарь жалобно заскулил.
– Глядите! – властно гаркнула ведьма и начала делать руками пассы, похожие на движения пловца баттерфляем.
Сквозь дым проступили смутные очертания кряжистого пятистенка – ни дать ни взять, избушка Бабы Яги, разве что без куриных ножек.
– Пойдем! – приказала Акулина Фоминична. – Быстро, а то морок развеется!
Она двинулась первой, по-хозяйски отперла дверь.
«Эй ты, Божий человек Алексей, хватит дурью-то маяться!» – крикнула Акулина Фоминична, восходя на порог.
Тишина.
Денис и державшиеся за руки Маша с Алёнушкой робко последовали за ней и увидели темноватую горницу с нескоблёным столом и некрытыми лавками.
На одной из них, постелив под себя кафтан и подложив под голову молитвенник, крепко спал Алёша.
«Алёшенька!» – завизжала от счастья Алёнушка.
Тот открыл глаза и увидел Акулину Фоминичну.
«Ай! Нечистая сила, изыди!» – зашептал он, вскочил и, крестясь, устремился куда-то за печку.
– Стой, забрить твою мать, непутёвый! – закричала ведьма, но зацепилась юбкой за гвоздь и замешкалась.
«А-а-а!» – раздался откуда-то снизу Алёшин затихающий вопль.

100.

«Всё. Дело кончено. Не ходите туда от беды подальше», – загородила Акулина Фоминична путь в магический погреб.
– Он… вы… сгубили его? – со слезами спросила Алёнушка.
– Да на что он мне дался, мозгляк! – ругнулась ведьма. – Я ж его остеречь, недоумка, хотела, чтобы в подпол не лез – там провал незнамо куда!
– А и ладно! Я – за ним!..
– Да за ним не получится, милая. Мне не ведомо, где он теперь. И где очутишься ты, коли вздумаешь сигануть в ту же щель.
– Уж не хуже будет, чем тут! – настаивала девчушка. – Пустите, тётенька, я найду его, где бы ни был….
– Ищи! – согласилась внезапно ведьма.
– Акулина Фоминична, что вы делаете, – всполошилась Маша, – она же ребенок, я ее не пущу…
– Пусть идёт! Не мешай, а то заколдую! – пригрозила Акулина Фоминична, и Маша, сама не желая того, отпустила ручонку Алёнушки.
Девочка храбро обошла Акулину. Нащупала дверь рядом с печкой. Открыла. Ступила на лесенку, ведшую вниз. Шаг, другой…
Головка в белом платочке скрылась во тьме.
«Алёнушка!» – ахнула Маша.
Из подвала послышался детский плач и отчаянные удары маленькими кулачками по древнему дереву.
– Снова схлопнулось! – заявила Акулина Фоминична то ли с радостью, то ли с досадой. – Так оно всегда и бывает. Ждать теперь переждать… Ну, касатка, давай, вылазь, нет там больше прохода и долго не будет…
Перепачканная и зарёванная Алёнушка выползла на поверхность. Маша взяла ее под руки, отвела в уголок, усадила на лавку на Алёшин кафтан и начала, как могла, успокаивать.
Денис вынул из рюкзака бутылку и дал девчушке попить и умыться.
Портал проглотил Алёшу Савельевича и больше никого не впускал.


101.

От Алёши остался только кафтан и молитвенник.
Забрав эти вещи, они покинули ведьмин приют. Тем временем морок, как говорила Акулина, развеялся, и они опять не видели ничего, кроме бурелома, обезобразившего полянку.
– Покушаем, что ли? – как ни в чем не бывало, предложила Акулина Фоминична. – А то, оголодамши, и к вечеру не поспеем назад.
Они сели на бревно и достали взятую из лагеря немудреную снедь. Ела даже Алёнушка, у которой страдания по Алёше не отбили здорового детского голода.
– Тётенька, – обратилась вдруг девочка к Акулине Фоминичне. – Вы… возьметесь учить меня?
– Глупа ты еще. Подрасти маленько, – ухмыльнулась ведьма.
– Нет, тётенька, барин наш удивлялся, какая я смышлёная, – возразила она.
– А зачем тебе знать мое ремесло? Ты же, вроде, всё Богу молилась.
– Бог простит! Только б знать, как… Алёшеньку выручить.
– Ишь ты, прыткая! – покачала головой Акулина Фоминична. – Вроде дочки моей, Акулинушки… Та теперь уж, поди, царицею сделалась, дай-то силы земные ей счастья…
Алёнушка, не понимая ни слова, кивнула и вновь за своё:
– Так возьмёте, тётенька, а?
– Поглядим, – уклончиво обещала Акулина Фоминична.
– Я ж ведь к вам собиралась, как бежала от барина, – напомнила ей Алёнушка.
– А фамилию барина помнишь? – спросил вдруг Денис.
– Как не помнить! Савельев, в точности как отчество у Алёшеньки… Он незлой-то был, барин, девок нашенских жаловал, сечь не велел, а иных зазывал к себе в горницу и сластями разными потчевал, ленты да шали дарил… Матушка говорила: езжай, он тебя не обидит, дитятко, зато ты там в Питере-граде царицу увидишь, и сама словно барышня станешь наряжаться да забавляться…
– И чего ж ты тогда от него убежала? – полюбопытствовала Акулина Фоминична.
– С матушкой страшно было расстаться. И с сестрицами, хоть они меня порой забижали. И с тятенькой, пускай больно стегал, обозлимшись. Куда ж я одна? Там все люди чужие, учёные, знатные…
– А в лесу скитаться – не страшно? – прищурилась Акулина Фоминична.
– Ваша правда, тётенька, страшно, особливо как ящера встретила… Я сперва-то подумала – Змей Горыныч, да пригляделась – он веточки кушает, а меня не заметил… Вдруг – другой, зубатый, напал на того, горло перекусил и принялся в клочья кромсать – вот страху-то было! Мы с Забавой укрылись в ложбинке, я ей морду зажала, чтоб не заблеяла, а сама и не знала, как быти: сбежались прочие чудища, стали убоинку меж собою делить, верещали, дрались, рвали в разные стороны… Я сижу – ни жива ни мертва, и руки уж занемели Забаву держать… Но спаслась ведь святыми молитвами, всякий мир не без добрых людей…


102.

Возвращались они всё в том же порядке. Но теперь Алёнушка шла с Акулиной Фоминичной. Та ей что-то тихо рассказывала, девчушка спрашивала и кивала.
Цезарь, утратив прежнюю резвость, шел за ними след в след.
А сзади, двигаясь в некотором отдалении, замыкали шествие Маша с Денисом. Они, конечно, устали, но им хотелось поговорить, пока их не слышат другие.
Денис рассказал ей о своих ночных размышлениях и о сведениях, добытых у Анны.
– Я и чувствовала, будто всё неспроста, и при всей разношёрстности нашей компании между нами есть нечто связующее, – подтвердила Маша. – И сегодня наша гипотеза превратилась в крепкую версию, не хватает лишь некоторых звеньев в общей цепочке…
– Надо бы расспросить Акулину Фоминичну, – предложил Денис. – Она женщина хитрая, полной правды, возможно, не скажет, но ведь кое-что мы уже вытянули. Мы знаем теперь, где один из провалов, причем наиболее стабильно работающий…
– Ты думаешь, без нее мы сумеем его отыскать?
– Я засёк направление. Другое дело, что Акулина права: лезть в портал, не имея понятия о том, куда тебя вынесет – безрассудство полнейшее. Ей самой почти всё равно, потому что тут много тысячелетий обитали ее прародительницы. Но лично я мезозойскими приключениями сыт по горло, и начинать всё сначала в Плеоцене ли, в бронзовом веке, в эпоху Юрия Долгорукого или в каком-нибудь тридцать третьем столетии совершенно не жажду. А ты?
– Я…
Маша вдруг замолчала, словно обдумывая внезапную важную мысль. А потом остановилась и зашептала:
– Слушай, Денис… Может, я чепуху скажу, но… Мне кажется, там не просто портал и не просто зигзаг, а – петля. Или… бантик. Где господствует нелинейная логика, а причины и следствия могут меняться местами.
– Как это?
– Помнишь, Акулина ляпнула нам – дескать, откуда вы знаете, из какого я времени? А потом рассказывала о своих похождениях в каменном веке…
– И что?
– Сам подумай. Если та девочка, ее дочка, которая там застряла, осталась жива, то именно та Акулина в нашем смысле – хронологически первая!
– Mamma mia! – ахнул Денис. – Это же парадокс о курице и яйце! Кто был раньше – мать или дочь? Ох, загнул, Демиуржище, извращенец такой!
– Равным образом, – продолжала быстро шептать ему Маша, – никто не мешал Акулине по молодости крутить романы в иных временах. И тогда Алёнушка в самом деле должна была встретить в своем восемнадцатом веке ту же самую Акулину…
– О господи! Так она еще и бессмертна!
– Не бессмертна, но очень пронырлива.
…«Эй, ребятки, не отставайте, помилуетесь дома!» – раздался зычный зов Акулины Фоминичны.
– Идем! – закричали дружно Денис и Маша, прибавив шагу, поскольку и в самом деле изрядно отстали.


103.

«Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», – раздавалось из лагеря дружное пение баритона и меццо-сопрано.
Кажется, у Анны с Викусей отношения постепенно налаживались. По крайней мере, спеться им удалось. И сработаться тоже. Дрова были заготовлены аж на несколько дней, очередная ящерица поймана, освежевана и разделана, а в горшке томилось жаркое, приправленное пахучими травами.
– Не нашли? – всплеснула руками Анна, увидев, что они возвратились без Алёши.
– Нашли. Только он убежал в Акулины Фоминичны погреб! – заявила Алёнушка. – А оттудова ходу обратного нет, канул братец мой в край неведомый…
– Край-то как раз совершенно определенный, – поправил Денис. – Тот же самый, где мы сейчас. Только время, куда он попал, точно установить невозможно. И искать его бесполезно. Дверь закрылась или, как Акулина Фоминична выражается, «схлопнулась».
Анна грустно кивнула. Она немного уже разбиралась в причудах и каверзах темпоральной дыры.
– Тридцать три несчастья, гори оно пропадом, – подытожил Денис, усаживаясь к огоньку.
«В чешуе как жар горя, тридцать три богатыря!», – громко продекламировал, вороша уголья в костре, не принимавший участие в разговоре Викуся.
– Батюшки! – ахнула Маша. – Я… я, кажется, знаю… вернее, предполагаю, кто такой наш Алёша и куда он попал!
– И куда же? – скептически хмыкнул Денис.
– В богатырское время. Раннее средневековье. Ему там самое место. Он, похоже, оттуда и был.
– С чего ты взяла?
– Помнишь, мы посмеивались и звали его меж собой «Алёшей Поповичем»? А ведь это могло быть правдой!
– Богомолен не в меру – да, но… Машунь, ты всерьёз полагаешь, что этот парень – из знаменитого трио? Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович?
– Отчего же нет? Ты вспомни фамилию – Одихмантьевы! Я всё время мучилась, думала, отчего она мне знакома…
– Маша, милая, вы бы спросили! – воскликнула Анна. – Это же просто! Был такой богатырь – Сухман Одихмантьевич!
– Ох… – только и смог извлечь из себя обалдевший Денис. – Но ведь богатыри – это Киев, южная Русь…
– Тот Сухман, – продолжала Анна, – служил Владимиру Красно Солнышко, а князь поступил с ним несправедливо и велел, насколько мне помнится, «посадить во глубокий погреб»…
– Портал! – воскликнула Маша. – Значит, в Киеве тоже была аномальная зона!
– Погоди, – прервал ее Денис. – А что потом с Одихмантьичем было? Вышел он из погреба или канул, как наш Алёша?
– История странная, – развела руками Аннушка. – В юности-то читала, не сильно задумываясь – сказка и сказка… Конец же там был такой. Дословно не перескажу, но смысл мне запомнился: князь понял, что напрасно обидел Сухмана, велел отпереть тот погреб, Сухман же, выйдя, не снес пережитого унижения и превратился в некую реку.
– И при чем тут Алёша Попович? – пожал плечами Денис.
– А при том, что человек превратиться в реку не может, – ответила Маша. – Вероятно, этот Сухман просто подал в отставку и куда-то уплыл. Может быть, во владения Юрия Долгорукого. А потом, как знать, стал священником. Преобразился.
– И родил Алёшу Поповича? – усмехнулся Денис.
– Очень запросто мог и родить, – не сдавалась Маша. – Мы не знаем, какое у богатыря Алёши было отчество. Кстати, Сухман – не русское и не христианское имя, а тюркское, и скорее всего, у него про запас имелось другое, данное при крещении. Почему не Савелий?
– Да ну тебя! – отмахнулся Денис. – Чересчур натянуто. И к тому же не имеет никакого отношения к этим местам. Киев много южней.
– Илья Муромец, кстати, был не из Киева, – напомнила Маша. – А Муром отсюда не так уж и далеко. Говорят, там даже сохранилась та печь, на которой он провел тридцать лет…
Тут Маша остолбенело замолкла, уставившись на Викусю.
Проведшего тридцать лет не на тёплой печи, а в мезозойских болотах и джунглях, но всё же…
– Ну, тогда я – Добрыня Никитич! – всхохотнул Денис.
– Боже праведный… – ахнула Анна.


104.

Ее восклицание, впрочем, относилось не к Денисовой реплике, а к появлению очередного нежданного гостя.
Это был, к счастью, не динозавр.
Из леса, пошатываясь, вышел молодой, но шатающийся от усталости и донельзя грязный мужчина в сапогах и военной форме. Увидев их лагерь, он испустил вопль счастья. Однако, вопреки ожиданию, он не побежал навстречу людям, а начал приближаться осторожно и медленно – по шажку.
Когда он подошел достаточно близко, Денис и Маша сразу увидели то, на что все другие не обратили внимания, потому что не знали, что это такое: форма была – немецкая.
– Хенде хох! – грубо гаркнул Денис и схватил на всякий случай топорик опричника.
– Ja, ja, Hitler kaput! – c готовностью отозвался фриц, поспешно воздев руки вверх.
Оружия у него, скорее всего, не было. Только палка, которую он отбросил в сторону. И нож на поясе.
– Kommen Sie bitte zu uns, – приветливо подозвала его Аннушка, бросив Денису с легким упреком: «Мой друг, разве можно быть таким нелюбезным»…
– Да это ж фашист недобитый! – вспыхнул Денис. – Или ихний шпион!
– Kein Faschist! – замотал головою пришелец. – Und gewiss kein Spion! Ich bin ein redlicher Mensch!
– Что он говорит? – повернулся Денис к Анне, которая единственная из них знала немецкий.
– Он уверяет нас в своей добропорядочности, – перевела Анн.
– Понятно. «Наш дядя самых честных правил», – ухмыльнулся Денис. – Спросите, кто он и откуда?
– Ich will sie alles gern erklaeren, – прохрипел немец, выслушав Аннин вопрос, – aber geben sie mir bitte um Gottes Gnade etwas zu trinken …
– Что?..
– Воды, говорит, напиться дайте, – отозвалась вдруг Акулина Фоминична.
Из-за спин старших вынырнула улыбчивая Алёнушка с глиняной плошкой водицы.
Немец остолбенел.
– Woraus kommst du, mein schoenes Kind? – спросил он хриплым шёпотом.
– Откуда ты, прекрасное дитя? – автоматически перевела Анна.
– Из лесу, вестимо! – как ни в чем не бывало, отозвалась девчушка.
Денис и Маша дико захохотали.


105.

Как удалось выяснить с Анниной помощью, пришелец выскочил из темпорального лаза в тот самый момент, когда туда провалился Алёша – и спрятался в тёмном углу, потому что услышал человеческие голоса и Цезарев лай. Когда Акулина Фоминична и все прочие удалились, он осторожно вылез и, крадучись, последовал потихоньку за ними. Он боялся, что его обнаружат и уничтожат прежде, чем он хоть что-нибудь объяснит – собственно, и в подвал он полез, чтобы спрятаться от явившихся в хижину с обыском милиционеров с собакой. То, что на сей раз пришли не представители власти, он вскоре понял, расслышав женские голоса. Как понял и то, что очутился в какой-то странной реальности, ничем не похожей на подмосковный лес середины XX века. Лес выглядел совершенно неузнаваемым, и звери по нему бродили совсем непонятные, вроде древних драконов. Естественно, он испугался и решил, что прибиться к людям – наименьшее зло в его теперешнем положении. И он пошел по следам. Однако из осторожности двигался медленно и добрался до лагеря позже. Но оставаться в лесу в одиночестве он не хотел – было очень уж страшно.
Кто он? Да, немец. Вернее, австриец. Да, солдат. Но – отнюдь не по собственной воле! Повинность. Аншлюс! Всех брали. Он даже счастлив, что русские сбили его раньше, чем он успел сбросить хотя бы одну бомбу на прекрасный город Moskau, где когда-то жил его дедушка. Но война есть война, а приказ есть приказ. Это был его первый самостоятельный вылет. И – последний, Gott sei Dank…
– Aber wie heissen Sie? – спросила, не дождавшись, что он соизволит представиться, Анна.
– Ah, verzeihen Sie mir, liebes Fraulein! – хлопнул себя по лбу немец. – Ich bin Thomas Gottlob Baron Stein von Felsburg!
– Томас Готлоб, барон Штейн фон Фельсбург, – повторила задумчиво Анна и как-то странно взглянула на гостя.
– Батюшка!! – простонала Акулина Фоминишна и невольно перекрестилась. – Ох, силы небесные!.. Батюшка мой!...

106.

Пока барона кормили ужином, Акулина поведала небывалую повесть.
«Во время войны, мои милые, то ли году в сорок первом, то ли уж в сорок втором, сбили наши немецкий самолет – заблудился, должно быть, или пытался уйти от летевших вослед истребителей. Самолет-то нашли на том берегу, в болоте, и немец один там мертвый лежал. А другой убёг, перебрался через Змеиху и постучался в ночи к моей матушке. Та его и укрыла. Ей – что, мы, ведьмы, в войнах людских не участвуем… И сидел он там, горемычный, несколько лет и зим, и уйти никуда не дерзал – изловили бы ведь и убили. А быть может, и матушка не пускала его – нам неважно, немец, не немец… Фомою звала, оттого и я – Акулина Фоминична. Только я родилась уже позже, когда он пропал, прожимши тут года три или больше. Дело было после войны, летом сорок шестого. Пришли, – так матушка говорила, – милицанеры с собаками. Видно, донос кто-то сделал из деревенских, увидав в лесу чужака, лопочущего не по-нашенски. Матушка его сразу – в погреб. Сиди, велела, не выходи. А сама тем милицанерами глаза отвела, все углы в избе показала, а того, что за печью, они и в упор уставясь, не видели. Удалились – матушка в подпол, выходи мол, Фома – только там никого. Поняла она, что со страху он вринулся в заповедную дверцу. Да что было делать? Не гнаться ж за ним. Тем паче матушка была уж мною чревата. А больше ей от него ничего и не надобно было. Мужик – от него в дому только грязь и докука. Так и выросла я, не ведая, кто мой родитель. Фома так Фома – невдомёк мне, махонькой, было, что никакого Фомы поблизости тогда не водилось. Лишь когда подросла и разумною стала, матушка мне открыла, откуда он взялся и куда запропал»…
– Да, вот это история, – покачала головою Маша. – Покруче богатырей. Там – лишь наши догадки, а тут – настоящая быль.
– Подтверждающая, между прочим, что мы имеем дело не просто с дырой, а с петлёй. Где возможно смешение прошлого с будущим, – отозвался Денис.
– И концов не найти, – безнадежно кивнула Маша.
– Отчего же? – спросила Анна и призналась: – Я… тоже немного причастна к истории Томаса Готлоба. Верней, его дальних предков.
– Вы?!...
– Моя покойная матушка – урожденная Фельсбург. Ее дедушка был младшим отпрыском знатного австрийского рода и во время наполеоновских войн уехал в Россию и поступил на военную службу. Погиб он в битве при Ватерлоо. Малолетний же сын его был воспитан в Пажеском корпусе и женился на девице Нехлебовой. У них было двое детей. Старший сын, воспитанный в католической вере, возвратился в Австрию, где получил наследство и баронский титул от дяди, а дочь, взращенная в православии, вышла замуж за папеньку, став Казениной.
– Значит, Томас-Фома, отец Акулины Фоминичны, вероятно, отдаленный потомок вашего… дядюшки? – спросила Маша.
– Да, скорее всего это именно так, сейчас я его расспрошу, – сказал Анна и повернулась к гостю: – Bitte, Herr Baron, koennten Sie mir erzaelen…


107.

Поначалу рассказ Томаса о его знатных предках и родственниках был довольно спокойным. Вероятно, он начал со средних веков и Крестовых походов. Иногда в его речи мелькали знакомые всем имена – Мария Терезия, Павел, Бонапарт, Александр, Франц-Иосиф. Потом его голос начал повышаться и даже срываться. Наконец, он вскочил и с отчаяньем выкрикнул:
– Wo sind meine Soehne?! Was hat diese Hexe mit ihnen getan?!
– О чем он? – спросил Денис.
– О семейном несчастье, – вздохнула Анна и обратилась к словно набравшей в рот воды Акулине Фоминичне: – Голубушка, вы не слышали, часом, от вашей родительницы, что случилось с другими детьми?
– Какими детьми? – насупилась ведьма.
– Барон говорит, будто ваша покойная матушка три года тому назад родила от него близнецов, двух мальчиков, но однажды ночью детишки бесследно исчезли.
Акулина пожала плечами и ответила неохотно:
– Бывает.
– Как это? – изумилась и возмутилась Маша. – В погреб она их, что ли, кинула? Или утопила в Змеихе?
– Ну, зачем, – возразила ведьма. – Мы ж не изверги. А только мальчикам нечего в ведьминском доме делать. Надо от них избавляться, чем раньше, тем лучше. Пока совсем несмышленые. И пока мать к ним душой не пристала.
– И… что же бывает с такими детьми? – округлились глаза у Маши.
– Ничего. Их подкидывают. Прежде, до революции, к местному батюшке. Или же в богадельню.
– И вы не знаете, куда ваша мать…
– Да откуда мне знать?! – взъярилась ведьма. – Она, что ли, мне исповедовалась?! Положила корзинку с приплодом на чей-то порог – и была такова!
– А вам-то разве не интересно узнать, где ваши братья?
– Слушай, милая, – рявкнула Акулина Фоминична. – Я впервые ныне услышала, что там были какие-то братья! Ничего с ними, думаю, не стряслось – отвезли в детский дом, справили метрики, вырастили… А здоровье у ведовского исчадия крепкое, должно быть, живут-поживают…
Конечно. Лет им не так уже и много. Если самой Акулине Фоминичне, как выяснилось, шестьдесят, то близнецы еще даже не пенсионеры…
Тут у Дениса похолодело в кишках.


107.

– Кажется, – молвил он подурневшим голосом, – я всё понял.
– Что ты понял? – испуганно спросила уже почуявшая недоброе Маша.
– Понял, какая может быть связь между ними и нами. Погляди сама: наши дедушки, Максим Иванович и Никита Иванович – не просто братья, а близнецы. Так?
– Да, но ведь…
– Оба росли в детдоме. Так?
– Ну, так.
– Родились летом 43-го. Сходится?
– Совпадение! Мало ли было в военное время детишек-сирот!
– А чего же тогда нас с тобой как магнитом притянуло сюда, в этот лес?
– По случайности! Надо было идти по дороге, как все!
– У каждого – свой собственный путь, – проронила вдруг Акулина Фоминична. – И случайных путей не бывает.


108.

Маша внезапно подпрыгнула: в кармане брошенного возле хижины рюкзака заиграл «Турецкий марш».
Денис быстро выхватил сотовый, отдал ей.
– Да, слушаю! – заорала она.
– «Машунь, вы еще загораете?» – послышался приглушенный, но узнаваемый голос ее мамы, Людмилы Максимовны.
– Еще как загораем! – нервно хихикнув, ответила Маша.
Полный идиотизм.
– «Значит, вас к обеду не ждать?»…
У Дениса глаза полезли на лоб. Неужели там, в параллельной реальности, время остановилось, и со времени их прогулки к карьеру прошла лишь пара часов, а не месяц?!...
– Нет, придем, когда сможем! – бодро сказала Маша.
Да и что еще было сказать? Дорогая мамочка, выручи нас, пожалуйста, потому что мы угодили в темпоральную петлю и встретили в Мезозое под раскидистыми плаунами собственного прадедушку, оказавшегося недобитым немецким солдатом?..
– «Математикой между делом все же позанимайтесь!» – напомнила Людмила Максимовна.
– Да, конечно, мы только ею и занимаемся! – съязвила Маша, но мама юмора не оценила.
– «Ну, пока, не забудьте, вечером – барбекю»…
– Мама, постой! – отчаянно вскрикнула Маша. – Постой, я хочу спросить…
Господи, что тут можно спросить?!...
– У нас с Денисом зашел разговор о родне, и мы стали гадать, откуда у наших дедушек эта фамилия…
– «Из детдома!» – откликнулась Людмила Максимовна.
– Знаем. Но почему вдруг – Орловы? При них что, записка была? Или в честь кого-то назвали?
– «Записка была. И она сохранилась у Денискина дедушки. На самом деле они совсем не Орловы. А – Акулинины. Он что, никогда не рассказывал эту историю?»
– Мы… не спрашивали.
– «Почему Акулинины, трудно сказать – может, мать их так звали, деревенскую тетку какую-нибудь. А в детдоме придумали фамилию покрасивее. Сиротки и без того обездоленные, так их бы еще и «Акулькиными» дразнили. Думаю, дело было именно так. Да вы сами Никите Ивановичу позвоните, он лучше знает»…
Максим-то Иванович, Машин дедушка, умер в прошлом году от инсульта – совсем еще молодым по житейским меркам…
– «Ну ладно, Машунь, у меня уже деньги кончаются, если что – вы звоните. Целую! Пока!»…
Отключилась.
Экранчик погас.
Машка, как сумасшедшая, одновременно улыбалась и лила потоками слёзы.
Акулина Фоминична влезла в свой «сидор» и достала оттуда бутыль с самогоном. Плеснула немного в железную крышку и протянула Маше: «Выпей, внученька, худа не будет»…
Маша выпила и закашлялась.


109.

– Знаете, налейте мне тоже, – попросил Денис.
– И тебе, внучок, с превеликой радостью, – отозвалась Акулина Фоминична.
Самогон для его нутра был совсем непривычен – он и водку-то пил всего раз в турпоходе с приятелями.
– O, Schnaps! – заблестели глаза у Томаса. – Samogon!
– Пейте, батюшка, – подала ему ведьма целую плошку.
Странно было смотреть, как шестидесятилетняя дочь наливает порцию самогона отцу, которому не было и тридцати…
– «И я там был, мед-пиво пил», – прокомментировал происходящее очередной цитатой Викуся.
– И ты, получается, родственничек! – улыбнулась ведьма, готовясь налить и ему.
– Акулина Фоминична, что вы, он же… он не умеет пить, он еще совсем как ребенок! – забеспокоилась Анна.
– «А царица над ребенком как орлица над орленком», – опять ухватился за знакомое слово Викуся и самовольно налил себе самогончику в плошку.
Хряпнул. Крякнул. Да что ему! Решил повторить. Тут уж ведьма вмешалась и выхватила у него из лапищи шкалик: «Будет тебе, орёл, раскудахтался!...
Анна над чем-то крепко задумалась.
И сказала торжественно, словно пророчица:
– Знаю.
– Что вы знаете? – удивился Денис.
– Разгадку. Почему Акулинины стали Орловыми. Это же просто!
– Кому как.
– Вас в гимназиях разве не учат латыни? – удивилась она. – «Аквила» по-латински – «орёл». Акулина значит – «Орлиная». Видимо, тот приютский врач, который осматривал бедных подкидышей, был хорошо образован. Он перевел их фамилию с латыни на русский – вот и всё.
«Пушкин может стать мостиком», – вспомнил вдруг Денис сказанные им недавно Анне слова.

110.

Ночь прошла без каких-либо происшествий.
А наутро вспыхнул скандал.
Из всей компании только Анна могла беседовать с Томасом, который, невзирая на несколько лет, проведенных у ведьмы, знал по-русски лишь несколько слов. То ли ревнивая Акулина преднамеренно не учила его языку, общаясь с ним телепатически, то ли сам он не очень стремился к усвоению «варварской» речи. Иностранцы ведь иногда куда охотнее учат какой-нибудь древнегреческий или китайский, нежели русский язык, хотя древней Греции больше нет, Китай далеко, а Россия почти под боком, и живут там вполне еще белые люди. Томас, кстати, владел французским и латынью – но, опять-таки, кроме Анны, его познания оценить никто из присутствующих не мог. А еще он когда-то учился играть на рояле и флейте, и вновь только Анна была способна поддержать разговор на приятные музыкальные темы.
Маша с Денисом относились к их диалогам спокойно. Даже радовались, что не им придётся возиться с новым пришельцем, потому что их немецкий словарь состоял из набора отрывочных выражений, почерпнутых из кино про войну – выражений, как правило, не особенно вежливых.
А Викуся стал ревновать.
Он ходил кругами мимо Анны и Томаса, то и дело прерывая их разговоры какими-то вопросами и замечаниями. Слов он не понимал, но чуял, что эти двое симпатичны друг другу. Анна вряд ли питала к пришельцу какие-то чувства, помимо свойственной ей учтивой благожелательности. Зато Томас был явно воодушевлен и старался изо всех сил понравиться ей. Викусю это сердило, но до поры до времени он терпел, подчиняясь безмолвным укоризненным взглядам Анны.
Однако, когда после какой-то реплики Анны немец вдруг встал перед нею по-рыцарски на колено и поцеловал ей руку, терпение Викуси иссякло. С гневным воплем «Изыди!» – он схватил с очага котелок и плеснул на Томаса ощутимо горячей, хотя, к счастью, еще не закипавшей водой.
«Donner und Teufel!» – вскочил, изрыгая ругательства, Томас.
«Bitte, verzeihen Sie ihm!» – поспешила Анна извиниться за Викусину выходку и, схватив его за руку, оттащила прочь от немца, в которого тот готов был уже вцепиться бульдожьей хваткой.
– Милый, как ты себя ведёшь? – напустилась на Викусю она со всей строгостью, какую смогла отыскать в душе и в голосе. – Это – гость, и к тому же мой родственник, понимаешь?
– «С горя начал я чудесить», – понуро ответил Викуся очередной цитатой из Пушкина. Собственных слов у него, видимо, не нашлось.
– С какого горя? – удивилась Анна. – Что он тебе сделал?
– Ты – моя! – заявил Викуся. – Никому не отдам!
Анна остолбенела, не зная, как реагировать.
Обстановку разрядил подоспевший Денис.
– Аннушка, – посоветовал он, – по-моему, вам пора приступать к изучению лирики. И пополнить его лексикон подобающими выражениями. «Я вас любил» и тому подобное. Похоже, детство уже позади.
Анна тихо зарделась.


111.

Шутки шутками, но в едва сложившейся после бегства Алёши компании близких и дальних родственников назревал любовный конфликт. Викуся грозно зыркал на немца, едва тот пытался приблизиться к Анне. Томас же, опасаясь открыто мериться силами с буйным поклонником Анны, лишь презрительно фыркал, наблюдая его эскапады, а однажды изрек в его адрес уничижительное: «каннибал!»
– Ну, это уж слишком! – вступился за честь Викуси Денис.
– Ты не понял, он сказал – «Калибан», – поправила Маша.
– А что, есть разница?
– Есть, конечно! Калибан – один из героев «Бури» Шекспира. Ужасный злобный и грубый дикарь, пытающийся овладеть прекрасной Мирандой.
– Образованный человек этот Томас, однако!
– Денис, когда-то драмы Шекспира изучали детишки в школах. Аннушка, между прочим, тоже.
– Лично я из Шекспира знаю только три вещи: «Ромео и Джульетту», «Гамлета» и «Отелло». Да и те – по кино. И, кстати, по-моему, Отелло – это как раз про Викусю. Анне надо быть осторожней.
– Но она – наш единственный переводчик!
– Что же, устроим тут небольшой практический семинарчик по языкам и дружно освоим немецкий! Или научим Томаса русскому. Иначе эти двое когда-нибудь сцепятся.
– Боже мой, неужели никак нельзя без стычек и свар? – сокрушенно заметила Маша. – Отчего вам, мужчинам, так необходимо из-за чего-нибудь цапаться? А?
– Гены, верно, такие, бойцовские, – усмехнулся Денис. – Или дамы… так хороши.


112.

Их шушуканье было прервано появлением Акулины Фоминичны.
– Знаете, дорогие мои, – заявила она, – я поразмыслила своим бабьим умом и сочла, что, пожалуй, разумнее будет нам с батенькой и Алёнушкой воротиться в избушку. Коли лаз в подвале снова откроется, мы пойдем туда вместе, и уж вместе будем спасаться, куда б нас ни вынесло. А не откроется – мы и так проживём, место заговорённое, видели сами, чужой не подступится. Печку будем топить, расчистим делянку, травки посеем… Забаву с собою возьмем – она же Алёнушкина, и девчоночке нужно пить молочко…
– Возможно, так будет лучше, – согласился Денис. – Хотя бы на время. Пока страсти вокруг Анны улягутся. Только согласится ли Томас?
– А я его тоже… заговорю, – улыбнулась хитро Акулина Фоминична. – Пойдет за нами смирнёхонько…
– Да как же вы будете с ним разговаривать? – удивилась Маша.
– Алёнушка бойкая да смышлёная, скоро выучится лопотать по-немецки, а я… Мне и слов-то обычно не надобно, чтоб нутро человека понять.
– В добрый час! – согласился Денис, которому было жалко расставаться с Алёнушкой, но который охотно бы сплавил куда-нибудь двоюродную бабку-ведьму вместе с прадедушкой – ветераном «Люфтваффе».
– Ну и ладненько, пойду собираться, – кивнула Акулина Фоминична.


113.

Имущество поделили честно.
Акулина оставила в лагере зажигалку, пару свечей, бутыль с остатками самогона и несколько рыболовных крючков. А взамен уходившие получили козу Забаву, Алёшин кафтан и молитвенник, глиняный горшок и топорик.
– Быть может, отдать им одну из кобыл? – предложила Анна, чувствовавшая себя без вины виноватой в возникшем раздрае.
– А что! – поддержал Денис ее мысль. – Всё равно мы их никак не используем, лишь выгуливаем и кормим. Пустить на мясо – жалко. Пахать пока нечем и нечего, сеять – тоже, верховые прогулки среди динозавров рискованны… Пусть забирают!
И участь Ёшки была решена. Акулина сказала, что они дрова и воду на ней будут возить, а если дойдет до крайности, то и съедят.
Алёнушка всё принимала как должное, но, расставаясь с друзьями, всплакнула: «Бог вас спаси!»…


114.

В лагере сразу стало пустынно и тихо. Ни раздоров, ни споров, ни песен, ни звонкого детского смеха. Обычные звуки – лай Цезаря, фырканье осиротевшей Чайки, надрывные крики пасущихся в окрестных лесах и лугах динозавров – воспринимались как обыденный фон. В большей хижине, рассчитанной на пятерых-шестерых человек, остались лишь Маша с Денисом – не могла же Анна теперь выселить из своей каморки Викусю! В конце концов, он-то и строил их милое гнёздышко…
Интересно, они уже договорились о свадьбе или решили начать семейную жизнь потихоньку, без лишней огласки? Обвенчать их теперь было некому: из Дениса священник вышел бы никакой, а Маша могла бы предложить им лишь изобретённый ею самою обряд, сильно пахший язычеством.
А, ладно, не наше дело, пускай разбираются сами.
Ночное дежурство взял на себя Денис, но Маша решила составить ему компанию.
Они уселись возле костра, изредка добавляя по веточке и наслаждаясь хрупким спокойствием.
Маша подняла вдруг лицо к небу, мечтательно вымолвив – «ох, красота!» – и вдруг тихо ойкнула: «Что это?!»…
Уже несколько дней у Дениса не было времени или возможности разглядывать звёзды – то облачность, то вахта выпадала на предрассветные часы, то мешали другие занятия.
«Фью-тю-тю!» – присвистнул он. – «Ни фига себе!»…


115.

Та мохнатая, как хризантема, звезда, которую они с Машей углядели в странной близости от Луны чуть ли не месяц тому назад, резко увеличилась в размерах и сверкала над головой как софит – невыносимым для человеческих глаз неоновым светом.
– Похоже, это совсем не звезда, – озабоченно, но стараясь не паниковать, заметил Денис.
– А что? Не тарелка же с марсианами?
– Ну, будь я Демиургом, я бы не упустил возможность устроить нам первый контакт с межпланетным разумом, – отшутился он. – Представляешь, Машунь: садится на берег Змеихи летательный аппарат с какой-нибудь Бета Дракона, вылазят оттуда зеленые в крапинку шестиногие ящерицы, находят тут динозавров и нас, и законно решают, что разумные твари – они, а мы – просто так, вроде мышек-зайчишек…
– Да ну тебя! Не смешно.
– Я о том же. Тарелка и даже кастрюля с пришельцами была бы, пожалуй, для нас наименьшим злом. Похоже, это громадный метеорит. Или, не дай бог, астероид. Небольшая такая планетка. Но жизнь на ней водится разве что в виде бактерий.
– Он… астероид… врежется в нас?
– В Землю? Кто же его знает! Судя по выкладкам академиков, огромный метеорит, изменивший климат Земли и нарушивший мирный быт звероящеров, рухнул позже. Причем намного. Лет шестьдесят миллионов тому назад, считая от XX века. Точней не скажу, не помню.
– А у нас сейчас… какой... ну, как назвать, не знаю…
– Судя по тому, что мы наблюдаем вокруг себя и птеродактилей, и стегозавров, и тиранозавров, мы где-то в конце Юрского периода – то есть примерно сто тридцать миллионов лет тому назад. Дата, опять же, весьма приблизительная. Я могу ошибаться миллионов на пять или десять.
– Хорош математик!
– А ты, как историк, должна бы лучше меня разбираться в датах.
– Вот именно: как историк. А мы сейчас в доисторических временах. Поэтому этих дат от нас не требовали. Людей-то здесь нет, потому – нет истории.
– Ничего себе – нет! Нас тут – семеро! Три семьи! С перспективами прибавления! Прообраз будущего счастливого человечества!
– Значит, скоро не будет никаких перспектив. Ни на что и ни у кого, – заметила Маша дрожащим голосом.
Денису очень хотелось соврать, чтоб утешить ее. Но соврать он не мог: и глаза, и мозги у нее были на месте. Она видела, как звезда возросла в размерах, и понимала, что это может значить.
– Ничего мы с этим не сделаем, – вздохнул Денис. – Остается надеяться, что в последний момент эта дура куда-то свернет и все-таки просвистит мимо нас. Или врежется прямо в Луну.
– Ага, и отколет кусок, который окажется еще больше самого астероида, – иронически хмыкнула Маша.
Она бодрилась, но ей было страшно.
– Быть может, всё не так скверно, – попробовал успокоить их обоих Денис. – Эта фигня может шваркнуться совсем в другом полушарии. Земля ведь вращается. Чего ради нам преждевременно паниковать? Если метеорит изберет местом жёсткой посадки Америку, нам вообще беспокоиться не о чем. Если рухнет прямо на нас, так тем более – не успеешь «мама» сказать! Но если, что вероятней всего, траектория будет кривой, то и место падения может оказаться так далеко, что до нас дойдут лишь слабые отголоски. Ну, потрясет немного, погода испортится, попрохладнее станет...
– Денис, а ты сам в это – веришь? – спросила Маша пронзительным шёпотом.
– Верить можно только в богов, а я говорю о вполне научных прогнозах.
– Но ведь должен быть – смысл!
– Смысл? Ты о чем?
– О жизни. О бытии.
– Опять за своё? Никогда не слыхала историй вроде: шел человек домой, нес авоську с кефиром и хлебом – бац, сосулька – и нет человека!
– Но тогда всё равно остаётся хоть что-нибудь: дети, родственники, ученики, какие-то записи, вещи, дела…
– А детишки? Которые погибают при крушениях самолетов? Или от рук негодяев? Как тут с высшим смыслом?
– Не знаю. Я не Бог, чтобы дать тебе внятный ответ. Но всё-таки человечество остаётся, и жизнь продолжается… А у нас – никакой перспективы. Это… несправедливо, нечестно!
– Похоже, Демиургу наскучило обеспечивать нашу компанию приключениями, и он решил нас… э-э… дефрагментировать. То есть разом очистить место на диске. Тут он вовсе не оригинален: старик прибегал к тому же самому средству не раз – это мы с тобою уже обсуждали.
– Но зачем тогда – всё?!
– Просто так. Игра есть игра. Как ты не понимаешь?
– Не понимаю. Я не хочу быть ни фишкой, ни пешкой.
– Приехали. Разве нам даны варианты? Бежать куда-либо бесполезно, как и строить укрытие.
– Укрытие – есть. Подпол Акулины Фоминичны. Если выяснится, что астероид рухнет поблизости, нам бы лучше заранее сосредоточиться там и попробовать переместиться через портал. Куда бы ни вынесло! Денис, я – жить хочу! Не хочу умирать! Я еще ничего не успела, совсем ничего!!..
Он мог лишь обнимать ее и целовать.
Слов уже не осталось.
Как, пожалуй, и времени.
Звезда – летела на них.


116.

Утром Маша проснулась от нелепого треньканья. Вновь – «Турецкий марш»!
– Слушаю, – машинально сказала она сквозь полудрёму, схватив телефон.
– «Детки, вы что там, ночевать собрались? – послышался голос Людмилы Максимовны. – Погода хорошая, я понимаю, но скоро начнет темнеть… Давайте домой, мы вас ждём! Папа торт из Москвы привез – желейный, какой ты любишь!»
– Да, сейчас соберемся, – пролепетала ошарашенно Маша.
– «Жду! Пока!»
Телефон отключился. Связи, как и ранее, не было.
Рядом спал Денис. Маша кое-как растолкала его: «Дружочек, вставай! Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?» – «Ну?», – сонно хмыкнул он. Маша не отставала: «Мы уходим отсюда! Все вместе! Быстренько объясняем про астероид Анне, грузим вещи – и в путь!»…
– Чё? – переспросил не сразу пришедший в себя Денис. – Куда?
– Туда! На мамино барбекю и желейный тортик! – обозлилась Маша.
– Кончай чепуху городить…
– В Акулинин портал! И живей, пока наши часы еще тикают!
Он всё вспомнил. Вскочил. Лихорадочно начал запихивать вещи в рюкзак.
А Маша пошла подготавливать Викусю и Анну.


117.

Они двигались медленно: Чайке было трудно идти по дремучему лесу, где на каждом шагу приходилось преодолевать завалы и ямы, а бросить кобылу на произвол судьбы они не отважились.
Вёл всех Цезарь, запомнивший дорогу лучше двуногих. Денис едва находил свои зарубки, почти мгновенно зараставшие в жарком и влажном климате мхом и лианами. Викуся, мало того, что тащил на спине львиную долю их скарба, время от времени переносил на руках через всяческие препятствия Анну. Попытки Дениса сделать то же самое с Машей натолкнулись на ее возмущенный отпор: «Твои силы еще пригодятся!».. Он не обиделся. Машка нервничала, и это было понятно. Хорошо еще, что не плакала.
У Дениса настроение было тоже премрачное. Его осенило, откуда вообще тут мог взяться темпоральный портал и вся аномальная зона с искривленным пространством и временем. Но сказать это Маше язык просто не поворачивался. И он пытался сам себя мысленно разубедить в том, что зигзагообразный разлом в земной коре вдоль русла Змеихи появился совсем не из-за падения именно этого метеорита – за множество миллионов лет что тут только, должно быть, не падало…
– Жаль, что мы не догадались отдать Акулине второй телефон, – сказала вдруг Маша.
– А толку? – отозвался Денис. – Связь отсутствует.
– Когда как. Мне вот утром снова мама звонила.
– Шутишь?!
– Нет. Там у них ранний вечер, папа с работы приехал и тортик в честь твоего визита привёз. Сидят, дожидаются, когда мы подгребем – усталые, но довольные.
– Не дождутся, пожалуй, – мрачно заметил Денис.
– А вот мне показалось… мы все-таки выкарабкаемся!
– «Если кажется – лучше окстись», – вспомнил давнюю поговорку Денис.
– Да, оно не мешает, – на полном серьёзе ответила Маша. – А я еще Богородице помолюсь, вдруг поможет…


118.

Не помогло.
Грохнуло ближе к вечеру.
Где-то довольно-таки далеко, юго-западнее.
Но жуть была полная. Перед самым падением метеорита всё затихло. А свет стал каким-то искусственным, потому что даже в джунглях сделалось ясно, словно от тысяч включенных на каждой ветке галогеновых ламп. Потом – будто небо треснуло пополам. И – страшенный удар. Земля покачнулась и, похоже, немного сошла с орбиты.
Путников придавило к земле. Цезарь истошно вопил почти человеческим голосом: «Уй-уй-уййй!»… Чайка хрипела и испускала беспомощно-остервенелое ржание. Викуся заслонял Анну собой от незримой пока что напасти. Маша сидела, закрыв лицо руками и ничего не слыша и не говоря. Лишь Денис пытался понять, что же всё-таки происходит и откуда явится ЭТО.
Шум нарастал, но природа его была непонятна. Больше всего это напоминало хаос в эфире, многократно усиленный через динамики.
– Цунами!! – в ужасе догадался Денис.
Метеорит или астероид – они так и не договорились, как его называть – рухнул в море и поднял волну, которая шла на них, запросто захлестнув противоположный, болотистый и низинный, берег Змеихи.
«Через пару минут всё будет кончено», – подумал он, но все же счел своим долгом крикнуть:
– Девчонки, хватайтесь за то, что плавает, и держитесь покрепче!
Анна зачем-то вцепилась в гриву Чайки и попыталась ее оседлать. Боги, Анна же не умеет плавать, так и не научилась… Интересно, сколько Чайка продержится в бурной волне среди туш динозавров и сломанных ураганом стволов…
Денис схватил Машу за руки:
– Милая, ну вставай, давай, шевелись, иначе нам крышка!
Ее губы невнятно шептали что-то вроде молитвы.
Он обнял Машу, чтоб, если погибнуть, так – вместе.
И – грянуло.


119.

Прокатившись несколько километров и натолкнувшись на высокий берег Змеихи, заросший лесом, гигантская волна немного сбавила скорость и уменьшила ярость удара.
В последний момент вцепившись в бревно плауна, Денис-таки выплыл и, борясь из последних сил, вытащил из крутящейся пены почти бездыханную Машу.
– Держись!! – проорал он ей прямо в ухо, потому что грохот воды заглушал все иные звуки.
Она инстинктивно послушалась, но по лицу ее было ясно, что ни в какое спасение она больше не верила.
Анну с Викусей, вцепившихся в Чайку, уносило всё дальше и дальше – вероятно, Анна кричала, но из-за ветра и шума волн ее не было слышно… Уже через несколько минут разглядеть их стало почти невозможно, и лучше было не думать, что с ними сталось…
Дениса с Машей тоже крутило из стороны в сторону, однако они уже поняли, что остались в тылу у приливной волны и плыли по бывшему руслу Змеихи, вышедшей из берегов. Там и сям виднелись головы и тела динозавров – и мёртвых, и пока что живых, но совсем ошарашенных и охваченных паникой.
– Давай выбираться верхом на бревно!! – приказал Денис и, поднатужившись, оседлал спасительный ствол. Маша с его помощью сумела-таки сделать то же самое.
Однако управлять своим судном они никак не могли. Их несло и вертело, как щепку.
– Господи, лучше б – сразу! – крикнула Маша в отчаянии.
– Прекрати истерику! – рявкнул Денис. – Будем воспринимать это как хулиганскую выходку нашего Демиурга! Не дрейфь, игра продолжается!
– Ничего ты не понял! – как сумасшедшая захохотала она. – Это – не Демиург! Это – Бог! Он решил показать нам, кто тут хозяин! Чтоб не вмешивались, куда не положено!
– Машка, ты рехнулась?! – испугался Денис.
– Нет! До меня вдруг дошло: мы искали – не то и не там!
И, уставив безжалостные глаза на Дениса, сказала:
– Демиург – это МЫ. Понимаешь?!...


120.

Объяснить свою мысль она не успела.
Их бревно захватил мощный водоворот.
Видимо, он возник в том месте, где Змеиха впадала в бушевавшее море, и сшибались два течения, многократно усиленные наводнением и неслыханным штормом.
– Машенька, я люблю тебя! – прокричал Денис и приник к ней.
– Я тоже!
Это было последнее, что он услышал.



ЭПИЛОГ 1


…Едва заметную лесную тропинку к песчаному карьеру, давно уже превратившемуся в замечательный пруд с чистейшей бирюзовой водой, перегородил толстый ствол упавшей сосны. Видимо, дерево рухнуло совсем недавно, во время последней майской бури, когда в Московской области объявляли штормовое предупреждение, и на даче Ярцевых молния угодила в старую грушу.
Денис и Маша переглянулись. Обходить сосну было лень – тогда пришлось бы продираться через густой кустарник. Теперь понятно, почему по тропинке перестали ходить отдыхающие. Там, за стволом, следы человеческих ног вообще не просматривались. Старики и люди с детишками, шедшие на карьер купаться, вероятно, просто поворачивали назад, благо, расстояние до нормальной дороги невелико. А грибникам в лесу пока делать нечего.
«Ну чё, перелезем?» – предложил Денис.
«Да ну, неохота царапаться», – поморщилась Маша. – «Давай вернемся назад и пойдём, как белые люди».
«Как хочешь!» – пожал плечами Денис, поправив лямки увесистого рюкзака.
И они повернули назад.



ЭПИЛОГ 2

Десять лет спустя.
Преуспевающая молодая писательница, автор исторических фэнтези, Мария Сергеевна Ярцева, и ее муж, талантливый программист Денис Григорьевич Орлов, сидели на террасе своего коттеджа на берегу красивого рукотворного озера близ модного дачного поселка Коловратовы Броды.
На лужайке играли их дети – Алёшенька и Алёнушка, оба светлоголовые, как мама, и кудрявые, как папа, но различавшиеся цветом глаз: голубых у Алёшеньки и карих, папиных, у Алёнушки. За ними присматривала, сидя под пляжным зонтиком, гувернантка Анна Петровна, милая девушка лет тридцати, имевшая три высших образования и знавшая английский, немецкий, французский, латынь и основы музыкальной грамоты. Время от времени Анна Петровна вынимала из китайской фарфоровой вазочки и мечтательно нюхала роскошную чайную розу, преподнесенную ей садовником – Виктором, которого Мария Сергеевна и Денис Григорьевич называли просто «Викусей». Парень был здешний, из Коловратова, и семья Ярцевых знала его с самого детства – он порой заходил к ним со своей бабушкой, Акулиной Фоминичной, носившей им козье молоко и целебные травы (конкурентки сеяли слухи, будто она была ведьмой, но Маша в это не верила). Викуся, попав в аварию, несколько лет пребывал в амнезии, и до сих пор у него в голове иногда что-то путалось – впрочем, он был парнем хорошим, работящим и честным, а вдобавок очень любил на досуге читать и мог часами декламировать стихи Александра Сергеевича Пушкина…
– Хорошо-то как! – сказал, растянувшись в шезлонге Денис.
– Да, но когда просидишь тут месяц безвылазно, становится скучно, – заметила Маша.
– А роман про опричников ты закончила?
– На прошлой неделе, пока ты мотался в Нью-Йорк.
– Жалеешь, что не поехала?
– Нет. Чего я там не видала? Вот если бы куда-нибудь в джунгли… К комодорским варанам, на Галапагосы…
– Можем съездить всей семьей в зоопарк. Но не дальше. Ты же знаешь, что скоро здесь будет Томас.
…Томас – внезапно нарисовавшийся в позапрошлом году Денисов дальний родственник, австрийский барон, который решил отыскать в Коловратово следы прадедушкиного самолета, когда-то сбитого над здешним болотом. Теперь уже можно было не очень скрывать, что на самом деле Григорий Евгеньевич, Денисов папа – совсем не Фонштейн, а из рода Штейнов фон Фельсбургов, о чем и в 1914, и в 1941 году лучше было не заикаться, вот потомки баронов и стали писаться евреями… Самолета Томас, конечно же, не нашел, зато подружился с Денисом и Машей, и теперь они опять его ждали в гости…
– Томас будет в начале июля, – прикинула Маша. – Да, на Галапагосы уезжать не с руки.
– Чем же тебя развлечь… Слушай, Машунь, а может, махнем в виртуал?
– Как это?
– Сочиним с тобою игру. Я давно хотел предложить. Твой сценарий, мое воплощение… Это будет не какая-нибудь гонялся-искалка, а суперигра! Полный интерактив с погружением!… Нужен только сюжет! По возможности незаезженный. Без драконов, магов и суперменов. А, Машунь?
– Почему бы и нет? Только сейчас у меня в голове – пустота. Кажется, я писала чуть ли не про все времена и про всех героев. Кого только не было! Включая богатыря Сухмана Одихмантьевича. Уж не знаю, что еще выдумать.
– А не надо выдумывать. В герои возьмем… хоть нас с тобой. И рванем, куда захотим!
– Всё равно ведь придется копаться в источниках, изучать биографии, быт, костюмы, язык…
– А если взять время, где никаких людей еще не было? Например, Мезозой. Я в детстве знаешь, как им увлекался! Просто бредил. Динозавры там всякие, птеродактили, леса из хвощей… Вот тебе сразу и джунгли, и Галапагосы…
– Да, заманчиво, – улыбнулась Маша. – Создадим себе собственный мир и начнем обживать…
– И добра наживать, – продолжил с ехидцей Денис, намекая на будущий гонорар: забава забавой, но если игра получится, продать ее можно задорого.
А в мозгу у него почему-то всплыло: «И умрем в один день»…
Э, пустое. Новостей в сети начитался. Там всё пишут про какой-то гигантский метеорит, который должен вскоре поцеловаться с Землёй.
Ничего. Пронесёт. Не такое переживали.


ЭПИЛОГ 3

…Демиург усмехнулся.
Вдоволь полюбовался картинкой.
Посидел, призадумавшись.
Что-то прикинул.
А потом, запечатав на всякий случай темпоральный портал паролем понадежнее, выключил компьютер и пошёл спать.


декабрь 2006