Прежде всего:
я не император Калигула:
не чёрный ворон:
один глоток вина на дне бокала:
***
Действительность расщеплялась.
Поскольку моё сознание уже перестало выражать вполне волю моей души и воспринимать переживания моего сердца, - не знаю, вследствие ли внутреннего психического расстройства или рокового влияния извне, - моё «я» расщеплялось и видоизменялось вместе с реальностью.
Это здорово: отражать мир с точностью до атома и вибрировать с ним в унисон, на одной ноте (по-моему, мудрецы это и называют познанием истины).
***
В вечернем небе появилась кровавая луна (вы когда-нибудь видели такую? с неё действительно каплет кровь; если подойти достаточно близко и, запрокинув голову, открыть рот, можно почувствовать что-то тёплое, капающее на язык).
Фёдор Иванович – мистер Брейлер – будь он проклят - подкрался к нашему недавнему собутыльнику.
Бродяга был мёртв. Он не дышал и не требовал стакана спирту. Отвернувшись от этой груды мяса, я выплеснул на пол ужин. Возможно, и завтрак, подумал я с сожалением.
Мистер Брейлер обмакнул палец в жидкость, жирную, как деревенское молоко, и поднял вверх. Его ногтевая фаланга, казалось, раскланивалась всем присутствующим, красуясь своей красной шляпкой.
- Ещё бы я хотел сказать вот что, и это, пожалуй, самое главное: всё, что имеет намёк на трансформацию самого себя, заслуживает единственного отношения: неприятия и отвержения как несуществующего, не имеющего своего бытия.
Я ещё не мог отойти от сильной реакции сознания на то, что лежало здесь, на полу, но уже привыкал к запаху разложения и не хватался за нос. Впрочем, то, что лежало рядом, совсем не терзалось своим нелепым положением. В нелепом положении был как раз я, не уяснивший как следует концепции трансформации, преподаваемой мне моим гуру.
Но я уже чувствовал первые проблески истины.
***
Я прочитал сумасшедшую записку, написанную Фёдором Ивановичем: «подойди; к бичу ? положа руку на сердце предложи отметить спиртом отменную встречу не говори обо мне ничего…….»
Бомж, громыхая наполненной бутылками сумкой, бесцельно бродил среди заброшенных зданий и редких взглядов одиноких прохожих, может быть, тоже бомжей в будущем.
Улыбаясь во весь рот, я окликнул его:
- Приятель, будешь третьим?.. – всё, что я смог выговорить.
Опухшее от непомерного потребления спиртного лицо бродяги, давно немытое и заросшее бородой, повернулось ко мне.
- Гыыы, ещё бы, куда идти? – спросил он.
Я повёл его в полуразрушенное строение, на второй этаж, в первое попавшееся на глаза помещение, - лишь бы не туда, где ждал меня этот дьявол. Я ошибся. Он уже сидел здесь, с бутылкой и стаканчиками в руках. Рядом стояла поллитровка с водой для разведения спирта. – Он не доверял мне, он следил за мной!
- Спасибо, что пришёл, друг, - мистер Брейлер подал стакан бродяге, - иначе я так ничего бы и не доказал своему напарнику, - Фёдор Иванович подпрыгнул как обезьяна и, не дав бомжу сделать и одного глотка, накинул на того собачью удавку и затянул изо всех сил. Я застыл от неожиданности на месте, затем расслабился. Бродяга пускал пузыри, спирт разливался по грязному полу, тоже пуская пузыри.
Коротко посмотрел на луну: она тоже пузырилась. «Вовремя», - кивнул я ей с удовлетворением.
Я расчистил место в углу этой бывшей комнаты от окурков, бумажек, осколков страстей и пороков, - от праха прежней жизни, что теплилась здесь когда-то, и сел на пол, скрестив ноги по-турецки, бесстрастно наблюдая за ритуалами мистера Брейлера.
***
Я должен был выбрать объект для своей психологической практики. Пожалуй, вполне подошёл бы и мой домашний бурундучок Степан для составления психологического портрета, но я был патологически честен, выполняя университетские задания.
Мне приглянулся соседский мальчик из квартиры напротив: лет 9-ти, худощавый, с копной светлорыжих волос, близоруко прищуривающийся, какой-то внешне прибитый. Меня интересовало, каков он изнутри.
- У тебя плохое зрение? – спросил я его, когда мы вместе ехали в лифте.
- Я хорошо вижу, - ответил он.
- Как зовут тебя?
- Эйген.
- Непростое имя, - я был удивлён.
- Самое обычное, - двери открылись, Эйген вышел первым.
***
Магия мистера Брейлера не приносила желаемых результатов.
Я добивался абсолютного слияния с реальностью – это был единственный способ преодолеть раскол в моих чувствах, в моих мыслях, в моём сердце.
После третьего убийства очередного босяка без имени-отчества я насилу отговорил Фёдора Ивановича продолжать кровавую серию. Кроме того, меня беспокоила и заметная возня местных газет насчёт появления «маньяка, специализирующегося на убийствах бомжей». Маньяка? Значит, они не знают, что нас двое. Это хорошо.
Мистер Брейлер отвёл меня к песчаному карьеру и вложил мне в руки лопату.
- Копай до самого дна истины, - сказал он мне.
Я стал копать.
Спустя несколько часов непрерывного орудования лопатой я уже не сомневался, что могилы такой глубины до меня ещё никто и никогда не делал. Возможно, мне получиться расширить её настолько, что в неё поместится сам мистер Брейлер, который всё время ухмылялся мне с обрыва ямы.
Копая уже глубокой ночью, в самый тёмный час, я увидел лёгкое свечение, пробивавшееся из-под земли. Изумление охватило меня. Так быстро?.. Внезапно я вспомнил слова Эйгена о неком мудреце, постоянно говорившем что-то очень умное.
- Процесс постижения смысла жизни оказался конечным? – Фёдор Иванович спрыгнул в яму, чуть не сбив меня с ног, и засмеялся мне в лицо. Я тоже улыбался.
***
На следующий день я отыскал Эйгена, его волосы мягко блестели на солнце.
- Привет, Эйген. Помнишь, ты мне говорил в нашу прошлую встречу про одно ходячее выражение?
- То, которое очень любит наша учительница, Ирина Анатольевна? - «Познай самого себя». Это сказал Сократ, которого наша учительница называет Фёдором Ивановичем – он очень похож на её дедушку Фёдора Ивановича.
- Эйген…
Я ничего не понимал, не хотел понимать, даже того, почему детям в младших классах говорят про Сократа и прочих. Им ещё рано сходить с ума. Вредный мальчишка прокололся: афоризм принадлежит Платону, или Пифагору… Кроме того, неужто мистер Брейлер живёт в моей голове? Чушь собачья.
***
Несмотря на всю странность последних событий, я обрёл внутренний мир. Я докопался до истины благодаря мистеру Брейлеру, а с помощью Эйгена понял, зачем вообще докапывался.
Я спешил в университетскую клинику, чтобы отдать научному руководителю свою работу об исследовании личности Эйгена.
Мне было хорошо. Мир вновь обретал целостность.
Я смотрел на весеннее солнце, вспоминал, как солнечные лучи сверкали, играли в рыжих волосах Эйгена, светлого мальчика, солнечного мальчика.
Ровно тысяча слов.