Часть третья.
Над горой испуганно засвистели чайки, завыли темно-зелёные густые чащи. Шорох пробежался вдоль степи, заглохнув где-то в болотистой низине. Рванул с плеча старый сокол, расправил острые тугие крылья, лениво полоснув ими по серому небу. Крикнул протяжно и жалостливо.
Грянул гулкий удар в бубен.
Посреди поляны, кукожась и встряхивая плечами, танцевало непонятное существо, укутанное в оленью шерсть, но не олень, с медвежьими лапами на плечах, но не медведь, о двух ногах, но не птица. Вскинуло руки, раскрыло морщинистый, мягкий рот и прокричало, подражая соколу. Сокол повернул острую голову на существо и развернулся обратно.
Человек, стоявший на поляне, всё еще призывно бил в бубен, казалось, стихли все живые звуки, солнце померкло на мнгновение...
Слабый ветерок прошелестел над травою, поляна быстро обернулась в белый шелк тумана и чутко прислушалась к происходящему.
Новый удар бубна, и гаркнул в ответ оцепеневший лес, заворочились ветви дубов, порхнули серые птицы прочь.
Бубен зазвенел, все новые и новые удары, чаще и чаще, отбивавшие тревожный ритм сердца гудели над поляной. Сокол зажмурился от накатившего страха, спрятав голову под крыло.
А маленький человек, кружась и улюлюкая, стал подпрыгивать на месте, растаптывая мягкой обувью отсыревший последний весенний снег.
Вдруг, будто оборвав невидимую ниточку, бубен замер в воздухе. Зловещая тишина схватила своими ледяными руками белую поляну, сдавила горло испуганному старому соколу, что нельзя было даже крикнуть. Человек медленно подошел к слабо тлеющим уголькам на земле, махнул рукой, осыпав их каким-то порошком и в небо взвился яркий пылающий костер.
Сокол, почуяв тепло, вытянул шею, тряхнув крыльями, и вновь замер, расширив зрачки.
Человек, поставил на костер небольшой котелок с густой красной жижей внутри и принялся читать непонятные магические строки... Хриплый его голос усыплял старого сокола, завораживал, но заставлял трепетать всем телом.
Закончив эти причудливые песнопения, человек потушил огонь. Обернул котелок трижды твердой замёрзшей тканью и взял его на руки так бережно, будто собственное дитя.
Сокол взвился в просветлевшее наконец небо и снова громко крикнул.. У него кружилась голова от страха и от запаха крови... Этот человек вселял в него ужас.. И тогда, когда лечил больных, и тогда, когда обучал детей, и тогда, когда кормил сокола, он всегда казался соколу страшным, потому что пахло от него не оленем и не медведем, не птицей, а кровью....