Художник, воспитай ученика,
Чтоб было у кого потом учиться.
Винокуров А. К.
Рельсы – две линии на руке мира. Линия жизни и линия смерти. Жизнь – это радостный стук колес, мощное дыхание электропоездов, шум торговок и ленивое «нет» пассажиров. Смерть – это кровь на полированном металле, последний стон, жар и боль.
Валакорд выдавил на губы некое подобие улыбки. Ноги неспешно месили весеннюю грязь. Мысль – шаг, мысль – шаг….
В Древнем Риме войны бросались на гладиолус, японские буси вскрывали живот специальным кинжалом для сыпоку, русские дружинники топились в озерах – все это романтично и возвышенно в глазах потомков, но мерзко и глупо в глазах Богов – дарителей жизни. И сейчас, много веков спустя, нечего не изменилось. Все так же глупцы убивают себя, все так же благородные находили выход в смерти, а мудрецы вход в бессмертие. Новое время – новая одежда, новые декорации, но люди… люди все те же. Просто вместо меча – автомат Калашникова, вместо легенд – фентези, вместо битв – бандитские распри. Появились новые способы жить, новые способы убивать. Человек смог травить себя тысячами ядов, стрелять из тысячи орудий, прыгать с высотных зданий, ложиться на рельсы. Господи, сколько же ты создал способов добровольно уйти из жизни: повешение, удушение, утопление, отравление, использование щелочи и кислот, взрыв, самосожжение, морение голодом и жаждой, вскрытие вен, использование электричества – всего и не упомнишь! А твои верноподданные услужливо всем этим пользуются, появились даже профессиональные самоубийцы – шахидки, камикадзе, «не возвращающиеся» агенты - ниндзя. А сколько гениев сгубила твоя выдумка, о Творец! Румынский символист с замечательной фамилией Ангел, кумир советской молодежи Башлачёв, китайский философ Ван Говэй, Виктор Гофман, великий русский поэт, японский классик Дадзай Осаму, утопившийся со свой любовницей, новогреческий поэт Кариотакис Костас, дедушка Фрейд, создатель психоанализа, умерший от эвтаназии, римский волшебник Лукреций бросившийся на меч.
- Какой выбор – обронил Валакорд, сжимая кулаки и прислушиваясь к грому колес вдали – скоро!
Как уже было сказано, самоубийцы могут быть глупцами, мудрецами и благородными людьми. Последними мир обеднел, но зато больше стало первых. Валакорд не принадлежал к искателям истины, но не был и дураком, мнящем, что знает все. Краеугольных вопросов бытия – как быть? Что делать? Кто такой человек? В чем наша миссия? – для него просто не существовало. Он жил. Просто и без излишеств. И если он мыл посуду – он мыл посуду, а не рассуждал о не совершенстве мира и наоборот. Так было до Него.
Учитель, Мастер, Наставник, Гуру, Мэтр, Сенсэй. Эльф и человек, маг и физик, поэт и кот. Он вытащил Валакорда из мерзкого болота будней, обыденности, прозы и окунул в водопад поэзии, сказок и музыки. Все, что имел молодой человек за душой, принадлежит Ему – Повелители и Другу, Смертному Богу.
Но мир выполняет желания своих обитателей. Валакорд желал одного три года подряд – он желал СТАТЬ своим Учителем Мурпау. И вот, когда желание стало кристаллом в сердце, вселенная вздохнула и устремилась на помощь своему сыну. Боги помнят – закричали в ужасе норны, глядя на разрывающийся вирд, удивился Один, пронзая копьем врага и дико хохотал Локки, танцуя с Хеемдалем вечный танец радуги. У железнодорожных путей две рельсы.
Валакорд вздохнул и посмотрел на электричку, уже показавшуюся из-за поворота.
Жизнь юноши почти не изменилась. Обычный молодой человек, в обычном маленьком городке. Вот только события, с ним происходившие, уже однажды были. Вечное дежавю – вот удел осмелившегося присвоить себе чужую жизнь.
Ранняя, сильная любовь, хорошая учеба, переезд в большой город из-за учебы, неожиданная сора с любимой и расставание, увлечение оккультизмом, новая любовь. Идти по стопам Его – одно, но БЫТЬ им – совсем иное. Ползти по узкому коридору, степы которого – чужая жизнь, чужая любовь, чужие эмоции, чужая вера. И настал день, когда коридор стал слишком узок.
Ученик бросил своего Наставника. Не вышел Ганг из берегов, не просился огненный дождь, землю не исторгла гигантов. Будни серо и смазано потекли, секунды становились минутами, минуты часами, часы – сутками, а те, в свою очередь накладывали на Великий Ясень еще один круг. И вот, однажды, Валакорд услышал Песнь. Могучий, полногласный напев тысячи голосов превращающий кровь в кипящие потоки магмы. Он бросился бежать, падал, обращая дорогой костюм в лохмотья, бежал, бежал. Прохожие оглядывались, смеялись их дети, а на горизонте маячил золотой крест.
- Нет, прощение не для меня! – закричал безумец, пугая ворон. Он бежал дальше, к берегу великой русской реки Волги. С разбега он влетел в ледяную октябрьскую воду, поплыл.
Песнь. Слов еще не различить, но красота ее и гармония очевидны. Смертный, удостоившийся чести услышать ее – счастливый безумец. Она сводит с ума, пробуждает древнюю силу человека, очищает его и….
Он плыл и плыл, а тело кричало от боли, невиданной им раньше. Одежда намокла и будто весила тонну, силы покидали незадачливого пловца. И тогда Валакорд начал молиться. Молиться впервые за многие годы.
- О, бездна над челом моим – помоги! – последнее слово мужчина выкрикнул, захлебываясь водой. Некому слышать молитвы тела. Ни один Бог не станет отвечать праху, все они жаждут зова душ. Но сама молитва, даже без надежды на помощь, дарует силу, придает крепости. Импульс, импульс, импульс.
Мокрый, обезображенный и замерший человек выбрался на другой берег, упал на колени и заговорил, стуча зубами:
- Всем Богам, что услышат меня! Дайте мне, Боги, согреться и продолжить путь к Источнику Песне, которой Вы наградили меня.
И услышал в ответ он:
- Всем Богам, что слышат меня! Благодарю Вас за рассвет и закат, за звезды и луну, за волю и выбор. Дайте то, что назначено мне, ибо что сверх этого – лишнее.
Тихий голос, спокойный тон, глубокие слова.
- Учитель?
- Да
- У меня нет Учителя! Ты – самозванец!
- Ты всему научился сам?
- Да!
- Прощай, Валакорд.
Песнь грянула, но не слажено и сильно, а крикливо и громко, и замолкла.
- Прощай, старик.
Чудо сменилось работой, женой, детьми. Все постепенно забылось. Два десятка лет как сон в предрассветный час, пробежали быстро и как-то незаметно. Валакорд давно забыл свое имя, предпочитая Ивана Игоревича, а Мурпау так и не явился. Только когда с небо катились звездные слезы или кто-то в темноте зажигал желтую свечу, пожилой и степенный человек выбегал на улицу, вдыхал аромат асфальта и слышал отголоски Песни.
На железнодорожном полотне две рельсы. На полотне судьбы всего одна. А когда полотна пересекаются, то лилии стремиться стать параллельными. Повинуясь желанию Валакорда, его линия и линия Мурпау сошлись к одной плоскости, образовав рельсы, по которым не проедет ни один поезд этого мира.
- Бежать, бежать, бежать от сюда! – закричал он в ответ на гул приближающегося поезда – Мурпау, мой Учитель, я прошу свободы!
- У тебя нет Учителя.
- Что?!
- Ты всему научился сам.
Визг колес, электрический вой, испуганное лицо машиниста, короткая боль и темнота.
- Учитель!
Тишина.
- Учитель!
Тишина.
- Мурпау!
Тишина.
На железнодорожном полотне стоял пятнадцатилетний подросток, удивлено смотрящий на тело, расчлененное поездом надвое.
- Я?
- Нет, Валакорд. Это Иван Игоревич. Самоубийца.
- Учитель, где Вы?
- В твоем сердце. Иди же.
Подросток развернулся и заскользил по весенней грязи, полной следов.