Елочка, зажгись!

Аркан
У новогоднего праздника есть одно странное свойство: после 31 декабря сразу наступает 2 января. Куда девается первое – неизвестно. Вечером усядемся за стол, звякнем фужерами с шампанским, а потом разбавим водочкой… Под хорошую, заметьте, закуску! Сидим, веселимся в меру, никого не трогаем, а просыпаешься утром – уже второе число. Загадка…
Однажды вышло так, что 2 января я попал на детскую елку, да еще с утра. Потому что у сынишки был билет – не пропускать же Елку, да еще с подарком! Сынишка бы меня не понял.
Рассказывать, в каком состоянии я прибыл на Елку – только настроение портить. Ну какое может быть состояние после бурного веселья? Отвратительное. Помню только, что шел я очень осторожно, не шел, а плыл, чтоб не расплескать головную боль. И чтоб не замутило. А что происходило вокруг воспринималось будто со стороны, как сквозь плотное и не очень чистое стекло с хорошей звукоизоляцией. Худо-бедно, а до своих мест – во втором ряду - мы добрались, уселись в мягкие кресла и я немного успокоился, и отдышался. А вскоре в зале погас свет, стих гул голосов, и на сцену выбежали артисты. Бог ты мой, как им было тяжело! Они все, как один, были с жесточайшего похмелья и с трудом соображали, где находятся и что надо делать. Наверное, им было куда хуже, чем мне, потому что я сидел и тупо смотрел на сцену, а они по ней бегали и даже пытались прыгать. И произносили реплики (похоже, половину невпопад). Мало того! У костюмера и гримера, очевидно, тоже день был непростой. Подозреваю, что у них, как и у меня, после 31-го тоже сразу наступило 2-е. Потому что другого объяснения жуткой одежде и невообразимому гриму я не вижу. Снегурочку от Бабы Яги, к примеру, я мог отличить только по русой косе – у Снегурочки она была, а у Яги не было. Или наоборот? Во всем остальном одна другой стоила – две опухшие размалеванные физиономии, и обе, как мне показалось, с роскошными синяками. Или это гример так расстарался синяками-то? Покосился я на малого – ничего, смотрит. Ну и ладно, думаю, пусть. Может, ему так даже интереснее.
Тут-то, глядя на сынишку, я и понял, что меня беспокоило. Обычно на детских спектаклях, и особенно новогодних представлениях, детвора живо и шумно реагирует на происходящее на сцене, хохочет, кричит, подсказывает актерам, шуршит фантиками, визжит от страха и вообще – балуется. А здесь мальчики и девочки сидели притихшие и молча, напряженно смотрели на сцену. Ну конечно, они видели, что что-то идет не так. А что именно – понять еще не могли.
А на сцене тем временем объявился Дед Мороз. Вышел он такой же медленной и осторожной походкой, что ходил в тот день я. При этом ему пришлось тащить объемистый мешок и посох. Посох он переносил вперед через три мелких шажка, яростно бил им в деревянный пол и семенил дальше, грузно опираясь на него. Не исключено, что без посоха ему и вовсе не удалось бы дойти до микрофона… Шел Дед Мороз долго и трудно, мешок мешал ему, мотал из стороны в сторону, но он мужественно двигался к цели, шаг за шагом. И весь зал, затаив дыхание, следил за ним, нервно вздрагивая при каждом ударе посоха. Добравшись в конце концов до елки, Дед Мороз остановился, соображая, в какую сторону теперь ему повернуться. То есть, он вспоминал, с какой стороны зал со зрителями. Через какие-то пять минут он все же смог сориентироваться и повернулся лицом к нам… Ну, скажу я вам, такое лицо может быть разве что у покойника на третий день после смерти. Если этому покойнику погуще намазать румянами щеки и пририсовать иссиня-черные густые брови. Добрый Дедушка мороз обвел глазами зал ласково осведомился:
- Ребята, а кто умеет разгадывать загадки?
И в мертвой гнетущей тишине темного зала, в гробовой, неестественной, пропитанной напряжением тишине, в тишине, натянутой до звона, откуда-то сзади, с галерки, на весь зал прозвучал совсем негромкий тонкий детский голосок:
- Мама, мне страшно, я домой хочу.

Вот с тех пор я не хожу на елку ни 2-го, ни 3-го, ни даже 4-го числа.