Волна удовольствия, как правило, обрывается резким уколом осознания собственной ущербности. Коридоры, по которым с такой неукротимой легкостью путешествует мысль, оказываются перекрыты, забиты, зажаты чьими-то цепкими и гибкими пальцами, доставляющими невыразимо-сладостную муку. Но даже их удивительная сила не способна сдержать напор хлещущих через край эмоций, и они прорываются жгучей и крепкой струей, образуя на теплой земле вязкие лужицы невидимой энергии.
Она пропитала собою воздух – достаточно лишь совсем небольшой искры для того, чтобы разыгралось гибельнейшее пламя, способное стать огненным вихрем и унести с собой неосторожного странника в края невыразимых видений, которые вырастают на почти бескрайних и бесплодных доселе полях нашей собственной души, щедро питаясь нашей жизненной силой, не нашедшей себе применения в мире внешнем.
Идеи извиваются перед нами в пароксизмах страсти – достаточно лишь протянуть руку для того, чтобы сорвать с них и без того откровенное одеяние. Они оставили свои доспехи там, где кончаются чужие миры и начинается наше личное пространство. Позабыты и страхи, и боль, и сомнения и случайная легкокрылая девочка-печаль, раздавленная где-то на пути к истине тяжелыми сапогами решительных противников фаты-морганы.
Ее некогда соблазнительное тело, изодранное когтями стервятников и наполовину растащенное шакалами, уже позабыто сознанием, увлеченным ярчайшим канканом шальных мыслей.
Мечта, как и всегда – подхватил бы кто сильными и нежными руками измученный красками разум, опустил веки да убаюкал на своих коленях после длительного сладчайшего соития с Абсолютом, Логосом, Богом – того мига, когда не останется ни законов, ни памяти, ни тьмы, ни отчаяния: лишь торжество чистого безраздельного света и незамутненной всепоглощающей страсти. В этом единении духовного и физического и ощущается жизнь истинная, дарящая наслаждение и способность подняться в воздух по воле лишь единого ветра, обретя неощутимую доселе легкость.