У каждого человека есть своя примета, вымученная и доказанная жизнью. Я уверена, что не могу безнаказанно напевать одну песню. Не называю её из соображения вашей безопасности . Если её мотив всплывает в моей памяти, жду неприятность. И неприятность случается. Как и когда я сделала это открытие, не помню. А примета точная.
Однажды зимой я приехала в село Княжая Байгора навестить родственников с тайной надеждой немного у них погостить. В то время в деревне моя овдовевшая тётя Маня жила со старшей сестрой Натальей. Я поселилась у них. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы жили дружно и весело, как подружки. Обязанности по дому распределились между нами сами собой к общему удовольствию.
Одним из важных дел в деревне был поход в магазин за хлебом, который отнимал более двух часов времени. Чаще всего за хлебом ходила я с тётей Наташей, любительницей поговорить о былом.
Она работала учительницей истории , а теперь на пенсии увлеченно писала историю села. Поход с ней вносил приятное разнообразие в мою жизнь. Он для меня и отдых, и прогулка, можно, ни на что не отвлекаясь, поговорить.
Обычно мы идём из Щегловки к магазину вдоль крутого берега неширокой речки Байгоры по грунтовой дороге, она в любое время года содержится в идеальном порядке. По ней ходят и ездят на лошадях сельчане, игнорируя новое асфальтированное шоссе, по которому как оглашенные мчатся машины.
Когда идёшь берегом реки, радует глаз красивая панорама села. Вдоль всей дороги растут вербы. От крутого берега земля плавно идёт вверх до деревенской улицы Сафоновки. От домов к дороге спускаются сады и огороды. Другой берег реки - пологий, у воды растут кусты краснотала и вётел, а дальше тянется широкая полоса заливного луга, за лугом раскинулись ровные совхозные поля. У горизонта в высоких деревьях и садах в линию стоят дома Заречья.
Зимой пейзаж становится сказочным. Снег ложится на землю толстым белоснежным одеялом. Спокойная речка покрывается гладким прозрачным льдом. Снег на льду не задерживается, обрамляет реку чистыми изящными волнами у берегов. В солнечные дни всё искрится. В одном месте у высокого крутого берега, где из земли бьют ключи, парит длинная промоина, как здесь говорят полыньЯ. В самые сильные морозы она закрывается тонким белым пористым льдом.
Как-то раз я с Натальей шла вдоль реки по дороге. Прошлым солнечным днём немного потеплело, снег подтаял и осел, а к вечеру ударил мороз. Дорога стала твёрдой и скользкой, как каток. Потому идти было трудно. Моя спутница была непривычно тиха и молчалива. А у меня напротив необычный прилив сил. Энергия била через край. Я шалила, смеялась, старалась разбежаться и проехать на подмётках как можно дальше.
-Смотри не упади, здесь очень скользко, - озабоченно хмурясь предупредила тётя.
-Ничего страшного, упаду встану. Вспомнила детство и катания на ногах во дворе по ледяным дорожкам, - кричала я и от души веселилась.
- Это место особенное. Я на этой дороге пять раз падала и пять раз у меня круто менялась жизнь. Я сама не хочу упасть ещё раз и тебе не желаю.
-Это же суеверие! – притворно возмутилась я.
-Хватит бегать. Возьми меня под руку. Боюсь упасть. Мне сейчас ни к чему перемены в жизни. А это не простое местечко. Очень мне памятное.
-Чем же оно тебе так запомнилось? - поинтересовалась я, оглядывая ничем особо не примечательную дорогу.- Дорога как дорога.
-Это долгая история.
-Ну, пожалуйста, расскажи, люблю твои рассказы. Времени у нас много, торопиться некуда. Расскажи.
Мы дошли до излучины и остановились.
-Хорошо. Я, пожалуй, расскажу. Понимаешь, у меня есть примета. Вот на этом месте я падала и после всегда происходила перемена всей моей жизни.
Ну дела! Моя дорогая тётя, педагог по образованию, убеждённая атеистка не лишена суеверия и признаётся в своём грехе. Я не смогла удержаться и засмеялась.
-Смейся, смейся. Эта дорога была всегда, сколько я себя помню. А вот это самое судьбоносное место, - улыбаясь оглядывала кусок дороги Наталья. - Мне тоже смешно, но против факта возразить нечего.
-И ты веришь в существовании какой-то приметы? – вдруг
удивилась я и тут же вспомнила,что у меня тоже...
-А ты? У тебя наверняка есть тайная примета,- и тётя посмотрела на меня
-Ну...- я неопределённо развела руками.
-У меня всё началось в детстве. Мне было четыре года, и зимой я с ребятами носилась здесь наперегонки. Мы также раскатывали дорожки. Вдруг я упала и больно убилась. Пошла со слезами домой, а мама мне говорит, что плакать не надо. Это к перемене жизни. Действительно, к началу Масленицы родился братик и я стала его нянькой. Моя вольная жизнь закончилась. Перемена мне не нравилась, но ничего не сделаешь. Потом не помню, падала я или не падала, но регулярно через каждые два года у нас рождались дети и я их няньчила. Всего у родителей вместе со мной родилось семь детей.
-Выходит ты один раз упала и родилось шесть детей?
-Выходит так. Хорошо, что больше не падала.
От такого признания я просто покатилась со смеху, пришла в восторг от удачной шутки.
-Сейчас вся моя прошлая жизнь кажется приключением со счастливым концом. Не помню или почти забыла горести. А радости не забываются. Потому мне жить хочется дольше. Живу в ожидании очередной радости.
-Всем жить хочется. Интересно. Расскажи ещё о своей жизни.
И Наталья рассказала. Её история звучала настолько необычно, что я её записала по памяти после возвращения домой.
Рассказ звучал примерно так.
Я родилась до революции. Наш дом стоял у реки. Раньше Байгора была большим богатым селом со своей церковью. Дворов было много больше. В семье я первый и балованный ребёнок. Звали меня Кроха из-за слабого телосложения и малого роста. И из-за этого меня никогда не брали работать в поле.Я занималась домашней работой.
Дети до революции взрослели быстро и их рано, иногда в четыре года, привлекали к работе. А меня сочли взрослой с восьми лет. Стряпня, стирка, присмотр за детьми, огород у дома и шитьё стало моей обязанностью. Я долго не росла и была на взгляд родителей невзрачной. Мама меня любила, бесталанную, больше других крепких и сильных детей.
-Если она родилась, значит для чего-то нужна. Пусть работает дома,- говорила она отцу.
-Вырастет посмотрим что с ней делать. А то пристроим работать в доме у барина, - решил родитель.
Так и шмыгала я по дому серой рабочей мышкой. А к четырнадцати годам я вытянулась длинная и тонкая, как тростинка. К пятнадцати годкам я своими руками сшила себе для церкви первый нарядный голубенький костюм с оборками из сатина. В деревне бабы, мои ровестницы, до сих пор вспоминают тот костюмчик. Ещё сшила из ситчика в цветочек три кофточки и пару домотканых юбчонок для выхода на люди. Мама подарила нарядный фартук. Бабы про меня заговорили.
-Гляди-ка. Вот тебе и дурнушка. А выросла и расцвела, как цветочек. А то бывает и крепкая, да согнётся.
-Порода такая. Скоро заневестится. Женихи пойдут табуном. Вон личико-то какое гладкое.
-С лица воду не пить. А вот какая она будет в работе. Я её в поле-то не видала.
Я разговоры не слушала. О муже не думала. Не для того меня растили. Особо с молодёжью не дружила. У нашей деревенской молодёжи какие были развлечения? С родителями ходили в церковь, к родным в гости, на свадьбы, на крестины. На Рождество вместе со всеми бегала по домам соседей славить Христа и тоже получала подарки. На Масленицу устраивались посиделки у кого-нибудь в доме. С девчонками ходила в окошко смотреть. На Троицу плели венки и дарили их друг другу. Интересно было. Праздники ждали и потом о них долго говорили. По праздникам днём нарядные девки и парни шли по улице с гармонистом и пели песни. В обычные дни, когда не было поста, молодёжь на выданье собиралась и веселилась в основном на улице. Такие гуляния так и называли «Улица». Летом на пятачке собирались, пели и плясали до утренней зари под балалайку и гармошку. Там обычно знакомились, влюблялись. Ходили на улицу в основном с пятнадцати лет. Отец, хоть и не надеялся выдать меня замуж и женихов не ждал, но тоже отпустил меня на гуляния после пятнадцатилетия. Ходили на людей поглядеть, себя показать, песни попеть и поплясать. Я только пару раз успела сходить на улицу, до того, как нежданно приехали первые сваты от сына мельника. Мама упала замертво во дворе от страха за меня, испугалась бедная, что папашка позарится на богатого жениха. Ее даже отливали водой. Падая она в кровь разбила свою бедную голову об камень. Мельники были люди серьезные, если не сказать мрачные, и очень богатые. Жизнь в такой семье, конечно, почётна, но невыносимо трудна. Отец пожалел меня не отдал замуж так рано. Но за первыми сватами стали приезжать другие. Всем без исключения было говорено, что девка молода, приданное ей ещё не собрали, и ранее, чем через год, её отдавать замуж не намерены. Замужества я боялась, но поняла, что ещё целый год впереди, и успокоилась.
Не прошло года, не исполнилось мне шестнадцати лет, как однажды пошла вдоль речки ни с того ни с сего вдруг споткнулась и растянулась во весь рост на этом самом заколдованном месте и сильно разбила колени. На следущий день к нам явились сваты от деревенского кузнеца, Федора. Кузнец был вдвое старше меня, он успел побывать на первой империалистической войне, где получил Георгиевский крест. Фёдор был хорош собой,лихо играл на гармошке. Орёл! Девки на него заглядывались, а мне он не нравился. Отец сразу просватал меня за него. Мама страшно обиделась на мужа. Она была боязливая, маленькая, тихая. Во всём и всегда соглашалась с мужем. Но вдруг я слышу как она спорит с отцом на равных. Сердце моё ушло в пятки.
-И на что же ты позарился, несчастный. Какие такие у жениха хоромы? У него и земли то нет. Почему со мной-то не посоветовался? С чего это ты решил отдать своё дитё нищему, - налетела она коршуном на мужа впервые в жизни не страшась наказания строгого главы семейства.
Как ни странно папа не рассердился, грустно посмотрел на жену.
-Не шуми, Аня. Из жалости я решил отдать Кроху за нашего кузнеца. Ты говоришь, земли у жениха нету. И хорошо. Она ж на земле никогда не работала. И какая у ней сила? Ну-ка скажи?
-Пока подержим её дома, она войдёт в силу.
-Не годится она для крестьянства. Она добрая девочка, хорошая хозяйка, славная рукодельница и всё. Пропадёт дочка в поле.
-А изба у Федьки, как собачья конура, в землю вросла и набок заваливается,- не сдавалась мать.
-Хоромы у кузнеца не богаты. Это так. Зато в них он живет один. Сам себе хозяин. Жена ему срочно нужна. Крохе не надо будет подчиняться свекрам, диверям и заловкам. Работать будет на себя. А изба дело наживное. У кузнеца работы выше головы. Он не курит и не пьёт. Деньги будут. Кроха не пропадёт.
-Ну ладно, я согласна жених не плохой. Только Кроха совсем дитя и на улице не погуляла, ничего не видела.
-А нечего ей делать на улице! На неё все ребята и молодые мужики зарятся. Чего хочешь? Чтоб в подоле принесла?
-И как у тебя язык...
-Цыц! Как сказал, так и будет. А если Федька другую найдёт? Вон какие кругом крали. На других пахать можно, а наша молотить не гожается.
-Он ей не нравится!!!
-Тьфу, баба дура! Ничего. Небось. Стерпится и потом слюбиться.
Вконец разозлился отец, вылетел из избы и так грохнул дверью, что посуда на лавке подпрыгнула.
Я в ногах у отца валялась, умоляя не отдавать меня замуж, но отец был непреклонен. Он не хотел упускать хорошего жениха из мастеровых.
-Вот ещё чего! Через год, два старой девой станешь. А я быка зарезал. Одну половину уже продал, а другую даю на свадьбу. Что ж теперь мясу пропадать?!
Вот и решилась моя судьба.
Мне в конце августа всего-то исполнилось пятнадцать лет, а на мясоед выдали замуж. Муж мой, Федя, был любитель веселья, хорошо играл на гармошке и его часто звали девки поиграть, а я сидела дома одна и лила слезы. Помню, как на Маслиницу пришли за ним, звали днем на гулянье. Он молча одевается, я решила идти с ним и тоже молча одеваюсь. Федя увидел.
-Ты куда?- спрашивает он меня. - Сиди дома.
-Сегодня праздник, я с тобой пойду.
-Сказал сиди. Ты мужняя жена, не девчонка.
Мне обидно стало до слез. На улицу в девках почти не ходила, не успела. Дома одна коровенка, три овцы да пяток кур. Дела переделаны. Детей нет. Избушка в одно окно. Одни живем. Сиди жена дома и гляди в стенку. Вообще-то в нашей деревне так было заведено. Баба всегда дома с хозяйством, с детьми. Выскочит на улицу на часок и опять к хозяйству. А мужик в праздник волен идти куда хочет. Мужа я боялась, он был много старше. А тут такая обида взяла, что ничего не боюсь и прямо говорю ему:
-А ты мужик старый и женатый, а как молодой парень по гулянкам бегаешь, и я тоже хочу посмотреть и послушать.
-Чего? Ремня хочешь?
-Нет, ремня не хочу. Хочу послушать, как ты играешь, как девки поют.
Он сначала растерялся, потом опомнился и вроде хотел меня турнуть, да тут дверь открылась, вошел парень поторопить его. Махнул он на меня рукой, быстро оделся, крикнул мне:
-Сиди дома!
Схватил гармошку и пошел, а в дверях оглянулся, погрозил кулаком. Вижу не злится, ведь не дерётся. Я осмелела, быстро накинула полушубок да за ним. Отошли прилично от дома, он опять оглянулся, а я молча шагаю почти рядом. Муж страшно удивился:
-Ты?
-Я с тобой,- и глаза у меня уже на мокром месте.
-Давай бегом домой.
-Не пойду!
-Я тебе сейчас!
Федя грозно пошел ко мне, а я отбежала. Кулаки-то у него пудовые. Одним словом кузнец. Он повернуся и пошел к толпе, а я пошла за ним. Он вообще добрым человеком был. Я вижу, что он забыл про меня, думаю:
-Не уступлю. Ишь привык на гулянки бегать, а я одна дома сиди?!
Идем. Он опять оглянулся и за мной, я опять отбежала. Так мы с ним маленько побегали на радость всей улице. Девки его зовут, смеются, ребята его тащат играть, а я не ухожу. Плюнул он, погрозил мне, отвернулся, гармонь взял в руки и заиграл. Играл так хорошо, у меня аж сердце замерло. Девки подхватили его под руки и пошла улица вдоль деревни. Гармонь заливается, девки поют страдания, за ними большая толпа нарядной молодежи идет, и в конце толпы я шагаю ног не чуя от радости, уши развесила, слушаю и наслаждаюсь. Я первый раз на такое гулянье попала. Я ничего не слышала, кроме песен и гармошки, только вижу чего-то люди впереди стали прыгать на обочину, быстро оглянулась, а перед самыми моими глазами лошадиная морда, я сразу бух носом на дорогу. Вот как раз на этом самом месте. Лошади через меня перешагнули, а легкие деревянные санки быстро по мне проехали. Это господа ехали в гости. Лежу тихо и соображаю:
-Чего это со мной приключилось? Задавили меня или нет?
Слышу пронзительный бабий крик:
-О-ой! Наташку задавили!
Вдруг меня кто-то схватил за полушубок и на ноги ставит, открываю глаза и вижу своего мужа. Он глядит на меня, губы сжаты, а сам весь белый, и быстро щупает у меня руки, ноги, а потом тихонько спрашивает:
-Скажи мне, где у тебя болит? Тут больно? А тут? Говори чего-нибудь, не молчи.
-Чего сказать, Федя? Мне страшно было. Прости меня.
Он меня повертел немного. Мне не больно, я не кричу, у меня все цело. Просто испугалась. Муж успокоился и сурово говорит:
-Выдрать тебя надо бы ради праздника,- потом добавил: - Ну, ладно, пошли. От меня ни на шаг, за ремень держись. У-у! Непутевая навязалась. В другой раз не прощу.
И жизнь моя переменилась. С тех пор муж всегда меня с собой брал, только никуда не отпускал от себя, ревнивый был до глупости, велел за ремень держаться. Мне неудобно, но так и ходила с ним как привязанная. Сначала надо мной смеялись, потом привыкли. Чего я только не посмотрела! Федя играл на свадьбах, на праздниках. Я с ним всегда рядом. Его угощают и меня тоже. Мне особенно угощения нравились тогда. Как давно это было! Смешно вспоминать.
-Когда тебя сбили, господа остановились?
-Нет, их это не касалось, даже скорости не снизили. Меня спасло то, что я сама упала. Если бы лошадь ударила меня грудью или оглоблей, или наступила на меня, без увечья не обошлось бы. Повезло мне.
Прошло года три. Я уже с ребёночком шла родителей навестить. Дело было осенью. Дождик моросил. Я на этом месте поскользнулась и грохнулась, как мешок с картошкой. Хорошо, что не растянулась, а села, а то сыночка бы расшибла. А так он спал на моих руках и даже не проснулся. Я едва встала, так больно ушиблась. И опять после падения жизнь в деревне резко изменилась.
Начали кулачить крестьян. На лошадях в телегах куда-то стали увозить их скарб и их самих. Обратно ни лошади, ни телеги не возвращались. Работы у кузнеца не стало и мы уехали в город. В городе жизнь совсем другая. Мы объездили немало городов, нигде муж не нашёл постоянной работы. У нас родился другой сын. Своего жилья не было, ходили по чужим квартирам, снимали углы. Мучались. Я растила детей, варила обеды. Когда старший сынок подрос и уже готовился в школу, из деревни пришло письмо. Писали, что в соседнем городе открылись ремонтные мастерские при железной дороге. Там есть работа для мужа. Мы сразу поднялись и поехали в свою деревню к родным.
И вот идём мы вечером по этой дороге к дому брата Феди. На дороге на этом самом месте валялась небольшая ветка. Она одним концом вросла в грунт. Я зацепилась за ветку и кубарем полетела на землю. Разбила в кровь нос и пришла к родным с разбитым лицом. Мне никто не поверил, что я упала на дороге. Жена брата сказала:
-Ну ничего, ты не стесняйся. Если муж бьёт, значит любит.
На следущий день муж устроился на работу и мы сразу нашли комнату в городе. Устроились хорошо. Я повела сына в школу. Сама-то я научилась читать, писать и считать за год учёбы в сельской церковно-приходской школе. Прошло восемнадцать лет.
-Наверно сердце замирало?
-Не то, чтобы замирало. Я как в детство вернулась, как будто сама первый раз в школу пошла.
-Ну и как?
-В этой школе была одна большая классная комната. С левой стороны половину комнаты занимали первоклассники, другую половину - дети третьего класса. Второй класс и четвертый учились во вторую смену. Мне стало интересно, как же будут учить сразу за первый и за третий класс. Я стала смотреть через приоткрытую дверь. Чему учат детей в первом классе, я знала, но тут учили по-другому. Когда преподаватель стал учить третий класс, я вся обратилась в слух. Мне захотелось самой учиться! Две недели я так и стояла у приоткрытой двери. Затем учитель позвал меня в класс и посадил у задней стенки. Месяц я просидела у стенки, привыкала. Вскоре освоилась и перестала стеснятъся. Я сказала учителю, что хочу учиться. Это был пожилой, интелегентный и одинокий человек. Он понял меня и за два года подготовил к поступлению на рабфак. Там ускоренным курсом готовили рабочих к институту.
-Тётя Наташа, а твой муж не мешал тебе? Как я помню, он всю жизнь тебя ревновал даже к самому себе.
-Про мою учебу он узнал не сразу. Сначала я просто провожала сына, которого он очень любил, поэтому он не препятствовал. Когда я стала делать свои уроки, читать книги, он меня крепко проучил.
-Неужели побил?
-Да. Первый и последний раз. Я болела. Его тоже на работе поучили на общем собрании. Тогда привлекали к учению рабочий класс. Время было уже другое.
-И ты его простила?
-Не помню... а куда денешься? Он часто злился и я стала ему ещё больше угождать. Но как выпьет с друзьями, то и поругивает, и обижает. Ругать перестал, когда я стала работать, закончив за два года учительские курсы.
-Почему же?
-Деньги я стала получать. С моей зарплатой мы смогли построить дом. Федя не жадный, но деньги ему нравились. Впрочем, дом мы строили не один год.
-А институт?
-Педагогический институт я кончала заочно. Работала на двух ставках и училась. Моим родителям спасибо, они помогли. Я, немолодая деревенская баба, жена малограмотного кузнеца добилась должности учителя, благодаря моей незабвенной мамочки. Она уговорила отца жить с моей семьёй.
-Сколько лет ты училась?
-Десять лет, милая, десять лет. В войну перерыв был. Диплом я получила после войны, когда мне исполнилось уже тридцать шесть лет. К этому времени у меня было пять лет педагогического стажа.
-Да-а. Удачно упала. А больше не падала?
-Как не падала. Грохнулась перед войной. В сорок первом году в июне мы с Федей взяли гармошку и отправились в своё село. Мужа просили поиграть на свадьбе племянника. Я уже помнила, что надо обходить осторожно заколдованное место. Жизнь у нас хорошая. Чего её менять? Я пошла кромкой дороги, но оступилась подвернула ногу и опять полетела на землю. Да так больно, что едва встала. Свадьба не состоялась. Война началась. Опять ужасная перемена жизни.
-Надо было прийти сюда и ещё раз упасть. Может быть война кончилась.
-А если бы стало ещё хуже, и погиб мой муж?
-Ой, я не подумала.
-Не только ты такая умная. Я жила в войну в деревне и ходила этой дорогой. Однажды поскользнулась, но сестра Маня меня подхватила, и я не упала. Больше не падала.
-Ну дела! И ты в это веришь? – я не знала плакать мне или смеяться.
-А что делать? Факты вещь упрямая, - серьёзно заявила учительница, а в глазах её прыгали смешинки.
Смешинки я не заметила. Я забыла, что жизнь тёти с того времени менялась ещё много раз и очень круто. Мой разум сокрушили такие железобетонные факты, о которых мне поведала не кто-нибудь, а учительница истории. Я свято поверила в существование личных примет.
-Неужели это правда?! Вот это да! А у меня есть песня заколдованная. Стоит вспомнить её мелодию и сразу на мою голову неприятность, - я уже была готова рассказать всё о своей примете.
Тётя стала хохотать, а я стояла с открытым ртом и таращила глаза.
-Ой, какая же ты беззащитная. Если бы от падения в определённом месте зависила судьба человека, или непрятности появлялись от какой – нибудь мелодии, то жить было бы очень просто.
С того разговора на заколдованном месте у меня исчезла моя примета. Может быть я её сглазила? Ну и пусть. Теперь я пою все свои любимые песни как хочу и когда хочу.