All you need is love, учит нас древнее чувашское и

Евгения Басова
Вариант - Между землей и небом

Это - опять-таки очерк из газеты, где я работаю. (см. рецензию к произведению "Как в настоящей экспедиции")У меня все очень четко разграничивается (увы) - что я пишу на работе (потому что нужно работать) и что пишу, потому что мне хочется писать. Но иногда и то, и другое совпадает. Почаще бы, конечно.
Это - один из тех немногих случаев.
Читайте, материал познавательный.

Сына Божьего, посланного Отцом-Создателем на землю, древние чуваши называли именем Кереметь. Подобно Христу, чувашский бог-сын ходил от поселения к поселению и проповедовал идеи добра и любви. Однако, в отличие от христианских святых, Киреметь не собирался отказываться от простых мирских радостей. Например, у него была любимая девушка, на которой он собирался жениться. Девушку звали Юрату, что, собственно, и означает «любовь».
Но молодым не суждено было дождаться свадьбы. Так же, как Иисуса Христа, молодого чувашского бога ждала мучительная смерть. Люди сожгли его живым. Три дня спустя бог ожил – но уже не как человек, а как дерево. С тех пор пошло у чувашей поклонение деревьям, – конечно, не всем, а только тем, что растут на самом высоком месте, на холмах. Своей вершиной они как будто стремятся к небу. Этакие проводники между землей и небом, между нашим миром и миром высших сил. Такие деревья носят имя Киреметь. Им люди приносят жертвы. Какие именно?
- Зависит от того, что это за молебен, - рассказывает мне художник Николай Балтаев. - Молится ли о чем-либо семья, или целое село, или девять больших сел собираются и просят, к примеру, о дожде в засуху. Собравшись вместе, люди приносят богу в подарок овцу, корову, или хотя бы курицу. Человеческих жертв у чувашей, конечно, нет.
А что же Юрату? Она осталась одна. У Кереметя, когда он стал деревом, ожесточилось сердце, и он больше не нуждается в родной душе. Его невеста с тех пор так и бродит где-то среди нас. Мы просим ее о помощи в любви, о том, чтобы соединила нас с близким человеком, с тем, кто нам по сердцу. И она приходит к нам на помощь. И Киреметь – он тоже помогает в любви, если его хорошо об этом попросить. Он понимает нас, людей, хотя сам и живет один…
Такую историю я услышала в сосновом лесу возле санатория «Чувашия». Здесь, на полянах среди сосен, мой собеседник и его друзья по Союзу художников установили несколько десятков деревянных скульптур. Есть здесь и скульптуры, оставшиеся с прошлых лет. Уже четвертый год художники, монументалисты, скульпторы из Чебоксар несколько летних дней проводят здесь. Работая без устали, они вырезают из дубовых кряжей статуи древних богов и героев. А потом сами же и устанавливают их, выстраивая целые аллеи. В этом своеобразном музее под открытым небом вы можете окунуться в совершенно особый мир.
Отойдя всего на несколько десятков метров от фешенебельно корпуса, забываешь, какой век на дворе - двадцать первый или, к примеру, восемнадцатый. Каких-то триста лет назад священные поляны можно было увидеть практически у каждого села. По историческим меркам, православие пришло в Чувашию не так уж и давно. Массовая христианизация началась незадолго до крестьянской войны под предводительством Пугачева. Вновь окрещенным полагались от государства какие-никакие льготы, а потому народ принимал новую религию охотно, не всегда вникая в ее суть. Сегодня Чебоксары нельзя представить без церковных куполов, без перезвона, летящего над Волгой. Кажется, христианская религия более всего соответствует чувашскому национальному характеру, в котором прежде всего видишь мягкость и дружелюбие… Но, говорят, языческие традиции и сейчас сильны в глубинке. И в отдаленных районах можно встретить целые деревни некрещеных чувашей. У них – свои имена, свои обычаи…
- Язычество – это колыбель, из которой мы все вышли, - говорит Геннадий Максимов, научный сотрудник одного из чебоксарских музеев. - Нет такого народа, который не прошел бы через ступень язычества. Можно ли забывать свои корни?
В Чувашии творческие люди о своих корнях помнят. В прошлые годы на строительстве скульптур работали в числе других такие известные в республике люди, как художник Праски Витти, а также Владимир Нагорнов – автор гигантской скульптуры «Мать-покровительница», одной из достопримечательностей современных Чебоксар. В поднявшейся над городом статуе чувашской женщины невооруженным глазом видишь языческие мотивы. Для кого-то они сегодня – только определенный стиль в искусстве, собрание художественных приемов. Для кого-то – фон, на котором разворачивалась история не столь уж давних предков. А для кого-то – начало начал, основа, на которой строишь собственное мировоззрение…
Или и то, и другое, и третье вместе.
В наших краях не так уж редко видишь деревянные скульптуры, точно пришедшие из глубокой древности. Иногда их встречаешь прямо в городских дворах. Каждая по сути представляет собой зашифрованную в дереве легенду. Надо только суметь ее прочесть. И, может быть, не важно, насколько выдержаны в ней окажутся каноны классической чувашской мифологии. Сегодняшние художники изображают то, что они слышали когда-то в детстве, то, что сохранилось до наших дней именно в их родных местах. Они отображают в дереве то, чем живут сами.
Вот на холме – дерево Киреметь. Оно живое и может вырасти еще выше. А вот скульптура – бог Киреметь показан еще в свою бытность человеком. Он обнимает Юрату. Она явно ждет ребенка. Это фантазия, объясняют мне, ребятам захотелось показать своих героев так, точно им все же удалось создать семью.
- А кто у них родится? – спрашиваю.
- Наверное, Надежда. Мы обращаемся к ним, когда просим о счастье. Значит, где они, там всегда и Надежда...
Впрочем, к Киреметю обращаются не только за помощью. После завершения дела его нужно поблагодарить – за то, что тебе удалось осуществить задуманное. Например, после того, как все скульптуры, которые планировалось установить сегодня, были уже вкопаны, я увидела, как несколько человек подошли к самому главному на этом холме дереву, чтобы предложить ему нехитрое угощение – что-то из того, чем сами собирались перекусить после работы. Гречневая каша с мясом и чувашское пиво преподносились Кереметю с определенными словами, и я, не понимающая чувашского языка, спросила, что они означают. Мои собеседники не сразу смогли перевести свою молитву. В ней говорилось, что вот, мол, мы выполнили работу – и... Как это дальше сказать? Будь к нам милостив?
- «Господи, помилуй»? - подсказала я.
- Нет, не то. А, вот… Мы выполнили работу. Если что не смогли сделать, добавь сам. Если что лишнее – убери. И будь нами доволен!
- Вот-вот, - согласно кивают остальные. – Мы обращаемся к нему: будь нами доволен!
- Вы что, говорите с богом на равных?
- Да! Как же иначе? Бог живет среди нас живет! Он мой друг, - отвечает Николай. – Чуваши никогда не говорили: мы – божьи рабы. И на колени при молитве не вставали. Разве что на одно колено. А знаешь, почему – на одно? Потому что вот здесь, за голенищем, у чуваша всегда был нож!
Все это напоминает рассказ о каком-то мусульманском народе. Впрочем, чуваши в ходе своей истории испытывали весьма существенное влияние мусульманства. Да и сейчас, конечно, оно есть. Смешанные чувашско-татарские села – совсем не редкость. Дворцы-коттеджи, автомобили во дворах. В райцентрах – доступ к Интернету. И при всем при том - смешение обычаев, смешение религий – православия, мусульманства и еще той, ранней чувашской религии, формировавшейся под влиянием зороастризма и… чего там еще? А то, что удается услышать и прочесть, нередко противоречит друг другу. Но искусство и начинается там, где кончаются сухие факты и начинается фантазия, кураж. Искусство – там, где факты пропущены через сознание, обогащены выдумкой – и, что в данном случае немаловажно, сдобрены гордостью за свой народ и за его богатую историю.
Нож – символ мужественности, объясняют мне. Аттила – предводитель древних предков нынешних чувашей – изображен художниками в виде меча, стоящего острием к небу. Меч напоминает уба – особый священный столп, служащий проводником между землей и небом. Такие уба у чувашей еще и сейчас принято устанавливать на кладбищах – чтобы помочь душам умерших соединиться с вечностью. Уба устанавливаются на кладбищах в октябре и посвящаются всем ушедшим за этот год, с прошлого октября. Поэтому и месяц октябрь, кстати, у чувашей называется уба. Впрочем, эти столпы, соединяющие землю и небо, нужны не только мертвым. Их устанавливают в священной местности, которая именуется, по имени древнего бога, Киреметь – где-то неподалеку от священного дерева. Фаллос – интернациональный знак силы и власти – тоже уба. Вообще, в чувашском национальном искусстве полным-полно эротики. Узоры на наличниках современных деревенских домов – определенным образом соединенные друг с другом завитушки – это не что иное, как зашифрованные сцены любви между мужчиной и женщиной. «А вот, внизу, сердечки, - рассказывают мне. – Это души людей, которые появляются на свет в результате любви. Искусство учит нас не забывать, что главное – любовь…»
Чувашские узоры – сплошные символы. Национальную одежду можно читать, как книги. Выучишь язык старинных рун – и сможешь многое узнать о владельце той или другой рубахи, а заодно о том, как представлял он сам и весь его народ строение вселенной и свое место в ней. На женском головном уборе – сурбане – изображается особый знак, символизирующий счастье и исполнение желаний. А вот еще один часто встречающийся знак. Его можно увидеть и на одежде, и на деревянных строениях, и на скульптурах. «Уходя вдаль, я всегда возвращаюсь», - так в переводе на русский звучит название этого знака. Может, это намек на веру в переселение душ? Почему бы нет, - отвечают мне. И тут же слышу: нет же, у нас верят: мертвые не уходят, они среди нас живут… Так и живут - рядом…
Разбирая на скульптурах древние чувашские руны, я натыкаюсь на что-то, до странности напоминающее китайские иероглифы. Оказывается, это они и есть. Скульптура изображает Никиту Бичурина – одного из первых ученых с мировым именем, родившихся на чувашской земле. Он прославился своими трудами по китайской истории и языкознанию. Иероглифы чувашский скульптор скопировал с надгробия на могиле ученого в Санкт-Петербурге.
- Вот, у меня записано, что они значат, - говорит мне Николай Балтаев. – Слушай. «Дружинник ревностный и неудачник, свет он пролил на анналы истории».
- А почему – неудачник?
- А что – нет? Читала о нем? Прочти…
Я знала только, что Бичурин был крупным ученым и его именем названа улица в Чебоксарах. Открыла биографию, прочла… Ну, в самом деле – конечно, неудачник! Бичурин был одержим страстью к познанию. Она-то и вела его по жизни, а вовсе не стремление угодить начальству или удержаться в принятых для его звания рамках. Людям его склада во все времена судьба предписывала терпеть всяческие мытарства. Ладно еще, труды его не пропали втуне. И через полтораста лет после его смерти другие люди, которых тоже ведет по жизни страсть к познанию – но только через художественные образы – говорят о нем, точно о близком человеке. Он стал первым среди мудрецов-старейшин, статую которого художники установили в священном месте. История чувашского народ хранит имена множества реальных и мифических героев… Сколько работы еще ждет художников!