Пузатый «Мерседес» с депутатскими номерами проплывал в городском потоке подобно гордому журавлю в высоком синем небе. За ним неотступно следовал устрашающего вида огромный джип с охраной. За джипом, напрягая жалобно гудящие железяки отечественной конструкции, мчалась чёрная «Волга», из последних сил стремящаяся не отстать от колонны. Целью кавалькады был небольшой скверик в центральной части города.
Не доезжая двухсот метров до пункта назначения, кортеж остановился. Пронзительный скрип тормозных колодок «Волги» ещё гудел в свежем весеннем воздухе, а охрана в числе четырёх телохранителей, выпрыгнув из джипа, уже заняла свои привычные места подле «Мерседеса». Один из хорошо обученных церберов галантно распахнул заднюю дверь лимузина, выпустив двух пассажиров.
Пассажиры – опрятные, в дорогих костюмах-двойках, господа – покинули комфортабельный салон немецкого автомобиля и неспешно переместились в замыкавшую колонну «Волгу».
- Не понимаю я, Иван Демьяныч, – обратился к спутнику господин помоложе, - к чему вся эта шпионская карусель? Чем «Мерседес»-то плох?
- Дурак ты, Константин, – незлобно, с ноткой отеческого участия в голосе, отозвался старший. – Мы ж в народ едем. А народ, понимаешь ли, материя тонкая, его понимать надо.
Не любит народ шику. Блеск и богатство ближнего вызывает в народе ненависть и
немотивированную зависть. Поэтому мы должны быть ближе к народу. Оттого и «Волга». Усёк?
Иван Демьяныч Скворечников – депутат городского Законодательного собрания со стажем и даже руководитель какой-то новомодной фракции. Он депутат хороший, деятельный и заботливый, принявший обременительный зарок быть близким к народу. Близость эту он взял за правило осуществлять ежегодно, в день традиционного апрельского субботника. Сегодня был как раз такой день. Константин же Петрович Клопов являлся помощником этого самого депутата Скворечникова, а заодно и сыном одного влиятельного министерского чина, которому Иван Демьяныч был многим обязан и с которым имел тесные и обоюдовыгодные партнёрские отношения.
- Поехали! – скомандовал Скворечников шофёру, и «Волга», судорожно дёрнувшись всем своим железным телом, резко взяла с места.
- Шибко не гони, – предупредил Иван Демьяныч, – охрану задёргаешь…
Водитель кивнул и сбавил газ. Охранники пешей рысцой последовали за депутатом. У ворот скверика, огороженного чугунной кованой оградкой с причудливыми вензелями, «Волга» остановилась. Скворечников сам открыл дверцу и вышел, дав помощнику полезное наставление:
- Телефоны все выключи. С народом общаться будем.
Константин понятливо кивнул и выполнил указание.
Посреди сквера стоял трактор с прицепом, наполненным садовым инструментом. Тучная тётка в огненно-рыжем форменном жилете раздавала лопаты и грабли всем желающим. Вокруг неё теснился народ. Многие уже получили орудия труда, но не отходили, не решаясь – то ли от лени, то ли от стеснения – начать работу первыми. Скворечников важной поступью направился прямо в гущу зарождавшегося субботника.
– Иван Демьяныч, осторожно, в говнецо собачье не наступите… – предупредил шефа Константин.
– Ничего, Костя, это природа, – снисходительно улыбнулся депутат, но указанную кучу всё же аккуратно обошёл, оберегая дорогие заграничные туфли.
Скворечников двигался неспешно, давая горожанам время узнать его и приготовиться к почтительной встрече. Он уже видел группу знакомых старушек, которые являлись неизменными участницами всех его «депутатских встреч». Старушки тоже узнали своего депутата и радостно зашушукались.
- Доброго здоровья, Иван Демьяныч! Здравствуйте, дорогой Иван Демьяныч! – зашумел старушечий электорат. – Как ваше здоровьице драгоценное?
Скворечников приветливо улыбнулся и закивал старушкам, демонстрируя свою депутатскую любовь.
- Здравствуйте, россияне! – поприветствовал он население, войдя в центр образовавшегося людского круга. – На субботник вышли? Молодцы! Ну так, и я с вами. Если не прогоните… Ну-ка, красавица, дай мне инструмент…
Тучная дама льстиво улыбнулась с прицепа и, согнувши ноги в коленях, подобострастно спросила:
- Вам лопатку или грабельки, Иван Демьяныч?
- Давай, молодка, грабельки. А помощнику моему – лопату, да побольше, кхе-хе-хе…
Старушки тоненько прыснули, демонстрируя полученное удовольствие от прозвучавшей шутки.
- Ну, что, поборемся за чистоту любимого города? – призывно спросил депутат.
- Поборемся, – грянул в ответ нестройный старушечий хор.
Работа началась. Десятки грабель зашуршали по утоптанной прошлогодней листве.
Скворечников, окружённый умилёнными старушками, тоже принялся скрести граблями по крохотному пятачку газона. Константин не имел понятия о том, что можно делать с лопатой, и смирно стоял в сторонке, опершись не знавшими физического труда руками о толстый деревянный черенок.
- А что, Евдокия Кирилловна, всё ли у вас теперь хорошо на площадке? Не воруют ли лампочки? – обратился депутат к одной из когорты старушек-активисток.
- Ой, спасибочки вам огромное, Иван Демьяныч! – радостно отозвалась Евдокия Кирилловна. – Таперь завсегда на лестнице светло как днём и чисто – почти как до революции. Как двери железные вы нам установили, так никакой гопоты, ни бомжей не стало – чисто благодать земная…
- Вот и хорошо, – ласково произнёс Скворечников. – Выходит, не зря вы меня своим депутатом избрали…
- Ох, Иван Демьяныч, да коли не вас, так кого, родименький вы наш! – дружно заголосили старушки. – Вы ж наш повседневный кормилец и защитник, дай вам бог здоровья!
Кормилец и защитник застенчиво улыбнулся. На самом деле, Скворечников имел полное право гордиться своей программой установки железных дверей. Мало того, что это ноу-хау лично ему ничего не стоило (все расходы по проекту оплачивались городским бюджетом – из так называемого «депутатского фонда»), но ещё и приносило – на зависть другим депутатам – солидные барыши, потому что компания-подрядчик, взвалившая на себя хлопоты по установке железных дверей, принадлежала его младшей сестре, и вся немалая прибыль от проекта оставалась, что называется, внутри семьи.
- Вот если б ещё и к пенсии чуток прибавить, – жалобно пропищали старушки, – а то за ценами-то никак не поспеваем…
На лице Скворечникова обозначилась мина вселенского страдания.
- Это, милые мои женщины, самый больной для меня вопрос, - грустно поведал электорату депутат. – К сожалению, вопросами повышения пенсий занимается федеральная власть.
Городское заксобрание в этом вопросе бессильно. Уж сколько я писал в Кремль, в Думу, в министерства и ведомства… – Иван Демьяныч закатил к небу глаза, как бы подсчитывая количество отправленных в Москву депеш. – Но вы не отчаивайтесь, дорогие мои, наша фракция ведёт борьбу со столичной бюрократией. Ничего, если надо, достучимся до самых верхов! К самому президенту на приём прорвусь, хотя коррумпированные московские чины всячески этому противодействуют… Но мы и здесь не дремлем! Всё, что в наших силах… Вот, между прочим, последняя моя инициатива – народный магазин. Я персонально распорядился, чтобы всем пенсионерам моего округа хлеб и муку отпускали с двадцатипроцентной скидкой. Кстати, талоны на скидку вы можете получить прямо сейчас у моего помощника… Константин! Выдай гражданкам талоны…
Бабушки, галдя и толкаясь, дружно переместились к помощнику депутата, и Иван Демьяныч на некоторое время освободился от пристального внимания электората. Воспользовавшись этой короткой передышкой, он взглянул на часы. Телевизионщики опаздывали уже на восемь минут, и это обстоятельство беспокоило и нервировало Скворечникова. Выше всего он ценил в людях скрупулёзность и пунктуальность. От воспоминания о сумме, заплаченной директору местной телекомпании за репортаж о сегодняшнем субботнике, холёное лицо депутата перекосило гримасой яростного раздражения. «За такие деньги могли бы уже с вечера тут дежурить!» – подумал он с ненавистью.
Но вот наконец микроавтобус телекомпании припарковался возле скверика, и представители масс-медиа принялись энергично выгружать аппаратуру. Иван Демьяныч вздохнул с облегчением. На сердце у него отлегло. В своей праведной ярости он был справедлив, но отходчив…
Надо отдать должное, телевизионщики были истинными профессионалами своего дела.
Подготовка к съёмкам заняла у них не больше пяти минут. За это время был налажен свет, установлены на штативы две камеры, бабушки построены в каре за спиной Скворечникова, на лицо самого депутата наложен лёгкий грим, удачно выражающий трудовой порыв и одновременно с ним непрекращающуюся ни на секунду отеческую заботу об электорате.
Девушка-репортёр быстро и чётко показала Ивану Демьянычу, как нужно красиво держать грабли, и приступила к интервью. Поскольку текст «вопросов-ответов» был утверждён и выучен заранее, всё прошло без сучка и задоринки. Правда, Скворечников несколько раз позволил себе сымпровизировать, но опытная в таких делах девушка-репортёр обещала вырезать из репортажа все неудачные «казусы». Через двадцать минут телевизионщики уже сворачивали аппаратуру – у них было проплачено ещё четыре депутатских субботника…
- Вот видите, - обратился Скворечников к старушкам, - наше телевидение стремится идти в ногу со временем. Они наконец-то поняли, что народ хочет знать правду, народ хочет видеть по телевизору позитив, а не разврат и чернуху. А наша задача состоит в том, чтобы донести до населения информацию о добрых делах, которые в нашем славном городе мы творим совместно с вами, дорогие мои избиратели!
Старушки одобрительно загудели. Они дружно осудили «разврат и чернуху», захлестнувшие телеэфир, с ностальгией вспомнили «старые добрые времена» трёхпрограммного телевидения без крови, секса и рекламы и одобрительно отозвались о деятельности «своего любимого депутата». На этой мажорной ноте Иван Демьяныч, утомлённый общением с шумной старушечьей публикой, решил закончить митинг. Он горячо распрощался с оталоненными бабушками, некоторых из них троекратно облобызал по старинному русскому обычаю и, подав знак Клопову, направился к «Волге». Субботник продолжился без депутата.
«Волга» отъехала от скверика метров на триста и остановилась. Пересаживаясь в «Мерседес» Иван Демьяныч брезгливо снял туфли и бросил их на тротуар.
- Всё-таки вляпался в говно, – огорчился он. – Костя, сейчас остановимся у бутика, сходишь, купишь мне новые. Сорок первый размер, помнишь?
- Как не помнить, Иван Демьяныч!
- Да не мелочись, возьми что-нибудь поприличней, лучше из кожи кенгуру, в крайнем случае, из крокодиловой.