Неподвижная мимика зеркала в прозрачной пустоте комнаты. Мы заглянем сюда ненадолго, лишь заснимем некоторые кадры через объектив нашего видения. Все очень просто, коллосально просто, стоит лишь закрыть глаза и на секунду замерев, выпустить на сцену своего воображения каждое слово, каждую точечку написанной бессмыслицы. Ведь слова, использованные, словно нелепые промокашки, для передачи чуств, наделены жизнью бабочки, отслужив свое мгновение им свойственно умирать.
А сейчас мы вернемся все в ту же комнату. Неизвестный доселе маэстро сотворил ее в кашмарном бреду своего сновидения, ибо каждый сантим пространства был покрыт черно-белыми красками. Шахматная доска-как символ вечного поединка или же не более чем ретро стиль, об этом не знала Даже героиня моего последующего повествования. Белый грим полностью облеплял ее тонкую кожу, комично напоминая неудавшегося клоуна. Ярко алые губы, четко подкрашенные глаза, короткие волосы-все это не давало не намека на определение ее истинного возраста, но и полностью обезличивал изображение. Но спускаясь ниже и обращая внимание на руки можно сделать вывод о второсортной молодости героини колеблющейся в пределах 35-40 лет. Белая открытая кофточка, заправленные в высокие сапоги штаны только подчеркивали мужчиноподобность ее фигуры. И глаза-направленные четко перед собой, в огромное, сделанное под старину зеркало. Глаза, с тонкими подтеками вычерченных карандашом слез. Пьеро- именно так стоит именовать ее далее. Пьеро, разве не забавно, господа? Маленькой и серой казалась она в этой шахматной комнате. Пока вновь стан ее не распрямился. А губы не наполнила саркастическая усмешка. Комната сотряслась в величии заливающегося смеха. Пьеро желает на променад? А почему бы и нет, черт возьми? Она быстрым движением одевает короткий плащ, буквально срывает висевшую на вешалке трость и выбегает на улицу….
А между тем погода стоит неясная. Проливной ливень уже которую неделю сотрясает блаженную землю Франции. Капли перезвоном отдаются по крышам, словно пули осенних снарядов. Что ж…природа доказывает свое величие над своими отпрысками. А вы…что заснули?Смотрите,как она резво скачет по лужам. как ветер хлестанет щеки изощренной плетью, как холод сковывает продрогшее тело. Но она мчится, заводясь при каждом ударе грома все более и более. Она падет в грязную воду, катается, заглатывая потоки человеческих отбросов, упиваясь своим состоянием. Наконец, увидев перед собой знакомую вывеску, Пьеро со всего размаха распахивает ржавую дверь. Ах кабаре-музыка для наполненных бокалов и излизанных душ. Раскаленные в своем безумстве тела, полные желанием упасть, причем в прямом смысле этого слова,.А кругом сплошные огни, огни, огни, огни… «Водки, водки мне!»-с порога кричит Пьеро и ее голос утопает в вульгарном танце кан-кана. Упадничество веселья-не это ли главное развлечение для вас господа? «Наливай-доносится, переглушая всех, все тот же голос-Ноги выше, ноги выше Я сказал-суки!.Я вас ненавижу. Ненавижу всех!»-она смеется, валяясь на раскрашенном краской, грязном полу. Дурманит смешение, дурманит так. что кружится голова. Еще и еще…все более и более погружаясь на дно….
И вот уважаемые, вы видите как она сидит, широко раздвинув ноги на стуле. Это следующий кадр, но все в том же кабаре. Громко хлопая в ладоши и выкрикивая резкие пошлости в адрес выступающих танцовщиц, она пальцем подзывает одну из них подойти. А все вокруг кружится, кричит, сшибая с ног. Толстые ноги в раскрывающихся юбках под хорошим вермутом, что может быть прекраснее такого упадка? Оглядев подошедшую с ног до головы Пьеро пьяно ухмыльнулась. Протянув руки и обхватив подошедшую наша героиня с похотью крестьянского мужика повалила ее на пол, при этом не уставая давать всевозможные пощечины. Все смешалось в этом заведении. Разврат и чистота, прелюдия и фальш-все образовало змеиный клубок Декаданса. Этот дом, полный ругани, тоскливых оскорблений стал ее пристанищем на эту ночь. А утром, гордо выпрямив спину, отряхнувших от затхлой пыли и оттолкнув ногами оголенных людей, она легким движением руки смахнула с себя грим, как ненужную деталь и обнаженная вышла в новый, другой день, легонько опираясь на черную тросточку.