Картофельная шелуха шла из-под ножа неширокой струйкой, укладываясь ровным венчиком.
Если бы кому-нибудь пришло в голову устроить конкурс – местного или международного масштаба – у Катерины были все шансы занять призовое место.
С детства засел в ней этакий чёртик, который подначивал: «Давай, давай! На пять! Ещё!»
Время шло, и так уже хотелось свернуть ему нежную шейку, успокоить навсегда с его шепотком и щекоткой.
А думала она сейчас о том, что – в конечном счёте, куш срывают те, чей принцип – «тихой сапой». В её собственной коллекции женских типажей они так и звались – «сапочки».
Тихо-тихо, по шерстинке и соломинке они строили свое гнездо. «Сапочки» были виртуозными интриганками. На работе тихо-тихо, нежными такими зубками подтачивали ножки кресла своей начальницы, чтобы потом воцариться в нём - навсегда и прочно. Причём, чаще всего, она – нынешняя начальница, наперсницей своей и доверительницей тайн выбирала всё ту же «сапочку».
Открытие наступало, как правило, слишком поздно. Поезд карьеры в своём первом элитном вагоне уносил «сапочку», а она, прежняя, стояла остолбенелая на перроне, недоумённо пожимая плечами, или неслась, падая и разбивая коленки, с криком «Как ты могла?»
«Сапочки» всегда были лучшими подругами. Им и в голову не приходило брать мужа «с улицы». Зачем? Когда есть – готовенький, с местом под солнцем, изученный до мелочей. Оставалось брать его «тепленьким», перемещая на свежую почву. «Сапочка» не зря так долго сторожила добычу, уж она учла все ошибки его прежней жены – своей лучшей подруги. И гнёздышко своё теперь строила основательно – набело, без черновиков.
Картошка была одного калибра: средненькая, ровная. Муж заглянул на кухню:
- Катерина, а Сонечка на ужин придёт?
- Да, конечно. Непременно придёт…
Редкий ужин обходился без Сонечки – лучшей подруги и первого зама.