Как-то раз, в одну из октябрьских суббот, мы с моей внештатной (типа, гражданской) супругой Верой пошли на свадьбу к её однокласснику Алику. Она довольно хорошо с ним общалась в школе, но затем он на какое-то время исчез из виду (вроде, уезжал куда-то там), но появился той осенью в поле зрения Веры и пригласил её на свою свадьбу. Вот так, не видел долгое время, а потом бац – жениться надумал. Я его вообще ни разу не видел и поэтому поначалу сомневался, стоит ли мне тоже идти, но настоящая женщина всегда сможет уговорить мужчину сделать, как ей хочется. А Веруня - настоящая женщина! И вот, после долгих споров и метаний на тему, что мне лучше одеть, джинсы со свитером или брюки с рубашкой «а ля Гавайи», я смирился с неизбежностью надеть тёмно-серый костюм с галстуком. Этот костюм мне купила Вера. Обычно это происходит примерно так. Она приходит из магазина и говорит: «Димуль, я нашла в магазине обалденный костюм, попросила продавщицу упаковать его, но у меня не хватило на него денег. Дай мне деньги, пожалуйста, а я отнесу». Я обречённо вздыхаю и спрашиваю: «Сколько?». «Ой, да ерунда, десять тысяч всего». «Сколько, сколько?» - мне резко плохеет от слова «всего». Но если уж Вера что-либо решила купить, то никто не может встать у неё на пути, даже наш денежный кризис, ибо в таком случае она занимает деньги у знакомых и мне всё равно приходится отдавать долги, изображая счастье от обладания столь прекрасной вещью. Я никогда не растрачивал деньги на всякие там модные вещи, так как само слово «мода» меня всегда коробило. Оно подразумевает под собой приравнивание всех людей к одному образу, навязывая обществу определённого сорта безвкусицу в обёртке современности. И общество, ослеплённое всей этой гламурной суетой с шуршанием парчи и блеском шёлка, совершенно забыло о первоначальном смысле слова «мода», которое выражает образ, создаваемый каждым человеком лично для себя. И никто не смеет прикасаться к его личному мирку, с его уютными домашними тапочками, строгим костюмом или лёгкими шортами вкупе с цветастой рубашкой. Но что-то я отвлёкся. Субботним утром в нашей квартире творилась рекогносцировка полтавской битвы: по комнатам летали мои рубашки, Верины туфли и тюбики с лаком для ногтей. Всё это было сдобрено густым ароматом пяти сортов духов, потому что Вера не могла решить какой цвет лака и какие духи ей выбрать. Духи она пробовала на мне (якобы на ней должен быть один утончённый запах, а мне не так это важно, к тому же, по её мнению, мой «Адидас» такой термоядерный, что легко перебьёт все запахи)! «Ладно-ладно, посмотрим, что ты будешь делать, если я выброшу все эти духи» - думал я, возясь с дурацким галстуком, который не завязывал лет пять, со дня выпускного в институте. Наконец, я натянул ненадеванный костюм и галстук-удавку, и стоял перед зеркалом. Вроде бы ничего, только непривычно как-то после моего любимого свитера. Вера стояла рядом и застёгивала золотую серёжку. Я с тоской спросил её, глядя на неё в зеркало:
- Ну и как? Что скажешь. Может, я лучше джинсы одену?
- Дим, перестань говорить глупости, ты отлично выглядишь. Не забывай, мы идём на свадьбу, а не на мальчишник. Там будут солидные люди, все в костюмах, и вдруг появишься ты – в старых затёртых джинсах и своём застиранном свитере…
- Ничего он не застиранный, - возмутился я. – Ему же всего год!
- Всё, всё, это не обсуждается, - Вера поправила свою чёлку и повернулась ко мне. – Ты же не хочешь, чтобы мы опозорились и были «белыми воронами»?!
- Нет, золотце моё, конечно же, не хочу, но можно я сниму там пиджак, а то жмёт немного?
- Конечно, снимешь, но только в ресторане. Не в руках же его с собой таскать!?
Я обрадовался и в благодарность сказал, что она выглядит блистательно. Вера зарделась и игриво взмахнула рукой по уложенной лаком чёлке. Прядь волос пружинкой метнулась вверх и вернулась на место, сверкнув на свету блёстками. Это присказка была, сказка началась позже, когда мы приехали к дому Алика. Возле дома стояли дорогие иномарки самых разнообразных расцветок. И ни одной машины чёрного цвета! Вокруг машин суетился нарядный люд. Я с обидой заметил несколько людей в свитерах весёленьких цветов. Я не преминул обратить на них внимание Веры. Она лишь безразлично пожала плечами. Алика нигде не было видно, и мы спросили первого попавшегося парня лет двадцати семи в белом пиджаке поверх розовой рубашки. Он эмоционально всплеснул руками и запричитал, что Алик всегда везде опаздывает, и никто не знает, когда он, наконец, соберётся выходить. Затем парень бросил взгляд на дорогие часы и заволновался ещё больше, бормоча, что невеста не вынесет опоздания. Я попытался успокоить его, сказав, что все женщины опаздывают, так можно бы и мужчинам иногда взять реванш. Парень в розовой рубашке с недоумением посмотрел на меня: «Да при чём тут эти женщины, тут вопрос жизни и смерти – ведь опоздаем в загс, и так еле договорились, ещё и опоздаем», - но тут он перевёл взгляд в сторону и обрадовался: «А вот и он, наконец!». Алик оказался приятным молодым человеком среднего роста и спортивного телосложения. Мы, не сговариваясь, направились вслед за парнем в розовой рубашке, устремившимся к Алику. Но на полпути меня что-то остановило. Наверное, меня остановило зрелище проявления бурной радости парня, бросившегося обнимать Алика и подарившего ему смачный поцелуй в щёчку. Он его поцеловал! Что повторили и прочие гости Алика. Алик смущённо улыбался и коротко отвечал на многоголосый гомон парней, собравшихся здесь во множестве. Лично я заметил только четверых девушек. Это при двадцати-то парнях! Я растеряно хлопал глазами, а Вера, наоборот, радовалась как ребёнок:
- Ой, смотри, Дим, Это же Колька! Ой, он отпустил бородку.
- Ккк-какккой ещё… Колька? Ты смотри на это! – я хрипел срывающимся от возмущения голосом. – Я что, на пидорской свадьбе? Это просто невозможно.
- Ой, Дим, ну что ты раскричался так? Они же тоже люди. К тому же я многих здесь знаю…
- Так ты знала про всё это?
- Про что «это»? – спокойно спросила меня Вера.
- Про всё. Ты знала, что мы идём на свадьбу пидоров? – последнее слово я просто прошипел.
- Во-первых, они не пидоры, а геи. Во-вторых, я давно с ними знакома, начиная с того дня, как повстречалась с Аликом. А в-третьих….
- В-третьих, я не собираюсь идти на эту свадьбу, – отрезал я сухо. Не имею ничего против твоего Алика, но с этими… я ничего общего не имею.
-Тебя никто не заставляет с ними дружить. Просто погуляем на свадьбе и уйдём. Всё. Мы с Аликом давние друзья, и он обидится, если я уйду с его свадьбы. Тебе было приятно, когда твой друг Лёшка не пришёл на твой последний день рождения? А ведь он называет тебя своим братом!
- Это разные вещи.
- Нет, это одно и то же, - настала очередь Веры сердиться. – Дружба у всех одна. Они такие же люди. А может даже более чувствительные и преданные, потому что они держатся друг за друга и выносят все унижения и оскорбления тоже вместе. Если ты не хочешь со мной поссориться, то останешься. Если ты меня любишь – тогда имей уважение к моим друзьям.
- Друзей не надо иметь…- попытался я пошутить, но наткнулся на грозный взгляд Веры. Когда она сердится, с ней лучше не спорить – она может так обидеться, что неделю будет остывать. Я приобнял её за плечи и виновато улыбнулся. – Ну, ладно, ладно, не обижайся.
- И, пожалуйста, не употребляй свои плоские шуточки на подобные темы. – Закончила Вера свою пламенную речь, после чего мы пошли поздравлять виновника торжества.
Алик очень обрадовался нам. Увидев Веру, он тепло заулыбался и вырвался из окружения двух длинноволосых педиков, пардон, геев, которые наперебой уговаривали его поехать короткой дорогой, чтобы не опоздать. Жених расставил руки в приветственном объятии и позволил Вере поцеловать себя. Затем он повернулся ко мне.
- Верочка, это и есть твой муж Дима, о котором ты мне рассказывала?
- Очень рад за тебя, - пробормотал я и протянул руку. – Можно я не буду тебя целовать?
Алик весело рассмеялся и по-мужски пожал мою руку, сказав, что я смешной. Потом мы расселись по машинам и помчались выкупать невесту. Нам с Верой нашли место в красном «Пежо 207» в компании с двумя парнями, похоже, любовниками. Они вся дорогу шутили о своём «о женском» и обсуждали предстоящую свадьбу, вспоминая, свой медовый месяц, когда почти неделю не вылезали из кровати. Вера присоединилась к разговору и болтала с ними, а я молча улыбался их тупым шуткам, делая вид беспечности. Мимо нас пролетали другие машины. Водители и пешеходы спокойно провожали взглядами нарядных геев, вероятно даже не подозревая, кто они такие. Может оно и к лучшему, потому как мне не улыбалась перспектива быть причисленным к их числу. Я не имею ничего против меньшинств, но и быть одним из них не жажду. В мире всё должно быть на своих местах и у каждого своя роль, своё предназначение. У меня вот есть миссия свыше. Суть её я до конца не понял, но это дело времени, а эти… совсем уж… По приезде к невесте мы расставили машины на стоянке неподалёку от подъезда и высыпали всей толпой в подъезд невесты. В лифте образовалась давка, когда в него залезли семь человек. Я почувствовал себя килькой в консервной банке. И всё бы ничего, но чрезвычайная близость одного из друзей Алика меня немного стеснила. Я буквально задыхался от удушливо-сладкого запаха духов этого человека. Его волосы носили след давнего мелирования и были тщательно зачёсаны гелем назад. Нет, губы у него накрашены не были, только ногти. Мускулистые плечи парня заслоняли всё пространство между мной и лифтом. Так я и стоял вплоть до девятого этажа, в тени двухметрового амбала, радостно улыбавшегося мне, видя мои мучения от внезапного приступа клаустрофобии.
- Привет, меня зовут Боря. Друзья зовут меня Бориком.
- Ага, приятно познакомиться, - натянуто улыбнулся я и кивнул головой за невозможностью пошевелиться. – Меня зовут Дима. Как это ни банально, но друзья меня зовут Димой.
- Ха-ха. А у тебя есть чувство юмора. – обрадовался Борик. – А ты давно знаешь Алика? Что-то мы с тобой раньше не встречались. Я бы тебя запомнил.
- Собственно говоря, я здесь первый раз и запоминать меня, пожалуй, не стоит. А то, знаешь ли, приснюсь ещё.
Борик радостно засмеялся этой шутке сквозь грусть и одобрительно закивал головой размером с тыкву. Наконец, мы приехали и с радостным воплем вывалились из кабины лифта. Громче всех радовался освобождению я. На скорую руку разобравшись в конкурсах с подругами невесты, жених и свидетель, которым оказался Борик, прошли в комнату невесты. Родители невесты к моей радости оказались вполне обычными милыми старичками, а не «плотником и столяром». Попутно я узнал, что невесту звать Миша, или Мишаня. Выкуп прошёл как на всех обычных свадьбах: пара конкурсов, угадалки губ невесты и по фужерчику шампанского (между прочим, французского шампанского – живут же педики!). Я выпил фужер за молодых и почувствовал себя немного лучше. В качестве успокоительного хлопнул второй фужер и побежал следом за толпой. В лифте было чуть свободнее, потому что молодых со свидетелями отправили впереди, а остальные остались на второй заход. В загсе я, наконец, разглядел всех гостей и свидетелей. Свидетельница со стороны невесты, вопреки ожиданиям, оказалась девушка, но, кажись, лесбиянка, хотя и симпатичная. Мишаня немного нервничал. Или правильнее сказать «нервничала»? Если здраво рассудить, то невеста – женского рода, в то время как Миша – мужское имя, учитывая, что на девушку Мишаня не смахивал…. Следовательно, данное явление научно не изучено и является среднего рода. Ну, вот и разобрались. Так вот, существо в белом платье нервничало, теребило рукава свадебного платья и нервы жениха постоянным: «Когда же наша очередь? Может они нас не будут расписывать? Я этого не перенесу». Алик к его чести, вёл себя как настоящий мужик. Он спокойно, без нервов, говорил, что всё будет, как и намечено, а когда существо начинало пускать слезинку одним глазом, Алик строго останавливал зарождающуюся панику, сообщая, что это смоет косметику. Подбегала вертлявая свидетельница и вытирала слезинку с лица невесты. Затем, удостоверившись, что протечка устранена, свидетельница вновь исчезала в толпе. Так повторилось раза три. Вера беспечно болтала с давними друзьями, предоставив меня самому себе. Я наблюдал за шумной толпой, увлёкшись рассматриванием пёстрых костюмов и галстуков гостей. Некоторые вместо банального галстука повязали на шею шифоновый шарф пёстрой расцветки. Девушки, присутствовавшие среди гостей в малом числе, были одеты порой даже скромнее парней. Одна лесбийская пара держалась очень тепло и нежно. Девушка, которая "мальчик", была одета в чёрный костюм с крупными белыми полосками и носила остроносые мужские туфли. На лице – почти никакой помады кроме подведённых карандашом глаз. Девушка, которая "девушка", была в тёмно-синем платье с открытым верхом. Её плечи укрывал полупрозрачный зелёно-розовый платок. Девушки мило беседовали с парой парней. Изредка «он» мужественно, с видом собственника, обнимал свою спутницу и целовал её. Мои размышления о сложности взаимоотношений однополых любовников прервал голос администраторши загса, которая позвала всех в зал бракосочетаний. В её голосе я услышал некоторую неприязнь и презрение. Даже не в голосе, которым она научилась владеть за годы работы в загсе, а внутренним чутьём, которым я уловил бездушный холодок. Этому холодку есть только одно толкование, которое я понял даже не будучи умудрённым в понимании своих ощущений. Это была скрытая враждебность всей массовке, собравшейся в церемониальном зале. И ничего больше она поделать не могла: деньги делали своё дело. На сей раз, правда, это было единственным выходом для этих людей, отвергнутых и непонятых обществом. И, хотя я и сам не был на стороне гомиков, но в какой-то момент я почувствовал жалость к ним и некоторое чувство солидарности, если меня можно понять правильно. Дама лет пятидесяти, повидавшая на своём веку немало супружеских пар, терпеливо ждала пока все гости заплывут в зал бракосочетаний и угомонятся. Когда же в зал вошла самая последняя девушка в кожаном костюме, на лице «железной леди» проявилась приветливо-благожелательная улыбка. Её, наверняка, было сложно натянуть, но ведущая справилась с этой задачей и поставленным на жизнерадостность голосом поприветствовала всех собравшихся здесь сегодня. Она порадовалась за брачующихся молодых, при этом она слегка дрогнула левым глазом, а затем стандартно спросила нет ли возражающих против этой свадьбы. Она нарочно выдержала длинную паузу в робкой надежде отменить это всё и пойти напиться на радостях, но в зале воцарилась полная тишина, слышно было лишь дружное волнительное сопение. Не дождавшись возражений дама продолжила читать заученный намертво текст. Жених и невеста пообещали беречь и любить друг друга несмотря ни на что, обменялись кольцами, расписались и поцеловались от души. От этого на глаза ведущей навернулась маленькая слезинка, но этого уже никто не видел. Перефразируя лермонтовское «Бородино» это можно описать коротко: «смешались в кучу геи, лесби…». Все кинулись целовать всех. Я как мог отбивался, но увернувшись от мальчика-девочки я попал в объятья девочки-мальчика. Что лучше – не знаю, но в одно из мгновений я поймал из толпы сочувствующе-насмешливый взгляд Веры. Потом, подгоняемые ведущей, мы перешли в малый зал, где подняли за Алика и Мишу фужеры с шампанским. Забрали видеокассету и бутылку шампанского с ленточкой. Помню, оператор всё сокрушался, что не может сделать копию записи: было бы что показать друзьям, а то же не поверят. Затем мы поехали фотографироваться по городу. Меня было разлучили с Верой, но я твёрдо сказал, что я её не отпущу и она со мной. Ей-то хорошо: к ней никто приставать не будет, а вот на меня много мужчин неровно дышали, особенно свидетель. Сфотографировались мы везде, где только могли придумать: и у вечного огня, и у стеллы погибшим в ВОВ, и у ресторана с фонтаном у входа, и даже возле секс-шопа. Ресторан, в котором нам было всё приготовлено, был весьма шикарным: обслуга в ливреях, дубовые столы и хрустальные светильники. Всё было в нежных золотых и чёрных тонах. В общем, раньше я не бывал в подобных заведениях. И откуда у людей такие деньги!? Чтоб я так жил! Вот тебе и «пидоры»! Мы с Верой ходили по залам ресторана и восхищённо вздыхали, тыкая пальцами в разные стороны. Вообще, мы впервые попали в ресторан, потому что даже свадьбу мы смогли позволить себе в хорошем кафе. Среди наших друзей встречались эстеты, но даже они предпочитали покушать в дорогом кафе нежели в дешёвом ресторане. Так уж сложилось, что в нашей счастливой стране престижно отдыхают только те, кто гуляет на чужие деньги, а те, кто гуляет на свои, из роскоши имеют только кристальную совесть и право на мечту. Это непозволительно красиво для элиты и они порой грустно вздыхают об этом, попивая простую водочку вместо дорогого коньяка. Так и сосуществуем в несбыточных мечтах поменяться местами.
Вот, наконец, все расселись по местам. Наши с Верой места были неподалёку от молодых. И, вопреки всяким традициям, свидетель Борик сел напротив нас, а точнее, напротив меня. Он изредка обращал на меня внимание: то салатик предложит, то нальёт вина, то просто улыбнётся… Я пару раз перенаправлял его к Вере, намекая, что она женщина, но Борик убил меня одной фразой, после которой я перестал сопротивляться. Он невозмутимо сказал: «Ну и что такого – у всех свои недостатки. Она сама может о себе позаботиться. Положить тебе вон тот салатик?». Вера обиженно надула губки и, уставившись в свою тарелку принялась есть салат. Я шепнул ей, чтобы она не обижалась на убогих, но она ничего не ответила. Первый тост поднял Коля, парень в розовой рубашке. Он пожелал жениху и невесте долгих лет совместной жизни, счастья, мира и всего-всего. Все крикнули «Горько!». Молодые воодушевлённо целовались до счёта «двадцать». Гости продолжили закусывать. Вера отвлеклась от салата, толкнула меня локтем и прошептала на ухо:
- А как тебе вон тот паренёк с усиками? Вон, в чёрном кожаном жилете.
- С ума что ли сошла? – зашипел я. – Я же нормальный.
- Да я знаю. – Вера улыбнулась. – Я в другом смысле. В смысле, как человек Валера тебе нравится? Как одет, причёсан? Он очень популярен у парней, кстати.
- Какой ещё Валера?
- Ну, вот тот в жилетке – Валера, а рядом с ним, в голубой рубашке и белом костюме – Толик. По-моему Валера стильнее сегодня.
- Не, ну если как человек, то мне нравится Толик. Интереснее он как-то.
В это время слева от нас засмеялся мальчик-девочка над шуткой своего спутника и Вера не расслышала моих слов.
- Извини, я не расслышала…
- Я говорю, Толик мне нравится больше, – повторил я громче.
Видать, я повторил это слишком громко, потому что в ресторане воцарилась тишина. Женственные существа возле Толика насторожились, почуяв конкурента. Толик повернулся ко мне и ласково улыбнулся в благодарность. Борик, наоборот, сник, замер на некоторое время и, немного подумав, продолжил задумчиво жевать глядя в тарелку. В горле у меня застрял комок размером с абрикос, но я сглотнул его и как мог бодро успокоил всех:
- Извините, я хотел сказать, что Толик одет лучше меня… если сравнивать. Не подумайте ничего такого. И… у меня уже есть девушка. – я пихнул под столом Веру и она радостно кивнула головой. А затем, в подтверждение быстро чмокнула меня в щёчку. Все за столом засмеялись, а я мысленно вытер со лба холодный пот смущения. Далее были многие тосты. Пили за молодых, за молодых, ещё раз и… Короче, лёгкое опьянение позволило мне немного расслабиться и перестать обращать внимание на то, что вокруг меня педи… геи, которые так и норовили пообжиматься и пококетничать. Я более-менее свыкся со своим положением и уже свободно общался за столом.
- Борик, передай мне, пожалуйста, вон тот салатик. Ага, спасибо.
- Что-нибудь ещё, сладенький?
- Нее, спасибо….сладенький. Верунь, чё невесёлая сидишь? Мы же не в армию их провожаем, а женим, то-есть замуж людей выдаём. Представляешь, обоих замуж, и никого не женим. Оп!
- Дим, может тебе уже хватит пить? – Вера подозрительно посмотрела на процесс наполнения очередной рюмки.
- Ой, зайка, да ладно тебе. Свадьба же. – Я рванулся встать и немного покачнулся. – Тихо, тихо! Народ! Попрошу секундочку внимания.
Зал постепенно затих. Дождавшись полной тишины, я начал речь из речей:
- Я знаю, что мы уже много чего сказали молодым. И счастья желали и здоровья… и оно не мудрено…. Я ведь их до этого почти не знал… но это такие му…мужики! А хотите загадку? "Два конца, два кольца, а посередине воздик"… - тут я понял, что ляпнул, и поспешил исправиться, - Ага! А вот и не то, что вы подумали. Это студенту очки ко лбу прибили.
Бросив взгляд на Борю, я увидел тяжёлый мыслительный процесс, а затем озарение и довольную усмешку (дошло). – Но это не важно. Я хочу выпить не за жениха с невестой. – я резко опустил левую руку на стол и угодил ей в свой салат, но вошёл в раж и не стал её вынимать. – Я хотел бы выпить за их счастливых родителей, которые родили и воспитали таких замечательных детей. Долгих им лет и … здоровья.
- Горько! – закричали из зала и все принялись чокаться. Сидящие ближе ко мне люди одобрительно улыбались и тянулись рюмками, чтобы чокнуться со мной. Только вот у отца невесты выступили крупные слёзы на глазах. Наверное от гордости за дочь, то-есть за сына, или за то, что он отец и сына и дочери в одном лице… Неважно, в общем.
Потом была дискотека. Ставили Борю Моисеева, Серёжку Пенкина, праативные… За столом пели «ой, мороз, мороз», а когда поставили песню Глории Гейнор "Ай уил сёвайв", ликующая толпа выкатилась на сцену, включая тех, кто до этого сидел в стороне. Я оказался захвачен всеобщим весельем и старался не отставать от остальных. Я лихо танцевал не жалея ног и подпевал в меру знания английского языка. Кстати, потом я узнал, что эта песня служит у геев своеобразным гимном. Ну, правильно, если даже фамилия её исполнительницы носит некий голубой оттенок (Гейнор, Гей-нор). Помню, как на медленный танец я пригласил симпатичную девушку-лесби (каким бы я пьяным ни был, но пригласить парня не решился). Она, кстати и не возражала. Прикольная девчёнка оказалась. Когда я её спросил, почему она взгустнула, она сказала, что у неё не совсем удачный день, типа "красные пришли". Я понимающе кивнул и перевёл тему разговора на её круг занятий. Оказалось, что девушка, которую звали Оксана, работает менеджером по продажам бытовой техники. Кто бы подумал! Но, я не хочу сказать, что меньшинства не имеют права жить как обычные люди, даже наоборот. Просто неожиданно. В общем, мы нашли общий язык. Какое-то время мы с Оксаной обсуждали музыкальные группы и любимых исполнителей. Оказалось, что нам обоим нравится Сати Казанова из "Фабрики". Правда, в отличие от меня, Ксеня собрала около десятка автографов Сати. Я же никогда не занимался собирательством подписей и не особо стремлюсь, но, если вдруг будет возможность увидеть Сати вблизи, непременно спрошу автограф. Мне захотелось в туалет и я вынужден был оставить Ксеню, пообещав вернуться. Я вошёл в туалет и застал там несколько парней, приводящих свой макияж в порядок, и просто курящих. Там же был и Валера, который радостно улыбнулся мне (просто по дружески). Я улыбнулся в ответ. Из кабинки вышел Борик, довольный, как слон. Когда я закончил свои дела (или, вернее, делишки) в курилке, которая у геев так же актуальна, как и у обычных мужиков, завязался преинтересный мне разговор. Этакое подобие бесед у камина за чашечкой кофе с сигарой в руках. С разницей лишь в том, что вместо сигар здесь курили сигариллы, а вместо камина была раковина с зеркалом, в которое некоторые смотрелись, дабы поправить свой макияж (боевую раскраску). Не скажу, чтобы в комнате было тесно, но, к примеру, если туда добавилось бы ещё пара "бориков", то остальным пришлось бы держать руки прижатыми по бокам. Но, о чём это я? Так вот, главные действующие лица беседы: Боря, аккуратно ровнявший пилкой свои ногти, Валера, задумчиво курящий ароматную сигариллу у стены и незнакомый мне худенький паренёк в цветастой рубашке с бантом. Валера неспешно затянулся сигариллой и выпустил тонкую струйку дыма вверх:
- Знаешь, Борюнь, я тут подумал и пришёл к выводу, что я всё же сделал правильный выбор. И что бы ты ни говорил, я не жалею, что начал встречаться с Данилкой. Он, конечно, иногда бывает невыносим со своими капризами, но я его люблю.
- За что? Он же совсем как ребёнок : то ему не нравится его причёска, то ему кажется, что на него слишком много смотрят. Оййй. Глупости ребяческие! – Боря трагически всплеснул руками и продолжил заниматься ногтями. Валера покивал головой, но возразил:
- Во всяком случае он лучше этих женщин. Ты бы знал, какие они капризные! И ещё мнят себя центром мироздания. Всё может и без них вращаться, но они-то этого не понимают. Лично я не вижу никакого особого предназначения женщин кроме рожания детей. Да и то некоторые боятся испортить родами свою фигуру и усыновляют детей.
- Да. Согласен, - трагически покивал головой Боря. – Но нельзя же впадать в крайности. Из двух зол меньшую не выбирают – всё равно же выберешь не самое лучшее. Надо искать что-то принципиально лучшее. Тогда и будешь счастлив.
- Ну, я вроде бы счастлив. Мы с Данилкой любим друг друга, понимаем. И мне с ним интересно. А капризы… это мелочь. Капля в море. У всех есть свои недостатки.
- Валер, Валер! – влез в разговор паренёк в пёстрой рубашке. – Я так думаю, что это у вас несерьёзно. Ты к нему относишься как к ребёнку. Просто материнский инстинкт или как там. Но это скоро пройдёт. Уж я-то знаю. Встретишь более опытного партнёра и поймёшь, что только с ним готов прожить до самой старости.
- Коля! – Валера укоризненно смерил паренька взглядом. – Ну что ты знаешь о мужчинах? Вот скажи, когда у тебя последний раз был мужчина? А? Вот и не вмешивайся со своими догадками. Тоже мне, психолог.
- Ну почему же? – вызывающе пропищал Коля. – Щас я вспомню.
- Ну!? – Валера затянулся сигариллой.
- Ой, да что ты можешь вспомнить? Всем известно, что ты слишком эмоциональный и часто плачешь. А этого долго нельзя терпеть. Ни парни, ни девушки не выносят, когда их партнёр ноет по любому поводу. – Борик снисходительно улыбнулся Коле, а затем, заметив меня, игриво подмигнул.
Мне немного икнулось, хотя я стоял ближе к Валере. Коля глубоко вдохнул воздух, собираясь ответить на поставленный вопрос, и вдруг на его левом глазу родилась небольшая слезинка.
- Ты прав. Но я ничего не могу с этим поделать. - Коля скривился как от лимона и выдал пронзительный писк, переходящий в рыдания.
Борик слегка вздрогнул от его ультразвукового писка и хмуро вздохнул «опять, началось». Люди вокруг тоскливо оборачивались в сторону пёстрого паренька, а затем продолжали свою беседу. Я заметил пару раздражённых взглядов. Валера затушил окурок и осторожно приобнял Колю за плечи:
- Ну, всё, всё. Хватит уже. Будь сильным. Ты же мужчина.– Мне стало немного смешно, и я подавил улыбку, отвернувшись в сторону.
- Я не слишком вмешаюсь в вашу беседу, - осторожно вставил я, посерьёзнев, - если скажу своё мнение. Я думаю, что в общем целом женщины не такое уж зло, как вы изображаете. А наши матери? Мужики не рожают, увы нам. А женщины созданы для нас. Они же и стараются ради нас: и когда красятся, и когда покупают дорогие наряды. Они хотят нравиться нам, а не своим подругам. Конечно же, они тешат своё самолюбие, когда видят восхищённые взгляды в их сторону, но они щедро компенсируют нам все наши лестные слова в их адрес и все наши широкие жесты, совершаемые в знак восхищения. И пусть это вовсе не восхищение порой, а просто предлог затащить их в постель! Но! – я вдохновенно поднял указательный палец. – Женщина в своей благодарности слепа и неистова. Ибо она воистину счастлива, когда её возносят на пьедестал совершенства. Мужики, вы в чём-то правы, но я вам честно скажу, что я счастлив с Веруней, хотя иногда она меня и не понимает так, как меня понял бы мужик…. но на то она и женщина, чтобы быть непостижимой и в этом что-то есть. И я не изменю своего выбора.
- Вот это речь! – восхищённо произнёс Валера после некоторого раздумья. – Это речь не мальчика, но мужа. Димуль, солнце, я тебя люблю.
- Да. – Воодушевлённо вздохнул Боря. – Димка, тебе бы на трибуну – бороться за права женщин.
Коля пару раз всхлипнул, но ограничился одной-двумя скупыми слезинками. Я вдруг с тоской подумал о неизбежности постепенного перехода части мужского населения в ряды этих существ из-за невозможности быть понятыми вульгарной эгоцентрикой современных бизнес-леди и расчётливых хищниц. Да и как можно понять всю глубину мужской души, когда все мысли заняты бизнесом, зарабатыванием денег. Романтики уже не остаётся – только секс. Но, опять я ушёл в сторону. Я отвернул глаза, пока Валера пытался скромно, по-мужски, подбодрить мальчика Колю. Я закашлялся мощным выхлопом дыма со стороны и направился к выходу, так как начал задыхаться от дыма. От удушья у меня слегка помутнело в глазах. С некоторым трудом я глубоко вдохнул воздуха, пускай даже прокуренного. Тут на моём пути возникла крупная фигура. Я почти воткнулся в гору мышц, и увесистая рука опустилась мне на плечо. Я поднял взгляд вверх - это был Боря.
- Дим, тебе плохо? Я могу чем-нибудь помочь? Ты такой бледный.
- Борь, – начал было я переводя дух. Я махнул рукой.
- Да? Что случилось? – Борик нахмурился.
- Ничего. Просто воздух свежий нужен. У меня одышка от сигаретного дыма. Над моей головой пронеслось смрадное облако сигаретного дыма, заставившее меня закашляться.
- Слушай, ты в порядке? – Борик попытался меня приобнять, но я вежливо уклонился и похлопал его по плечу:
- В норме. Забудь. Пошли, выпьем лучше, а то я начал трезветь.
- Конечно, уже идём, - и Борик с решительностью ледокола направился к выходу.
Мы опрокинули по рюмочке водки и мне немного получшело. Я решился задать Боре давно мучивший меня вопрос:
-Знаешь, я не совсем понимаю ваших отношений…
- Чьих – не понял Боря.
- Ну вот ваших, когда мужчина с мужчиной… когда они встречаются.
- Да ничего тут особого. Всё обычно, как у всех. Просто мы чувствуем тоньше. Мы более чуткие к чужим проблемам и чувствам. Это не значит, конечно, что если мужчина гей, то он должен бросаться на любого более-менее симпатичного мужчину. У нас тоже есть вкусы и пристрастия.
- Да я и не думал так.
Опять соврал. Я именно так всегда и думал. И каждый на моём месте так думал бы, представив себе, что если уж мужик может встречаться с мужиком, то ему совсем всё равно, с каким.
- Ты вот, к примеру, не замечал, что геи часто работают в салонах красоты, парикмахерских, в театре гримёрами…? Всё потому, что у геев более тонкое чувство красивого, более развитое чутьё на такие вещи как одежда, запахи, лица…
- А как же вы относитесь к женщинам? – Я весь обратился в слух. Вопрос на десять баллов из десяти.
- Лично я к ним отношусь просто: как к подругам. Мне интересно с ними общаться о внешности, о любовных фильмах, о кумирах, ну и…
- И что, совсем не тянет к ним?
- Тянет. Ещё как тянет. Посидишь на работе, а работаю я охранником, поскучаешь, и тянет с кем-нибудь поговорить. Ведь только с ними можно посплетничать и обсудить любовные дела. Мужчины так не любят разговаривать о чувствах. А у некоторых их попросту и нет. Всё сводится к постели, а дальше ничего их не интересует. Не спросят даже, как я провёл день, куда ходил и что интересного было в очередной серии любимого сериала.
- А я вот как-то с девушками не общаюсь.
- ?
- Ну а чё мне с ними говорить?
-?
- Ведь у меня есть Веруня. Мне одной этой болтушки хватает. – Я улыбнулся, видя удивлённо-непонимающее лицо Бори, которое к концу фразы растянулось в понимающей улыбке.
- Шутишь? Я-то уж удивился, почему ты не общаешься с девушками, вроде не из наших.
- Обрадовался, наверное? – Я по дружески хлопнул Борю по плечу. – Думал: "АГА! Он с нами!"
- Да ладно тебе, - отмахнулся Боря. – Скажешь тоже. Просто удивился и всё. Ты мне, конечно симпатичен, но я же не зверь какой. У меня тоже могут быть просто друзья. Надеюсь, мы можем общаться как друзья?
Я наморщил мозги в недолгих раздумьях и, прикинув все "за" и "против" ответил:
- Н-ну, я думаю, что да, друг Горацио. Давай выпьем за это. За дружбу. Но, предупреждаю – пить на брудершафт и целоваться я не буду.
Боря радостно засмеялся и хлопнул меня по плечу:
- А ты юморист. Ну сказал! Вот поэтому ты мне сразу и понравился. За отличное чувство юмора. За дружбу.
- Ну, за дружбу.
Мы чокнулись рюмками и дружно выпили. После чего я огляделся вокруг в поисках закуски. И нашёл на столе дивный салатик с маслинами. Ловко подцепив одну маслину, я набросал себе немного салата и предложил Боре. Он кивнул и тоже положил себе салата. И вот, в самый разгар нашей беседы о любимых фильмах, к столу подошла моя Вера. Ну, я думаю, не стоит объяснять, как посмотрела на меня, когда застала меня, держащего рюмку в обнимку с Бориком. Она сказала: «Нам надо поговорить!», а когда мы отошли в сторонку, выразила своё недовольство происходящим беспределом в весьма строгой форме:
- Так, это прекратится когда-нибудь или нет?
Мой язык предательски заплёлся между зубами, но я всё-таки смог ответить за свои действия:
- А ничего и не начиналось, дорогая, у нас с Борей чисто дружеские отношения.
- Не прикидывайся дурачком. Я имею в виду, когда ты прекратишь пить? Тебе не стыдно? Ты же не в кабаке, а в культурном обществе.
- О, да! Я в обществе пидоров. Хотя, поспешу заметить, здесь никто не против моего вольного поведения. Никто ни слова не сказал, что я слишком пьян. А знаешь почему? Потому что они сами уже пьяные. – я показал рукой в танцующую толпу.
В банкетном зале царила атмосфера «голубой» и «розовой» любви: в ласковых волнах Джорджа Майкла проплывали пары сентиментально убаюканных геев и экстатически взвихрённых лесбиянок. На счастливых лицах, промелькивали короткие фразы, или даже словоформы, непонятные мне. Но я смутно догадывался об их значении. На короткое мгновение я засмотрелся на вальсирующие пары, но голос моей Веруни выдернул меня из мира фантазий и вернул в грубую реальность:
- Ты меня слушаешь вообще? Если ты меня любишь, то прекрати пить. Я устала краснеть за тебя…
Я возмутился и попытался занять наступательную позицию:
- Ну и не красней. Хватит уже менять окраску. Расслабься хоть немного. Ты слишком напряжена, не замечаешь? Расслабься немного, отдохни и дай отдохнуть другим. – Но, глянув на Веру, понял, как ей далеки мои слова, и попытался взять крепость тонкой лестью. - Ну, Верунь, любовь моя. Ну, не сердись.
Вера строго посмотрела на меня и сбросила моё прикосновение со своей руки. Затем вдохнула воздух побольше и на одном дыхании выпалила:
- Скажи мне, солнце, когда ты в последний раз видел свою жену пьяной? Не можешь вспомнить? Правильно: никогда. Я в отличие от тебя не напиваюсь до потери памяти при первой подвернувшейся возможности. Я знаю свою меру, а ты нет. И вот моё последнее слово: если ты хочешь, чтобы я ушла, пей дальше, позорь меня перед моими друзьями. Но если ты меня хоть чуточку уважаешь, то эта рюмка, которая у тебя в руке, будет последней. Понял меня? Всё.
Она молча развернулась и ушла в сторону танцпола, где затерялась в толпе. Я немного подумал и посмотрел на рюмку.
- Ну, прощай последняя любовь. Фух. – я опрокинул рюмку внутрь и, оглядевшись вокруг, грохнул рюмку об стену в знак подтверждения своих слов.
Когда я вернулся на предыдущее место, Боря сидел там. Он слегка покачивался в такт музыке, когда заметил меня:
- Дим, ну как ты? Всё в порядке. Давай ещё по одной.
- Не, мне нельзя. Шеф приказала. Лучше пойдём, зажгём танцпол.
В это время заиграли бодрые ритмы «Коко джамбо», и мы с Борей "зажгли" танцующих. Я танцевал с полной самоотдачей, выкладывая всё своё тело в танец. И в это время мне было абсолютно не важно, профессионально ли я танцую или нет, но я слился с музыкой. Закрыв на миг глаза я уловил ритм и изгибался вместе с музыкой. В моей жизни есть две стихии: музыка и женщины. Всё остальное не столь важно. Если нет этого, я не существую, если нет всего остального – я слегка расстроен. Когда я остановился вместе с музыкой, меня встретили бурные аплодисменты. Вокруг меня образовался круг людей, выкрикивавших «Молодец!» и «Давай ещё!». Я крикнул: «Поставьте Таркана» - и через несколько секунд в колонках раздалось знакомое «Ду-Ду». И тут я взорвался. Это был экстаз, феерия чувств, полное самовыражение во славу музыки… В редкие минуты ощущения экстаза, под воздействием музыки и алкоголя, я становлюсь неуправляем. Затем, помню, были восхищённые возгласы, возносящие моё умение танцевать в дар, пустые слова любви и просто восклики «Вау!» и «ААА!». Но всё это не имело особого значения для меня, когда я подошёл к Веруне и резко обняв её, притянул к себе:
- Ну, и что ты скажешь теперь? Как твой муж?
Вместо ответа она смачно поцеловала меня под апплодисмены публики. В общем, уходили мы со свадьбы под восхищённые отзывы и с непременными обниманиями, сопровождавшимися словами в мой адрес: «Как жаль, что Дима не из наших! Он так здорово двигается. Будь я свободен…». Я искренне обнимался со всеми и улыбался в ответ, обещая подумать, на что Веруня шутливо погрозила кулачком со словами: «Даже не думай!». Так закончился мой первый опыт общения с меньшинствами нашего общества.