...у него умер сын. Сыночек. Он умирал очень долго, и ему было очень больно. Сына сбила машина, и мальчишка боролся за жизнь всеми силами своего ослабевающего организма и, в конце концов, эти силы кончились, он как-то тихо, словно избавившись от невыносимого груза, улыбнулся отцу, видя его сидящим у кровати, заснул... и умер... Наверное, это было быстро, но для них с женой время тогда замерло, затормозило свой бег, вымывая с каждыми проходящими сутками всю надежду на лучшее, и что-то светлое, заполняя душу горечью и недоумением, ощущением того, что сейчас, сию, такую долгую и такую бесконечную, минуту и их тоже покидает жизнь...
А сбила машина мальчика в середине июня. Он только закончил восьмой класс и в подарок за хорошие оценки, они купили ему велосипед. Как и все мальчишки, он о нем мечтал и постарался окончить школу хорошо, рад был подарку до беспамятства. А тем вечером, когда и сумерки-то ещё не наступили, ехали они с друзьями, уставшие после купания, домой с моря, вылетела откуда-то «Жигули». Водитель был сильно пьян, он ехал со своей дачи, не вписался в поворот и сбил мальчика. Вот с этой секунды жизнь для них и кончилась. Когда ему сообщили об этом, внутри все окаменело, стало трудно дышать, но нужно было спасать сына и они с женой проводили все время рядом с ним, не замечая ни времени, ни всего остального.
Водителя, который был причиной этой трагедии, оправдали, обвинив детей в том, что они ехали не там, где надо, и не так, как надо. Но в городе все знали, что за рулем ехал капитан, работающий в ГАИ, и, как потом сказали люди, дядя у него был каким-то генералом в Москве – никто и не сомневался, что капитан не будет виноват.
Когда следователь сказал ему, что дело это закрывается, и суда не будет, Федор не удивился. Но от следователя он пошел на дачу к этому капитану, которая была недалеко от их района, где они жили. Дача строилась основательно, была похожа скорее на замок, чем на загородный дом. Во дворе жарилось на мангале мясо, а капитан лежал в тенёчке на шезлонге. У ворот стояла уже другая машина, не «Жигули» – поменял уже, видимо, на новую...
Федор и сам не знал, зачем он пошел к нему, это был какой-то порыв, хотелось спросить его – как так можно, хотелось взглянуть тому в глаза... Он стукнул в кованые ворота. Невдалеке, на грядках, работал какой-то человек весь потрепанный, лохматый и небритый. Он, услышав стук, бросился к воротам:
– Тебе чего?
– Мне бы с хозяином поговорить...
– А.... – протянул мужик и крикнул, – Петрович, тебя хотят! Тот, подняв солнцезащитные очки на лоб, и взяв открытую запотевшую бутылку пива, крикнул,- иду.
Капитан его узнал не сразу.
- Ну, что тебе?
- Это...,- Федору вдруг сделалось ещё тоскливее и, глядя на самодовольное лицо дачника, он понял, что пришел совсем сюда напрасно...
–Тебе все равно за это надо будет отвечать...- сказал уставши и, повернувшись, шаркающей походкой пошел обратно....
Они уже виделись один раз в прокуратуре. По всей видимости, тогда следователь уже знал, что виновным будет мальчик, и они хотели погасить сопротивление семьи против такого решения. Когда Федор зашел к тому в кабинет, там сидел и этот человек. Следователь вышел, а они остались вдвоем. Тот был в гражданской одежде и выглядел очень в себе уверенным. А в это время его мальчик лежал весь переломанный на больничной койке и до сих пор не приходил в сознание.
- Ты вот что, - сказал тогда капитан, - я тебе сочувствую, но ты пойми и меня – я же не нарочно! На вот пять тысяч баксов и купи сыну что-нибудь. Положил перед Федором пачку долларов, перетянутых желтой резинкой. Федор молчал. Он не мог почему-то говорить.
Его мальчик лежал в больнице, и ему было очень плохо. Было плохо из-за этого человека, который сейчас сидел спокойно перед ним, и в его глазах чувствовалась такая безнаказанность и чувство уверенности в своём существования, что Федору стало дурно. Он встал и медленно пошел к дверям. Вскочил и капитан, побежал за ним, схватив доллары, - Мужик, ну ты чё, все будет нормально, ты не переживай, выздоровеет твой пацан, возьми, фруктов купишь и новый велосипед! - Он сунул ему в карман рубашки пачку с деньгами, – Нет, ты ему мотоцикл сразу купи, если не хватит, ты скажи, я добавлю!
Он похлопал поощряюще его по плечу и закрыл за ним дверь... Только дома Федор почувствовал, что у него в кармане деньги. Сейчас деньги были нужны - врач все время виновато разводил руками на их немые вопросы и говорил, что очень плохо с лекарствами, но они сделают максимум возможного, что бы помочь мальчику.
Он принес деньги врачу и положил пачку на стол: «Помогите ему, пожалуйста» – сказал тихо...- «Да вы что, - удивился врач, - это сильно много, - он вытащил из пачки несколько купюр, – этого вполне хватит, я закажу лекарство, мы делаем и так все...»
И его Вася через несколько дней пришёл в себя. Но это видеть было ещё мучительнее, потому что те боли, которые он испытывал, лежа весь в гипсе при сорокоградусной жаре, невозможно было видеть. Он приходил в себя, но через пару часов боль опять была настолько сильной, что врачу приходилось снова делать укол и мальчик опять погружался в сон...
На восемнадцатый день он так же вечером очнулся, увидев рядом с собой отца, улыбнулся краешками губ, а потом его взгляд как- то потух, он закрыл глаза, и напряженное его лицо как- то неожиданно расслабилось, побелело. У Федора все внутри охладело от тяжелого предчувствия, и он напряженно всматривался в лицо сына, пытаясь понять, как он себя чувствует, и, не видя, что мальчик дышит, понял, что его уже больше нет... Он погладил его по ещё теплому лбу, по мягким волосам, и первый раз за все это время заплакал. Слезы были соленые, жгли глаза и лицо, а тот обруч, который стискивал его душу, сжался ещё сильнее, и он понял, что не знает, как жить теперь ему дальше...
Тех денег, которые были в долларовой пачке, хватило, чтобы похоронить его Васятку. Но после похорон слегла жена - у неё нашли рак мозга, через два месяца умерла и она. Что бы рассчитаться с долгами, Федор продал землю, которую хотел приспособить под приусадебное хозяйство. За неё дали хорошие деньги – земля в Краснодарском крае поднялась в цене сильно, он поставил на могиле родных ему людей хороший памятник, а на оставшиеся деньги запил. Предприятие, на котором он работал, закрылось, не выдержав конкуренции, и он остался без работы. Да и смысла уже в ней как-то не было, он туда по привычке ходил и, как и его пресс по штамповке строительных блоков, автоматически что-то делал.
В один из осенних вечеров, покупая бутылку столичной в винном отделе магазина, он столкнулся с нестриженым, который когда-то открывал ему ворота на даче капитана. Тот его не признал. Федор кивнул ему на бутылку – «Хочешь?» Тот широко улыбнулся, показывая испорченные зубы,– «Конечно!» Они сели в сторонке и выпили бутылку из грязных пластмассовых стаканчиков, которые ветер гонял по асфальту. А, выпив, лохматый заторопился.
- Куда ты так спешишь?- спросил его Федор. - Да хозяин может на ночь приедет, увидит, что меня нет – ****юлей надает....
- Что – бьет?
- Да не то слово, воспитывает, собачий потрох. Особенно в последнее время – с женой разошелся, теперь на даче живет, злой хуже пса.
- А что тогда на него батрачишь?
- А куда мне деваться? Ни денег, ни документов... Он обещал помочь, мент же, но вот уже скоро год, как ишачу на него, как спрошу про документы – он ржет в лицо, говорит: « какие тебе, Серега, документы, тебе что тут плохо? Море рядом – в баню ходить не надо, закуски навалом – живи в свое удовольствие!» А у меня мама в Находке одна живет, старая уже совсем, и не знает, жив ли я...
Серега вытер грязной рукой глаза и наступил ногой на свой пластмассовый стаканчик.
- Ладно, давай, спасибо тебе. – Сказал он и нетвердо посеменил в сторону дачного поселка.
После этой встречи прошла неделя. А может быть и больше. Или меньше. Федор совсем не ощущал времени. Оно сменялось для него только днем и ночью, а какой день и сколько было времени – не играло абсолютно никакой для него роли. Он понимал, что внутри него что- то сломано и сломал это все один человек...
Денег оставалось от продажи земли семь тысяч рублей. Он взял их из запыленной прикроватной тумбочки и, засунув в карман пиджака, вышел на улицу. В магазине привычно купив бутылку столичной, отправился к дачам.
Знакомые ворота были закрыты. Он постучал в гулкое железо какой-то хитроумной штуковиной, специально приспособленной для этой цели, из сарайки, построенной невдалеке от дома, выглянула голова Сереги. Он, увидев Федора, обрадовался и удивился:
- Братан, а как ты меня нашел?!!
- Хозяин дома??
- Нет, он поздно приезжает!
- Пить будешь?
- Давай, только по-быстрому, хорошо? А то он не любит шибко, когда я выпивши.
Серега суетливо открыл замок и впустил Федора во двор. Они прошли в пристройку. Внутри было темно и грязно. Напротив окна стоял полуразрушенный диван, накрытый старым, выстиранным пледом, рядом с диваном было просиженное кресло без одной ножки и рядом с креслом стояла трехлитровая банка, вместо пепельницы. Под окном стоял небольшой стол, на него-то и стал суетливо метать свои запасы Серега. Через минуту там появились стаканы, булка черного хлеба и немного подсохшие маленькие огурцы...
- Чё стоишь? – сказал осматривающему гостю жилье, - Давай разливай.
А сам взялся нарезать каким-то несуразным, огромным ножом, больше похожим на мачете, хлеб.
Выпили. Чувствовалось, что Сереге стало хорошо. Он успокоился и перестал нервно метаться по своему жилью.
- Ты домой хочешь? – спросил Федор его. - Ты говорил, что к матери надо.
- Ото как же! Эх, я хоть сейчас бы в путь... – протянул он мечтательно и сунул в рот пучок зеленого лука...
- Тебе семь тысяч хватит? Вот, - он достал деньги и положил перед ним пачку. - Только езжай прямо сейчас. Согласен?
- Да ты чё, братуха, - лохматый не мог сразу понять, что от него хотят, - ты чё – это серьезно??
- Езжай сейчас, слышишь? Тебя же мать потеряла! Собирайся и прямо сейчас и езжай.
Когда до того дошел весь смысл происходящего, он опять забегал по своему убогому жилищу, размахивая руками,
-Ну, ты даешь, братуха, ну ты даешь, ну это же надо! Что – прямо сейчас?
- Да, - сказал Федор, - прямо сейчас.
Тот взял деньги, держа их в руках, выскочил на улицу. Через минуту, железно стукнув, закрылась калитка. Стало тихо. И зябко. Он сидел у стола, и перед его глазами стояла последняя улыбка сына... Когда он родился, у него были голубые, василькового цвета глаза и поэтому они его назвали Васей, Васильком... Потом, когда ему стало больше лет, он стеснялся своего такого простого имени, в моде были разные иностранные, киношные имена и простое «Вася» было совсем несовременно. Они с женой убеждали его, что только из-за любви к нему, его так назвали и сын смирялся с этим, а сам всегда думал – какое бы он хотел себе имя? Но так получалось, что только оно, в общем то, ему и подходило...
Сквозь свои мысли он услышал у ворот нервный сигнал машины. Взяв большой тесак со стола, он вышел наружу. Было уже темно. За воротами урчал двигатель машины. Федор подошёл к кованой щеколде и, откинув её одной рукой, распахнул створки. Машина с ревом въехала во двор. Он закрыл ворота. Сзади, со злостью хлопнув дверью, выскочил капитан:
- Ты чё, сука, шевелиться не можешь?! – и осекся, увидев в темноте Федора с огромным ножом в руке. Федор перехватил тесак в правую руку, занес его над застывшим в смертельном ужасе убийцей его сына, и сделал шаг, как слева вдруг его пронзила страшная, хрустящая боль в шее, он выронил нож и, падая, увидел в желтом свете огромной луны сосредоточенное лицо лохматого Серёги, который стоял, держа в руках блестящую от крови лопату, острием которой он и саданул его сбоку по горлу...
- Бля, Петрович, он же убить тебя хотел!!!
Боль была мгновенной, но сразу же пришло какое-то облегчение. Тело его лежало с неестественно вывернутой головой и из открытой раны на шее, пузырясь и пульсируя, вытекала черная кровь. Он уже ничего не чувствовал, но сознание стало огромным, необыкновенно легким и его понесло, кружа, на встречу к яркому свету, непонятно откуда идущему. А рядом были с ним его Васятка и жена, слышались их голоса, которые отдавались в затухающем сознании непривычно эхом, а потом все исчезло.
24,07, 2002. Bielefeld
© Copyright: Чешенов, 2002
Свидетельство о публикации №2207290076