Родители уехали рано утром, и Мартин, как ни старался проснуться пораньше, не застал их. Он скучал у окна, глядя на промёрзшие за ночь лужи и на белый туман, который бывает на юге Германии только зимой. 23 декабря 1897 года – из открытой двери его спальни был виден календарь, висящий на стене в коридоре. По всему было видно, что этот дом отвык от детей. Отец уехал отсюда, когда ему было 15, и детская с тех пор не видела игрушек и не слышала детского смеха. Близилось Рождество, и родители уехали в город привезти подарков и игрушек для скучающего сына. А самого Мартина оставили, чтобы он поближе познакомился с дедом. Деда Мартин никогда раньше не видел, и увидев, не хотел долго оставаться рядом с ним. Холодный строгий человек, как и вся местность вокруг, давно забывший, как обращаться с детьми. Была ещё и бабушка, но её Мартин вообще никогда не видел. Дед закрывал её на втором этаже дома и говорил отцу, что она «в последнее время стала странной, и может напугать ребёнка». Мартин решительно ничего не понял и захотел поскорее увидеть бабушку, может, она не такая строгая, как дед.
Мартин спрыгнул с широкого подоконника, оглядел ещё раз скудно обставленную бывшую детскую и вышел в коридор. Длинный коридор вёл вправо, огибал весь второй этаж и заканчивался окном с маленьким балконом, украшенным резными перилами. Ветер тоненько сопел в дымоход, половицы скрипели, и тусклый утренний свет, казалось, не попадал на второй этаж. Дом казался мальчику одновременно ветхим и величественным, из каждого угла скалилась окутанная паутиной старина. Пахло старым деревом и камнем, плесенью подвала и любимым одеколоном дедушки. Отец сказал, что дому 200 с лишним лет, когда-то он был фамильным особняком семьи Бауэр, а теперь в нём живёт только дедушка. Из сказанного Мартин уяснил только то, что речь идёт об их фамилии, и что опять не упоминается бабушка.
На втором этаже было всего 5 дверей. Одна из них вела в комнату Мартина, 3 другие оказались запертыми, открыта была лишь одна, последняя, у самого окна. Мальчик осторожно толкнул дверь, заглянул в комнату, потом вошёл. Комната была намного больше его детской, имела 2 окна, одно с балконом. Стены украшены выцветшими обоями, узоры на которых сливались в одну жёлтую массу. У стены напротив окна стоял большой шкаф, о нём мать сказала бы «готический». Низкая старая кровать стояла под вторым окном. На столике у кровати было нагромождено огромное количество склянок и банок, видимо, с лекарствами. Пол покрывал ковёр, цветастый, но уже не яркий, очень старый, как всё в этой комнате. Но особенное внимание мальчика привлёк портрет, размещённый на стене между окнами. На нём была изображена очень красивая молодая женщина. Волны блестящих чёрных волос ниспадали на складки старинного зелёного платья. Украшение с камнями такого же цвета сверкало на тонкой шее. Смуглое лицо с красивыми мягкими чертами словно дышало нежностью, а большие чёрные глаза будто улыбались каждому вошедшему в её покои.
Мартин на секунду замер, у него перехватило дыхание, ведь с этого портрета на него смотрела живая молодая бабушка (в том, что это именно она у него не было сомнений). Словно он уже видел когда-то эти черты, но не мог вспомнить, где и когда. Помнил только то, что мать говорила, что бабушка – французская цыганка. А что это значит, Мартин не понял.
Со стороны лестницы послышались шаги, и Мартин пулей вылетел из комнаты, как мог тихо прикрыл дверь и встал у окна в конце коридора, сделав вид, что занят созерцанием грязи и лужи во дворе.
- Что-то ты сегодня рано встал, Мартин, - сказал дедушка, глядя на испуганного внука с высоты своего роста и снисходительно улыбаясь. Он как отец – высокий и худой, даже черты лица очень похожи, только тем и отличаются, что дед лет на 25 старше. Но отец намного ближе, теплее, добрее.
- Может, хочешь на улицу? – продолжал дед, - Иди, пока свежо.
Мартин кивнул и почти побежал в свою комнату. Едва отдышавшись, мальчик кое-как натянул свитер, ботинки, куртку с шапкой, как попало повязал шарф и сбежал вниз по старинной скрипучей лестнице с поворотом и массивными перилами, изображая непринуждённость. Дед сидел у горящего камина, курил трубку и читал газету. Он только слегка повернул голову и так же снисходительно улыбнулся. Мартин с трудом открыл тяжёлую деревянную входную дверь и вышел во двор. После затхлой атмосферы дома прохладный зимний воздух казался удивительно свежим. Но мрачный старинный дом всё ещё нависал над ним, и мальчик бросился прочь с крыльца с массивным навесом, украшенного витыми колонными, растрескавшимися от времени.
Мартин оглянулся, чтоб ещё раз увидеть дом. Он стоял, всё такой же мрачный и величественный и ветхий одновременно, построенный на века из серого камня и дерева, окружённый с фасада могучими вековыми вязами, украшенный резными балконами и лепниной под покатой крышей. На секунду Мартину показалось, что в боковом окне на втором этаже мелькнуло чьё-то лицо, но он тут же развернулся и побежал в направлении лужи, шлёпая ботинками по жидкой грязи. О происхождении лужи отец говорил так: небольшое узкое и длинное озеро, что располагается сейчас за деревней, когда-то было намного шире и берегами своими подступало к самому дому. Потом озеро вдруг обмелело, и на его месте построили новые дома, а всё, что осталось от него в деревне – и есть та самая луже.
У лужи местные мальчишки кидали камни, проламывая тонкий ледок, оставшийся с ночи. Они словно ожидали новенького. Старший мальчик, лет 10-ти, одетый в замызганную куртку и заштопанный штаны, подошёл, глядя на Мартина словно через прицел, и сказал:
- Хочешь поиграть с нами?
Мартин кивнул зачем-то, хотя ему вовсе не хотелось связываться с ними. На улице было прохладно, а в дом возвращаться не хотелось, и он пошёл вслед за мальчишками. Когда они обошли лужу, другой мальчик нагло подошёл и сказал:
- А спорим, ты струсишь и не встанешь на лёд вон там!
Он указал на место, наиболее удалённое от домов, где лёд ещё не растаял, даже прозрачным не казался.
- Я встану! – сказал Мартин зачем-то, хотя разум изо всех сил кричал: «Не смей делать этого, ты же боишься воды и холода!»
Мальчишка усмехнулся, и компания двинулась к другому концу лужи. Мартину хотелось убежать, но какая-то безрассудная гордость не давала ему сделать этого. Он осторожно ступил на хрупкий лёд, сделал несколько маленьких шажочков, развернулся и гордо глянул на мальчишек. Они же смотрели на него с берега, как на дурака. И немудрено: в тот же миг лёд проломился, и Мартин оказался по горло в ледяной воде. Мальчишки, видимо, не ожидали такого исхода, и разбежались с перепугу. Мартин же не просто испугался; его сковал настоящих дикий ужас, какого он не испытывал ни разу за все 5 с половиной лет своей жизни. Он пытался кричать, но из горла вырывался только сдавленный хрип. Дед не увидит его, а соседний дом пустует. Третий дом слишком далеко. Мальчик начал медленно продвигаться к берегу, помогая себе руками. А ведь из-за страха воды он не научился плавать! Дно очень скользкое, а вода просто невероятно холодная и грязная. Под ноги попадает всякая мерзость, ботинки полны водой. Когда идти стало невозможно, Мартин ухватился за оставшийся у берега лёд и подтянулся. Но льдинка сломалась, Мартин поранил куку и едва не ушёл под воду с головой.
Страдания его закончились неожиданно: сам не зная, как он вытолкнул себя из воды и позорнейшим образом растянулся в грязи. Сердце колотилось так, что удары отдавались и в голове и в ногах, становилось то жарко, то очень холодно. Представив, как он выглядит сейчас из-за собственной глупости, и что сделает с ним дед, Мартин чуть не расплакался, но всё же нашёл в себе силы встать и идти в дом. Вода лилась отовсюду, и с каждым шагом становилось всё холоднее.
Запнувшись о ступеньку, Мартин снова растянулся, запачкав пол в прихожей. И тут же почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
Женщина смотрела на него как-то по-птичьи, наклонив голову вбок. Седеющие волосы были кое-как собраны сзади, одета женщина была в старый халат, настолько облезлый, что невозможно было понять, какого цвета он когда-то был. Лицо её выражало недоумение, непонимание и какую-то скрытую агрессию. В чертах этого лица Мартин без труда узнал женщину с портрета. Она внушала страх. «Неужели это бабушка?» - Мартин сжался, надеясь слиться с полом и стать незаметным.
- МартИн! – внезапно закричала женщина, повернувшись назад.
Мальчик на полу вздрогнул. Деда зовут так же, как его, вернее, его назвали в честь деда. Женщина позвала ещё и ещё раз, с каждым разом интонация её голоса становилась всё более жалобной. Когда, наконец, явился дед, она начала говорить ему что-то на языке, который Мартин не понимал. Мальчик поднялся с пола, стараясь не шуметь и оставаться незаметным. Дед бросил на него недобрый взгляд, бабушка же продолжала говорить на непонятном языке, запустив руки в растрёпанные волосы, глаза её вращались так дико, что Мартину стало ещё страшнее. В конце своей речи бабушка сказала по-немецки:
- Давай выбросим этого ребёнка вон! Нам не нужен этот грязный ребёнок!
Мартин в ужасе прижался к стене, а дед схватил бабушку за руки и уволок на второй этаж. Послышался стук запираемой двери. Дед вернулся и долго смотрел в упор на мальчика, который всё ещё не мог прийти в себя от услышанного. Дед словно решал, с чего начать объяснение, но, в конце концов, решил ничего не объяснять, бросил короткое «Переодевайся!» и вернулся в своё кресло.
Мартина не надо было долго уговаривать, он мигом сбросил грязные ботинки и помчался в свою комнату.