Глава третья. Лекарство против скорби.
Другие предпочитали работать своими кулаками, а он чужими. Его всегда окружала шайка преданных пацанов, готовых в любой момент броситься на кого он укажет.
А он мог до темноты рассказывать им истории про благородных туземцев и подлых колонизаторов, которые сочинял тут же, на большой коряге у озера. И младшая сестра, повсюду ходившая за ним как хвост, сидела рядом и с торжеством поглядывала по сторонам.
- Сколько душ на свете?
- Ни души.
- Чем докажешь?
- Жить хочу.
- На кого покажешь?..
Эта дурацкая игра почему-то была любимой на школьном дворе.
Однажды, придя домой, он решил напугать сестру, которая готовила уроки за столом. Сначала хотел схватить за горло, но вдруг ясно представил, как под пальцами пульсируют жилки под тонкой кожей, и его передернуло, и он схватил с кровати поясок от халата.
- Сколько душ на свете?.. - он накинул поясок ей на шею и потянул концы.
Она подыграла ему, закрыла глаза и тихо простонала, бессильно опустив руки. Это было совсем не то, что бывало обычно, и он ощутил внутри странное тепло, и завибрировало внизу живота, и тихий властный голос велел затянуть петлю со всей силы, и он с трудом заставил себя остановиться.
А ночью долго не мог заснуть.
Когда был в стройотряде, получил телеграмму от родителей, где сообщалось, что его любимая сестра-старшеклассница умерла. Как сказали по приезде - покончила с собой, удавилась. Из-за чего? Конечно же, от неразделенной первой любви... Бессонными ночами он пытался представить, как это – умереть, когда остаешься без дыхания, и эти фантазии доходили у него до галлюцинаций. Наблюдая во время бессмысленных блужданий по улицам за девушками-школьницами, он чувствовал непонятное возбуждение, смесь интереса и ненависти. «Они живут, радуются, смеются, - думал он, - и моя сестра тоже могла бы, но она сейчас лежит в холодной могиле, и плоть ее тлеет, ребра прорывают кожу и черви выедают глаза, и никогда она не встанет, не засмеется, никогда я не подарю ей бусы и ленточки в косы, никогда не возьму с собой на речку…»
Он увидел, что не может жить как раньше. Мир переменился. Многие привычные вещи стали восприниматься по-другому. И даже знакомая сцена Мельника из «Русалки», услышанная им по радио, отозвалась в сердце ощущением необратимой беды. «…Она кинулась в реку…вдруг сильные крылья к плечам приросли… Теперь свободно летаю, теперь я вороном стал. Люблю клевать на могилах…» - повторял он про себя, и странное чувство, замешанное на жалости и ярости, все сильнее терзало его и принуждало к безумным поступкам.
В версию несчастной любви он не верил с самого начала. Не было ни посмертной записки, ни другого намека, и долгие месяцы пытался докопаться до подлинной причины трагедии. И однажды, уже в армии, когда на глаза попался старый учебник по истории СССР, он решил, что ответ найден. Ведь накануне смерти сестра получила по истории тройку. Вот и причина. И он удивился, почему сразу об этом не догадался – ведь доселе проницательность его не подводила. «Это убило то, - прозвучала в голове забытая фраза. – Книги убивают людей».
На второй день побывки он пошел к учителю истории, тщедушному старику Якову Абрамовичу Иванову. Адрес он знал, поскольку еще пионером ходил туда со всем классом поздравлять «историка» с Днем Победы. Сначала хотел взять с собой отцовский охотничий нож, но потом передумал и взял кусок капроновой веревки. «Справлюсь», - подумал он.
И не повезло - оказалось, что давно уже больной неизлечимой болезнью старик умер два месяца назад...
Возвращаясь назад, он с отвращением подумал, что не смог бы задушить отвратительного старика, похожего на сморщенный гриб. Месть должна быть красивой. И ударить ножом бы не смог, потому что с детства не терпел крови.
…Там, в армии, все было как на другой планете. Мысли его постепенно избавились от хаотичных метаний. Оказалось, что возможно, и даже очень просто совершать поступки, которые на гражданке были бы невозможны. Парадоксально, что исчезло сдерживающее чувство ответственности за то, что раньше главенствовало, а здесь оказалось несущественным. И отношения между людьми строились не по закону, а по интуитивному чувству удобства существования. Общество в казарме не было самодостаточным по сути, оно питалось от внешнего источника, который то почти иссякал, то приходил высокой волной, и совершенно отпадала необходимость думать о соразмерности усилий для поддержания постоянного порядка, а на смену пришли совершенно новые лихие устремления. Мир не рухнет, даже если рухнет казарма, потому что внешний мир большой, инертный и самообновляемый.
Служба была такой, какой и должна была быть у него. Отец, известный ученый, помог неплохо устроиться. Команда подобралась интернациональная – русские, корейцы, узбеки, чеченцы. Днем служили как приходилось, вечером отдыхали как умели. Чеченцы держались особняком, по вечерам кучковались в столовой, где молча курили анашу. Верховодил у них горбоносый Саид, слегка кривоногий и низкий ростом, но жилистый, широкоплечий и чуть ли не самый веселый среди мрачных земляков.
Однажды вечером, когда по обыкновению чеченцы сидели в столовой, туда вошел один из корейцев попить чаю. Другие предпочитали в такое время не появляться, а если уж вошел – бери быстро, что надо, и уходи, пока не начались проблемы. Кореец же задержался, да еще окинул компанию быстрым взглядом. Чеченцы насторожились. Саид грубо подозвал вошедшего. Тот замялся, но подошел. Слово за слово, и кавказцы так отметелили сослуживца, что того увезли в санчасть. На следующий вечер два десятка корейцев стояли на площадке перед столовой. Чеченцы вышли, и в них полетел град увесистых булыжников.
…Он видел, как главарь корейцев, невысокий коренастый сержант с труднопроизносимым именем, уж готовился торжествовать победу, как налетевший вороном Саид сильно ткнул его заточкой в горло, и тот упал, пытаясь поймать что-то невидимое перед собой, но руки неловко промахивались, и кореец замер, обильно смачивая землю кровью.
…Когда явилась спецгруппа, буза была в самом разгаре, пылали складские помещения, и кое-где недвижимо лежали тела с раздробленными головами и переломанными ребрами.
Разбушевавшуюся толпу с трудом усмирили, но несколько особо активных зачинщиков бесследно исчезли.
…Ночью, когда он возвращался в казарму из наряда, путь преградила темная фигура.
- Слюшай, дрюг, - Саид положил ему руку на плечо. - Виручай, дорогой. Я вижу – ти свой. Дэньги нужны.
Он давно уже стал равнодушен к материальному. И теперь не только дал Саиду денег, все, что были в заначке, но пожертвовал и свой физкультурный костюм, и напоследок посоветовал ехать не в райцентр по шоссе, а в сторону турбазы, где можно легко поймать машину.
Интуиция его не подвела. Дорога на райцентр в это время, как потом выяснилось, была уже перекрыта.
А недалеко от турбазы нашли труп шофера-частника, чьи «Жигули» обнаружились позже, у склада железнодорожной станции.
Узнав, что стал косвенной причиной смерти ни в чем не повинного человека, не испытал никакого сожаления. Его посетило лишь знакомое чувство злорадства, которое испытывал теперь, когда читал в газетах сообщение об очередном природном катаклизме или преступлении. Каждое событие такого рода, думал он, справедливо распределяет несчастья среди населения.
После демобилизации он первым делом привел в порядок доставшуюся в наследство избу в глухой тайге: бревна изнутри обшил оргалитом, оклеил обоями, вырубил декоративный кустарник вокруг, залил бетоном дорожки и сменил аляповатую резную калитку на современную металлическую решетку. Получилось вполне цивилизованно, и если бы были в наличии соседи, то наверняка бы ахали и завидовали. Но дом стоял на отшибе, а по пути к Вежакорам располагался лишь затерянный в лесу раскольничий поселок. А дальше – небольшая деревня, где жили местные дикие люди. Ни те, ни другие беспокойства причинить не могли.
В старинном дубовом сундуке лежало множество удивительных вещей, знакомых еще с детства. Особенно ему понравился прекрасно сохранившийся старый английский плащ. Он надел его и удивился, насколько тот оказался впору, и даже не захотелось снимать. Потом достал из сундука книгу, подаренную когда-то деду заезжим ученым-иностранцем, которого дед за глаза называл Черным Джентльменом, и углубился в ее изучение. Рукописные буквы разбирал с трудом, но оторваться не мог, и когда, утомленный, погрузился в забытье, ему привиделось, что в него воплотилась душа того самого Черного Джентльмена, и теперь он свободен и недосягаем, как таинственная черная птица.
…Все та же картина. Крошечные и одинаковые, как оловянные солдатики, пионерки в белых блузах и красных галстуках салютуют знамени дружины. Он всегда представлял это с высоты птичьего полета. И хотел раздавить мелкие фигурки, но они растеклись сквозь пальцы.
Он поднялся, еще находясь в бреду навязчивого полусна, но к груди уже подкатывала знакомая вибрация. Видение дразнит, а энергия неприятия лжи питает душу и мозг.
На большой таежной поляне он обнаружил палатки, а потом в лесу чуть не наткнулся на группу старшеклассниц в тренировочных костюмах. Утром он сел в лодку, чтобы проверить тайник. Когда вошел, сразу заскрежетал зубами: кто-то здесь побывал совсем недавно. Так и есть – из сундучка исчезла книга и мешочек с золотым песком. В подвал не попали – не заметили дверцу. Золото было немного, невелика потеря. Но книга, книга! Как они посмели?! Сейчас, когда он почти разгадал ее скрытый смысл, пришлые силы воспрепятствовали, оборвали едва начавшийся полет. Кто-то хочет войны.
«Девки приходили, соплячки, это не пацаны были, - догадался он, - вещи не разбросаны, а расставлены по-новому. Кто вас прислал? Хотите порадоваться, что перехитрили меня? Нет, я запрещаю вам радоваться, и заявлю о себе».
Он успокоился, все приобрело ясность и порядок.
Глава четвертая. Книга Черного Джентльмена.
Вике было странно и тревожно. Пригрезилось, что она была здесь еще очень давно, да только забыла когда. Может, это было в детстве, когда ей часто снился сказочный лес, населенный диковинными зверьми, и она удивлялась и радовалась своему восторгу, когда сквозь заросли шла куда-то в неведомое, разводя руками леденцовые ветви, или когда плавала кругами в лимонадной реке. А потом просыпалась и верила, что это был не сон.
…В лагере было весело. Вика и Настя подружились со многими девчонками, и однажды они то ли впятером пошли к руководителю и попросили разрешения потренироваться с компасом на дальней поляне, а сами надули его и отправились в тайгу. Поначалу слегка заблудились, потому что Ленка что-то там напутала с азимутом. Когда Вика отняла у нее компас и план, оказалось, что они битых два часа шли перпендикулярно. У двух вертикальных валунов, стоявших как окаменевшие близнецы, остановились и уточнили ориентировку. Когда возвращались, миновав кедровую рощу и выйдя на поляну, очутились на деревенской околице. Избушки с коньками на крыше, теремок с затейливой резьбой - прямо декорации к сказочному фильму.
Пока раздумывали и решали что делать, из ближайшего домика вышел седобородый старик, постриженный «под горшок», в белой длиннополой рубахе, подпоясанный выцветшим красным кушаком.
- Здравствуйте, девоньки, - поздоровался он первый.
- Здравствуйте, - ответили путешественницы, глядя на него во все глаза.
- А вы чьи будете?
- Мы городские, вот немножко заплутали, - сказала Вика, как самая смелая.
- Ну, милости просим в избу, отдохните, медком с хлебушкой поподчуйтесь.
От него исходило что-то доброе и спокойное, и девушки без всякой боязни переступили порог дома. Когда они сели на лавку, завеса около печки отодвинулась, появилась светловолосая девочка лет семи, одетая в сарафан, и поставила на стол большую миску с сотовым медом и черный каравай.
- Угощайтесь, гости дорогие, чем Бог послал, - с поклоном чуть слышно проговорила она и удалилась.
- Эт внучка моя, Фрося, - пояснил хозяин, и с гордостью добавил. - Она вещунья.
- А кто вы, дедушка? - спросила Вика.
- Звать мя дед Евсей. Духовные мы, истинной веры то ись. С давнины здесь живем.
- А как же вы здесь, в лесу-то?
- А поманеньку, Господь нам пищу дает.
Оказалось, что в деревеньке живут несколько семей. Чем они занимаются, Вика толком не поняла, но узнала, что они полностью оторваны от внешнего мира, только иногда посылают людей к тунгусам в соседний поселок, Вежакоры, обменивать продукты и вещи.
Вика подошла к оконцу и вздрогнула – с улицы на нее пристально смотрел человек, одетый в странную черную одежду. Он тут же резко развернулся и зашагал прочь.
- Кто это? – повернулась она к старику. – Такой, весь в черном.
- Это ненашний. Фрося сказывала – человек недобрый.
- Чем же он недобрый?
- А душа у него извадливая, - ответил дедушка и тихо добавил. – Он золото делает из крови.
Гостьи замолчали. Неслышно возникла Фрося. Она долго и пристально изучала гостей, направляя взор как-то сквозь них. Наконец сдвинулась с места и прошептала что-то деду на ухо. Он удивленно взглянул на нее:
- Ой, Фрося, так ли?
- Так, дедушко. Боженька мне открыл.
...Когда прощались, старик сказал непонятное:
- Солнце сияет на благие и злые. Каждому свой час, а мы молиться будем за вас.
…Когда они возвращались в лагерь, набрели на домик, затерянный в лесу. Еще одна тайна! Лена предложила посмотреть, но ее подруги так устали, что наотрез отказались.
Вечером Лена пошла туда одна. Она, как разведчик из романа про индейцев, долго прислушивалась, пока не убедилась, что в домике никого нет. Дверь была заперта, но одно из окон слегка приоткрыто. Внутри оказалось холодно и жутко. Схватив маленький тяжелый мешочек, лежащий на столе, она опрометью бросилась прочь.
- Вот, видали? – Лена протянула ладонь, на которой лежали какие-то бурые крупинки.
- Ну и что? – Настя презрительно повела плечом.
- А то, что золото, вот что!
- Ой-ей-ей, я тащусь, - театрально затянула Настя, - Ленка мухоморов объелась.
- Ну, как хотите, - Лена сжала руку в кулак и обиженно замолчала.
- Ну-ка, покажи, - Вика подошла ближе.
Лена молча взяла со стола нож, ловко подбросила его и прицелилась в Настю:
- Умри, несчастная!..
- Да погоди, не дури, - Вика хотела отнять нож, но Лена отвела руку.
- Вот, смотри, - она выбрала крупинку покрупнее и поскребла лезвием. – Видишь, блестит.
- Да-а-а, - протянула Вика. – Похоже на золото.
- Может, это и не золото, - вмешалась Настя. – а латунь.
- Во дура, - скривилась Лена. – У тебя что по химии, подруга? Латунь – это не минерал, а сплав, и латунь легкая, а эти во, смотри, - и она пересыпала все Вике на ладонь, - тяжелые, правда?
- Ой, да… А где взяла?
- Где надо.
- Ну где?
- А в том домике.
- Когда ты успела?
- После отбоя.
- А нам не сказала… Свинья ты.
- А вы сами не хотели.
Вика и Настя не спали. Золото не давало им покоя.
- Наськ, если золото найдем, ты что себе купишь?
- Не знаю. Плейер, дубленку… В Париж съезжу. А ты?
- А я бабушке дам на ремонт дома. Сестре машину куплю, пусть подавится. Приеду к ней и скажу: «вот тебе подарок, дурында».
- А себе?
- Себе… Боксерские перчатки.
И девчонки прыснули со смеху.
- Нет, правда?
Вика перестала смеяться:
- Я бы хотела жить долго-долго, и никогда не состариться. А золото тут не поможет.
- Ну, это еще когда будет… Наверное, можно всякие средства купить. А мне кажется - я никогда не состарюсь…
Когда взошла луна, они выбрались из палатки и направились вглубь леса по темной тропинке.
Дом стоял безмолвный и холодный.
Они влезли через окно. Долго рылись в барахле, но никакого золота не нашли, а из мало-мальски ценного только в сундуке лежала старинная книга. Книгу взяла себе Настя.
Глава пятая. Страх стучится в дверь.
Каникулы! Вика прыгала через лужи и прикидывала ближайшие планы. Маман опять уехала в свою дурацкую экспедицию, а бабка наделает пельменей и… фьють к себе в деревню. Так что некому будет ругать за тройки. Кр-р-расота! Только бы сестра не приехала.
Интересно, чего это Настька решила сачкануть в последний день? Отличница, а туда же. Заболела, что ли? А вечером созванивались - все было в ажуре.
…Вика еще раз нажала кнопку, за дверью заскрипел паркет, но открывать не спешили.
- Здравствуйте, а Настя дома? - Крикнула Вика в замочную скважину. «Чего у них там, заело?..»
Щелкнуло, дверь отворилась и показалась Настя собственной персоной. Темные дуги под глазами…
- Вика, ты? - сиплым голосом произнесла она и вытянула шею на лестницу. - Давай, заходи.
Она закрыла дверь на оба замка и потянула подругу в комнату.
- А я вот мимо пробегала - дай думаю, загляну на огонек, - скороговоркой заговорила Вика, устроившись в кресле. - А чего тебя в школе не было, заболела?
- Посиди, пожалуйста, у меня, пока мама не придет, - проигнорировала Настя ее вопрос, - а то она в гостях, а папа опять у подшефных.
Вообще-то они приматов называли не иначе как «маман» и «папонт».
- Ты чо, Настька, с перил съехала? - подняла глаза Вика, и даже отложила журнал.
Настя не обиделась. Она подошла к окну и попыталась задернуть занавеску.
- Он хочет меня убить, - сказала она.
Зашуршал ключ в двери. Вика вздрогнула.
- Это мама… - немного оживилась Настя.
…Солнце садилось. Вика в который раз пожалела, что они учатся во вторую смену - хоть и хорошо, что не надо рано вставать, да только как из школы придешь, уж и темно, Настьку гулять не пускают. А Вика сама себе хозяйка: отец живет в другом городе со своей семьей, а у бабули в деревне хозяйство.
Она отказалась от чая, распрощалась и пошла домой, мысленно покрутив у виска. Настька-то, конечно, шизанулась. Кто ее хочет убить, за что? Чушь какая-то. И книгу отдала. Книга-то тут при чем? Ну, не хочет говорить – не надо. Все равно потом расколется.
Наскоро перекусив на кухне и войдя в свою комнату, она с удивлением обнаружила, что ящик стола наполовину выдвинут. А ведь у нее давно вошло в привычку все закрывать (после того случая, когда набила здоровенную шишку об острый угол, наклонившись за карандашом).
- Бабушка, ты в мою комнату заходила? - крикнула Вика, выйдя в коридор.
Тишина. Наверное, уже легла. Девушка села за стол и взяла старинную книгу.
«Какая тяжелая», - только сейчас заметила она. На первой странице была изображена витиеватая схема, а дальше шел текст, перемежающийся диковинными рисунками вроде птицы со змеиными ногами или опять же вороны с колотушкой в руке. А это что тут лежит, сложено вчетверо. Карта? Нет, какой-то чертеж, современный к тому же. Настя, что ли, его сюда положила? Она перелистала дальше. Кажется, тут заклинания на все случаи жизни. Понятными буквами на непонятном языке. «Какая ерунда», - подумала Вика и спрятала книгу в стол. Когда она поднялась, зазвенели оконные стекла - прибыл в парк трамвай. Стол задрожал, и тот ящик, где лежала книга, медленно начал выползать. Вот в чем дело, догадалась девушка и даже хотела посмеяться, но решила, что это будет выглядеть как истерика.
…Ночью она проснулась от кошмара. Ей снилась, что идет по улице, а навстречу - Настя, и будто Вику не видит. Лицо у Насти серое, как лист оберточной бумаги, а волосы растрепаны. Со стороны подходит какой-то человек и говорит: «Прячься, пока она тебя не заметила». И Вика понимает, что если она к Насте прикоснется, то умрет. А Настя-то давно уже мертвая, еще с прошлого года...
Вика зажгла настольную лампу и зажмурила глаза от яркого света. Когда Настя умерла? Да нет же, что за глупости, приснится же такое... Где будильник? Вот тебе на - проспала всего два часа. Наверное, все это колдовская книга. Избавиться от нее, к лешему…
У Насти завелись деньги. Она начала щедро угощать подругу, водить в кино и на концерты. Вика не спрашивала, откуда явилось такое богатство, потому что знала – Настя рано или поздно сама все расскажет. Так и случилось. Оказалось, она еще с прошлого года начала позировать обнаженной какому-то фотографу, то ли грузину, то ли армянину, которого называла просто Роберт. А теперь предложила и Вике пойти к нему. Та наотрез отказалась.
А одну историю Настя от подруги утаила.
…Месяц назад она в условленное время пришла в студию и пошла к ширме, разглядывая новую декорацию. Но Роберт не торопился.
- Настя, хочешь заработать? – наконец спросил он. – Не так как здесь, а много.
Насте мечтала о плэйере, но заработать позированием могла только на мороженое и недорогие тряпки.
- А что нужно делать?
- Не переодевайся пока, - сказал он, открывая дверцу своего старинного буфета. – Посидим, я тебе расскажу, что такое делать.
Он налил ей сладкого вина, пододвинул фрукты и шоколад. Настя знала, что несмотря на излюбленный жанр фотоискусства, он к девушкам не пристает – все-таки пожилой, за тридцать уже, поэтому спокойно начала угощаться. Вскоре она развеселилась, и восприняла предложенное Робертом как приглашение к приключению.
А дело было простое. Роберт попал в сложное положение, и только Настя могла ему помочь, по сути - спасти. Для этого надо провернуть одно дельце, почти без всякого риска, и на этом заработать много денег. И на плэйер хватит, и на дубленку, и Роберт расплатится с долгами. Всего-навсего нужно подставить одного гада. План хорошо продуман, Настя ничем не рискует, и все, что от нее требуется, это разыграть малолетнюю проститутку. Да-да, именно так, ну вроде маленького спектакля. Не намного труднее, чем позировать с раздеванием на фоне красочной декорации. Она сразу согласилась, но когда наутро все вспомнила, ей немного стало не по себе. Однако отступать было поздно, да и отказываться от крупной суммы просто глупо. Когда еще представится такой случай?
Через два дня Роберт с каким-то небритым амбалом подъехали к остановке на джипе. Она села на заднее сиденье и почувствовала радостное возбуждение. Все было как в кино. Вот бы одноклассники увидели, с ума бы сошли! Но когда ее привезли на неизвестную квартиру, ее опять охватила дрожь.
- Не бойся, - сказал Роберт. – Ахмед будет в другой комнате, а я – здесь, рядом, в соседней квартире.
Он еще раз повторил, что она должна делать, напомнив, что в кадр попадает только кровать и небольшое пространство перед ней. После этого фотограф ушел, а амбал скрылся в другой комнате, затворив дверь.
Через некоторое время Роберт привел какого-то грузного человека с седыми усами и в шляпе, пожал ему руку и ушел.
- Ну что, девушка, познакомимся? – вальяжно заявил гражданин, поставив на столик бутылку и скинул плащ.
Настя начала раздеваться.
- Ох, что ж ты так сразу-то… Выпей вина.
- Некогда, - ответила Настя, помня наставления Роберта.
- Ну некогда так некогда.
Когда тот справился, наконец, с последней пуговицей на огромном животе, Настя спряталась в углу кровати. «Где же Ахмед?» - уже забеспокоилась она. Но ни Ахмед, ни Роберт не спешили. Человек залез на кровать, так что провисли пружины, и начал лапать девушку за все места. Она попыталась его оттолкнуть, но получила увесистую пощечину.
- Ой-ей, прости, - забеспокоился жирный.
- Козел старый! – выскользнув, Настя бросилась к двери. Уже в прихожей она столкнулась с Робертом.
- Все хорошо, все хорошо… - фотограф накинул куртку ей на плечи.
В комнате послышались шум и голоса. Когда девушка вошла, чтобы взять одежду, тот тип с мрачным видом натягивал брюки, а Ахмед сидел на табурете, поигрывая пистолетом. Вид настоящего оружия так напугал Настю, что она не сразу разобралась в своих тряпках.
Прошло несколько дней. Роберт насчет вознаграждения молчал, по телефону был краток и мрачен, всякий раз отменял съемку.
- Роберт, ты обещал кучу денег, - наконец строго заявила девушка, явившись в студию.
- Эх, Настюша, попали мы в переплет… - пробормотал фотограф.
- Как это?..
- Видишь, клиент этот твой…шучу, шучу – козел этот жирный, какой-то шишкой оказался. Подставил меня Ахмед, как пить дать. Ладно, тебе это знать необязательно.
- И что теперь делать?
- Может, и обойдется.
- А деньги? – опять напомнила Настя.
- Да подожди ты с деньгами, тут дело серьезное.
- Тем более – зря я, что ли, рисковала?
- Жадность фраера сгубила.
- Это как понимать?..
Пирожное казалось сухим и застревало в горле. Недопив чай, Вика отправилась на книжный рынок - зачем выбрасывать ценную вещь, если можно продать... Не успела достать книгу из пакета, как откуда ни возьмись подскочил парень в круглых очках, похожий на повзрослевшего Гарри Поттера.
- Сколько хочешь за эту? - спросил студент.
- Тыщщу! - ответила Вика и испугалась своей наглости.
Тот присвиснул, но не отстал. Взвесил книгу на руке, перелистал, беззвучно шевеля губами.
- За пятихатку возьму.
Вике стало безразлично.
- Бери.
Ей показалось, что на уголках кожаного переплета затрещали искорки.
«Ну вот и ладушки, - думала девушка, выходя с толчка. - Бери мое добро, и горе-злосчастье впридачу».
…За окном начало темнеть. Позвонил телефон, но из трубки после недолгого молчания и едва слышной музыки раздались короткие гудки.
Сегодня, когда возвращалась домой, у самого подъезда почувствовала за спиной чье-то присутствие. Не оглядываясь, бросилась бежать по лестнице и закрылась на оба замка.
Что-то должно случиться, что-то странное. Или уже случилось. Вика сидела одна в пустой квартире и боялась нарушить тишину. Ей казалось, что если она не будет двигаться, то неведомое и опасное пройдет рядом.
В воздухе повеяло холодом.
Девушка почувствовала, как мембраной застыла кожа и тупо, как чужое, застучало сердце. Нет, было не страшно, а как-то непонятно.
Ей явственно представилось, что человек или призрак в черном плаще стоит на лестничной площадке и смотрит в замочную скважину. Ее потянуло туда, она захотела выйти в прихожую и прислушаться, но не смогла двинуться с места.
...Резко и громко прозвучал звонок в дверь. Перед глазами все побелело, но она пошла на одеревеневших ногах к двери и повернула ручку. На площадке стоял одноклассник Яшка, который все новости узнавал первым.
- Это ты мне звонил?
- Нет. Слушай, - возбужденно заговорил он, - ты знаешь, что с Настькой случилось? Ее убили. Потрясно, да?
Вика молча кивнула. В другое время она бы не поверила, а теперь даже не удивилась.
Настю утром обнаружил дворник. Распугав стаю ворон, он увидел труп у мусорного контейнера, с куском черного провода вокруг шеи.
…Такого здесь не было давно. Семринск - тихий городок, расположен у самой воинской части, и заурядные кражи воспринимались как события. И вот – такое.
В кабинете у начальника розыска дрожали оконные стекла.
- Уже из области звонили, интересуются, как идет расследование... Вот что, - рубанул по столу полковник Баскаков. - Если через двое суток не будет никакой зацепки... Все, свободны.
Сотрудники отдела степенно поднимались и выходили с нейтральными лицами, а полковник, потеребив пышные усы, потянулся к телефону.
(продолжение следует)