Рогнеда Глава 8

Ирина Кабанова
Глава 8

Седмицы и месяцы пролетали, словно беспокойные ласточки над быстрыми волнами Лыбеди. Один год незаметно сменялся другим, на дворе был уже серпень 982.

Дни из-за ненастной погоды стояли прохладные. Нарядная, одетая в золото осень спешила занять место зеленокудрого лета и громами предупреждала о своем скором возвращении с берегов северного моря.

С раннего утра опять шел дождь. Ветер без устали нагонял тучи, и они метались по небу, как растерянное стадо. А ближе к ночи разразилась настоящая буря. Деревья, спасаясь от ураганных порывов, силились прижаться к земле в надежде найти у нее защиту, но их старые стволы обламывались, не выдерживая напряжения, и сухой треск наполнял лес.
В эту последнюю летнюю седмицу княгиня Рогнеда ожидала рождения третьего ребенка. И хмурое грозовое небо, зловещее гуканье сов, шквальный ветер – все наполняло ее душу смутной тревогой.

А накануне появления очередного наследника Владимира на свет случилась небывалая гроза. Все небо в течение нескольких минут прорезали молнии, но не раздавалось ни единого раската грома. Белые перуновы стрелы сверкали в устрашающей, необъяснимой тишине. Природа замерла в ожидании удара грома, но его так и не последовало.

Диковинная гроза напугала Рогнеду. Она виделась дурным предзнаменованием, и княгиня, покуда была в силах, горячо молилась светлым богам, просила их защитить, уберечь от неведомой опасности.

Однако с первым криком маленького сына беда вошла в дом полочанки. Ярослав (которого российские историки впоследствии поименуют Мудрым, а западные хроники будут называть Хромым) родился увечным. Его ножки были почти недвижимы. Попытки пошевелить ими причиняли страшную боль, от которой малыш плакал до посинения. Мать брала его на руки, убаюкивала, мальчик успокаивался и засыпал, но потом от неловкого движения во сне боль возвращалась, и он снова начинал надрывно кричать.

Рогнеда очень боялась за жизнь сына, почти не спала, бросаясь к нему по первому же зову. Она страдала от того, что произвела на свет такого болезненного ребенка, с младенчества обреченного на борьбу с серьезным недугом. Каждая слезинка Ярослава была упреком матери. Врожденная болезнь княжича могла оказаться плохим знаком, говорящим о нерасположении богов. И уже нашлись «доброжелатели», убеждавшие Владимира в том, что род Рогволода проклят, а посему подлежит истреблению. Князь поспешил поверить наветам и благополучно забыл о больном сыне. В Предславине Владимир не показывался и в Киев Рогнеду с детьми не звал. Она осталась один на один со своим горем.

Как выдержала она это крайнее напряжение всех сил: физических и душевных? Как смогла не поддаться черному отчаянию? Рогнеда винила себя в том, что ее младший сын обездвижен тяжелым недугом. Но княгиня ясно понимала, что мать способна помочь своему малышу победить болезнь, и во многом от нее будет зависеть, насколько сильно повлияет увечность на характер Ярослава. Поэтому она постаралась взять себя в руки и училась обращаться с Ярославом как с обычным ребенком, хотя иногда Рогнеда с трудом удерживалась от естественного стремления матери создать «тепличный мир», центром которого стал бы ее страдающий мальчик.

Удивительно разумно и по-доброму относились к брату Изяслав и Мстислава. Они не выказывали недовольства тем, что младший отобрал у них маму. Не было детской ревности, которая по природе своей очень устойчива и, возникнув однажды, часто проявляется в более взрослом возрасте и препятствует хорошим отношениям братьев и сестер.

Изяслав, ставший к четырем годам маленьким мужчиной, как мог, старался поддержать Рогнеду. Если он замечал печаль в озерных глазах матери, тут же старался утешить, ободрить ее своей лаской.

Рано осознавший чувство ответственности, он воспринял Ярослава как человечка, которого обязан защищать и на правах старшего брата наставлять. Изяслав станет для мальчика и товарищем по играм, и ближайшим другом, и учителем. Но произойдет это, разумеется, чуть позже. А пока мать оставалась единственно близкой и нужной малышу, и хотя Рогнеда старалась относиться к детям ровно, не выделяя никого из боязни обидеть, все же ее нежные руки чаще успокаивающе поглаживали лобик Ярослава, чем шелк кудряшек старшего сына или белесые волосы дочки.

Примечания

серпень - август

******

После рождения Ярослава князь Владимир решил, что прежние строгости по отношению к Рогнеде теперь излишни. Он видел, что недуг сына привязал ее к Предславину крепче тысячи веревок, и нет нужды стражникам караулить вольнолюбивую княгиню, ибо сама она ни на шаг не отойдет от больного Ярослава. Казалось, распрощалась гордая дочь Рогволода с мечтой о возвращении в родной город и превратилась в примерную жену, послушную воле мужа.

Так, по крайней мере, посчитал Владимир. В ознаменование того, что отныне видит в Рогнеде супругу и княгиню, а не пленницу, Святославич подарил ей Предславино, чтобы она хозяйничала там по своему усмотрению.

Для Рогнеды более важным было то, что с этого момента она получала относительную свободу. Княжеские воины уже не следовали за ней по пятам, и она могла бы даже сбежать из терема на живописном берегу Лыбеди. Мысль была дерзкой до безумия, но...

Живя в уединении в Предславине, Рогнеда не теряла связи с Полоцком. В ее доме часто гостили полочане, которые охотно рассказывали своей княгине о новостях, заботах и радостях города. Благодаря этому, Рогнеда узнавала обо всем, что происходило на родине.
Так поведали ей и о грядущей войне с ятвягами(см. Примечание), и о том, что дружину полоцкую князь Владимир поручил Блуду. Ему отныне полагался терем и кормление в городе, в котором его имя прочно связывалось с изменой законному в глазах полочан князю Ярополку.

Когда заезжий купец сообщил об этом княгине, она неожиданно мягко отозвалась о Блуде: «Воевода опытный». Но в ясных голубых глазах Рогнеды запрыгали бесенятами веселые искорки. Что придумала остроумная красавица, какой хитрый замысел родился в ее голове?

Княгиня несколько дней ходила сама не своя. Телом была в Предславине, а душой – в Полоцке. Мысль о побеге не давала ей покоя. И, наконец, княгиня решилась.

Она научила самую смышленую и отзывчивую дворовую девушку ухаживать за Ярославом, и Веселинка, которую Рогнеда наполовину посвятила в свой замысел, клятвенно заверила княгиню в том, что будет оберегать маленького Ярослава как зеницу ока. Но Веселинка думала, что ее госпожа хочет лишь увидеться с мужем и пожелать ему удачи в ратном деле. Однако это было не так. Путь Гориславы лежал не к князю Владимиру.

Одному только старшему сыну Рогнеда накануне побега откровенно призналась:

- Иду за столом полоцким для тебя.

******

Примечание:

Военные походы князя Владимира следовали один за другим. « В лето 6491 (983) пошел Владимир на ятвягов». Это племя проживало на территориях между реками Неман и Нарев и постоянно сталкивалось с порубежными кривичами. Борьба велась с переменным успехом. При князе Рогволоде год за годом ятвяги вынуждены были уступать мощному сопернику, и Полоцк постепенно увеличивал свои владения.

Однако после «полоцкого разорения», повлекшего утрату Полоцком самостоятельности и подчинение Киеву, княжество в одиночку не справлялось с ятвяжской угрозой. Поэтому в начинающейся войне Владимир преследовал две цели: защиту полоцкого края от набегов и обретение контроля над важным участком торгового пути, который шел по Неману, Висле и Западной Двине.

Владимир уже сделал первый шаг к установлению своей власти над этим путем, взяв Полоцк. Теперь князю надо было развивать успех - добывать землю ятвягов.
Кроме всего прочего, на эту территорию как на зону своего исключительного влияния, смотрели ляхи. А делиться с Мешком Владимир не хотел.

Время для похода было выбрано исключительно удачно. В 983 году все Полабье было охвачено антихристианским восстанием поморских славян. И германский император, и польский король употребляли все силы к тому, чтобы пожар, полыхавший в славянской Прибалтике, не спалил дотла их молодые государства. Мешку было не до ятвягов.

Воспользовавшись этой благоприятной ситуацией, Владимир к середине весны 983 года собирает войско из киевлян, новгородцев и чуди и выступает к западным рубежам Руси.