Отряд оставил позади необжитые просторы северной земли. По пути день ото дня всё чаще попадались крупные поселения, кое-где попадались дома с каменной кладкой. В этих богатых городках и деревнях людское хозяйство процветало, и жители вели себя не так подобострастно, как следовало, ведь рыцарям с орифламмой никто не смел перечить. Но чаще всего в нужный момент у трактирщиков находились свободные комнаты, свежий овёс для лошадей и самые лучшие разносолы для почётных гостей.
Иоанн при желании мог бы воспользоваться и женщинами, как это делали другие воины, чуть помоложе и понаглее. Плату с рыцарей брали символическую, а иногда и вовсе опасались говорить о деньгах.
Госпитальер вел себя сдержанно. И дело тут даже не в Мартине, каким бы хитрым и обманчиво послушным соглядатаем тот не был. Однажды Иоанн сумел побороть страх смерти. Что, если госпитальер снова попадёт в немилость, и вновь будет отдан под пытки? Когда-то он доверял справедливости и обещаниям, когда-то давно не вынул из ножен меч. Вошли храмовники, изрекли слова о Святом Дознании, и тем сковали его волю прежде цепных кандалов. Иоанн поклялся себе: больше этого не повторится. На этот раз он знает, что делать.
Госпитальер на спешил дразнить судьбу, но внутренне приготовился к любому её выпаду.
Да, он мог бы наслаждаться жизнью вместе с остальными воинами конного отряда, и формально Мартин не властен ему помешать. Пусть себе ворчит сколько хочет. Этого у него не отнять, своим язвительным ворчанием он умеет вызвать быстрый, необдуманный гнев.
Иоанн привык не поддаваться его выпадам, так что Мартин тут не при чем. Сама мысль о том, что можно подарить подобие любви какой-то женщине, кроме Антигони, отторгалась в душе Иоанна, и это отторжение было ему не подвластно. Так и подобает рыцарю с обетами и клятвой орденскому кодексу, но в жизни люди редко следуют правилам.
А Мартин пусть думает, что Иоанн его боится.
За три дня до прибытия в столицу случилось непредвиденное.
Раскидистые кроны древнего леса нехотя расступались над дорогой, когда-то мощёной римлянами, а позже обновлённой франками. Узорные тени ветвей лежали на каждом предмете. Где-то за листвой светило солнце, а вдалеке белели городские постройки.
Конный отряд шел неторопливой рысью, как вдруг из-за поворота дороги выступила группа вооружённых всадников. Численный перевес оказался не в пользу королевских воинов.
Иоанн нахмурился и наклонил голову вниз. Он знал тех, кто вышел наперерез в умело выбранном месте. Если кто-то попытается вмешаться, ему придётся продираться сквозь заросли. После яркого солнца глаза подведут в сумраке леса, и подмога сама станет жертвой. И это ещё не всё. Свет и тени причудливо пестрили лица, так что издали непросто разглядеть.
Но если возникнет спор, Иоанну в нём не участвовать. Смешно признать - он и есть предмет спора.
Мартин выступил вперёд.
- Дайте дорогу королевским всадникам!
Его будто не услышали.
- Именем Его Величества короля Сицилии мы приглашаем Иоанна де Ружа проследовать в столицу при нашем любезном сопровождении.
Этот голос был не знаком Мартину, и храмовник занервничал.
- У меня приказ, - он положил руку на эфес меча. Но вынимать не спешил. Исход возможного боя был очевиден. Как поведёт себя Иоанн, Мартин не знал. А госпитальер, как боец, стоил многих.
Сицилийский рыцарь дружелюбно рассмеялся.
- Так и выполняй свой приказ, придворный храмовник. Милости просим к нам в отряд. Тебе ведь известно, что Его Величество король Франции в союзе с Его Величеством королём Сицилии. Не стоит зря портить отношения. Иоанн поедет со мной, а ты поедешь со своими воинами.
Какой смысл спорить? Худшее, что мог ожидать Мартин, это неожиданное убийство Иоанна. А там кто знает, как много людей вздохнут с облегчением, если это произойдёт?
Храмовник не препятствовал, когда госпитальер выехал вперёд и поравнялся с сицилийским всадником. Через минуту между храмовником и Иоанном образовался плотный строй воинов. И оба отряда неспешно продолжили путь.
Теперь Иоанн и сицилиец смогли открыто поприветствовать друг друга. Воины пожали руки и обнялись.
- Здравствуй, брат Давид.
- И ты здравствуй, Иоанн. Боялся, вдруг, что с тобой случится.
Госпитальер тихо рассмеялся. Что ещё может случиться? Он давно готов ко всему.
Давид в отличие от Иоанна выглядел изысканным и утончённым кавалером. Кольчуга южного нормандца сверкала начищенным железом, а прочее одеяние пестрело вышивкой и благоухало свежей стиркой.
Сицилиец не состоял на регулярной военной службе, он был простым советником при троне Его Величества. Но в то же время отлично владел мечом, был смел и силён, как лев. Иоанн убедился в этом, когда гостил на Сицилии. С тех пор Давид почти не изменился.
- Всё что могло, случиться, случилось. И я не в милости у двора.
- Настолько, что Его Величество дал добро на экспедицию? Настолько, что собираются главнейшие лица мира? Разве советники и мудрецы не прислушались к твоей безумной идее?
- Идея не безумна, но вряд ли кто-то ещё мог предложить подобный замысел.
Давид согласно кивнул.
- Но мои слова не всем по душе, - мрачно продолжил Иоанн.
- Конечно, а как иначе? Тебе повезло. Нашлись благодарные слушатели. Некоторые, как Вильгельм, не побоялись открыто заявлять о том, как христианам нужен мир с Востоком.
- Но это невозможно, - тихо и твёрдо сказал госпитальер.
Сицилиец пожал плечами.
Какое-то время старые знакомые ехали молча.
- Ты знаешь, многие ждут, что ты сбежишь. Вернёшься к своим хозяевам-сарацинам. Спят и видят, как поймают тебя и устроят показательный суд.
Собеседники рассмеялись.
- Надеюсь, эти мысли не помешают мне выступить в поход рядовым госпитальером?
Давид ответил не сразу. Его спокойное, утончённое лицо с бородой на испанский манер затенили тяжёлые мысли.
- Не знаю Иоанн, не знаю. Вряд ли тебя отпустят.
- Да? Почему? Я буду под приглядом храмовников. Куда мне деваться?
- Ты вернулся из сарацинского плена живым, а это, считай, новую жизнь обрёл. Но кое-что ты навсегда потерял. Свободу.
- А когда она была у меня, эта свобода? Рыцарь ордена многим наделён, вот только свободы ему не видать. Зато обещаны прощение грехов и Райский сад.
Давид вздрогнул.
- Ты можешь говорить что хочешь, но мой тебе совет – следи за своей речью. Рядом нет Мартина, но всё-таки…
Госпитальер прищурился навстречу сдержанной злобе во взгляде. Неужели Давид ему завидует? Как такое возможно? Бог его знает.
- Ты ведь тоже мне не веришь, - догадался Иоанн.
- Я привык верить лишь тому, что знаю с начала и до конца. Я верю в Бога, а остальному доверяю с оглядкой. Я знаю, ты хороший и честный воин, много страдал и доказал преданность делу Христа. Но о большем не скажу. Мы не виделись много лет, и я про тебя почти ничего не знаю. Сейчас непростое время.
- Любое время непростое. Спасибо за честность, друг, - беззлобно отозвался Иоанн. Только голос выдал давнюю усталость.
Следующий час пути прошел в молчании. Если Господу угодно, верный путь может быть очень непрост. А кто даст ответ, насколько он верен? Даже старые друзья смотрят с оглядкой, так на что теперь уповать опальному госпитальеру? Иоанн формально рыцарь ордена, но точно также он формально предводитель отряда.
- Ты хоть знаешь, как он?
Иоанн вздрогнул от неожиданного вопроса. Давид знал многое и был разумно деликатен, когда интересовался о ребёнке.
- Жив и здоров, как я знаю по слухам. Считает себя сиротой.
- Может, хоть это было разумным решением, - еле слышно пробормотал Давид.
Это была горькая истина, но какой бы не была горечь, Иоанн ее принял. И согласился с Давидом.
Неожиданно намеченный маршрут вновь изменился. На этот раз Мартин выступил навстречу рыцарям-храмовникам. Собрался высказать претензии, но воины не стали вникать в суть мелочных споров. И рыцари в орифламме, и сицилийцы в сопровождении храмовников свернули прочь от основной дороги в сторону столицы.
В приорате госпитальеров воинов расквартировали в гостевых покоях, принесли еды и питья, а после приказали ждать.
Иоанн остался в обществе сицилийских рыцарей. О том, что он госпитальер как-то красноречиво не вспомнили. Да он и не ждал иного отношения. Облачение в накидку с орифламмой не значило ничего для тех, кто дал орденскую клятву, но для тех, в чьей верности делу Христа усомнились храмовники, особый суд и особые почести. Даже в полном облачении по кодексу Иоанн рисковал - его могли запросто вышвырнуть на улицу из приората.
Но сейчас он под защитой сицилийского отряда, спасибо старой дружбе.
Госпитальер рассмеялся нехитрым мыслям и предложил рыцарям сыграть в кости.
Когда пришла очередь фамильных колец, Давид вмешался и остановил Иоанна.
- Хватит, друг, - он поставил ударение на последнем слове, чем изменило смысл чуть ли не на противоположный.
- Да, - Иоанн понял, что это развлечение не всем по душе. Он даже слегка устыдился. Как у всякого крестоносца, игра в кости была его любимой забавой, и он бросал кости очень умело. И редко проигрывал.
Полученный выигрыш остался у Иоанна, да игроки и сами бы его не взяли. Госпитальер играл честно, и все это видели. Как раз честность и приводила многих в бешенство.
Настроение в гостевой комнате накалилось до неприятной тишины, и чтобы как-то разрядить обстановку Иоанн собрался пойти прогуляться во двор, но не успел.
Рыцарь-госпитальер в цветах сержанта открыл дверь и вызвал по именам.
Иоанн не удивился вызову. Вдвоём с Давидом они покинули гостевую и последовали через двор в центральное строение приората.
Госпитальер осмотрелся и нашел, что этот приорат – самое обычное рыцарское поселение. За частоколом располагались сельскохозяйственные постройки, делянки и склады вперемешку с бараками и тренировочными площадки. В таких поселениях воины и монахи всецело отдавали жизнь трудам и ратным упражнениям. Отсюда воины уходили на войну, и сюда же иногда возвращались. В небольшой, но аккуратной церкви исправно проходили службы, и часто можно было видеть, как братья-рыцари стоят под иконами в молитвенном преклонении.
Для обсуждения деталей предприятия приорат был выбран не случайно. Он был мал и неприметен, и в то же время находился недалеко от столичной дороги. В добротное кирпичное строение, где обычно собирались на совет высшие чины приората, на этот раз съехались люди со всей Европы.
Среди гостей не было титулованных монархов, Великие магистры трёх орденов так же не почтили своим присутствием собрание. А о том, чтобы увидеть гостем приората самого Папу, вообще не могло быть и речи.
С самого начала идею предприятия хранили в строжайшем секрете, и в приорат съехались лишь самые доверенные, проверенные и опытные советники, чьим мыслям правители привыкли доверять так же, как своим собственным. Приближённые вассалы выступали в интересах своих сеньоров, а те, в свою очередь, в интересах всего христианского мира.
Можно сказать, решение об экспедиции уже было принято, осталось лишь уточнить кое-какие детали. Теперь на коллоквиуме сойдутся те, кто непосредственно займётся подготовкой похода или примет в нём участие.
«А ведь и правда, кое-чему мы у Востока научились, - с грустью усмехнулся Иоанн, - Собрать сейчас под одной крышей всех высших аристократов, кто ведает, чем всё может кончиться? В лучшем случае найдётся убийца, подкупленный сарацинами. Троны многих держав нежданно займут алчущие власти наследники. Но это почти ничего не изменит. Гораздо хуже, если монархи переругаются, и Европа окажется на краю войны».
В 1198 году на Востоке царило затишье. В середине зимы Иерусалим праздновал пышную свадьбу, и туда были приглашены высокие гости со всех концов света . Да, царила видимость мира, но слишком хрупким было это трудное перемирие. Такое тихое спокойствие бывает в природе перед бурей.
Гости приората подошли к залу заседаний, а внутри уже собралось немало народа. Сержант коротко представил новых лиц по именам и титулам, указал на свободные места и задёрнул портьеру с почтительным поклоном. Где-то за спиной Иоанна лязгнул металл оружия и прошелестели кольца кольчуг: вооружены караул заступил на охрану собрания.
В зале действительно было, на кого посмотреть. Может, гости тайного собрания были не самые знатные и богатые, но, без сомнения, то были достойные мужи. Каждый из титулованных присутствовал в сопровождении одного или двух телохранителей и оруженосцев.
По правую руку от епископа госпитальеров, был никто иной, как Жерар де Клюон. Слава о беспощадном воине наводила страх на врагов и пробуждала гордость в братьях-христианах. За пределами орденского братства он не снискал себе громкой славы. И не удивительно, ведь рыцарь ордена на поле брани это просто воин Христа. Братьям не пристало проявлять гордыню и хвалиться подвигами, им быть скромными и молчаливыми. Иоанн решил, что остальные гости могли быть не менее славными и достойными восхваления.
У каждого здесь своя тайная слава, известная немногим.
Иоанн никого не знал в лицо, а о многих даже не слышал. В ту пору, когда он сражался на рубежах Святой Земли, другие люди были капелланами, епископами и даже магистрами. С тех прошло двадцать пять лет. Все эти годы жизнь госпитальера, чудом не прерванная в плену на чужбине, была во многом не похожа на ту какая принята у воинов его ранга. После прибытия во Францию Иоанн негласно, но бескомпромиссно был вытеснен из русла деловой и политической жизни ордена. Вначале это его не очень огорчало, ведь с ним был главный Божий дар – он не только вернулся домой, но вернулся живым и здоровым. Позже, когда за дело взялись храмовники, госпитальеру стало не до придворных новостей и сплетен.
А дальше потекли чередой годы горького одиночества и выстраданной до боли обиды. Горечь опальных лет смешалась с опальными мыслями, в сердце заносзно тлела жажда справедливости, и часто думал о мести.
Но годы остались позади, а с ними и надежда хоть что-то изменить. И теперь осталась только серая, тягучая тоска. Иоанн уже не горевал и не страдал, когда смотрел по сторонам и вглядывался в лица, которые стали знаком времени. Чужого времени.
Его время прошло.
В самом дальнем углу, в полутьме, в нарочито расслабленной позе сидел упитанный бородатый мужчина в белой накидке с красным восьмиконечным крестом. Тамплиер даже не пытался скрыть своего высокомерия. Его орден обладал незримой, но очень сильной властью, имя которой – деньги. Да, если будет приказ короля или Папы, нищенствующий орден снова станет нищим. Но до той поры есть векселя и договоры, наделы и средства не давать всему этому богатству стоять без пользы. Этот воин, как и пара его телохранителей, были в полном боевом облачении. Тамплиер решил не чинить препятствий предприятию, тем более, что сам Великий магистр отнёсся к неожиданной идее с интересом. Но показать свою власть и пригрозить её применением рыцарь считал уместным, а может, забавным.
В отличие от Тамплиера представитель Тевтонского ордена выглядел расслабленным и миролюбивым. Он был единственным, кто носил простое монашеское одеяние. Но ровная ткань не могла скрыть крепких мускулов, а жилистые руки белели узором ратных шрамов. Высокий лоб тевтонца возвышался над прямым носом и глубокими глазницами, в которых притаились темные, усталые веки, а ещё глубже – бесстрастные голубые глаза. Иоанн почему-то подумал, что этот воин может выйти победителем в любой схватке, даже если сам будет безоружным. Северная кровь диких викингов оставила заметные след в чертах лица тевтонца. Горе тому, кто испытал на себе его ратную ярость. Но этот человек был твёрд и ценил железную дисциплину. Именно поэтому он был последним, от кого можно было ждать неприятностей.
Иоанн и многие другие невольно оробели в его присутствии. Но тевтонец был выше публичного настроения. Он прибыл сюда для дела, и больше ему было нечего делить с братьями-христианами.
С епископом Госпитальеров всё казалось просто. Пожилой священник давно не брал в руки меч – изящный клинок, с тонким вкусом украшенный восточными самоцветами. Ходили слухи, что в орнаменте эфеса камни из корон и шлемов знатных сарацин, поверженных епископом в бою.
Поговаривали, будто епископ был пленён, но Салах ад-Дин увидел его меч и не притронулся к эфесу со словами: «не всякому дано держать его руками». Сказал и отпустил, но взял клятву, что пленник больше не поднимет этот меч на его воинов. Иоанн прикинул, как много в этом слухе отголосков его собственной истории, рассказанной по доброй воле, или по принуждению. Как обстояло с мечом епископа в действительности, Иоанна не знал. Обветренное лицо пожилого госпитальера не было лицом свирепого воина. Наоборот, в старческих чертах появилась особая мудрая мягкость. Тонкие губы таили сдержанную улыбку, а в глазах с еле заметной поволокой тенился след непростых мыслей. С таким душевным лицом ему ничего не стоило отправлять людей на костёр или читать проповедь.
Епископ мог стать опасным противником любому, кто посмеет идти поперек его планов. Поэтому в беседах с этим госпитальером, далеко не последним в иерархии ордена, даже отъявленные скандалисты держали себя в руках.
Посланник Папы, храмовник, имени которого Иоанн, к своему счастью, не знал, сидел с таким отстраненным видом, будто его это собрание никак не касается. Грядет очередная экспедиция в сторону Святой Земли, и она может оказаться такой же неудачной, как предыдущие. А там как знать, вдруг сложится иначе? На всё воля Господа. Церковь поддержит начинание, но ровно настолько, чтобы в случае удачи объявить: без поддержки Папы успех был не возможен. А в случае провала признать затею опасной и с самого начала сомнительной.
Храмовник с холеным лицом и аккуратно стриженой бородой равнодушно посмотрел на Иоанна. Личность автора безумной затеи волновала его ничуть не больше, чем шевеление крыс в какой-нибудь подворотне. В настоящий момент у Церкви не было претензий к Иоанну, и представитель Папы был настроен вполне благосклонно.
Королевскую фамилию Французского трона представлял молодой принц из побочной ветви Капетингов . Он был единственным в зале, кто смотрел на Иоанна с интересом и приязнью, ведь судьба опального госпитальера успела стать легендарной. Воин прошёл через такие перепады судьбы, что в умах молодёжи превратился в фигуру, достойную подражания.
Молодой франк был одет достаточно просто, если учитывать положение и родословную. Камзол с неизменной орифламмой совершенно не военного покроя, явно сшитый итальянскими мастерами, больше подходил для куртуазного раута, а не для военного совета. Но это был простой и удобный камзол, практичный и строгий. К тому же парень был подпоясан изящным мечом. Не кавалерийским палашом, а клинком пехотинца. Иоанн не сомневался, что принц умеет управляться и с более тяжёлым оружием. С такой фигурой и выправкой юноша украсит любой турнир. Госпитальер подумал, что когда-нибудь потомки этого франка останутся в памяти людей благодаря утончённой и мужественной красоте.
От британского торна прибыл мудрец, титулованный Верховный друид. Кто такие друиды, Иоанн не имел ни малейшего понятия. Но седовласый старик выглядел внушительно из-за своих густых бровей и спрятанного под ними цепкого взгляда. Тяжёлый посох с янтарными амулетами лежал на его коленях, прижатый морщинистыми руками. Долгие годы блужданий под солнцем и ветрами затемнили старческую кожу, и от этого мудрец казался вместилищем тёмных знаний. Старик недружелюбно покосился на госпитальера, ведь какой-то обычный рыцарь придумал затею, достойную мудрых стратегов. Это не по правилам, не по законам и не по Божьей воле. Старик мог думать всё, что угодно, и это право так просто не отнимешь. Вот только Церковь выказывает одобрение. А значит, пусть мысли мыслями и останутся. Друид не привык разглашать мысли, неугодные церкви.
Остальные европейские троны были слишком незначительны, чтобы удостоиться приглашения на совет, либо не успели прибыть вовремя. Дороги полны опасностей и тягот, и не на каждой найдётся отряд нищих рыцарей-монахов, готовых во имя креста вести паломников к Святой земле. Дерзкий замысел проникнуть в тайный сговор высших сил Европы удался только сицилийскому монарху. Формально Сицилия подчинялась Германии, но в этой стране давно царила междоусобная анархия. В последний год Германия оказалась под властью папы Иннокентия III, превратилась в придаток папской области, а Сицилия, напротив, выпрямилась в полный рост. Участие её, как равноправной стороны в совете было прежде всего знаком внимания к персоне Иоанна. То ли по старой памяти монарха, а то и вовсе по личной инициативе Давида. Могла ли Сицилия внести весомый вклад на предстоящее мероприятие? Сама мысль об этом казалась смешной.
Таким образом, в просторной уставленной нехитрой мебелью зале с узкими окнами и дешёвой тканью портьер собрались очень разные люди. Но многие были вполне умны и признавали ценность вещей, смешных только на первый взгляд.
- О, да кто к нам пожаловал! Советник Его Величества, короля Сицилии, - принц задорно улыбнулся, от чего стал ещё больше похож на девушку, - Какими судьбоносными теченьями эфира к нам занесло столь высокочтимую особу? Да и где же ваша свита, благородный рыцарь?
Храмовник переменил позу в кресле и зашелестел богатой тканью одеяния:
- Ваше высочество, это мои люди позволили им проехать. Если с их стороны это была ошибка, виновные будут наказаны.
Принц коротко хлопнул в ладоши.
- Поучусь вашей манере оставлять ошибки признанными, ваше святейшество!
Храмовник дёрнул веком. Он слишком хорошо уловил паузу, в которой слово «свои» могло предшествовать слову «ошибки». Представитель папы сдержался и промолчал.
- Но я не вижу ошибки, - тут же миролюбиво заметил принц, - На нашем совете вы, достопочтенный Давид, приятный гость. Удивительно, что я не вижу вашей свиты. Молва о вашей честности и давней дружбе с Иоанном де Ружем всегда нас восхищала. Кстати, Иоанн, я вас приветствую и желаю здравия.
Этими словами принц моментально расставил предпочтения и покровительство. Давид был слишком разумен, чтобы обижаться, и в то же время слишком осторожен. Он понял многое, но не спешил это показывать.
- Ваше высочество! – поклонился представитель Сицилии, - Моя свита состоит из простых воинов, куда им до знаменитых и родовитых рыцарей. Они не ровня гостям столь высокого собрания. Может быть, потому их сюда и не позвали. Но я пришёл со свитой. Иоанн мой друг и умелый воин. Разве может быть лучший телохранитель, чем рыцарь, который прошёл Палестинское пекло?
Тамплиер откашлялся, и тем привлёк к себе внимание.
- Да, он многому научился у сарацин. С какой стороны не посмотреть, ценнейшее приобретение.
- Разве вы сицилиец, чтобы оценить его по достоинству? – Давид ответил со сдержанной улыбкой.
- О да, разве я могу постичь высоты нормандской мудрости?
Тихий, отчётливый голос храмовника остановил диалог:
- Брат Кассий, можно я попрошу вас заткнуться?
Тамплиер шумно пошевелился на скамье, брякнул доспехами и амуницией. И сделал вид, будто вопрос прозвучал не для него.
- Ваше высочество, не пора ли перейти к основному предмету? А то мы можем бесконечно слушать восхваления вкусов достопочтенных монархов и вежливые речи учтивых гостей. Время, как известно, стоит денег.
Принц не изменил расслабленной позы. Обвёл взглядом собрание и кивнул старому мудрецу.
- Прошу вас, Верховный друид, освежите в нашей памяти суть проблемы, чтобы все могли по достоинству оценить вариант её решения.
Старик удивился такому вниманию. Он оценил изящество, с которым принц приглушил ссору, готовую вот-вот разразиться. Вместо ругани люди прислушаются к голосу учёного мудреца. Он тут самый старый, а значит, достоин самого пристального внимания слушателей. Так должно быть по правилам строгой морали. На эту мораль принц и рассчитывал.
Старец привстал со скамьи, кивнул принцу и внимательно оглядел гостей.
В собрании воцарилась напряженная тишина.
- Почтенные! Не мне судить о том, как много усилий и средств истрачено на кампанию в Святой Земле. Для этого есть казначеи при державных тронах. Многое известно высшим чинам ордена тамплиеров. Точно оценить я не берусь, но уверен, что в финансовых вопросах мало кто разбирается лучше рыцарей Соломонова Храма.
Старик коротко поклонился представителю тамплиеров. В этот момент принц и храмовник вздохнули с видимым облегчением. Британский старец двумя фразами разрядил напряжение вокруг людей в белых накидках с красными крестами.
- Но деньги это не главное, - тут же продолжил мудрец, - Погибают лучшие воины, а с Востока продолжают надвигаться несметные войска сарацин. Кто знает, что нас ждёт в ближайшие годы? Вначале были печенеги, потом сельджуки, а теперь сарацины. Кто следом? После того, как Салах ад-Дин захватил Иерусалим, можно ожидать худшего. Силы Востока неисчислимы, правители свирепы и коварны, а пустынные земли чужды и враждебны. Сама земля обрекает наших воинов на гибель. Ратное дело отнимает много сил, а как много усилий уходит на то, чтобы не воевать даже, а выжить в безводной пустыне? Мне известно, что рыцари славных орденов сильны и выносливы, их тела закалены для поля битвы, а мужество и вера в Господа делают их непобедимыми. Один рыцарь Великого ордена стоит десятка врагов. И всё же человек, созданный по образу и подобию Господа, далёк от божественного совершенства. Случается, что самые чистые помыслами и сильные верой начинают роптать, испытывать страх, а иногда и сомнения. Бывает, воля и дисциплина уступают место гордыне.
Гости снова обратили внимание на тамплиеров. Люди вполголоса заговорили о том, как много берут не себя эти рыцари, и как мало от них толка на деле. Некоторые обоснованно считали рыцарей Соломонова Храма виновными в нарушении перемирия. Если сейчас кто-нибудь произнесёт эти мысли вслух, ссоры не миновать. Иоанн уже прикинул, с кем и на чьей стороне придётся обнажить меч.
Принц поднял руку, и тем призвал собрание к тишине.
- Сейчас не время клеймить виновных и восхвалять правых. Ошибки могут быть у каждого. Мы не сумели организовать единый фронт, и этот факт признан. Кто-то скажет, что всему виной скоротечное решение коллоквиума под патронажем папы, но этот вывод верен лишь отчасти, - принц пересёкся взглядом с храмовником, - Я признаю теперь, и в моём лице признаёт это вся королевская династия Франции. Мы не были готовы к полномасштабной войне с Востоком.
Принц опасался возмущения, но гости молчали и продолжали слушать.
- Да, мы не смогли отвоевать Гроб Господень, и будет глупо повторять путь, на котором нас ждёт поражение.
- Не каждому дано решать такие вещи, - сухо заметил храмовник.
- Да, конечно, - согласился принц, - Спорить на эту тему можно годами. А пока мы будем спорить и думать, в Палестине отважные рыцари будут идти на смерть без всякой надежды на то, что смерть оправдана.
- Принц, не вынуждайте меня предполагать о том, какую ересь вы произнесёте следом, - представитель папы не повысил голоса, но спокойные слова заставили Капетинга нервно сглотнуть. Даже королевская дерзость должна иметь пределы. Только отлучения от церкви принцу и не хватало.
- Рыцари ведут войну во славу Господа нашего, Иисуса. Смерть на поле боя достойна восхищения, это бесспорно, - вмешался в разговор епископ, - Благодаря госпитальерам многие избежали смерти. Иоанниты всегда приходят на помощь в нужную минуту. Его высочество желает уделить внимание организации военных действий. Я правильно вас понял, принц?
Красавец Капетинг сдержался и даже не покраснел. Только во взгляде, которым он ответил госпитальеру, промелькнула мимолётная благодарность.
- Епископ верно уловил ход моих рассуждений. Достопочтенный Верховный Друид, не соблаговолите ли продолжить?
- Охотно, ваше высочество. Итак, даже лучшие из лучших не совершенны, и Господь безжалостно карает тех, чья вера пошатнулась. Как много веры осталось у наших братьев христиан, оставленных на рубежах Святой Земли? Я-то не сомневаюсь, что её достаточно, и люди в силах стоять до конца. Но мало - удерживать рубежи. Сумеем ли мы одержать победу в войне? Как верно заметил принц, нужно пересмотреть организацию. Улучшить взаимодействие орденов и армий, заново определить приоритеты для наступления, пересмотреть отношения с союзниками.
- Вы говорите как настоящий стратиг , - с одобрением заметил германский рыцарь.
- Спасибо, молодой человек, - радушно отозвался старец, - Я изучал военную науку в Константинополе. Ромейцы помнят многие премудрости, известные со времён великого Рима.
Давид откашлялся и произнёс:
- Если ромейцы так мудры, то почему же они не способны остановить сарацин? Может вся эта мудрость - не более чем легенды о прошлом Великого Рима? А если нет? Выходит, ромейцы заодно с сарацинами.
Храмовник хмыкнул и покосился на Давида. Ровный голос почти не выдавал снисходительного призрения.
- Кажется, теперь я понял, чем вы так угодили новому монарху. Он потому и оставил вас при дворе, что вы, как всякий сицилиец, во всём вините Константинополь. Кстати, предшественник нынешнего монарха и вовсе хотел мира с Востоком.
- Господа, но разве Сицилия одинока в своих претензиях к ромейцам? - иного отношения Давид и не ждал, особенно со стороны представителей Папской области. Он сделал вид, что не заметил иронии.
Заданный вопрос пока так и остался без ответа. Храмовник и тевтонец мрачно переглянулись.
- Здраво рассуждаете, Давид, - похлопал в ладоши принц, - Разумная стратегия, вот чего нам не доставало. Где бы нам найти ещё одного Ричарда Львиное Сердце? А лучше сразу десяток. Может, вы их замените, глубоко уважаемый друид?
- Это разумное предложение, - со злостью отозвался посланец Британии, - Самое разумное.
- Да? А мне казалось, мы тут собрались для обсуждения иного плана.
- Это не план, а безумие.
- Спасибо, мы будем знать ваше мнение. Но в целом британский монарх согласен на участие в экспедиции. Разве нет? Иначе вас бы тут не было.
Седовласый старик не удостоил ответом юного наглеца. Сдержанно поблагодарил всех за внимание и уселся на своё место.
- Иоанн, вы были в Святой Земле и видели больше, чем многие, - принц обратился к опальному госпитальеру, - Многих удивила ваша смелая идея, а некоторых озадачила. Вы были в плену у сарацин, но доказали свою преданность делу Христа. Мне хотелось бы теперь узнать ваши мысли. Услышать их, так сказать, из первоисточника. Более чем уверен, что в этом желании я не одинок.
Тамплиер презрительно скривился и отвернулся лицом к окну.
Эмоциональное напряжение, направленное в сторону госпитальера, оказалось настолько сильным и разнообразным, что Иоанн растерялся. И всё же он привстал со своего места и заговорил, а в лица гостей старался не смотреть. Его слова звучали в пространство, и каждый был волен услышать.
- Восток - наш враг. Как бы не желали мира правители сарацин, и какую бы поддержку эти идеи не находили у самых просвещенных монархов Европы, сама идея мирного сосуществования абсурдна. Я видел, как восточные воины сражаются и умирают. Я видел, как они живут, и, смею думать, знаю о них не меньше, чем кто-либо из участников собрания. Рыцарские ордена славятся братской дисциплиной, но это понятие блекнет в сравнении с единством, свойственным воинам востока. Да, они невежественны и дики, эти самые сарацины. Хотя кое-кто считает, что это не так. Я думаю, у каждого свой взгляд на этот вопрос, и каждый взгляд бесспорно обоснован. Сарацины не признают Иисуса, равняют его со своим пророком Мухаммадом. Это ли не доказательство их невежества и враждебности всему Христианскому миру?
Многие согласно закивали.
Храмовник молча слушал и поглаживал бороду. Свою довольную улыбку папский посланник старался не выставлять на показ. Да, этот госпитальер отлично знает, в каком ключе нужно подать идею, чтобы она довлела всем сразу. Иоанн совсем не прост и далеко не так глуп, как кажется на первый взгляд. Вопрос лишь в том, всем ли нужен такой единомышленник?
- Мы можем продолжать войну, - вновь заговорил Иоанн, - и рано или поздно победим. Но какой ценой? Следует принять во внимание, что люди востока беспрекословно подчинены идее веры в своего Пророка. Но это единство имеет обратную силу. Они похожи на стадо ослов, которыми может управлять опытный пастырь. Так какова наша задача, как христиан? Убить их всех? На протяжении ста лет экспедиции только и делали, что убивали и пытались сломить Восток прямым натиском. Результат вам известен. Мы, христиане, должны найти им пастыря, проще сказать, сами должны стать пастырем, и тогда Восток будет покорен нашей воле и обретёт Христа. Только такой может быть победа над Востоком. Мы должны победить Восток изнутри.
Госпитальер выдержал паузу.
- Любая сила имеет центр. Сердце, в котором сила зарождается и вокруг которого обрастает мускулами. Я не ритор, так что простите мне моё косноязычие. Но представьте на минуту, что случится, если сарацины нанесут удар в самое сердце христианского мира? Если мусульмане захватят и разрушат Папскую область, лишат жизни Его Святейшество?
Слушатели возмущённо заговорили. Все разом. Так, что отдельных слов стало не разобрать. Кое-кто прокричал слова проклятий. Лишь храмовник и тевтонец остались невозмутимыми.
- Тихо вы, все!
Громкий голос храмовника восстановил тишину.
- Отважный рыцарь Иоанн, конечно же, не считает, что такое возможно? – в ответ на эти слова госпитальер согласно кивнул, - Он просто предлагает представить, какой отреагируем мы все, если такая угроза станет возможной. Пожалуйста, продолжайте, Иоанн.
- Разумеется, это не возможно. Господь никогда от нас не отвернётся, да будет вечным Царство Его и воля Его на земле и на небе, - Иоанн перекрестился, и участники собрания последовали его примеру, - Но мы-то можем ударить в сердце Востока! Я точно не знаю, где оно, и что оно собой представляет. То ли это столица могучего Хорезма, то ли мифический Вавилон, но суть не так важна. Мы должны найти это сердце и нанести ему смертельный удар. Тогда Восток падёт к нашим ногам благодаря единству, рождённому во имя их Аллаха.
- А как вы предлагаете ударить в это сердце? – представитель ордена тамплиеров перестал делать вид, что речь госпитальера не достойна его внимания.
- Как раз для выяснения этих деталей де Руж и совершил небольшое путешествие на север, - объявил принц. - Иоанн, расскажите нам, что вы там обнаружили? Как мне доложили, вы нашли то, что искали.
- Да, я нашёл. Приморская деревушка с отличным корабельным лесом. На территории Дании. Насколько мне известно, при датском короле Вольдемаре первом ещё могли быть сложности с организации судостроения. А сейчас монарх на датском троне гораздо более сговорчив.
- Вы хотите сказать, более лоялен? – переспросил тевтонец.
- Да, пожалуй. Вряд ли можно найти место, более удобное для постройки экспедиционного флота. И самое главное, для сохранения этого флота в тайне от сарацинских шпионов. По моим подсчётам одна галера, построенная по образцу судов викингов, может перевезти до тридцати-сорока рыцарей с лошадьми, прислугой и необходимыми припасами.
- Вы рассуждаете поверхностно, Иоанн, - прервал его тамплиер, - Для морского похода понадобится много припасов. Беспалубные галеры идеальны для путешествия по северным морям, с этим я согласен. Но вот припасы…
- А экспедиция не поплывёт в дальние моря. Весь путь будет проходить вдоль побережья, населённого варягами и племенами язычников. Пополнить запасы еды и пресной воды будет совсем не сложно.
- Значит, флот будет отправлен вдоль побережья? И куда приведёт этот путь?
- Ваше высочество, корабли пойдут вдоль земли. Возможно, вдоль края земного диска. Однако, каждому известно, что сушу омывает океан. И если плыть вдоль суши, есть только одно место, куда можно приплыть. Начальная точка маршрута. От купцов и путешественников мы знаем, что даже далёкую Индию омывают солёные воды мирового океана. Флот обойдёт сушу и прибудет на Восток со стороны Индии. Оттуда, откуда его никто не ждёт. Свежие, не измученные переходом через пустыню силы ударят в тыл враждебному востоку. По пути есть шанс обратить в истинную веру население других стран, враждебных сарацинам. Я сам слышал, что есть земли, расположенные на Востоке, с населением которых сарацины ведут войну. Потенциально это наши союзники. Как знать, может там, на востоке, терпят бедствия братья единоверцы!?
Этими словами Иоанн закончил речь. Он сел на скамью и переглянулся с Давидом.
- Да, а этого у тебя не отнять, - покачал головой сицилиец.
- Ты про что?
- Умеешь говорить убедительно.
И вот совет приблизился к моменту, когда остается принять решение голосованием. Все детали будут решены позже, в процессе подготовки. Голосование прошло, и решение было принято. Единогласно. Многое осталось невысказанным. Например, прогноз на будущее жителей датской деревушки, где в кратчайшие сроки будут спущены на воду сто галер. О том, где найти мастеров корабелов, никто не беспокоился. Могущественные державные силы Европы обладали реальной властью над более мелкими государствами, и при желании могли получить всё, что им вздумается. Каждая сторона-участница похода внесёт свою лепту. Франция предоставит новейшее вооружение и обмундирование, в том числе легендарные метатели греческого огня, секрет которого недавно выкрали из Константинополя. Британия, с недавних пор вассал Франции , обеспечит предприятие шерстью и корабельными снастями, Рыцарские ордена предоставят рыцарей и припасы. Финансовая поддержка ложится на плечи тамплиеров, так как орден не способен предоставить необходимое количество воинов. Представитель тамплиеров сделал попытку уменьшить долю расходов, на которые обрекли орден, но разве легко перечить одновременно храмовнику и французскому принцу? Несмотря на некоторые разногласия, всесильный тандем не терпел отказа.
Однако, на обсуждении возник вопрос, по которому храмовник уступил, так как не нашёл поддержки принца. Капетингу было всё равно, к тому же принц считал разумным иметь союзника на случай разногласия с Папой.
- Нет, - отозвался тевтонец на заявление храмовника.
- Что значит, нет?
- Тевтонский орден против участия меченосцев.
Иоанн впервые слышал, чтобы германцы-участники походов в Святую Землю так откровенно перечили храмовникам. Считается, что Германия и Папская область едины. Однако, Священная Римская империя может быть не так монолитна, как кажется со стороны. Отношение к ордену меченосцев, созданному два года назад на территории Прибалтики, не было однозначным. Тевтонцы решительно противились усилению нового ордена. С одной стороны из страха потерять главенство в Германии, с другой по опасению, что из-за папских авантюр страна наживёт себе новых врагов.
- Ладно, - храмовник с видимым трудом согласился с неожиданным условием, - Если тевтонские рыцари по каким-то причинам не приветствуют…
- Более, того, господин, они настаивают.
Храмовник был не в настроении препираться с наглым германцем. На этой странной ноте разговор и закончили.
Протокол и соглашения были подписаны. В конце заседания храмовник объявил, что временный союз французской короны, папства и трёх великих орденов получает высочайшее благословение Его Святейшества Папы Иннокентия III , и получает наименование «Небомира Пяти», так как пятерым силам надлежит выступить единым фронтом и приблизить наступление на земле Царствия Небесного.
- Celesterra Pentali.
Иоанну понравилось название. Было в нём что-то таинственное. Название звало на подвиги и приключения, и надежда не покидала госпитальера. А вдруг удастся стать участником похода, хотя бы в память о ратных заслугах на Святой Земле?
Только после подписания унии Пенталя про госпитальера как будто забыли. Ему и Давиду вежливо приказали покинуть зал. Впрочем, не его одного. В зале остались только главные представители участников унии. Телохранителей, оруженосцев и остальных второстепенных лиц в подробности секретного плана не посвятили.
Иоанн остался наедине с тяжёлыми мыслями. В полутьме гостевой комнаты сквозняк робко трогал пламя масляного фонаря, и стены оживали множеством бесформенных теней. Рыцари спали, утомлённые долгим неведением в течение дня и последующим застольем во славу подписания унии Пенталя. Конечно, о факте подписания знали далеко не многие. А те, кто знали хранили всё в тайне. Однако, на качестве застолья секретный договор не отразился. Воздух наполнял дружный храп, запах перегара и множество других запахов, привычных в рыцарских походах.
Госпитальер не сумел перебороть бессонницу, да и старые раны ныли к перемене погоды. Мысли всё больше мрачнели, и настроение рыцаря вело его прочь, куда-нибудь на свежий воздух. Там проще принять решение, на здравый смысл которого церковь смотрит с осуждением. Надежда отправиться в поход умерла, а это значит одно. Придётся доживать остаток жизни здесь, в обманчиво родной, и в то же время чужой земле, среди враждебно настроенных людей, страдать подозрений и безразличия.
Как много проблем может решить один аккуратный надрез! Даже смешно. Иоанн де Руж отдал много крови чужой земле, и вот настал черёд родной Франции. А дальше – будь что будет. Самоубийцам прямая дорога в ад, и уже не важно, был обещан Воину Господа рай или не был. Мысли и сомнения Иоанна давно наполнили чашу его грехов до самого края, вот-вот по стенкам польётся. Теперь прольётся кровью.
Госпитальер вышел под холодный лунный свет. Внутренний двор приората встретил рыцаря безлюдной пустотой. Только скрипели под ветром доски построек и холщовые занавески. Белый пар морозного дыхания медленно таял в ночном воздухе.
Иоанн поднял руку с ножом и подумал: нужна ли последняя молитва? Господь всё о нём знает, так какой смысл просить прощения за осознанные проступки? Кара небесного Владыки будет заслуженной, не больше и не меньше. Даже если там, за порогом смерти будет хуже, чем в жизни, он стерпит. Хотя трудно представить, как может быть ещё хуже.
- Ты славно потрудился, госпитальер, - раздался голос за спиной госпитальера. Собеседник стоял расстоянии нескольких шагов.
- Уйди прочь, мерзкий храмовник. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать.
- Смотрите-ка, заговорил другим тоном. Ну ладно, ладно, - тихий смех звучал без всякой злобы, - Ты вполне заслужил такое право, это признают даже мои хозяева.
- А у тебя так их много?
- Не притворяйся, Иоанн. Ты прекрасно знаешь, о чём речь.
- Не знаю.
- Ты посеял в умах сомнение. Многие теперь не хотят войны с Востоком. А твоя затея с северным морским походом это самый безумный бред из всех, которые я слышал. Нужные люди будут предупреждены, и рыцарей Пенталя встретят во всеоружии. После этого иссякнет последняя надежда на победу, и тогда объединённый исламский мир перейдёт в наступление.
- Ах, вот как. Не думай, что всё так просто, Мартин. Из приората не так-то просто сбежать или отправить послание Салах ад-Дину.
- Он давно умер, но те, кто взяли власть из его рук, сумеют ею воспользоваться.
- Нет, - госпитальер обернулся и встал лицом к предателю дела Христа.
Нож Иоанн по-прежнему держал в руке, но лунный свет падал сбоку, и Мартин не видел лезвия. Иоанн оставил свой меч в гостевой, и выглядел обманчиво безоружным. Да и Мартин вроде бы не собирался причинить ему вред, скорее, наоборот.
- Кони осёдланы, госпитальер.
- То есть?
- Бежим сейчас, пока никто не заметил.
Иоанн рассмеялся, но в нервном смехе не прозвучало веселья. Он незаметно выдвинул нож из-под рукава. И сделал шаг навстречу Мартину.
- Тебя ждет тихая, спокойная жизнь. Антигони всегда о тебе помнила, и помнит сейчас. Она ждёт тебя, и будет ждать всегда. Слово в слово, так мне сказал Леонид. Он гостил в Венеции год назад, ты знаешь? Развернулся в делах, обжил земли и владеет множеством вади . Саймон, твой сын, он уже ждёт тебя в Венеции. Корабль под парусами, Иоанн, так чего же мы медлим?
- Я очень рад, - тихо произнес Иоанн.
Мысли и воспоминания об Антигони вспыхнули ярко, свежо и отозвались внутри тягучей тоской: смех и солнце, запах волос и вкус горячих поцелуев. Он ничего не забыл, воспоминания не поблёкли. Снова показалось, что далёкое счастье было вот только вчера.
- Но слова твои лживы.
Мартин в недоумении попятился. Но поздно. Госпитальер пригнулся, взметнул руку с ножом и выпустил лезвие в короткий полёт.
Прежде, чем госпитальер выпрямился в полный рост, а тело предателя осело на землю, раздался топот ног и звон оружия.
- Это он, он! Я слышал! – из тени, словно из ниоткуда, выступил Давид и шагнул к Иоанну, - Друг, я всё слышал. Прости, что не верил!
Следом из темноты появилась вооруженная толпа. Госпитальеры и храмовники в недоумении смотрели то на тело Мартина, то на Иоанна. Опальный рыцарь как будто стал ниже ростом. То ли усталость, то ли духовное истощение буквально на глазах меняли облик пожилого воина. Кто раньше замечал его морщины, седину и боль от старых ран? Теперь многие это увидели.
Только живая сила в глазах осталась прежней. Решительный, немного безумный взгляд не потерял твёрдости. Но мало кто мог прочитать в его глазах решение. Только Давид, да и он не мог знать наверняка.
- Пожалуйста, прости меня, госпитальер.
- Прощаю.
Быстрым движением Иоанн вытащил нож из тела Мартина.
Полоснул лезвием горло.