(написано за сорок минут в срочном порядке о просьбе товарищей по игре в Дозор. Штабное задание -- написать от лица психа сочинение "Как я провел лето")
У каждого ученика должны быть каникулы. Вот, например, у меня. Когда последний звонок прозвенел, а листья на деревьях наглядно доказали, что даже весна уже закончилась, я на полных правах вышел на свободу из нашего замечательного учебного заведения. Один шаг за ворота – и чувствуешь себя совсем другим человеком. Новым! Следующий шаг уже дался легче. А четвертый, пятый и все остальные просто несли меня как на крыльях, подальше от кованых решетчатых ворот. Я сознательно не упоминаю о третьем шаге. Потому что он был ужасен. Это был самый тяжелый шаг в моей жизни. Словно вся сила земного притяжения окутала меня свинцовым туманом и сквозь серую пелену донеслись горестные крики учителей, звавших меня назад, в родные пенаты. Туда, к забранным решетками окнам, грязным стеклам, строгому завучу, однообразным обедам и конечно же женскому отделению, находившемуся в сотне метров от нашего.
И теперь я бежал – нет, летел! – навстречу лету и моим каникулам.
Июнь прошел замечательно. Сначала я решил посетить самые живописные уголки нашего края, и забрался в самый густой лес из прилегающих к городской черте посадок. Здесь все так и дышало дружелюбием а иногда, как по секрету поведал мне один престарелый дуб после первой недели моего проживания среди его корней, дышало и перегаром. В доказательство своей теории так и не пошедший на дрова старик указал зеленой, покрытой зубчатыми листьями, дланью на источник одного такого выхлопа. Источник журчал и пенился у подножия безымянной березы – эта черно-белая кокетка всячески противилась моим попыткам познакомиться и не удостаивала меня даже взглядом. Впрочем, не могу быть в этом уверен. Ее прекрасных черных глаз было так много по всему стволу, что один из них вполне мог меня разглядывать, а я бы этого не заметил. И ведь он наверняка это делал! Я знаю, я постоянно чувствовал на себе чей-то взгляд. Кто же, если не она? Но для разнообразия я решил не обращать сегодня внимания на недотрогу и попробовал поговорить с источником перегара. Свет и мудрость в его замутненных очах напомнили мне радость взрослой особи синего крокодила при виде красавицы-самки полинезийского стремительного гиппопотама. То есть, радости там не наблюдалось и на килограмм. Впрочем, я не чувствовал себя готовым к подвигам, и попросил завесить всего двести грамм, после чего продавец, ругаясь, побрел, наверное, на склад, да там, похоже, и остался, потому что больше его в магазине не видели. Несколько раз, лежа в кустах и наслаждаясь великолепным тайским массажом в исполнении колонны муравьев, я как наяву слышал, как где-то за границами моего восприятия мои учителя, так и не расставшиеся с мечтой о моем возвращении в очередной класс нашей милейшей альма-матер, поют свою печальную перелетную песню. И эти куплеты серыми хлопьями ложились на мою буйную голову. В такие моменты я плакал и беззвучно звал строгого завуча по матери. А складки моего тела разверзались, выпуская черные флюиды горя, которые закрывали меня от бдительного багрового от прилившей крови лика директора школы, неусыпно пасшего весь наш класс. Но июнь быстро пролетел, и мне стало чуть легче. Хорошо в лесу.
Второй, самый жаркий месяц, я провел на черном море. Гуляя вокруг этого спокойного водоема, я восхищался его величием и грязью. Я смотрел вверх – и видел сырой и скользкий потолок подвала старой многоэтажки. Смотрел вниз – и видел черное море. Изломанные трубы струились по стенам, а застоявшаяся внутри вода придавала им ту форму, без которой труба превращается в простой цилиндр. Я бегал наперегонки с бродячими кошками, которые вдруг оказались тиграми, которым просто было очень страшно жить в городе, и они замаскировались в надежде, что хлипкий и облезлый облик домашних любимцев способен отпугнуть любую опасность гораздо лучше, чем разрисовывание себя бамбукоподобными полосами. К тому же, все художники тигриного народа остались там, откуда все они пришли – на равнинах северных окраин Гималайских пиков. Там, где трава вечно зеленеет, а солнышко блестит. Там, где ласточка с кондором крылом к когтям летит. Я поэт. Я не рассказывал об этом? Поэтом я стал в раннем детстве, когда меня укусил тигр. Да, однажды в детском саду воспитательница подняла меня высоко-высоко, и я вдруг увидел Джека с бамбуковым стеблем, который он небрежно курил. Я уцепился за быстро росший побег, и вскоре оказался на вершине Гималаев, где посреди бамбука изнывали от жары полосатые тигры. Скорее всего, именно я посоветовал им маскироваться под кошек. И поэтому сейчас я не собирался признавать, что тигры достигли в своей маскировке такого совершенства, что их не узнает и родная бабушка. И еще я не сказал, что до волков им далеко. Потому что волки – самые хитрые. Они не только маскируются, но и прячутся. Редко, когда настает ночь, я вижу этих волков, как они пьют из моря. И никто не знает, что это волки. Но я в курсе. И я выхожу на берег черного моря, держась за изгибы труб, и кричу им «Привет, волки!». Но волки убегают от меня, взмахивая своими длинными голыми хвостами. Ну и братец с ними Кролик. Главное, чтобы вы хорошо учились.
За моими морскими приключениями я не заметил, как наступил август. Впрочем, я его не заметил еще по одной причине – каникулы заканчивались, а я еще не был готов к следующему учебному году. Я очень надеялся, что смогу отыскать где-нибудь свою старую школьную форму. Но нашел только новую и чужую. Это очень меня огорчило, но еще больше огорчило мальчика, у которого я эту форму отобрал. Она пришлась мне впору, особенно когда я оторвал рукава, который и так едва доставали до локтей, да подровнял отросшую за каникулы мою длинную юношескую бородищу. Это легкий подростковый пушок на подбородке просто уже начал цепляться за волосы на груди, и, просыпаясь, я нередко не мог понять, почему моя шея не разгибается. Хотя сейчас я уже понимаю – это были происки секты Восхождения Вопросительного Знака. Они давно присматривались к моей груди. И теперь я знал, зачем. И когда я приду в школу, я обязательно расскажу все строгому завучу. И он всех их поймает и сделает Восклицательными! Ах, да! Кроме формы мне необходим был портфель. Который я нашел вообще без труда – сделал его из шкуры самого труднодоступного зверя, воображаемого воздушного змея, который попался мне где-то на дорогах мыслей. И вот уже сентябрь на носу, и я иду в школу, синий от формы, грязный от моря, зеленый от леса. Пьяный от счастья и давнего запаха перегара. Я вижу, как суровый завуч уже протягивает ко мне руки, а учителя держат в руках указки с длинными тонкими иглами. И я бегу к ним, бросая портфель, мечтая снова оказаться у них в классе. Ведь я так готовился к этому учебному году!
Усталый, но довольный, я вернулся в свой класс.