– Нормальные герои всегда идут в обход! – выруливая на встречную полосу, он погнал машину обратно в город.
Когда в холода встает река, появляется еще одна возможность выбраться из города не по мосту, а через реку. Но этот путь только для избранных. Во-первых, не каждый рискнет по льду проскочить реку и не завязнуть в сугробах правого берега. А, во-вторых, самый удобный подъезд к реке был давно уже во владении одного из городских нуворишей, который устроил себе и уютный пляж, и причал для двух катеров, и даже небольшой маяк. Зимой луч его был направлен вдоль ледовой дороги.
Съехав с моста, лавируя между снегоочистителями, повернул в сторону «хозяйства Дамира».
Дамир – давнишний друг. Однажды глубокой зимней ночью его привел хороший знакомый помочь написать курсовик. С той ночи прошло лет пять. Общие дела, общие праздники, баня, пиво, коньяк, кабаки, ночи до утра и утро до ночи.… Поднявшись на «продаже» холода и тепла, обслуживая морозильные и холодильные установки, кондиционеры и тепловые агрегаты, Дамир стал хозяином большой компании, обслуживающей весь округ, но остался прежним: с честью и достоинством пройдя огонь, воду и медные трубы.
– Здравствуй, дружище! – услышал он, когда въехал в распахнутые ворота Хозяйства и вышел из теплого салона Audi. Хозяин разгребал снег на стоянке, но, впрочем, безуспешно – снег валил непереставая.
– Здравствуй, дорогой.
Обнялись.
– Пошли в дом. Ты вовремя, достал меня этот снег. Все искал причину, чтобы бросить это дурацкое дело.
– Дамир, мне нужно к Пушкину…, – сказал он виновато, - срочно.
– Пойдем, пойдем, – словно не слыша друга, проговорил Дамир, не снимая руки с его плеч и шагая в сторону дома.
Уже сидя в небольшой уютной, украшенной новогодним дождиком, еловыми веточками и стеклянными шарами, кухоньке, под AC/DC где-то на заднем фоне, хозяин налил в бокалы Louis XIII. После традиционного третьего бокала, тоста за уходящий год и традиционного разговора о повседневных делах и погоде, он все делал основательно и последовательно, Дамир сказал:
– Ну, рассказывай.
– У Ольги сегодня регистрация в ЗАГСе. – Хозяин утвердительно кивнул: «знаю», - Потом они с Олегом улетает на две недели. Утром я проснулся рано от дурацкого тревожного состояния. Звонил в «ПейджКом», сказали: «уже закончила дежурство, ушла». От этого беспокойство только усилилось. Все утро пытался дозвониться домой – трубку никто не берет. Еще этот мертвый мужик утром во дворе. Ерунда какая-то. Поехал к ней домой. Дверь никто не открыл. Искал по друзьям и подругам. Ни ее, ни Олега. В общем, места я себе не нахожу. Единственно, где она еще может быть и где я еще не был, – у Пушкина. И тянет меня туда, тянет… все сильней. А на ДПС за мостом, кажется, проблемы, почти час простоял в пробке.
– Авария, – кивнул хозяин, – две фуры столкнулись.
– Дамир, я чувствую неладное. Ты же знаешь, если меня колбасит, то это серьезно. А сегодня вообще…
Хозяин плеснул коньяка, застыл на мгновенье, вышел.
В полутемной кухне смешались умиротворение и тревога, равномерное тиканье красного индикатора электронных часов, голос Брайана Джонсона и приглушенный голос хозяина, дающего кому-то распоряжения, едва слышимое журчание холодильника, шелест и мелькание бьющегося о стекло снега.
Пока хозяин вышел, он, словно немного смущаясь, осторожно подошел к навесным шкафам. В них хранились самые разнообразные специи.
Там, в самом низу, за слегка матовой поверхностью, где витиеватый узор на стекле приоткрывал нутро шкафчика, стоял маленький, с дюйм, солдатик. На одной ноге. Из олова. Краска с него совсем сошла. Он потемнел на сгибах рук и складках своего оловянного обмундирования и скромно отражал новогодние лампочки. Кончик левого лихо закрученного уса был обломан.
Рядом стояла балеринка. Девушка стояла на одной ноге, высоко вскинув другую, вытянув перед собой руки, всем своим существом стремясь к солдатику. Это Любочка, дочь Дамира, вот уже третий год после того, как ей прочитали «Стойкого оловянного солдатика», рано утром 31 декабря, пока все спят, забиралась на стул и ставила танцовщицу рядышком. А после праздников с наивной непосредственной детской жестокостью забирала обратно в свои игрушки.
– Давай, чтоб все завершилось хорошо … у нас, – незаметно появившись, Дамир поднял бокал. Несмотря на серьезность ситуации, в глубине его глаз искрились смешинки, впрочем, они светились всегда.
Часы показывали 21:00.
Одевшись, вышли в гараж.
– Поедешь на моем броневичке, – подходя к работающему Range Rover, сказал хозяин. Спорить было бесполезно. В салоне автомобиля уже лежали теплые вещи, пакет с продуктами и вещи, перенесенные из Audi, – Бак полный, Nazareth в сидюшнике. Удачи тебе, Мастер.
Слегка подтолкнул к приоткрытой двери внедорожника.
– Шесть-три-восемь, – пальчики в варежках два раза соскользнули, смазывая с кнопочек тоненькие серебряные ободки изморози. Наконец-то, кодовый замок щелкнул.
– Дурацкий замок, – думала Ольга, – стертые, замусоленные кнопки все равно выдают код.
В предбаннике подъезда было холодно и туманно от просачивающегося из щелей второй двери теплого воздуха. Металлическая дверь гулко закрылась, лязгнул язычок замка, одновременно (почему-то страшно) заскрежетала пружина открываемой деревянной двери, екнуло почему-то сердце. Почему-то в подъезде было темно и накурено. Почему-то воняло кислятиной разлитого пива.
Споткнувшись о ступеньку, она едва успела схватиться за перила. Остановилась. Сердце так громко стучало, что сигаретный дым подъезда пульсировал вместе с ним. Во рту стало кисло, крепко вцепившись двумя руками за перила, осела на лестницу – ослабели ноги, колени подогнулись.
– Боже! Что со мной?
Липкий страх потом стиснул тело. Последнее, что запечатлелось: стрелки часов на пяти тридцати. Она прислонилась к перилам, голова упала на колени…
– Что со мной?
Часики показывали шесть часов.
– Блииииииииин… - слезы хлынули из глаз, она вскочила и, взлетая на четвертый этаж, повторяла «полчаса-полчаса-полчаса»…
Дверь. Обычная. Обитая вагонкой. Немного кривовато вырезанное отверстие под глазок. Два замка – нижний и немного косо, словно наспех, врезанный верхний. Кое-где видны старые полустертые следы надписей, сделанных шариковой ручкой, фломастером и карандашом. Под глазком можно даже разобрать карандашную фразу «Приходил электрик в…». А у самого края двери, на кромке, снизу вверх вырезано гвоздем «люблю тебя».
Обычно она еще с верхней ступеньки лестничного пролета тянулась к звонку. Теперь же замерла. Рука почему-то не поднималась к кнопке. Ольга растеряно приложила ухо к поверхности двери – вслушалась. Стянула с головы шапку, и еще теснее вжалась. Тишина… Тревога… Напряженность…
Она в изнеможении уселась на верхней ступеньке, прислонилась плечом к стене и расплакалась.
У Николая Ивановича чесались мочки ушей. Они всегда чесались к холоду, к сильным морозам. Он терпел. Во-первых, из злости и вредности. Во-вторых, заваленная раскисшим и одновременно подмерзающим снегом, дорога требовала сосредоточенности.
Судя по той силе, с которой руки тянулись к ушам, морозы должны быть ого-го! Под Новый год это «грозило» неплохим заработком – таксисты и частники были востребованы, как ни в какой другой день года.
Подъезжая к центральной улице, понял, что терпеть больше не может – мочки ушей просто горели от «нетерпения», решил притормозить у остановки.
Из-за сугробов, наваленных вдоль дороги дорожной службой, неожиданно появилась женская фигурка, сгибаясь под тяжестью огромных сумок, привидением она семенила через дорогу.
– Черт! Офигела совсем! – Николай Иванович резко вильнул в сторону, - оглянулся: никак не среагировав на машину, женщина пересекла проезжую часть и судорожно пыталась втиснуться в узкую тропинку в снегу. Он нахмурился – что-то его задело, что-то было не так.
Немного растерянный, подъехал к остановке с кривым, помятым и заиндевевшим знаком автобусного расписания. Остановился, оставив включенным двигатель. Сделал погромче радио и под звуки «Dschinghis Khan» начал задумчиво терзать уши.
Наконец-то она решилась. Вытерла слезы, поднялась, походила по лестничной площадке, чтобы немного развеяться. Подошла к двери, позвонила, рука предательски дрогнула, скомканный звонок затравленно мяукнул.
Эхо пустого подъезда мяукнуло в ответ.
Тишина.
Секунда.
Вторая.
Вздрогнул сигнал проезжающей где-то глубоко внизу машины.
Шестая секунда.
Десятая.
Гулкий стук сердца.
Неуловимое осторожное движение за дверью.
Снова тишина.
Тишина.
Тишина.
Тяжелая поступь из глубины квартиры.
Выстрелы открываемых замков.
Приоткрывшаяся дверь.
Снятая через мгновенье цепочка.
Вкус железа во рту.
Открытая дверь.
Олег.
Олег!
Она не успела сделать шаг навстречу, лишь только наметила свое желание рвануться на шею. Порывистое движение Олега, с усилием делающего шаг через порог, оттолкнуло ее от двери на лестничную площадку.